Онлайн чтение книги Ричард Длинные Руки - рейхсфюрст
Глава 8

На всякий случай я опустился за лесом, перебрался в личину как можно более мелкого птеродактиля и в таком виде уже нырнул в пропасть за полмили восточнее, прошел чуть ли не по дну, а когда далеко впереди замаячила в недостижимой выси стена крепости, я резко взмыл вверх, как глубоководная рыбина со дна океана, вынырнул из бездны и торопливо уцепился крючковатыми лапами за перила балкона.

Убедившись, что никого, быстро перевалился на ту сторону, торопливо перетек в человеческую личину и сделал вид, что вот в задумчивости созерцаю отсюда окрестности.

После обеда примчался Герст, поклонился, скрестив руки на груди, а когда вскинул голову, черные глаза горят мрачным восторгом.

– Господин!.. По ту сторону моста люди Мурдраза.

Алвима вздрогнула, напряглась, а лицо стало мертвенно-бледным. Я сказал ей мирно:

– Продолжай. А я пока пойду посмотрю, что они хотят.

Она сказала быстро:

– Умоляю, позволь пойти за тобой.

– Ну, – улыбнулся я, – если на два шага позади.

Она взглянула с вопросом в глазах, не понимая, что смешного, а я кивнул Герсту:

– Ты тоже с нами.

– Благодарю за честь, господин!

Я поднялся, отодвигая стул, а когда шагнул к выходу, Алвима торопливо задвинула его на место, видать, тоже ритуал, и поспешила за мной.

Втроем мы вышли из замка, во дворе уже весь свободный народ, а по ту сторону провала пятеро всадников с флагами из белого полотна, что везде означает либо сдачу, либо перемирие, либо приглашение на переговоры.

Я подошел к мостику, помахал рукой.

– Дорога свободна, заклятия с моста сняты. Можете проехать.

Алвима и Герст взглянули на меня в удивлении, о заклятиях слышат впервые. На той стороне передний всадник передал знамя одному из соратников, а сам осторожно пустил коня вперед, но проехал, как я ревниво отметил, спокойно и бестрепетно, гордый и прямой в седле.

Я наблюдал, такой же державно безразличный, а всадник на этой стороне покинул седло, преклонил колено и опустил голову.

Алвима замерла, глядя огромными глазами то на посланца Мурдраза, то на меня, а я после точно отмеренной паузы произнес милостиво:

– Вижу, мой покорный слуга уже передал от меня послание… а еще вижу, вы приняли верное решение.

Он поднял голову и, не вставая с колен, сказал вздрагивающим голосом:

– Мы… повинуемся. Мое племя, мой народ Встречного Ветра, готов выполнять твою волю, господин.

Только я слышал, как тихонько ахнула Алвима, а Герст и высыпавшие на стену обитатели замка, напротив, лишились дара речи и только смотрят на все по-лягушачьи выпученными глазами.

Я снова помолчал для солидности и державности, мудрецы не говорят скороговоркой, а роняют осмысленности медленно и важно, покосился на Алвиму и ее начальника охраны замка.

– Моя воля, – проговорил я снисходительно, – чтобы все жили в мире и согласии. Мне ваши жизни, конечно же, не нужны, ибо я могу создавать и разрушать миры… Но я волей случая проезжал по этим краям в глубокой задумчивости, и тут на меня кто-то набросился. Не переставая размышлять о высоком, я как-то неловко отмахнулся, а потом увидел, что нечаянно убил человека… По-моему, это был человек, насколько помню. Или нет?.. В общем, как вы понимаете, пришлось взять вдову убитого под защиту…

Он сказал торопливо и с заметным облегчением:

– Да-да, законы Творца святы для всех!

– А раз она под моей защитой, – сказал я медленно и лениво, – то любой урон ее интересам или достоинству будет направлен и против меня… ну, вы поняли?..

Он вскрикнул:

– Да, конечно! Обязуюсь…

Я прервал мягким железным голосом:

– Конечно же, как бы я ни был занят в других частях света, я немедленно приду ей на помощь. И месть моя будет не только страшна, но и образцово-показательна. Чтобы о ней с ужасом вспоминали сотни лет и говорили о жуткой судьбе истребленного племени, имя которого устрашатся называть вслух.

Он сказал дрожащим голосом:

– Да, господин, да…

– Встань, – сказал я милостиво, – иди и не греши. Я не требую, чтобы ты приносил клятву верности женщине, что под моей защитой. Просто не задевай ее интересы.

Он вскричал с огромным облегчением:

– Господин! Теперь никто не посмеет относиться к госпоже Алвиме без должного уважения!

Прошел еще день, ночью она пришла в мою постель, тихая и готовая исполнять свой долг, все это время я называл и продолжаю называть ее Алвимой, ни разу не обмолвившись, кто она мне. Все-таки и жена, и наложница – это нечто обязывающее. Женой называть не хочу, наложницей – унизительно для нее, с моей точки зрения, хотя она так не считает, ибо наложницы пользуются по закону всеми правами, что и жены, только дети от них не имеют доступа к трону или имуществу, кроме той части, что выделит отец или его жена по своей воле.

Впрочем, она могла считать себя кем угодно, это ее дело, я деликатно не влезал в это, местные реалии, этнографию, томагавки и бубны с плясками.

Герст с утра побывал со своими людьми на землях юнашитов, их везде принимали с почтением, как старших, вернулся и с восторгом доложил, что теперь все иначе.

Я подозвал Алвиму, она взглянула мне в лицо, во взгляде проступила печаль, а из груди вырвался тихий вздох.

– Уезжаете, мой господин?

– Надо, – сказал я тяжело.

Она сказала тихо:

– Я понимаю. Мужчины меняют мир.

– Стараемся, – ответил я неуклюже. – Иногда получается. Хоть на песчинку, и то хорошо.

– Это ваше предназначение, – прошептала она. – А наше… дать вам отдых и силы. Где бы мой господин ни бывал, пусть помнит, что здесь его любят и ждут.

Я привлек ее к себе, наклонился и поцеловал в губы.

– Знаю. И… благодарю. Для нас очень важно, чтобы ждали и любили.

– Это все есть у моего господина.

Она сняла с пальца кольцо и протянула мне:

– Это моему господину.

– Спасибо, – ответил я, – но в моем народе мужчины дарят женщинам всякое… такое.

Она покачала головой:

– Это не подарок.

– А что?

– Кольцо Возвращения, – пояснила она. – Где бы мой господин ни оказался, ему стоит повернуть его камешком вниз, и его немедленно доставят в этот зал.

– Ого, – сказал я. – А в какое-то другое место… может?

Она снова покачала головой.

– Нет. Только сюда. Потому и называется Кольцом Возвращения. Они с замком одно целое.

Взгляд ее затуманился, я сообразил, несмотря на свою толстокожесть, о чем подумала и что вспомнила, обнял ее и погладил по склоненной на мою грудь голове.

– Он вел себя достойно. Мог вернуться и спасти свою жизнь, но это значило оставить тебя мне… И он решил сражаться до конца. Он дрался уже не за свою честь воина… а за тебя, Алвима.

Она тяжело вздохнула мне в грудь. Вообще-то, думаю, на самом деле он просто ничего не успел сделать. Это если бы я ранил или начал бы очень сильно теснить, то, возможно, и удрал бы, однако я при равной схватке ухитрился рассечь ему артерию на шее, а в этом случае поворачивай кольцо или не поворачивай, конец один, и очень быстрый.

Я еще раз поцеловал ее крепко-крепко, прижал к себе, понимая, что вряд ли, если не случится чудо, побываю здесь еще раз. И светлая печаль окутала сердце. Сколько чистых и светлых женщин нуждаются во мне, но что я могу?

Бобик снова черной тенью скользил далеко впереди, Зайчик мчит меня сквозь рев встречного ветра, впереди Скарлянды, а в голове стучит раздраженное: ну и что, вот не сделал зигзаг, и что? Полегчало?.. Доволен и счастлив? Надо ли было останавливаться, травить душу покоем и малым, как говорится, человеческим счастьем?

Все наоборот, чувствуешь себя так, словно сунул голову под одеяло и решил, что будешь жить под ним, там тепло и уютно, а холодный и жестокий мир с государственными заботами пусть на кого-то другого. Есть же дураки, что стремятся к трону только потому, что мечтают водрузить на него свой зад и вздохнуть с облегчением: ну вот, добился главной цели в жизни!

И в самом деле для них это главная, теперь можно просто жрать, пить, пользоваться всеми бабами по праву альфа…

Неужели я в самом деле дорос до некого понимания? Я же раньше, как и все обыватели, полагал, что во власти одни жулики и воры, только хапают и наших баб имеют, ничем другим не занимаются, а страну разваливают…

Может, и разваливают, если совсем дураки. Но тогда, если в самом деле умные, возьмите власть в свои руки! Не-е-ет, либо кишка тонка, либо есть дела поинтереснее. Или и в самом деле кажутся самыми интересными, пока не попытаешься рулить огромным государственным кораблем, что на самом деле интересно, но если со стороны посмотреть – нет на свете более скучного и сковывающего движения занятия…

Бобик далеко впереди вместо того, чтобы замедлить бег, ускорил прыжки еще больше. На вершине дальнего холма, откуда хорошо видна вся долина внизу, проступили крохотные силуэты десятка всадников.

Я сосредоточился, иначе голова кружится от дико прыгающего во все стороны суженного обзора, и сумел рассмотреть во главе отряда графа Шварцкопфа.

Он увидел мой взмах руки, молодец, явно пользуется каким-то амулетом, простым глазом так далеко не увидеть, пустил коня вниз по склону, а за ним с некоторым опозданием ринулись его сопровождающие.

Мы встретились на середине долины, я остановил Зайчика, Шварцкопф придержал своего в пяти шагах, спрыгнул и преклонил колено, глядя на меня радостными глазами.

– Граф Шварцкопф, – сказал я.

– Ваше высочество!

– Граф, – сказал я, – станьте и возрадуйтесь. Начинается возрождение великой Скарляндии! Вы даже не представляете, какая несметная рать преть за моей спиной! Все во славу победы гуманизма во всем мире!

Он вскочил и воскликнул воспламененно:

– Ваше высочество! Неужто я дожил до этого дня?

– Эта могучая и боеспособная армия, – продолжал я с подъемом, – способна выполнить любые задачи тактического и стратегического назначения!.. Враг весьма пожалеет, если вступит на священные земли Скарляндии, политые кровью ее сынов, отцов, дедов, прадедов, прапрадедов, прапрапрадедов… гм… и так до Адама и Евы, которые, без всяких сомнений, именно здесь познали радость творения, а согрешили наверняка на землях Варт Генца или вообще соседних королевств, откуда всякие там с жадностью смотрят на богатство наших земель, укрытых глубоко в недрах так надежно, что даже мы сами не знаем, есть ли они на самом деле!

Глаза Шварцкопфа засияли так, что мне чуть ли не впервые стало неловко. Ну что я за свинья, обманываю же хорошего и достойного человека, зачем же еще и умничать, изгаляться… или это я над собой, потому что чувствую себя подленьким и потому подаю как бы шуточку?

– Ваше высочество!

– Все будет, – заверил я. – И от победы к победе прямо и смело в бой за скарляндское дело!

Он смотрит чисто и преданно, вот уж не думал, что я такой оратор, нет, вообще-то знаю и верю, но до чего же приятно смотреть на его залитое радостными слезами лицо, трясущиеся губы и слышать прерывающийся в радостном экстазе голос:

– Ваше высочество!.. Ваше высочество… Ах, ваше высочество!..

Его свита, робко приблизившись, слезла с коней, все преклонили колени, а я отсчитав мысленно положенное количество секунд, ибо раньше срока тоже нельзя, торопливость и величественность несовместимы, произнес державно милостиво:

– Встаньте, друзья мои! И возрадуйтесь зело.

Ханкбек прошептал дрожащим голосом:

– Что теперь, ваше высочество?

– Принимайте армию, – велел я. – Несокрушимую и легендарную, в боях познавшую радость побед… разгром варварских полчищ, прибывших из-за океана, тоже на ее счету, как и блистательное завершение войны в Гандерсгейме, пусть даже и не побывала там, это неважно в данном аксепте, ибо нечего. Мы даже стоя на коленях как бы не покорялись, а сейчас, когда на знаменах нашей армии начертаны духовность и гуманизм, пусть никто не попадается на дороге! Мы страшно отомстим за все те обиды, которым нам могли бы нанести!

Они все дружно и в страстном подъеме прокричали трижды «Ура!», Шварцкопф громко рыдал и вытирал широким рукавом залитое слезами лицо.

Я похлопал по седельной сумке.

– Знаете, дорогой граф, в этом месте должны звучать трубы, хор мальчиков исполнять «Аллилуйя», а старший церемониймейстер передает верховному церемониймейстеру знаки власти верховного главнокомандующего армией Скарляндии… чтобы тот передал мне. Но мы больше воины, чем короли, верно?

Он прошептал преданно:

– Да, ваше высочество!

– Потому, – сказал я, – передаем все это вам без всяких там ужимок. Вообще-то, на взгляд мужчин, это намного достойнее, чем с прискоками и притопами.

– Да, ваше высочество! – сказал он, глядя на меня как на ангела небесного.

Я вытащил из сумки жезл главнокомандующего и парадный бунчук. Шварцкопф снова опустился на колено.

– Граф, – проговорил я властно и державно, отсчитывая про себя секунды, никак не выработаю в себе эту необходимую размеренную важность, все еще норовлю скороговоркой, – вручаю вам полную и абсолютную власть над армией великой и нерушимой Скарляндии! Отныне вы управляете этой несметной мощью, сами проводите в ней реформы, формируете новые виды войск, назначаете или смещаете военачальников, объявляете войны соседям и так же по своей воле прекращаете! Отныне никто не выше вас во всем королевстве Скарляндии… да-да, теперь можно называть королевством как вслух, так и на бумаге, в договорах и пактах о ненападении друг на друга и нападении совместно на соседей.

Я видел, каким огнем пылают лица вождей племен, что выехали встречать меня вместе со Шварцкопфом. Вообще-то моя речь больше всего на них и рассчитана.

Шварцкопф, теперь уже новый главнокомандующий, воскликнул пылко:

– Ваше высочество!

– Все правильно, – сказал я высокопарно, – все так и должно быть. Кстати, чуть не забыл упомянуть о такой малости, что почти совсем вылетело из головы, она у меня такая, но это такой пустяк, что роли не играет… да вы и сами о нем догадываетесь?

– Ваше высочество?

Я пояснил:

– Ввиду того, что год еще не миновал… вообще-то прошло всего шесть месяцев, потому до истечения срока моего княжения всей полнотой власти обладаю только я, однако это такая мелочь, что вы, понятно, и сами это помните. У вас, граф Шварцкопф, вся абсолютная полнота власти над необъятной и победоносной скарляндской армией, овеянной славой побед, а значит, над королевством. Подчиняетесь вы только мне, больше никому. Разумеется, все перестановки в армии, смещения или перемещения, набор новых людей или увольнения, а также все прочее вы делаете по своему усмотрению и по своей воле, однако я сперва должен просмотреть и завизировать своей княжеской подписью и печатью.

По-моему, он даже не вдавался в смысл моих слов, потрясенный возможностями возвеличивания униженной, оскорбленной и попираемой Скарляндии, которая наконец-то готова дать сдачи любому агрессору.

– Ваше высочество! – воскликнул он и, бодро вскочив, жарко поцеловал мне руку с перстнем. – Только прикажите!

Я улыбнулся красиво и державно, а под этой общей улыбкой еще и моя маленькая, личная, дескать, фу, все прошло как по маслу, а я боялся, временами все еще не верится, что для успеха в жизни хватает уверенного тона и громкого голоса, а для простолюдинов вообще достаточно одной наглой морды.

– В Древоград, – скомандовал я. – Над Скарляндами восходит новая заря перемен и лучших времен!

Бобик улыбается во весь рот, мне кажется, все понимает или все чувствует, собаки – прекрасные эмпаты, уже выполняет мои приказы до того, как произнесу их вслух, и сейчас помчался в сторону Скарляндии, оглядываясь через плечо, морда веселая, хоть и страшноватая.

Шварцкопф и вожди племен выждали, когда проеду мимо, пристроились сзади. Я крепился, удерживаясь от желания послать недоумевающего Зайчика в полный карьер, это будет позором для остальных, пришлось приноровиться к их скачке, которую они считают очень быстрой.

К счастью, те выдвинулись не так уж и далеко от Древограда, я вытерпел черепашью скачку и даже улыбался, когда меня встретила восторженная толпа, а потом, ну конечно же, как это без него, начался шумный и бестолковый пир очень свободных и раскованных людей.