Глава 25. Ширли уходит на фронт

Онлайн чтение книги Рилла из Инглсайда Rilla of Ingleside
Глава 25. Ширли уходит на фронт

— Нет, Вудро, не будет мира без победы, — сказала Сюзан, яростно протыкая вязальной спицей имя президента Вильсона в газетной колонке. — Мы , канадцы, намерены добиться и мира, и победы. А ты, Вудро, если хочешь, можешь довольствоваться миром без победы. — И Сюзан отправилась в постель с приятным сознанием, что одолела президента в споре. Но несколько дней спустя она вбежала к миссис Блайт в крайнем возбуждении.

— Миссис докторша, дорогая, что вы думаете? Только что пришла телефонограмма из Шарлоттауна, что Вудро Вильсон наконец прогнал германского посла. Говорят, это означает начало военных действий. Ну, я начинаю думать, что, какая бы ни была у Вудро голова, душа у него все же неплохая, и я собираюсь реквизировать в нашей кухне немного сахара, чтобы отпраздновать это событие сливочными конфетками — несмотря на все стоны и крики Департамента Продовольствия. Я знала, что эта история с подводными лодками приведет к перелому в войне. Я так и сказала кузине Софии, когда она заявила, будто это начало конца Антанты.

— Только чтобы доктор не слышал о сливочных конфетках, Сюзан, — сказала Аня с улыбкой. — Вы же знаете, он установил для нас очень строгие правила в соответствии с политикой экономии, к которой призывает правительство.

— Да, миссис докторша, дорогая, и мужчина должен быть хозяином в своем доме, а женщины должны подчиняться его решениям. Я тешу себя надеждой, что становлюсь весьма умелой по части экономизирования . — Сюзан приобрела привычку употреблять некоторые «немецкие» термины, и результат был уморительно смешным. — Но время от времени можно потихоньку позволить себе расслабиться, проявив чуточку смекалки. Ширли на днях вспомнил о моих сливочных конфетках — «конфетки марки Сюзан», как он их называет, — и я сказала: «Как только будет первая победа, которую надо отпраздновать, я угощу тебя конфетками». Я считаю, что эти новости вполне равняются победе, а то, о чем доктор не узнает, его никак не огорчит. Я беру на себя всю ответственность, миссис докторша, дорогая, так что пусть вас совесть не мучает.

Сюзан бесстыдно баловала Ширли в ту зиму. Он приезжал на выходные из семинарии каждую неделю, и Сюзан выполняла любые его капризы и готовила для него все его любимые блюда, когда только ей удавалось сделать это тайком или упросить доктора дать разрешение. Хотя она постоянно говорила о войне со всеми остальными, в разговорах с Ширли или в его присутствии она даже не упоминала о боях и следила за ним, точно кошка за мышкой, а когда началось и продолжилось отступление немцев от Бапомского клина [98]17 марта 1917 г. британские войска в ходе продолжающейся битвы на Сомме захватили деревни Бапом и Перрон., к ее радости, несомненно, примешивалось еще более глубокое чувство, которое она никогда не выражала вслух. Несомненно, уже виден конец войны… она кончится теперь прежде… чем кто-нибудь еще… сможет отправиться на фронт.

— Теперь нам сопутствует успех. Немцы уже отступают, — хвастливо заявляла она. — Соединенные Штаты наконец объявили войну [99]6 апреля 1917 г. Америка объявила войну Германии.— я всегда верила, что они это сделают, несмотря на талант Вудро писать дипломатические ноты, — и вы увидите, что они проявят решимость, которую, как я понимаю, они всегда проявляют, если уж берутся за дело. Да и мы сами уже обратили немцев в бегство.

— У Штатов хорошие намерения, — простонала кузина София, — но при всей своей решимости они не успеют доставить свои части к линии фронта этой весной, а к лету с Антантой будет покончено. Немцы просто заманивают их в ловушку. Этот американец Саймондс [100]Фрэнк Саймондс (1878–1936) — американский журналист и историк; автор пятитомного труда «История Мировой войны».говорит, что своим отступлением они ставят войска Антанты в затруднительное положение.

— Этот американец Саймондс наговорил много такого, чему никогда не сумеет найти подтверждения, — возразила Сюзан. — Меня его мнение не волнует, пока Ллойд Джордж остается премьер-министром Англии. Уж он-то не даст обвести себя вокруг пальца, и в этом вы можете быть уверены. На мой взгляд, дела идут хорошо. Америка вступила в войну, а мы снова захватили Кут и Багдад… и я не удивлюсь, если в июне мы увидим наши войска в Берлине… и русских тоже, теперь, когда они избавились от императора. Это , на мой взгляд, была отлично проделанная работа.

— Поживем — увидим, — сказала кузина София, которая, вероятно, очень рассердилась бы, если бы кто-нибудь сказал ей, что она скорее увидит Сюзан посрамленной пророчицей, чем успешное свержение русской тирании или даже парад войск Антанты на Унтер-ден-Линден. Но ведь бедствия русского народа происходили вдали от кузины Софии, в то время как эта несносная, оптимистичная Сюзан оставалась вечным бельмом на глазу.

А в эту самую минуту в гостиной Ширли, который сидел на краю стола, покачивая ногами, — смуглый, рыжеватый, крепкий и здоровый от макушки до пят, — спокойно говорил:

— Мама и папа, в прошлый понедельник мне исполнилось восемнадцать. Вы не думаете, что мне пора на фронт?

Побледневшая мать взглянула на него.

— Два моих сына ушли, и один никогда не вернется. Неужели я должна отдать стране и тебя, Ширли?

Вековой плач — «Иосифа нет; и Симеона нет; и Вениамина взять хотите» [101]Библия, Книга Бытия, гл. 42, стих 36.. Как матери в эту Великую Войну эхом повторяли стон библейского патриарха, прозвучавший так много веков назад!

— Ты же не хочешь, чтобы я уклонился от военной службы, мама? Я мог бы попасть в авиацию. Что ты скажешь, папа?

Руки доктора чуть дрожали, пока он заворачивал в бумажки порошки от ревматизма для Эбби Флэгг. Он давно знал, что эта минута приближается, однако был не совсем готов к ней. Он ответил неторопливо:

— Я не собираюсь удерживать тебя от исполнения того, что ты считаешь своим долгом. Но ты не должен идти на фронт, если не получишь согласия на это твоей матери.

Ширли больше ничего не сказал. Он был немногословным пареньком. Аня тоже больше ничего не сказала в ту минуту. Она думала о могилке маленькой Джойс на старом кладбище за гаванью… маленькой Джойс, которая, если бы осталась жива, была бы сейчас взрослой женщиной… о белом кресте «где-то во Франции» и прекрасных серых глазах маленького мальчика, с пеленок получавшего в семье уроки долга и верности… о Джеме в ужасных окопах Фландрии… о Нэн, Ди и Рилле, ожидающих, ожидающих, ожидающих конца войны, пока проходят лучшие годы юности… думала и спрашивала себя, сможет ли она вынести новые страдания. Ей казалось, что не сможет; она, без сомнения, принесла достаточно жертв.

Однако в тот же вечер она сказала Ширли, что отпускает его.

Сюзан они сообщили об этом не сразу. Она ничего не знала до той минуты, когда несколько дней спустя в ее кухне появился сам Ширли в новенькой форме летчика. Сюзан не стала шуметь и роптать, как это было, когда на войну уходили Джем и Уолтер. Она лишь сказала с каменным лицом:

— Значит, тебя тоже забирают.

—  Забирают ? Нет. Я иду сам, Сюзан… я должен.

Сюзан присела к столу, скрестила на груди морщинистые старые руки, чтобы унять дрожь пальцев, сделавшихся узловатыми и искривленными за те годы, что она трудилась для инглсайдской детворы, и сказала:

— Да, ты должен идти. Прежде я не понимала, почему так должно быть, но теперь понимаю.

— Вы молодчина, Сюзан, — сказал Ширли.

Он был рад, что Сюзан приняла новость так спокойно… прежде он боялся, как боятся все мальчики, что его ждет неприятная «сцена». Он вышел за дверь, весело насвистывая; но полчаса спустя, когда бледная, печальная Аня вошла в кухню, Сюзан все еще сидела у стола.

— Миссис докторша, дорогая, — сказала Сюзан, признаваясь в том, в чем прежде ни за что не призналась бы, — я чувствую себя очень старой. Джем и Уолтер были вашими, но Ширли — мой. И мне невыносимо думать, что он полетит… его машина потерпит крушение и разобьется вдребезги… его тело будет смято и разбито, станет безжизненным… это милое маленькое тельце, которое я нянчила и ласкала, когда он был крошечным ребеночком.

— Сюзан… перестаньте!  — воскликнула Аня.

— О, миссис докторша, дорогая, прошу прощения. Мне не следовало говорить ничего такого вслух. Я иногда забываю, что твердо решила быть героиней. Это… это немного поколебало мою решимость. Но впредь я не буду вести себя недостойно. Во всяком случае, — добавила бедная Сюзан, выдавив из себя мрачную улыбку, — во всяком случае, служба в авиации — чистая работа. Он не будет так пачкаться, как пачкался бы в этих грязных окопах, и это хорошо — он всегда был опрятным ребенком.

И Ширли ушел на фронт… не сияя, словно в ожидании замечательного приключения, как уходил Джем; не с чистым пламенем жертвенности в душе, как уходил Уолтер; но в спокойном, деловом настроении, как человек, делающий дело, которое, хоть оно довольно грязное и неприятное, должно быть сделано. Он поцеловал Сюзан впервые с того времени, когда ему исполнилось пять лет, и сказал:

— До свидания, Сюзан… мама Сюзан.

— Мой смуглый малыш… мой смуглый малыш, — пробормотала Сюзан.

«Интересно, — думала она с горечью, глядя на печальное лицо доктора, — помнишь ли ты, как однажды отшлепал его, когда он был маленьким. Я рада, что у меня на совести нет ничего подобного».

Доктор не помнил о том наказании. Но прежде чем надеть шляпу и выйти из дома, чтобы отправиться по вызовам к больным, он немного постоял в большой, тихой гостиной, где некогда звенел целыми днями детский смех.

— Наш последний сын… наш последний сын, — сказал он вслух. — И такой славный, крепкий, рассудительный паренек. Всегда напоминал мне моего отца. Наверное, я должен гордиться, что он захотел пойти добровольцем на эту войну… я был очень горд, когда уходил Джем… даже когда уходил Уолтер… но «се, оставляется нам дом наш пуст» [102]Библия, Евангелие от Матфея, гл. 23, стих 38..

— Я думаю, доктор, — сказал ему в тот день старый Сэнди из Верхнего Глена, — что ваш дом покажется вам очень большим сегодня.

Эта странная фраза Горца Сэнди поразила доктора своей выразительностью. Инглсайд, действительно, казался очень большим и пустым в тот вечер. Но ведь Ширли отсутствовал всю зиму, приезжая домой только на выходные, и даже тогда, когда был дома, всегда оставался тихим, незаметным пареньком. Неужели потому, что прежде он единственный оставался в стороне от войны, его уход оставил такую громадную пустоту… такую громадную, что каждая комната казалась покинутой… что даже деревья на лужайке перед домом словно пытались ласковыми прикосновениями покрытых набухающими почками веток утешить друг друга, с грустью думая о том, что потеряли последнего из маленьких мальчиков, так часто игравших под ними в детстве?

Сюзан, не покладая рук, трудилась весь день и закончила работу лишь за полночь. Она завела кухонные часы и выпроводила — не слишком ласково — во двор Доктора Джекилла, а потом немного постояла на пороге, глядя вниз, в долину, на Глен, который лежал неподвижно в слабом серебристом свете спускающегося к горизонту молодого месяца. Но Сюзан не видела знакомых холмов и гавани. Ей казалось, она видит лагерь летчиков в Кингспорте, где был в этот вечер Ширли.

«Он назвал меня «мама Сюзан», — думала она. — Ну вот, все наши юноши ушли… Джем, Уолтер, Ширли, Джерри, Карл… И ни одного из них никто не заставлял это делать. Так что мы имеем полное право гордиться. Но гордость… — тут у Сюзан вырвался горький вздох, — гордость — слабое утешение, и отрицать это невозможно».

Месяц опустился еще ниже, прямо в висевшую на западе черную тучу; Глен внезапно погрузился в густую тень… а за тысячи миль от него канадские юноши в военной форме — живые и мертвые — уже овладели Вими Риджем.

Вими Ридж — название, вписанное пурпуром и золотом в канадские анналы Великой Войны. «Британцы не смогли взять его, и французы не смогли, — сказал немецкий солдат захватившим его в плен канадцам, — но вы, канадцы, такие глупцы, что не понимаете, какие укрепления невозможно взять!»

Так что «глупцы» взяли Вими Ридж… и заплатили за это высокую цену.

Джерри Мередит был серьезно ранен в этом сражении — выстрелом в спину, как говорилось в телеграмме.

— Бедная Нэн, — вздохнула миссис Блайт, когда пришла эта новость.

Она вспомнила свою собственную счастливую юность в старых Зеленых Мезонинах. Юность, в которой не было подобной трагедии. Какие страдания выпали на долю девушек нового поколения! Когда две недели спустя Нэн вернулась домой из Редмонда, по ее лицу можно было догадаться, что она пережила за эти дни. Джон Мередит, казалось, тоже вдруг как-то постарел. Фейт не вернулась домой; она уже плыла через Атлантику в составе одного из добровольческих медицинских отрядов. Ди тоже попыталась добиться от папы согласия на свой отъезд в Европу, но ей было сказано, что такое согласие не может быть дано — из-за мамы. Так что Ди, после короткого визита домой, вернулась к работе в кингспортском отделении Красного Креста.

В укромных уголках Долины Радуг зацвели перелески. Рилла давно ждала, когда они появятся. Когда-то первые перелески приносил маме Джем; когда Джем ушел на войну, их приносил ей Уолтер; минувшей весной их нашел для нее Ширли; теперь Рилла решила, что пришел ее черед занять место мальчиков. Но, прежде чем она сумела отыскать их, в один из вечеров в Инглсайд пришел Брюс Мередит с нежно-розовым букетиком в руках. Широко шагая, он поднялся по ступенькам на веранду и положил цветы на колени миссис Блайт.

— Потому что Ширли ушел и не может принести их вам, — сказал он; у него всегда была такая забавная манера говорить одновременно робко и с грубоватой прямотой.



— И ты вспомнил об этом, дорогой, — сказала Аня; губы ее дрожали, когда она смотрела на коренастого, чернобрового мальчугана, который стоял перед ней, засунув руки в карманы.

— Я написал сегодня Джему в письме, чтобы он не волновался, что вы останетесь без перелесок, — сказал Брюс очень серьезно, — потому что я беру это на себя. И я написал ему, что совсем скоро мне будет десять, а значит, остается не так долго ждать, когда мне исполнится восемнадцать. Тогда я приеду помогать ему сражаться, и, может быть, он получит отпуск, чтобы съездить домой и отдохнуть, пока я заменю его на фронте. Я написал и Джерри. Он уже поправляется.

— Правда? Вы получили от него какие-нибудь хорошие новости?

— Да. Мама сегодня получила письмо, и там говорится, что его жизнь вне опасности.

— О, слава Богу, — почти шепотом пробормотала миссис Блайт.

Брюс взглянул на нее с любопытством.

— И папа так сказал, когда мама рассказала ему о письме. Но, когда я сказал так на днях, когда увидел, что пес мистера Мида не убил моего котенка… понимаете, я боялся, что пес затряс котенка до смерти… папа посмотрел на меня ужасно строго и сказал, что я не должен никогда больше так говорить о котенке. Но я так и не понял почему, миссис Блайт. Я был ужасно рад, и это, наверняка , именно Бог спас моего Полосатика, ведь у пса мистера Мида громадные челюсти и, ох! до чего страшно он тряс бедного Полосатика. Так почему же мне нельзя было поблагодарить Бога? Хотя, — добавил Брюс задумчиво, вспоминая случившееся, — возможно, я сказал это слишком громко … потому что я был ужасно рад и взволнован, когда увидел, что с Полосатиком все в порядке. Я почти прокричал эти слова, миссис Блайт. Может быть, если бы я сказал их шепотком, как вы и папа, ничего плохого в этом не было бы. А знаете, миссис Блайт, — Брюс понизил голос до «шепотка», придвинувшись чуть ближе к Ане, — что я хотел бы сделать с кайзером, если бы мог?

— Что, дружок?

— Норман Риз сказал сегодня в школе, что он хотел бы привязать кайзера к дереву и натравить на него свирепых собак, — сказал Брюс серьезно. — А Эмили Флэгг сказала, что она хотела бы посадить его в клетку и тыкать в него чем-нибудь острым. И все они говорили что-нибудь такое. Но я, миссис Блайт, — Брюс вынул руку из кармана и, для убедительности, положил маленькую квадратную ладошку на колено Ани, — хотел бы превратить кайзера в хорошего человека… очень хорошего… в один миг, если бы мог. Вот что я хотел бы сделать. Вы не думаете, миссис Блайт, что это было бы самым страшным наказанием из всех?

— Помилуй, малыш, — удивилась Сюзан, — с чего ты решил, что это будет каким-то наказанием для этого изверга?

— Неужели вы не понимаете? — сказал Брюс, глядя прямо в лицо Сюзан своими иссиня-черными глазами. — Если бы он превратился в хорошего человека, он понял бы, какие страшные дела творил, и ему стало бы так ужасно тяжело от этого, что он был бы несчастнее, чем в любом другом случае. Он чувствовал бы себя просто ужасно … и он чувствовал бы себя так вечно . Да, — Брюс сжал кулачки и выразительно кивнул головой, — да, я сделал бы кайзера хорошим человеком… вот что я сделал бы… и так ему и надо!


Читать далее

Люси Мод Монтгомери. Рилла из Инглсайда
Глава 1. Гленские «Заметки» и прочие новости 20.01.15
Глава 2. «Свежая утра роса» 20.01.15
Глава 3. Веселье в лунном свете 20.01.15
Глава 4. Крысолов заиграл 20.01.15
Глава 5. «Шум идущего» 20.01.15
Глава 6. Сюзан, Рилла и Понедельник ставят перед собой новые цели 20.01.15
Глава 7. Младенец военного времени и фарфоровая супница 20.01.15
Глава 8. Рилла принимает решение 20.01.15
Глава 9. Доктора Джекилла постигает несчастье 20.01.15
Глава 10. Огорчения Риллы 20.01.15
Глава 11. Тьма и свет 20.01.15
Глава 12. В дни Лангемарка 20.01.15
Глава 13. Проглоченная обида 20.01.15
Глава 14. Трудное решение 20.01.15
Глава 15. Пока не убегут тени 20.01.15
Глава 16. Реализм и романтика 20.01.15
Глава 17. Томительные недели 20.01.15
Глава 18. Свадьба военного времени 20.01.15
Глава 19. «Они не пройдут» 20.01.15
Глава 20. Норман Дуглас высказывается на церковном собрании 20.01.15
Глава 21. «Любовные истории отвратительны!» 20.01.15
Глава 22. Понедельник знает 20.01.15
Глава 23. «А теперь доброй ночи» 20.01.15
Глава 24. Мэри приходит как раз вовремя 20.01.15
Глава 25. Ширли уходит на фронт 20.01.15
Глава 26. Сюзан получает предложение выйти замуж 20.01.15
Глава 27. Ожидание 20.01.15
Глава 28. Черное воскресенье 20.01.15
Глава 29. «Ранен и пропал без вести» 20.01.15
Глава 30. Перелом 20.01.15
Глава 31. Миссис Матильда Питман 20.01.15
Глава 32. Весточка от Джема 20.01.15
Глава 33. Победа! 20.01.15
Глава 34. Мистер Хайд уходит туда, где ему самое место, а Сюзан устраивает себе медовый месяц 20.01.15
Глава 35. «Рилла-моя-Рилла!» 20.01.15
Глава 25. Ширли уходит на фронт

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть