Онлайн чтение книги Ритуал
III

Полуденный воздух дрожит,

И море зевает в скалах.

Здравствуй, тоска.

Арм-Анн

* * *

Он проводил часы перед тусклым надтреснутым зеркалом, и в пыльной раме беспорядочно чередовались картины из жизни трех королевств.

В Верхней Конте царила растерянность и был объявлен траур; теребя подбородок, Арман смотрел, как бледная и постаревшая королева прикладывает платочек к глазам, как король сурово отдает какие-то распоряжения, как горько плачет маленькая Май и хмурится другая принцесса – Вертрана. Потом, подавшись вперед, он попытался расслышать, о чем там сообщают на площади глашатаи, но дрянное зеркало доносило лишь обрывки: «Отважится… закон… ее высочество… под венец…»

Глашатаи твердили одно и то же на всех площадях, как и вчера, как и позавчера, и так уже много дней. Но знатные юноши отворачивались и проходили мимо; лишь раз в зеркале обнаружился человек, готовый на подвиг – какой-то чумазый угольщик, у которого не было ни оружия, ни боевого коня, а только непомерные претензии и глупая мечта жениться на принцессе.

Арман подумал о пленнице почти с ненавистью. Сейчас он готов был поверить, что девчонка специально натянула чужую шляпку и подло поджидала его посреди площади, чтобы расстроить так тщательно продуманный и горько выстраданный план. Еще чуть-чуть – и он поверил бы, что она сама полезет ему в рот, лишь бы досадить.

Он застонал. Пусть посидит в башне, поделом.

Сначала все шло совсем неплохо.

Она сумела протиснуть в щель голову, плечи и половину туловища. Под окном башни проходил каменный карниз, довольно широкий, но во многих местах обвалившийся. Перед глазами Юты оказался кустик бурой травы, прижившейся на изъеденном временем камне; далеко внизу лениво ворочалось море.

Ступенька над бездной. Что в ней за польза для человека, совершенно не умеющего летать? Но Юта упорно лезла и пробиралась, рассудив, что, выбравшись из темницы, что-нибудь да придумает.

Придумывать ей не пришлось, потому что как раз на полпути удача изменила августейшей пленнице. То ли щель под решеткой была слишком узка, то ли принцесса оказалась не такой уж худышкой – но Юта застряла, причем голова ее осталась на свободе, а ноги – в заточении.

Из кустика жухлой травы перед Ютиным лицом выбрался пыльный серенький жучок. Ему, вероятно, удивительно было видеть принцессу, пытающуюся подлезть под решетку узкого башенного окна. Юта дернулась – жучок расправил тусклые крылышки и улетел прочь. На волю.

Отчаявшись продвинуться вперед, смелая принцесса выдохнула весь воздух из легких и попыталась отступить назад. Увы! Решетка не давала ей сдвинуться и на волосок, и похолодевшей Юте представился истлевший скелет, застрявший под железными прутьями… Картина эта была столь ужасна, что, рванувшись из последних сил, ободрав бока и исцарапав спину, она свалилась наконец на каменный пол своего узилища.

Отдышавшись немного, пленница уселась на соломенном тюфячке, горестно подперла щеки кулаками и в который раз глубоко задумалась.

Попытка к бегству снова сорвалась, и заточению не видно было конца-края. Конечно, ей пока хватало и лепешек, и воды, а в окошко по утрам заглядывал солнечный луч, но, в конце концов, разве это жизнь для человека? В особенности если этот человек – молодая девица, тем более – принцесса! К тому же – горгулья! – в любую минуту может появиться дракон, и если он ни разу не показывался с самого дня похищения, то не значит же это, что он забыл о жертве! Нет, бежать. Бежать немедленно!

Юта решительно поднялась – и снова села. Все пути бегства были уже испробованы – и тщетно. Сквозь решетку не протиснешься, под решетку не пролезешь, а дверь окована железом и заперта заклинанием.

Заклинанием…

Юта обнаружила, что повторяет бездумно последние слова своего ужасного тюремщика: хорра-харр…

Очень грубое, некрасивое слово, и похоже на ругательство. Хорра-харр.

Сунув ноги в деревянные башмаки, Юта проковыляла к двери. Постояла, вслушиваясь. Ни звука. Где-то по окраинам Ютиного сознания бродила некая простая мысль.

С влажной стенки пялилась мокрица. Пробежал мохнатый паук, противно перебирая длинными суставчатыми лапами. Простая мысль все бродила вокруг да около, и Юта никак не могла ее ухватить.

Разозлившись, она собралась уже и отчаяться, как вдруг в памяти ее всплыл толстый дворцовый лакей, обучающий премудростям юную горничную: «Ключик направо – закрыли сундук… Ключик налево – открыли сундук…»

И прежде, чем Юта сообразила, причем тут «ключик налево», губы ее сами собой произнесли:

– Рраха-ррох!

Длинный скрип огласил узилище. Кованая железом дверь помедлила и качнулась, и между ржавым ее краем и стеной, на которой сидела мокрица, возникла щелка. Из щелки потянуло сыростью, дверь приоткрылась еще, и обомлевшая Юта увидела в проеме коридор и ступеньки.

Коридор и ступеньки! Выход! Свобода!

Драконово заклинание оказалось похожим на ключик старого лакея – произнесешь задом наперед, и дверь откроется.

Ошеломленная своим счастьем, Юта нерешительно подтолкнула тяжелую дверь и выглянула наружу. Коридоров оказалось сразу два – направо и налево, и имелась еще винтовая лестница, ведущая вниз.

Юта призадумалась было, потом сбросила деревянные башмаки – в них она грохотала бы, как порожняя телега по булыжной мостовой – и, босая, деловито зашлепала по лестнице.

Замок врос в скалы и был, пожалуй, древнее скал. Арман не знал толком, кто его строил – то ли предки его предков, то ли неведомые существа, жившие на земле в ту пору, когда на ней не было еще ни людей, ни драконов… Однако уже в бытность легендарного Сам-Ара замок представлял собой порядочную развалину.

Арман фыркнул. Из ноздрей его вырвались снопы искр, потому что Арман, мерно взмахивая кожистыми крыльями, кружил над морем.

К замку, угнездившемуся на скалистом полуострове, вела одна только дорога – узкая, петляющая в камнях, довольно зловещая. Почти добравшись до его подножия, дорога эта раздавалась, образуя круглую ровную площадку – традиционное место поединков. Спустившись ниже, Арман разглядел бы аккуратно сложенную в ее центре горку костей – памятник всем бывшим и будущим освободителям.

Арман не стал спускаться. Он взмыл так высоко, что земля внизу подернулась как бы туманом, и сквозь туман этот до боли в глазах всматривался в дорогу, в дороги, во все пути и тропинки ближней и дальней округи… Но они были безжизненны, пусты и покинуты, и нигде не поднималось облачко пыли под копытами скакуна, и не взблескивало на солнце оружие, и ни один рыцарь не спешил на выручку пленной принцессе…

И тогда он взревел, мощно, страшно, со столбом пламени из глотки и дымом из ноздрей, и рев его прокатился над морем, и в далеких прибрежных деревушках люди, бледнея, шептали заговоры и заклинания.

Драконий рев поверг Юту на четвереньки. В первую секунду она вообразила, что ящер обнаружил ее бегство и разъярился сверх меры; в следующий момент здравый смысл взял верх над страхом, и принцесса рассудила, что зверь кричит над морем, а побег произошел в замке, и значит, ужасный вопль не имеет к ней, Юте, прямого отношения. Уверившись в этом, она решилась подняться и продолжила свой путь.

Она искала выход из замка – и то и дело возвращалась к порогу своего опустевшего узилища. Впору было отчаяться, однако она мужественно жевала сухую лепешку, хлебала воду из родника и снова отправлялась плутать в темных коридорах.

Вдали снова взревел дракон – но тише, слабее, печальнее.

На другой день он потеряно бродил по замку с бутылкой в неверной руке; темные коридоры чередовались с темными же лестницами, а комнаты были либо заперты, либо пустынны.

Наконец, он споткнулся о какой-то порог и встал, тупо разглядывая внезапно обнаружившееся перед ним помещение.

Комната эта с давних пор называлась Органной, хотя загромождавшее ее сооружение не было похоже на орган. Скорее на огромные пчелиные соты, или богатую посудную лавку, или мозаику – хрупкую игрушку великана.

Тем не менее, это был музыкальный инструмент – вернее то, что от него осталось. Громадина отжила свое и была бесполезна – но Арман все-таки любил бывать в Органной комнате, разглядывать серебряные завитушки, украшавшие остов инструмента, щелкать пальцами по толстым трубам из светлого металла и стирать пыль со множества хрустальных скляночек, шариков, причудливой формы сосудов, располагающихся поодиночке и гроздьями. Иногда он пытался извлечь из сооружения подобие музыки, но попытки эти не приносили ничего, кроме раздражения.

Арман зевнул. Бесконечное кружение над дорогами совсем доконало его; слезились воспаленные от ветра глаза. Тусклые серебряные трубы музыкального чудища издевательски уродовали его отражение. Но зачем он, собственно, явился сюда?

Пошатнувшись, он повернулся и побрел туда, где толпились бутылки на черном от времени столе, где тлел камин, где пустовали два кресла.

Юта сидела на ступеньках винтовой лестницы, поджав под себя босые ноги, и тщетно пыталась прогнать охватывающее ее отчаяние.

Выбраться из замка не представлялась возможным; свобода лишь посмеялась над ней, приоткрыв дверь тюрьмы. Юта оставалась в заточении, только узилище ее стало больше, обросло тупиками и лабиринтами, и теперь обессиленной принцессе мерещился истлевший скелет, сиротливо притулившийся на изъеденных временем ступеньках.

Юта в изнеможении закрыла глаза. Перед ее мысленным взором замелькали лоскутки, обрывки видений и воспоминаний.

Она увидела почему-то старую добродушную гувернантку, научившую читать сначала ее, Юту, а потом и младших сестер; гувернантка рассказывала что-то, оживленно жестикулируя, взмахивая рукой с зажатым в ней гусиным пером. Потом это видение стерлось, а на смену ему пришло другое – дворцовый парк, раннее утро, тяжелые от росы листья, терпко пахнет мокрая трава, а она стоит на поляне и ждет кого-то, кто должен прийти – но все не идет… И когда ожидание становится нестерпимым – вздрагивают ветки в глубине парка, дождем опадает на землю роса, и тот, долгожданный, появляется.

Юта видит сначала только темный силуэт между стволами, потом стволы расступаются – и, улыбаясь победно и беспечно, на полянку выходит Остин.

Юта смотрит – и не может оторваться, завороженная. А Остин подходит все ближе, голубые глаза его сияют, он протягивает руки, как бы собираясь заключить Юту в объятия…

Сон оборвался.

Бессмысленно улыбаясь, Юта сидела на ступеньках винтовой лестницы, ноги ее онемели, посиневшая от холода кожа сплошь покрылась пупырышками – но все это было уже неважно.

Сон был вещим. Остин придет.

Прихрамывая, потирая то здесь, то там, Юта двинулась наугад, снова и снова петляя коридорами замка.

Арман оторвал щеку от стола – он заснул сидя и теперь не понимал спросонья, что его разбудило.

Он попытался подняться – и замер на середине движения.

Далекий звук, довольно приятный и тем более немыслимый в этих стенах, пробился из неведомого источника и заставил Армана приоткрыть рот.

Наваждение?

Он припомнил с удивлением, что в его сне этот звук уже присутствовал, но там он был понятен и уместен. Сон, однако, закончился. Звук же…

Звук повторился. Арман выдернул из затылка волосок.

Долгие минуты тянулись в тишине, прежде чем звук возник опять. Тогда Арман с неожиданной легкостью покинул кресло и углубился в лабиринт переходов.

Он двигался уверенно и бесшумно, замирая, когда стихал звук, и вновь пускаясь в путь, когда звук возобновлялся и указывал ему направление. На подходе к Органной комнате его встретил мощный, дивной красоты аккорд.

Последний прыжок – и запыхавшийся, несколько оглушенный Арман ворвался-таки в обиталище музыкальной развалины.

Еще таяли в воздухе последние ноты. Перепугано раскачивались хрустальные скляночки, ударяясь одна о другую, но звук их столкновения совершенно не был похож на тот, удивительный, приведший Армана в Органную комнату.

Он остановился, хищно оглядываясь. Громадина молчала, будто решив сохранить свою тайну; в комнате же на первый взгляд никого и не было.

На первый взгляд.

Арман свирепо сдвинул брови. Процедил страшным голосом:

– Выходи.

Ему ответом была тишина, и даже робко позвякивающие скляночки понемногу успокаивались.

– Выходи, – повторил Арман зловеще. – Лучше будет.

Никакого ответа. Арману показалось, что серебряные трубы музыкального чудища сдвигаются плотнее, чтобы укрыть кого-то, за ними притаившегося.

Арман повернулся, будто собираясь уходить, но на пороге комнаты снова резко обернулся:

– Ну?! Мне самому за тобой лезть, что ли?

Ему показалось, что в глубине сооружения что-то шевельнулось.

– Считаю до пяти, – заявил он голосом, не терпящим возражений. – После этого вызываю крыс, и они съедают тебя прямо в твоем укромном местечке. Раз.

Тишина.

– Два, – Арман скрестил руки на груди. – Три.

Да, там, за строем серебряных труб, кто-то прятался. Сейчас хитрец снова шевельнулся, и тут же качнулась гроздь хрустальных шариков.

– Четыре, – продолжал Арман.

Понемногу, неохотно, то и дело за что-то цепляясь и что-то задевая, на свет выбирался некто, измазанный пылью и паутиной с головы до босых пяток.

– Пять, – неумолимо закончил Арман, и перед ним предстала Юта – принцесса Верхней Конты.

Лохмотья, в которые превратилось бальное платье, могли бы принести своей владелице немалое состояние, вздумай она просить милостыню на рыночной площади. Волосы растрепались, а длинное лицо исхудало, отчего длинный нос казался совсем уж непомерным.

Долго же я буду ждать освободителя, подумал Арман.

Принцесса смотрела на него исподлобья, и в темных глазах ее был страх, но не было паники.

– И что же мы будем делать? – поинтересовался Арман с фальшивым добродушием. – Как поступают обычно с пленниками, которые совершают побег? Кажется, их бросают в колодец к змеям?

Юта нахохлилась еще больше. Сказала тихо и с достоинством:

– Я что, давала вам обещание – не убегать? Это мое законное право… Любому узнику позволено убегать, если его плохо стерегут…

Арман нахмурился:

– Плохо стерегут? А как тебе удалось выбраться, принцесса?

Ответом ему было гордое молчание. Арман обошел пленницу кругом, размышляя вслух:

– Дверь была заперта заклинанием. Что ты можешь понимать в заклинаниях, принцесса? Может быть, ты пробралась через крысиную нору или еще какую-нибудь дыру, а?

Юта фыркнула – возмущение на некоторое время подавило ее страх:

– Могли бы и получше заклинание подобрать, драгоценный господин дракон! Я эту дверь открываю и закрываю, как у себя дома…

Конечно, она тут же пожалела о сказанном, потому что Арман неприятно оскалился:

– Вот как?

И, взяв Юту за плечо, подтолкнул к распахнутой двери Органной комнаты, захлопнул эту дверь перед ее лицом и пробормотал сквозь зубы:

– Хорра-харр…

Юта наблюдала за ним исподлобья.

– Ну, – усмехнулся Арман, – теперь покажи, принцесса, как ты это делаешь. Откроешь – пощажу.

Юта пожала плечами, насмешливо на него взглянула и сказала как бы нехотя:

– Рраха-ррох…

Дверь скрипнула и приоткрылась. Юта шагнула в проем, будто собираясь гордо удалиться.

– У людей не пользуются этим заклинанием, – глухо сказал за ее спиной Арман. – Откуда ты знаешь?

Юта обернулась:

– Ключик налево – ключик направо… Ясно же, что надо все заклинание произнести наоборот!

Некоторое время Арман и Юта смотрели друг на друга в упор.

– Хорошо, – протянул наконец Арман, и Юта невесть почему ощутила вдруг некоторое облегчение. – Ладно. Обещал пощадить – и пощажу… Только… – тут в голосе его снова зазвучали суровые нотки обвинителя, – как ты посмела, принцесса, явиться сюда, и что ты здесь делала?

Юта втянула голову в плечи. Действительно, какая горгулья ее укусила, зачем было трогать эти хрустальные горшочки? Проклятое любопытство… Теперь она попалась, обидно и глупо, и в лучшем случае ее снова запрут, как овцу в загоне…

– Что я делала? – пробормотала она, стараясь говорить как можно наивнее. – Что я делала? Ничего… особенного. Я… играла.

– Играла?!

Арман развернул Юту за плечи – несколько грубо – и подвел вплотную к выжидающему, притихшему музыкальному инструменту.

– Играй сейчас.

Принцесса перепугалась не на шутку. По-видимому, она совершила нечто ужасное, по глупости в этом призналась, и теперь ее ожидают издевательства и кара.

– Нет… – пролепетала она побледневшими губами. – Я не то хотела сказать…

Арман воздел глаза к покрытому потеками потолку:

– Играй. Как ты играла? Так? – он постучал пальцем по ближайшей хрустальной скляночке.

Юта молчала, сжавшись в комочек. Арман с шумом втянул в себя воздух.

Двести лет он не разговаривал с особами женского пола, да и вообще ни с кем не разговаривал, кроме себя. Ему стоило большого труда придать своему хрипловатому голосу оттенок, который с некоторой натяжкой можно было бы назвать мягкостью:

– Ну, послушай, принцесса, я тебя не пугаю, не бью тебя, не кричу даже… Ты же играла, пока меня здесь не было? Ну так сыграй сейчас, а я хочу на это посмотреть.

Юта всхлипнула и решила, что терять все равно нечего.

Дома она любила играть с хрустальными бокалами – водить влажным пальцем по их краю и слушать мелодичный звук, который при этом получался.

Она робко оглянулась – Арман отошел, чтоб не пугать ее.

Тогда она быстрым мальчишечьим движением запустила палец в рот, послюнила, потом шагнула вперед и провела по краю ближайшей скляночки.

Мягкий, чистый, необычный звук родился под замурзанным пальцем, наполнил скляночку, разбудил гроздья прозрачных шаров, которые откликнулись резонансом; разросшись и обогатившись, звук усилился серебряными трубами, отразился от каменных стен и совершенно потряс своего единственного слушателя – Армана.

Юта провела пальцем по краю другой скляночки – звук изменился, теперь это был аккорд. Арман, сбитый с толку, туго накручивал на палец выдернутый из макушки волосок.

Юта перестала играть и обернулась.

Она выжидающе смотрела на него – долговязая девчонка в лохмотьях, а музыкальная громадина за ее спиной все пела, не желая умолкать после тысячелетнего молчания.

Арман с трудом сглотнул. Спросил тихо:

– Ты когда-нибудь видела такой инструмент, играла на нем? Где?

Юта перевела дыхание – опасности, кажется, не было. Ответила несмело:

– Нигде не видела… У нас такого нет… Я просто, ну, догадалась, как вы на нем играете…

– Как Я на нем играю?!

Юта отшатнулась. Арман, пожалуй, мог напугать кого угодно.

Вечером она сидела в кресле, в зале, перед камином. Это было то самое кресло, в котором она впервые пришла в себя, оказавшись в замке и приняв Армана за освободителя. Воспоминание это теперь заставляло ее краснеть.

На смену Ютиным лохмотьям пришла теперь какая-то хламида из Армановых сундуков – тот справедливо рассудил, что принцесса не должна выглядеть, как бродяжка, это может отвратить освободителя в самый последний момент. Юта помылась и причесалась; стакан выпитого вина окрасил ее впалые щеки здоровым румянцем и помог на время позабыть о своих злоключениях. Арман, сидящий по другую сторону стола, отметил с удивлением, что у пленницы довольно ясный и осмысленный взгляд – хотя, конечно, это не затмевает явных недостатков ее внешности.

– Так вы не бро… бросите меня в колодец со змеями? – бормотала Юта заплетающимся языком.

– Посмотрим, – задумчиво отвечал Арман. – Не брошу, если не будешь совать нос куда не следует… Запирать тебя, вижу, бесполезно, но входить будешь только туда, куда я разрешу… И не вздумай ослушаться! Помни о крысах, о змеях… – он подумал, не обернуться ли драконом для острастки, но у него уже не было ни желания, ни сил.

* * *

Остин приснился ей еще раз – но как-то тускло, невнятно, и она не могла вспомнить свой сон. И все же каждый раз, укладываясь вечером на соломенный тюфячок, она подолгу думала о контестарском принце и пыталась призвать его в сновидения.

Теперь она обувалась в старые веревочные сандалии – а в них гораздо приятнее шлепать по камням, нежели босиком. Сухие лепешки чередовались с вяленым мясом, а вместо воды было еще и вино. К тому же ей было позволено подниматься на верхушку западной башни – там была открытая площадка, окруженная зубцами, и можно было подставлять лицо солнцу и ветру, смотреть на море и на берег, по которому петляла дорога.

Первое время Юта пропадала на башне – ей то и дело казалось, что на дороге появился всадник. Она принимала за всадников камни, кусты, столбы пыли, поднятые ветром – и каждый раз горько разочаровывалась, чтобы снова всматриваться и вглядываться.

Время от времени ей случалось наблюдать, как из Драконьих Врат вырывается черное облако, а вслед за ним, окутанный дымом, как темным плащем, появляется дракон. Притаившись за каменным зубцом, Юта разглядывала горящую на солнце чешую, гибкий костяной гребень вдоль спины, длинный лоснящийся хвост, захлестывающийся петлями… Дракон изрыгал пламя, описывал круг в небе над замком, и Юта, полуоткрыв рот, смотрела, как величественно взмахивают перепончатые крылья, из которых одно было отмечено светлым треугольным шрамом. Потом ящер неторопливо пускался прочь, на глазах становился все меньше и меньше, пока не превращался в черную точку, тающую над горизонтом.

Полетел на охоту, думала Юта. Она знала уже, что ящер охотится в горах на диких коз – драконий организм требовал обилия сырого мяса.

Быт замка был прост до однообразия. Время от времени Арман завяливал нескольких коз, чтобы съесть потом перед камином, будучи в человеческом обличье. Вода добывалась из родника, вино – из необъятных, вмурованых в стены бочек, поивших, верно, не одно драконье поколение. Да и непременные сухие лепешки, как предполагала принцесса, испечены были лет сто назад, не меньше.

Была и кладовая – туда, как и следовало ожидать, ход Юте был строго-настрого закрыт, и она, конечно, очень боялась ослушаться.

Арман и в человеческом виде представлялся ей страшилищем – поначалу она пряталась в первую подвернувшуюся щель, едва заслышав его шаги в конце коридора. Когда же строгий голос повелительно звал: «Эй, принцесса!» – она не решалась ослушаться и являлась, дрожа, пред страшные Армановы очи. И, хотя никаких неприятностей он ей не причинял, а только кормил, поил да следил, чтобы не нарушала запретов – относительно спокойно ей бывало лишь тогда, когда он покидал замок.

Потом она пообвыклась и даже несколько раз рискнула обратиться к Арману с вопросом: а здесь бывают шторма? а куда ведет та дверь? а что, если разогреть лепешку, сунув ее в камин?

Арман отвечал сухо, но терпеливо. Разогретая лепешка оказалась вкусна, и Ютин страх понемногу отступал, давая место пока еще робкому любопытству.

Из всех развлечений главным оставалась сторожевая башня; дороги же были пусты – и вскоре принцесса решила, что рыцарь-освободитель и без ее помощи отыщет замок, и что ожидание можно скрасить, придумав себе какое-нибудь занятие.

И умница-Юта его придумала.

Труднее всего было выпросить у Армана факел – заодно удалось приметить, где они хранятся. Благовидным предлогом послужила Ютина якобы боязнь темноты.

Снарядившись таким образом, принцесса наконец решилась.

Дождавшись на башне, пока Арман-дракон вылетит из замка, – а Юта до сих пор содрогалась при виде крылатого чудовища – негодница опрометью бросилась вниз, зажгла факел и принялась за исследование замка. Уж казалось бы: раз ты пленница, то сиди тихонько и не нарывайся на неприятности – но нет! Юта спускалась теперь в темную, подземную часть замка, куда вход ей был категорически запрещен.

Факел вздрагивал в решительно поднятой руке. Подол темного балахона волочился по волглым ступеням – скользким, истертым до дыр.

Лестница привела на узкую площадку – теперь можно было выбирать, спускаться ли ниже или углубиться в коридор. Юта решила спускаться.

Стало заметно прохладнее; по стенам скатывались большие прозрачные капли. Юта остановилась – и спереди, и сзади, и сверху, и снизу была только темнота, плотная, веками слежавшаяся тьма, которую едва осиливал свет одинокого факела.

Принцесса хотела уже испугаться – но вспомнила почему-то о светлячках. Светлячок в траве тоже испытывает похожее чувство – кругом темно, а он хранитель единственного в мире тусклого огонька… Юта вспомнила, как собирала в парке светлячков и показывала их маленькой сестре Май, которая тогда только поднималась на ноги… А Вертрана – та боялась ходить ночью в парк, и мальчишки-пажи боялись, и Юте очень нравилось смеяться над их страхами… Мальчишки – даже совсем большие – дивились ее храбрости и признавали за ней право командовать в затеях, которые она же большей частью и выдумывала…

Плясали тени на мокрых стенах. Юта улыбнулась и двинулась дальше. От лестницы отделился еще один коридор; на этот раз Юта свернула и, пройдя немного, сразу же столкнулась с проблемой выбора – коридор раздваивался.

Подумав немного, она копотью факела оставила на стене пометку и свернула вправо.

С потолка гроздьями свисали летучие мыши, Юта испугалась, когда на них упал свет – но мыши не почтили ее вниманием. Похоже, они давно привыкли к огню факела, и это дало принцессе повод немного призадуматься – кто здесь так часто ходит со светом? Уж не хозяин ли замка? Что у него тут, в подземном лабиринте – сокровища?

Частые развилки и тупики беспокоили Юту все больше. Она уже всерьез подумывала о возвращении, когда стены коридора вдруг раздались.

Свет уже не достигал их, хотя факел горел ровно и ярко.

Юта остановилась, тяжело дыша и слушая стук крови в ушах.

Это, похоже, был огромный зал – принцесса даже ощущала движение тяжелого, затхлого воздуха. Где же потолок? Что там, дальше?

Принцесса испугалась, что, потеряв из виду стены и не имея возможности делать пометки факелом, не найдет дороги назад. Поэтому, вернувшись немного, она продолжила свой путь, придерживаясь правой стены.

Что он хранит здесь? В старых легендах полным-полно упоминаний о драконьих кладах, на которых будто бы и стоят их замки… А здесь пусто, огромное пустое пространство в толще скал, это кто же его выдолбил и зачем?

Ее любопытство росло вместе с ее страхом.

Слева показалось нечто большое и бесформенное – кажется, приземистая колонна, не то иссеченная чем-то, не то узором разукрашенная… Юта, подумав, отступила несколько шагов от стены и осветила колонну своим факелом.

Гор-ргулья!

Колонна была покрыта письменами, да какими сложными! Юта обошла громадину кругом – письмена заполняли ее до самого пола, а начинались, наверное, у потолка, которого не было видно. Клинописные символы кое-где поросли мхом, кое-где стерлись – сколько же им столетий? Значки теснились, прижимали друг друга – разные тексты, и почерк разный… А вот и рисунок – а на нем знакомый берег, и море, и… замок!

Юта присвистнула. Фрейлины всегда запрещали ей свистеть. Вспомнив об этом, она свистнула громче – в коридоре захлопали крылья летучих мышей, и Юта зажала себе рот ладонью.

Тысяча горгулий…

На следующий день Арман никуда не вылетал – и Юта маялась, шатаясь по коридорам и глазея с башни на дорогу. Немного развлекли ее немыслимых размеров белые птицы, которые поселились в прибрежных скалах и теперь вели беспокойную шумную жизнь – вопили, ругались, по очереди высиживали птенцов и выдергивали друг у друга перья. Поколебавшись, Юта пошла с вопросом к Арману – тот скупо объяснил, что птицы называются калидонами, избегают людей и поэтому издавна селятся рядом с драконами. Бормоча удачно придуманную считалочку – «Раз – драконы, калидоны, два – драконы, калидоны» – Юта поплелась обратно на башню.

Спустя еще день Арман – о удача! – улетел с раннего утра, и Юта, прихватив из хранилища новый факел, поспешила в разведанный ею подземный зал.

Найти было непросто – но Юта наловчилась ориентироваться по своим же, копотью факела оставленным знакам. Летучие мыши снова не обратили на нее никакого внимания, да и Юта уже не удивилась, когда стены коридора неожиданно расступились и в лицо повеяло затхлым сквозняком.

Потом время, кажется, остановилась. Любопытная принцесса обнаружила еще четыре колонны, покрытые клинописью, а сколько их было вообще – горгулья знает! К тому же, стены во многих местах тоже были испещрены знаками, и рисунки встречались, да какие! Юта долго стояла, разинув рот, перед изображением неведомо какого чудовища, выбиравшегося из моря. Дракон рядом с этим зверем казался просто комнатной собачкой, а ведь рисовавший изобразил чудовище в таких деталях, которые наводили на мысль о том, что он не выдумал его, а видел, и совсем близко…

Азартно пританцовывая, Юта и дальше предавалась упоительному исследованию. В конце концов ее неистребимое любопытство было вознаграждено – продираясь сквозь незнакомые знаки, она наткнулась вдруг на обрывок совершенно понятного, обычным языком написанного текста: «У храброго Дин-Ара было двое сыновей, и когда достигли они лет и поднялись на крыло, настал день их поединка… Гортани юношей преисполнены были огня, и сами они преисполнены были доблести… Но пал в бою младший, Шан-Ан, а старший, Акк-Ар, утвердился, и заматерел, и преуспел в промысле, и крылья носили его до глубокой…»

Текст оборвался.

Юта, пораженная, стояла перед каменной книгой, и ей казалось, что, сделав только шаг, она попала в другой, совершенно невообразимый мир. «Гортани юношей преисполнены были огня»…

Что же, и храбрый Дин-Ар, и двое его воинственных сыновей в самом деле существовали? Они были драконы? Ну уж конечно, раз они с крыльями и вообще… А вот правда это или сказка, и кто это написал?

Забыв обо всем на свете, Юта водила пальцем по каменным строчкам, выискивая понятные буквы. Ну вот, опять!

«Юкка приходит из моря, и дети его, и внуки, и правнуки явятся из пучины… Береги свой огонь, и да защитит он тебя от ужасного Юкки, и от детей его, и внуков, и…»

Юта выпучила глаза. Вот это горгулья! Еще и ужасный Юкка, который… Постой-ка, а не тот ли это зверь с картинки? Тот, помнится, тоже из моря вылезал…

И Юта принялась разыскивать рисунок с изображенным на нем чудовищем, но найти уже не смогла, а вместо этого прочитала вдруг:

«Я поднимаюсь к небесам, и моя тень лежит в скалах, маленькая, как зрачок мышонка… Я опускаюсь на землю, и моя тень встречает меня, как мой брат…»

Факел затрещал, но Юта не обратила на это внимания. Она водила пальцем по последней надписи – та была высечена глубоко, четко и читалась куда легче прочих… Может быть, этот текст не такой уж старый?

Установить это Юте так и не довелось. То есть сначала все было хорошо, она разглядывала письмена, почти ткнувшись в них носом, и факел светил даже ярче, чем прежде… Но потом за ее спиной шумно вздохнули, и в ту же минуту оказалось вдруг, что факелов уже не один, а два, и поэтому так светло.

Юта вскрикнула – рядом, в двух шагах, стоял Арман, стоял молча, неподвижно, как воплощенное возмездие. В пляшущем огненном свете узкое лицо его казалось зловещим, как никогда.

– Я нечаянно, – быстро пробормотала Юта, и глупость этих слов открылась ей сразу после того, как они были произнесены.

Арман молчал. Молчание это было приговором.

– А что я такого сделала? – голос принцессы предательски дрогнул.

– А вот мы сейчас посмотрим, – с убийственным спокойствием пообещал Арман.

Из помертвевшей Ютиной руки изъят был факел. Арман постоял с минуту, глядя пленнице в глаза, потом швырнул оба факела на пол. Швырнул и наступил ногой – сначала на один, потом на другой.

Повалил дым, и стало темно – так темно, что Юта тут же перестала различать, где пол, а где потолок.

– Я ухожу, – сказал Арман в темноте, и голос его удалялся. – А ты останешься здесь. Вот и подумай, стоило ли совать нос, куда запретили!

Шаги его стихли прежде, чем Юта перевела дыхание.

Она стояла посреди полной темноты, и в голове ее бессмысленно повторялась последняя прочитанная фраза: моя тень встречает меня, как мой брат. Как мой брат. Мой брат.

У нее, Юты, никогда не было брата, но это неважно. Никакой брат не явится в это подземелье, чтобы вывести сестру на поверхность. Она ослепла, она умрет в темноте, она никогда больше не увидит солнца. Жестокий дракон будет наслаждаться ее стонами, ее слезами, ее отчаянием…

Но здесь он или все-таки ушел?!

– Эй, – голос Юты расстрогал бы и ледяную глыбу, – эй, вы здесь?

Никакого ответа.

– Послушайте, – она старалась говорить спокойно и мужественно, но то и дело пускала петуха, – я ведь не так виновата, как кажется… То есть виновата, конечно, но подумайте… Что плохого в том, что я немножко почитала здесь надписи? Здесь же нет ни золота, – Юта всхлипнула, – ни драгоценностей… Ни алмазов, ни рубинов, ни этих… сапфиров… И я ничего не украла… – ей пришлось сделать паузу, чтобы унять всхлипы и вытереть кулаком нос. Вокруг стояла темнота – густая, как чернила; Юта плотно зажмурилась, чтобы ее не видеть, и продолжала:

– Вам, может быть, и нравится меня пугать… Но это плохо, это… жестоко, я же и так ваша пленница… Откликнитесь, пожалуйста…

Тишина.

Дрожащей рукой Юта нащупала шероховатую поверхность колонны и прижалась к ней всем телом.

– Может быть, все написанное здесь – тайна… Так я же никому не скажу… Ни про то, как они дрались, ни про этого Юкку, который все время вылезает из моря… Я же не знаю, может, и не было никакого Юкки… Да я же все равно ничего не понимаю! – выкрикнула вдруг она отчаяно и зло. – Тут же не по-человечески написано! Ну кому хуже, если я попробую прочитать?!

Тишина.

Юта сползла по колонне на каменный пол.

– «Гортани юношей… преисполнены были огня», – сказала она шепотом, сама не осознавая, что говорит. – «Я поднимаюсь к небесам, и моя тень лежит в скалах, маленькая, как зрачок мышонка… Я опускаюсь на землю, и моя тень встречает меня, как мой брат».

Жесткая рука легла ей на плечо – она вскрикнула от ужаса.

– Пошли, – глухо сказал Арман.

Юта семенила за ним, едва поспевая; когда они миновали лабиринт и поднимались по лестнице, она решилась спросить:

– Вы видите в темноте?

– Нет, – отозвался Арман отрешенно.

Смеркалось.

– Что ты там искала? – поинтересовался Арман.

Юта потупилась. Пожала плечами:

– Ничего… Я хотела… Увидеть…

Арман молчал, и она решилась-таки спросить:

– А все эти… люди, то есть драконы… Они на самом деле были?

Арман отошел к окну. Над морем поднималась красная луна.

– Это летопись моего рода, – сказал, не оборачиваясь.

Горгулья, подумала Юта.

– А Юкка? Он тоже из… вашего рода?

Арман посмотрел на нее через плечо. Девчонка и девчонка. Притворяется? Или действительно настолько любопытна? Впрочем, что за беда… Странно, думал ли он, что будет, м-м-м… обсуждать… Ну, словом, что найдется собеседник, который вот так наивно спросит: «А Юкка?»

Он усмехнулся, и Юта, посчитав это добрым знаком, усмехнулась тоже.

– Юкка, – сказал Арман наставительно, – Юкка – морское чудовище… Издавна он и его родичи были страшными врагами драконьего рода… А появлялся он из моря, и единственное оружие против него – огонь. Ясно тебе, принцесса?

– А кто такой Дин-Ар? – спросила Юта немедленно.

Арман поразился: ну видано ли? Поди разбери теперь – сердиться, смеяться…

– Дин-Ар, – сказал он со вздохом, – мой славный предок, сто шестнадцатый в роду…

Глаза Юты сделались круглыми, как блюдца:

– Сто шестнадцатый? А сколько всего поколений ваших предков?

Арман в изнеможении закрыл глаза. Глупенькая принцесса, не спрашивай о том, чего не в состоянии понять.

– Я двести первый потомок, – сказал он устало.

– Двести первый?! А сколько вам лет?

Он усмехнулся:

– Двести тридцать два.

Принцесса помолчала, прикидывая, может ли это быть правдой. Спросила осторожно:

– Да? А сколько живут драконы?

– Пока не умрут.

– Да?

Арман отвернулся.

Он был так мал тогда, что о гибели отца сохранилось не воспоминание даже, а, по сути, воспоминание о детском воспоминании. Грохот, вспышка – отец, пораженный прямым ударом молнии, рухнул в море… Ему было, кажется, чуть больше двухсот… А через двадцать лет умер дед.

Юта вывела его из задумчивости, процитировав страшным шепотом:

– «Акк-Ар утвердился, и заматерел, и дожил до глубокой»… Но ведь он своего брата убил, да?

Что ж, подумал Арман. Я сам виноват – пустился с жертвой в объяснения, позволил рассуждать о делах рода…

Он вспомнил, как в темноте подземелья вздрагивал насмерть напуганный принцессин голос: «…моя тень встречает меня, как мой брат». И ведь что за странность, до этих ее слов он был ужасно зол, и сидеть бы девчонке без света не час и не два… Но уж очень необычно было услышать эти строки из ее уст. Необычно и… приятно, что ли? Он растрогался и вывел ее на поверхность…

– А… – начала было Юта и осеклась.

– Что?

Юта отчаяно засопела, не решаясь спросить.

– Ну, чего тебе, принцесса?

– У вас… ну, в общем, у драконов бывают имена, как и у людей?

– У людей, – сухо поправил он, – у людей, как и у драконов.

– Можно узнать, как вас зовут?

Он задумался. Выговорил с трудом:

– Арм-Анн.

С двумя факелами было удобнее, чем с одним.

– Тут непонятно… – бормотала Юта. – Это драконий язык?

– Древнее наречие.

– А вы понимаете его?

– Отчасти.

Залу не было видно конца-края, и все новые и новые колонны, покрытые письменами, выныривали из темноты.

– А что здесь написано? – Юта водила пальцем по влажному камню. Арман то и дело одергивал ее:

– Не руками, принцесса!

Юта отшатывалась, чтобы тут же приблизится опять:

– Тут есть и знакомые буквы, и не совсем знакомые… Что это?

Арман снисходительно объяснял. Чередовались более или менее давние описания нравов, обычаев, летопись наиболее важных событий, которыми, как правило, были битвы, схватки и поединки: «…и встретил Дон-Ар брата своего старшего Дав-Ана, и была их схватка подобна огненному узлу… И стянулся узел, и погиб Дав-Ан, и Дон-Ар возопил победно – но раны его были глубоки, как море, и пролил он море крови своей и в море же рухнул… Погибли оба, и осиротел род…»

– «Осиротел род», – шепотом повторила Юта. – Война между братьями? Одна и та же история повторяется и повторяется… Только тот, про которого я читала раньше, «заматерел» и «дожил до глубокой старости», а тут, видите ли, «осиротел род»… Зачем же было биться?

– Это обычай, – сказал Арман сухо. – Род продолжает только сильнейший из братьев. Тебе не понять.

– Не понять, – пробормотала Юта.

И после минутного молчания вдруг заговорила быстро и убежденно:

– А помните те строки про тень, которая встречает, как брат? Помните? Тот, кто их писал, ХОТЕЛ встретиться с этим своим братом, и не для того, чтобы его убить. Как вы это объясните?

– Никак, – глухо отозвался Арман. Юта, ободренная, продолжала:

– Я думаю, что убивать братьев не так уж хорошо. Рано или поздно остаешься один-одинешенек, и тогда уже впору со своей тенью беседовать… Вот вы, – она осуждающе уставилась на Армана сквозь пламя своего факела, – вы тоже убили своего брата?

Арман молчал так долго, что она испугалась.

– У меня, – медленно сказал он наконец, – у меня никогда не было братьев.

«…Гибель рода!»

Его дед был кликушей. Малыша до обморока пугали обвиняющие выкрики и зловещие пророчества.

«Гибель рода, распад, конец! Кого ты выплодил, сын?! Где сильные внуки, где носители моего пламени, готовые сразиться во славу семьи? Или этот выродок, Арм-Анн, уцелеет?»

Отец молчал. Арман дрожал, забившись в угол.

«Наши предки не простят нам, сын. Роду нужны новая кровь, свежие крылья. Арм-Анн – хилая ветвь. Где его братья, рожденные для поединка?!»

Потом была молния, осиротившая Арм-Анна.

Он тряхнул головой. Факел Юты мерцал далеко впереди – принцесса стояла, разинув рот, перед черной глыбой плоского, вздыбленного камня:

– Горгулья, это что еще?

Арман приблизился, думая о своем. Кивнул отрешенно:

– Здесь заключено пророчество.

– Пророчество?

– Да… О судьбе рода и всех его колен.

– Вам известно ваше будущее?!

Он усмехнулся:

– Нет. Ты же видишь, пророчество зашифровано. Не знаю, пытался ли кто-нибудь его понять… Если и пытался, то тщетно.

Юта стояла, завороженная. Хитросплетения линий пленяли ее, гипнотизировали, сулили неслыханную тайну другого, неведомого мира…

– А я смогу понять? Ну, прочитать, разобраться?

У Армана опустились руки. Факел его зашипел.

– Послушай, – сказал он проникновенно. – Этому камню много тысяч лет. Ты – девчонка, пигалица, песчинка, чешуйка… – он приостановился, подбирая слово, и Юте пришлось помочь ему:

– Скорлупка.

– Скорлупка, – согласился Арман, – Наглая, нахальная скорлупка с неистребимой тягой к неприятностям.

Юта часто заморгала:

– Знаете… Для дракона вы очень красноречивы.

Он онемел, а принцесса, воспользовавшись этим, поспешила добавить:

– Нет, я ничего такого не хотела сказать… Пожалуйста, разрешите мне ходить сюда самой. Пожалуйста. Ну, пожалуйста.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Марина и Сергей Дяченко. Ритуал. Волшебный роман
I 05.10.16
II 05.10.16
III 05.10.16
IV 05.10.16

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть