«Как могла весна прийти и быть прекрасной среди такого ужаса? — писала Рилла в своем дневнике. — Когда сияет солнце и на ивах у ручья появляются пушистые желтые сережки, а сад начинает хорошеть с каждым днем, я не могу представить, что такие страшные дела творятся сейчас во Фландрии. Но они творятся!
Эта последняя неделя была ужасна для всех нас, так как пришли новости о боях вокруг Ипра и сражениях за Лангемарк и Сен-Жюльен [58]Лангемарк и Сен-Жюльен — деревни вблизи Ипра, где германские войска в ходе крайне ожесточенных боев за Ипр впервые (22–24 апреля 1915 г.) применили химическое оружие.. Наши канадские ребята великолепно себя проявили: генерал Френч [59]Джон Дентон Пикстон Френч (1852–1925) — британский генерал, главнокомандующий Британскими экспедиционными силами во Франции.говорит, что они «спасли положение», когда немцы почти прорвали фронт. Но я не испытываю ни гордости, ни ликования, ничего, кроме гнетущей тревоги за Джема, Джерри и мистера Гранта. Списки потерь появляются в газетах каждый день… ох, как их много! Я не могу читать их, так как боюсь, что найду там имя Джема… уже были случаи, когда люди видели имена своих мальчиков в газете прежде , чем приходила официальная телеграмма. А что касается телефона, то я день или два просто отказывалась отвечать на звонки, так как чувствовала, что больше не вынесу этого ужасного мгновения между моим «алло» и ответом в телефонной трубке. Казалось, это мгновение длится сотни лет, так как я дрожала от страха, ожидая, что услышу: «Поступила телеграмма для доктора Блайта». Затем, после того как я трусила таким образом два дня, мне стало стыдно, что я сваливаю все на маму или Сюзан, и теперь я заставляю себя подходить к телефону. Но мне все так же тяжело. Гертруда ведет уроки в школе, проверяет сочинения, готовит экзаменационные билеты, так как она делала это всегда, но я знаю, что мыслями она постоянно во Фландрии. Мне не дает покоя выражение, которое я вижу в ее глазах.
И Кеннет теперь тоже в военной форме. Он получил звание лейтенанта и ждет отправки в Европу в середине лета — так он написал мне. Больше в его письме почти ничего не было — он, похоже, не думает ни о чем, кроме предстоящего отъезда на фронт. Я не увижу его перед отъездом… возможно, я больше никогда не увижу его. Иногда я спрашиваю себя, не приснился ли мне тот вечер на маяке Четырех Ветров. Это вполне можно считать сном… кажется, это случилось в какой-то другой жизни, много лет назад… и все, кроме меня, забыли тот вечер.
Уолтер, Нэн и Ди вчера вечером приехали домой из Редмонда. Когда Уолтер сошел с поезда, Понедельник бросился ему навстречу, обезумевший от радости. Вероятно, он думал, что Джем тоже приехал. После первой минуты встречи он уже не обращал никакого внимания на Уолтера и его ласки, но просто стоял, нервно помахивая хвостом и глядя мимо Уолтера на других пассажиров, выходивших на платформу. Глаза у него при этом были такие, что я чуть не заплакала. Я не могла не думать в ту минуту, что, быть может, Понедельник никогда больше не увидит, как Джем выходит из поезда. Затем, когда все пассажиры вышли, Понедельник поднял глаза на Уолтера, слегка лизнул его руку, словно говоря: «Я знаю, это не твоя вина, что он не приехал. Извини, что я чувствую себя разочарованным», а затем побежал назад под навес этой своей странной рысцой, когда кажется, будто его задние ноги бегут в направлении прямо противоположном тому, куда устремились передние.
Мы попытались уговорить его вернуться домой вместе с нами… Ди даже присела и поцеловала его между глазами и сказала: «Понедельник, дружок, не сходишь ли с нами домой только на один этот вечер?» А Понедельник сказал — да, сказал! — в ответ: «Мне очень жаль, но я не могу. Понимаешь, у меня здесь назначено свидание с Джемом, а следующий поезд приходит в восемь».
Так приятно, что Уолтер снова дома, хотя он такой же молчаливый и печальный, каким был на Рождество. Но я собираюсь показать ему, что люблю его всей душой , и буду стараться подбодрить его и заставить смеяться, как он смеялся прежде. Мне кажется, что с каждым днем Уолтер все больше значит в моей жизни.
На днях Сюзан мимоходом упомянула, что в Долине Радуг появились перелески. Я случайно взглянула на маму, когда Сюзан это говорила. Ее лицо изменилось, и у нее вырвался странный сдавленный возглас. Мама почти все время такая энергичная и веселая, что никак не догадаешься, какие чувства она испытывает в глубине души; но иногда случаются какие-то вот такие мелочи, которых она не выдерживает, и тогда мы видим то, что обычно скрыто. «Перелески! — сказала она. — Джем приносил мне перелески в прошлом году!» И она встала и вышла из комнаты. Я бы охотно бросилась в Долину Радуг и принесла ей целую охапку, но я знала, что не этого она хочет. А когда Уолтер вернулся домой вчера вечером, он незаметно отлучился и принес маме из долины столько перелесок, сколько смог найти. Никто ничего ему не говорил — он просто сам вспомнил, что раньше Джем приносил маме первые весенние цветы, так что теперь он заменил Джема и принес их маме. Это говорит о том, какой он нежный и заботливый. И находятся люди, которые присылают ему жестокие письма!
Кажется странным, что мы продолжаем жить обычной жизнью, словно в Европе не происходит ничего, имеющего к нам хоть какое-то отношение… словно нет опасности, что любой день может принести нам ужасное известие. И все же мы можем жить и живем, как жили. Сюзан сажает овощи в огороде; вместе с мамой они сделали в доме весеннюю уборку, а мы, молодежное отделение Красного Креста, устраиваем концерт для сбора пожертвований в помощь Бельгии. Мы репетировали целый месяц, и не было конца хлопотам и неприятностям из-за всяких вздорных людей. Миранда Прайор обещала помочь с постановкой одного из диалогов, но, когда она уже выучила свою роль, ее отец решительно воспротивился и запретил ей вообще участвовать в концерте. Не то чтобы я в чем-то винила Миранду, но мне кажется, она могла бы иногда проявить немного больше твердости. Если бы она иногда могла решительно воспротивиться , ей удалось бы вынудить отца принять ее условия, поскольку она ведет его хозяйство. Что стал бы он делать, если бы она «объявила забастовку»? Будь я на месте Миранды, у меня нашелся бы способ укротить Луну с Бакенбардами. Я бы отхлестала его кнутом или укусила , если бы ничто другое не помогло. Но Миранда — кроткая и послушная дочь, и продлятся дни ее, и хорошо ей будет на земле [60]Библия, Второзаконие, гл. 5, стих 16 («Почитай отца твоего и матерь твою… чтобы продлились дни твои, и чтобы хорошо тебе было на… земле»)..
Мне не удалось найти никого на эту роль, так как никому она не нравилась, так что в конце концов пришлось самой взяться за нее. Олив Керк входит в комитет по организации концерта и постоянно вставляет мне палки в колеса. Но я все-таки настояла на том, чтобы пригласить из города миссис Чаннинг, которая споет для нас. Она великолепная певица и привлечет такую толпу слушателей, что выручка от концерта будет гораздо больше той суммы, которую нам придется заплатить ей за выступление. Олив Керк считала, что мы можем обойтись нашими местными талантами, а теперь Минни Клоу ни за что не соглашается петь в нашем хоре, так как стесняется выступать в присутствии такой знаменитости, как миссис Чаннинг. А Минни — наше единственное хорошее контральто! Иногда я испытываю такую досаду, что мне хочется заявить: я умываю руки и больше меня это дело не касается. Но, описав несколько кругов по своей комнате в настоящей ярости, я остываю и снова пытаюсь что-нибудь предпринять. В эту минуту меня терзает страх, что у детей Айзека Риза начинается коклюш. Они все ужасно простужены, а пятеро из них получили ответственные роли, и как я выйду из положения, если вдруг окажется, что это не простуда, а коклюш? Скрипичное соло Дика Риза — одна из наших лучших находок для этого концерта, а Кит Риз участвует практически во всех сценах, и три младшие девочки исполняют очаровательный номер, маршируя с флагом. Я потратила несколько недель на то, чтобы отрепетировать с ними этот номер, а теперь представляется весьма вероятным, что все мои труды пойдут прахом.
У Джимса сегодня прорезался первый зубик. Я очень рада, так как ему почти девять месяцев и Мэри Ванс намекала, будто отсутствие зубов — признак того, что он ужасно отстает в развитии. Он начал ходить на четвереньках, но не ползает, как ползают большинство младенцев. Во всяком случае, никто не может сказать, будто он отстает в том, что касается ходьбы на четвереньках… он даже опережает других детей, так как Морган указывает, что в среднем возраст, в котором начинают ходить на четвереньках, составляет десять месяцев. Он такой милый и сообразительный. Будет ужасно жаль, если его отец никогда его не увидит. Волосы у него тоже растут отлично, и я не теряю надежды, что они будут кудрявыми.
Всего на несколько минут, пока я писала о Джимсе и о концерте, мне удалось забыть об Ипре, об отравляющих газах, о списках раненых и убитых. Теперь все эти мысли нахлынули опять, с новой силой. Ох, если бы мы только могли точно знать, что у Джема все в порядке! Раньше я так злилась на Джема, когда он называл меня Долгоножкой. А теперь, если бы он только вошел, весело насвистывая, в переднюю и окликнул меня, как бывало: «Привет, Долгоножка», я подумала бы, что это прелестнейшее в мире прозвище».
Рилла отложила свой дневник и вышла в сад. Весенний вечер был удивительно красив. Длинная, узкая зеленая долина, тянущаяся в сторону моря, погрузилась в сумрак, а за ней лежали окрашенные закатом луга. Гавань сверкала яркими красками в лучах заходящего солнца: кое-где пурпур, местами лазурь, остальное — опал. Кленовая роща начинала затягиваться зеленой дымкой молодой листвы. Рилла с грустью смотрела вокруг. Кто сказал, будто весна — самое радостное время года? Ее приход вызывает в душе мучительную боль. Больно и от этих бледно-лиловых рассветов, и от звездочек нарциссов, и от шепота ветра в ветвях старой сосны. Вернется ли когда-нибудь прежняя жизнь, в которой не было ужасного страха?
— Так приятно снова увидеть здешние наши сумерки, — сказал Уолтер, присоединяясь к ней. — Я успел забыть, что море такое голубое, дороги такие красные, а в укромных лесных уголках не бывает никого, кроме фей. Да-да, феи все еще обитают здесь. Клянусь, я мог бы отыскать добрых два десятка фей под фиалками в Долине Радуг.
На миг Рилла почувствовала себя счастливой. Его слова напомнили ей прежнего Уолтера. Она надеялась, что он начинает забывать о терзавших его тревогах.
— А какое удивительно голубое небо над Долиной Радуг, правда? — сказала она, проникаясь настроением брата. — Голубое … голубое … пришлось бы произнести это слово сотню раз прежде, чем удалось бы выразить, до чего оно голубое.
Мимо прошла Сюзан; голова у нее была повязана платком, а в руках она несла охапку садовых инструментов. Док с дико горящими глазами крался за ней через кусты таволги.
— Может быть, небо и голубое, — заметила Сюзан, — но этот кот весь день был Мистером Хайдом, так что, вероятно, вечером пойдет дождь… об этом говорит и то, что я чувствую в плече ревматизм…
— Может быть, дождь и пойдет… но не думайте о ревматизме, Сюзан… думайте о фиалках, которые расцветут после него, — сказал Уолтер весело… слишком, пожалуй, весело, как показалось Рилле.
Сюзан взглянула на него неодобрительно.
— Право, Уолтер, дорогой, не знаю, что ты имеешь в виду, уговаривая меня думать о фиалках, — ответила она холодно, — а ревматизм не повод для шуток, в чем ты, возможно, сам когда-нибудь убедишься. Надеюсь, я не принадлежу к тем людям, которые вечно жалуются, что у них тут болит, а там ноет… особенно теперь, когда приходят такие ужасные новости. Ревматизм, конечно, не сахар, но я сознаю — и как нельзя лучше, — что это пустяки по сравнению с газовой атакой гуннов.
— О, боже мой, что вы говорите! — с чувством воскликнул Уолтер. Он круто повернулся и пошел обратно к дому.
Сюзан покачала головой. Она относилась с большим неодобрением к подобным восклицаниям с упоминанием Всевышнего.
— Надеюсь, он не скажет ничего подобного в присутствии своей матери.
Рилла стояла среди зацветающих нарциссов, и глаза ее наполнялись слезами. Вечер был испорчен для нее; она испытывала отвращение к Сюзан, которая своими речами причинила боль Уолтеру… И Джем… неужели он пострадал во время газовой атаки? Неужели он умер в мучениях?
— Я больше не в силах выносить эту неизвестность, — сказала Рилла в отчаянии.
Но она выносила ее — как и другие — еще неделю. Потом пришло письмо от Джема. У него все было хорошо.
«Папа, я вышел из этих боев без единой царапины. Не знаю, как мне и другим нашим ребятам это удалось. Ты найдешь подробности сражения в газетах… я не могу писать о том, как все было. Но гунны не прошли… и не пройдут! Джерри оглушило взрывом снаряда; он потерял сознание, но это была только легкая контузия. Через несколько дней он оправился. Грант тоже невредим».
Нэн получила письмо от Джерри. «Я пришел в сознание на рассвете, — писал он. — Не помнил, что случилось со мной, но думал, что мне конец. Я был совсем один и испуган … ужасно испуган. Со всех сторон от меня на этих отвратительных серых, мокрых, склизких полях лежали мертвые солдаты. Мне страшно хотелось пить… я думал о Давиде и колодезе Вифлеемском… [61]Библия, 1-я Паралипоменон, гл. 11.и о маленьком родничке под кленами в Долине Радуг. Мне казалось, я вижу его прямо перед собой… и ты, смеющаяся, стоишь по другую сторону его… и я подумал, что умираю. И мне было все равно. Честное слово, мне было все равно. Я испытывал лишь ужасный ребяческий страх оттого, что так одинок и вокруг меня мертвецы, а также нечто вроде удивления, как такое могло случиться со мной . Потом санитары нашли меня и увезли, а довольно скоро я обнаружил, что никаких серьезных травм у меня нет. Завтра возвращаюсь в окопы. Там нужен каждый, кто только может держать оружие».
— Смех ушел из мира, — сказала Фейт Мередит, которая зашла в Инглсайд, чтобы рассказать о письмах, полученных с фронта. — Помню, как я когда-то давным-давно сказала старой миссис Тейлор, что мир полон веселья и смеха. Но мир уже не тот.
— Теперь мир — это одни страдальческие стоны, — сказала Гертруда Оливер.
— Мы должны сохранить в нем немного смеха, девочки, — сказала миссис Блайт. — Иногда добродушный смех помогает почти так же хорошо, как молитва… но только иногда, — добавила она чуть слышно.
Последние три недели ей было очень трудно рассмеяться… ей, Анне Блайт, которая всегда смеялась так легко и от души. И, что было еще тяжелее, она так редко слышала теперь смех Риллы… Риллы, которую она прежде находила слишком беспечной хохотушкой. Неужели вся юность девочки будет омрачена войной? Но какой сильной, умелой и женственной она растет! С каким терпением она вяжет и шьет и руководит этими капризными и ненадежными членами молодежного Красного Креста! А как замечательно она справляется с Джимсом!
— Она не могла бы лучше ухаживать за этим ребенком, даже если бы до этого вырастила дюжину детей, миссис докторша, дорогая, — торжественно заявила однажды Сюзан. — В тот день, когда она нежданно-негаданно явилась сюда с той фарфоровой супницей, я никак не могла предположить, что она проявит такие способности.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления