Онлайн чтение книги Родимые пятна
Глава 19

Мне повезло, в диспетчерской Хитроу дежурил тот же парень, что и в тот роковой субботний вечер. Он, естественно, не горел желанием помочь мне, но кое-что удалось из него вытянуть. Я успела на рейс 9.00 и на этот раз долетела без болтанки. Машина, заказанная звонком из Лондона, ждала меня в аэропорту Шарля де Голля. До Вилльметри я докатила за тридцать четыре минуты, но мне приходилось все время справляться с картой, да и машина была не самой последней модели. Даниель в личном самолете должен был вылететь из Ле-Бурже, но он мог ехать в «БМВ» и тогда, по сравнению со мной, имел большое преимущество в скорости. Все мое путешествие заняло три часа, вернее — два, ибо в Англии уже совершился переход на летнее время. Даниель мог проделать этот путь гораздо быстрее.

Я вышла из машины ярдах в пятнадцати от кованых ворот и сразу увидела, что у парадного подъезда в настороженном ожидании, словно присевшие на все четыре лапы животные, застыли два черных лимузина. Надо бы явиться чуть позже, подумала я, когда гости разъедутся, но ждать, честно говоря, мне не особо хотелось. И тогда я решила воспользоваться уже проторенной мною дорожкой, тем самым местом в ограде, которого не видно из окон особняка. Лесок и заросли кустарника сослужили мне добрую службу, а далее шла известная мне тропка вдоль узкого взбаламученного ручья, обегавшего сад по краю. Шесть дней прошло с момента моего первого непрошеного визита. Весна уже прокралась сюда, выгнав из недр свежую травку, да и листва стала гуще. Я перешла мутный коричневый ручей в том же месте, что и в прошлый раз, слева от озерка или пруда, не знаю уж, как и назвать. В длинной галерее у задней стороны дома стоял раскладной стол под белоснежной скатертью, вокруг которого располагалось несколько маленьких столиков со стульями. Похоже, здесь готовится не столько деловой ланч, сколько прием по случаю юбилея, дня рождения или годовщины бракосочетания кого-либо из этих столпов французского общества. Я открыто шла через газон, не думая прятаться. Даже если они меня и выгонят сейчас, им все равно придется позволить мне вернуться. Я была на полпути к дому, когда на террасе появилась высокая, стройная женщина с сияющей шапкой белокурых волос в длинном черном платье. Если я вижу ее, то и она меня не может не видеть. Я направилась прямо к ней. С минуту эта эффектная особа постояла, глядя в мою сторону, затем повернулась, присела за один из столиков и открыла сумочку. Вспыхнул огонек зажигалки, рука ее держала сигарету с превеликим изяществом. Она и сидя была очень элегантна, изысканный черный силуэт выделялся на фоне добротной кирпичной кладки и симметричных окон. Не это ли покорило Бельмона десять лет назад — совершенство женского тела в гармоничном сочетании с архитектурными формами? Изысканная вещица в дорогом интерьере. Такой образ подходил Матильде больше, чем образ расползшейся матери семейства, исторгающей из своего лона краснолицых и орущих младенцев.

Последние двадцать ярдов были настоящим спектаклем или, вернее сказать, фрагментом из виденного когда-то фильма. Появляется девушка, ставит стул под прямым углом к хозяйке, солнце освещает все то, что находится в кадре. Я села. Она откинула голову, подставив лицо солнечному свету и теплу. Вблизи она выглядела еще прекраснее, кремовая кожа, чья матовость подчеркнута мягко струящимся черным крепом, единственная нитка жемчуга вокруг шеи и блестящие черные туфельки на ногах. Шесть дней назад я расценивала ее молчание как проявление некоей ущербной эксцентричности. Теперь я поняла, что это уверенность в себе.

После небольшой паузы она посмотрела на меня и кивнула.

— Здравствуйте, Ханна.

— Здравствуйте, Матильда, — сказала я, тоже назвав ее просто по имени.

— Вроде вы не так давно были у нас последний раз…

— Дней пять назад, кажется. Но тогда я зря потратила время и деньги на авиабилеты.

Лицо ее выражало спокойствие и умиротворение.

— Ну, как бы там ни было а вы опять здесь.

Я окинула взором накрытый стол и столики, теснящиеся вокруг него.

— Простите, я, видно, попала не вовремя.

— Ничего. На самом деле может оказаться, что вы прибыли весьма кстати. Если бы Жюль был здесь, уверена, он предложил бы вам выпить.

Я покачала головой и улыбнулась ей. Теперь то, о чем я раньше только догадывалась, казалось очевидным. Кому еще могло понадобиться посылать мне медицинскую карту и затевать все эти игры в Лондоне, прибегнув к услугам адвоката? И кто еще мог позволить себе платить столь большой гонорар? Это мог быть и Даниель, конечно, но каковы бы ни были мои прежние фантазии, прошлой ночью они были унесены темными водами Темзы. Настало время сухих фактов. Она улыбнулась мне в ответ. Какой удачный кадр: две девушки под утренним весенним солнышком в ожидании начала приема. Но мне пришлось разрушить очарование сей идиллии. Я вытащила из сумки папку и передала Матильде.

— Вероятно, это принадлежит вам. Немного поколебавшись, она все же взяла у

меня папку, положила ее на колени и пробежала кончиками пальцев по ее поверхности, будто читала книгу, изданную по системе Брайля[44]Шрифт Брайля дает возможность слепым читать по выпуклым точкам и линиям.. Казалось, даже само физическое существование этого предмета тревожило ее. Будто она страшилась узнать, что в папке содержится то, что ей требовалось, хотя я уже точно знала: требовалось ей именно это.

— У нас с вами никогда не было возможности нормально побеседовать, — наконец заговорила она. — Почему бы вам самой вкратце не изложить того, что здесь содержится?

— Нет, увольте. Я не знаю, много ли вам известно, так что прочтите сами.

— Что мне известно? Ну, мне известно, что дитя Кэролайн отнюдь не произведение моего мужа и что в каком-то смысле именно из-за этого она и погибла. Еще я знаю, что это не было самоубийством.

— А он сам ничего не говорил вам?

— Нет, — тихо ответила она. — Он мне ничего не говорил.

— Почему?

Впрочем, я и сама знала ответ на этот вопрос.

— Вы сами однажды сказали, что я слишком сильно хотела ребенка, и не можете не понимать, что в таком случае женщине безразлично, кем зачато это желанное для нее дитя. — Она выдержала паузу, затем договорила: — Полагаю, что Жюль понимал это, а потому просто не доверял мне, обделывая все свои дела втихомолку.

— А каким же образом вы раздобыли медицинский отчет?

Матильда сильно затянулась сигаретой. Интересно, вроде бы прежде она не курила. Хотя и сейчас, кажется, закурила больше для эффекта, нежели из потребности курильщика.

— Доктор держал у себя копию на тот случай, если ему придется доказывать, что его вины в этом случае нет. Тогда я прибегла к шантажу, пригрозив ему, что если он не отдаст мне эти материалы, весь свет узнает о его некомпетентности. Риск был, но я видела, что вы нуждаетесь в помощи, а отправка этих бумажек была единственной возможностью помочь вам, не выходя из дома. — Она немного нервно оглянулась на двери, затем вновь посмотрела на меня. — У нас с вами, Ханна, не так много времени. Мне все же необходимо узнать, что тут, в этой папке.

Я перевела дыхание. Настал момент, о котором мечтает каждый сыщик, — момент истины. Истина от Ханны Вульф. Извольте получить!

— Вы правы, Кэролайн Гамильтон не совершала самоубийства. Записка, означенная в полицейском протоколе предсмертной запиской самоубийцы, была написана ею не в лондонской квартире, а в летнем домике одного французского имения перед тем, как девушка решила сбежать из него. Даниель захватил записку в Лондон, привез в дом Кэролайн и поместил таким образом, чтобы полиция ее сразу же обнаружила. Но не одну эту бумажку он привез из Франции в Лондон.

Он доставил также и некий продолговатый предмет. Авиакомпания подтвердила время его посадки, все верно. Но ручную кладь никто досматривать не стал. Вы сами говорили в тот день, выйдя на лестницу, что у компании «Авиация Бельмона» достаточно возможностей и связей, чтобы полететь куда захочется в любое время суток. Так что нет, наверное, аэропорта, включая и британские, где ваша фирма не пользовалась бы льготами, и любой член вашего семейства, прилетев куда-либо, быстро разделывается со всеми формальностями, не отвечая на ненужные вопросы. Итак, они приземлились в частном секторе для частных самолетов в восемь сорок вечера. Он прибыл в Килбурн в десять двадцать пять. Я знаю об этом, потому что находилась там и видела его. А до этого у него было достаточно времени, чтобы отправить свой багаж в реку.

Наступила пауза, достаточно, как мне показалось, тягостная. Но я ничем не выдала ни своей скорби о судьбе девушки, с которой даже не была знакома, ни своего возмущения чьими бы то ни было действиями, продолжая говорить ровно и спокойно:

— Кэролайн утонула в субботу, наглотавшись свежей речной воды, где-то между половиной пятого и половиной седьмого вечера. Когда парни из речной полиции два дня спустя нашли тело, они поспешили с выводами. Заключение патологоанатома и следственных органов, возможно, и насторожило бы их, но тут вовремя явилась предсмертная записка, вот они и скинули с себя это дело с чистой совестью. Кого волнует, что в желудке самоубийцы содержится речная вода с частицами водорослей, которые в Темзе не водятся? На кой черт, спросим себя, было им возиться с ничтожными фактиками, говорящими о том, что самоубийца, найденный в Темзе, отнюдь не в Темзе утонул? Нашли ее в Темзе, ну и до свидания!

Я повернула голову и всмотрелась в прелестный пейзаж: искрящаяся поверхность водоема на фоне пробуждающегося к жизни леса.

— Прекрасное озерко. Очень древнее, думается, и вода в него поступает непосредственно из речки. Речка, увы, не такая уж чистая, но что в наши дни не загрязнено? И все же она чище Темзы, хотя патологоанатом, к счастью, не сравнил уровней загрязнения. Равно как не заметил и разницы между одной рекой и другой в смысле содержания морской воды. Ему достаточно было связаться с морскими биологами, но зачем беспокоиться? Как я уже сказала, существующее положение дел всех устраивало.

Помолчав, я отвернулась от водоема, перевела дыхание и, поглядывая на хозяйку, продолжила:

— Кэролайн написала записку, дождалась темноты и затем попыталась бежать. То, что случилось потом, вы, вероятно, знаете лучше меня. Допускаю, что, проходя вдоль озера, она случайно оступилась и упала с берега в воду, перепугалась, побарахталась в панике да и захлебнулась, наглотавшись озерной водицы. Не исключено, что кто-то и помог ей оступиться и побеспокоился, чтобы она как-нибудь случайно не всплыла, а уж точно упокоилась здесь навеки. Но как это ни объясняй, а Кэролайн Гамильтон, думаю, утонула вот в этом вашем озере, и произошло это где-то между половиной шестого и половиной седьмого вечера. Затем, вероятно, Даниель и Морис вытащили тело из воды, должным образом упаковали и с большой поспешностью по воздуху доставили в Лондон. Чистое безрассудство! Но ясно одно: у них здорово все это получилось. Более опытные патологоанатомы, вероятно, задумались бы над вопросами, на которые само тело ответить не может. А тут нашли только то, что хотели найти.

Пепел сигареты превратился в опасно нависший столбик. Рука Матильды слегка дрогнула, и пепел бесшумно осыпался на ее платье. Я удивилась, что она даже не взглянула на дорогую ткань. Неужели она наняла меня на деньги мужа? В этом была своего рода ирония: старик купил себе молодую жену, а она, за его же деньги, его и продает. И хотя все это, в общем, понятно, но я не переставала изумляться масштабам ее вероломства. Что толку освобождать женщин от дачи показаний против своих мужей? Им ничего не стоит нанять кого-либо, кто сделает это за них. Матильда опустила взгляд на пепел и легким движением ноготка с идеальным маникюром стряхнула его. Тем не менее слабый след пепла на черной ткани остался. Тут она посмотрела на меня, и, что бы ни выражал ее взгляд, в нем несомненно было удовлетворение.

— Меня в тот день не было. После обеда я ездила покупать детскую мебель, — заговорила она, деланно улыбнувшись. — Кэролайн созналась мне, что ребенок не от Жюля. Это было в тот же день, когда она просила мужа освободить ее от контракта. Я сказала ей, что это не имеет значения. Заверила, что когда муж узнает результаты последнего анализа, я сумею защитить ее от его гнева. Мне показалось, что этого достаточно. Она мне, конечно, не открыла, откуда у нее такая уверенность, что отец — не Жюль. Как вы думаете, ребенок был уже мертв?

— Нет. Если верить судмедэксперту, он еще был жив. Подозреваю, что она и сбежала от вас, чтобы успеть спасти его.

Матильда покачала головой.

— Когда я вернулась, часов в семь, ее уже не было. Она к тому времени сбежала.

— Но Жюль был здесь.

— Да.

— И как он на все это реагировал?

— Жутко тревожился, был просто вне себя. Даниель в это время уже летел в Лондон. Агнес суетилась вокруг мужа с кучей лекарств, а вот Мориса я что-то нигде не заметила. Жюль сказал, что Морис ушел ее разыскивать.

— Ушел — да, но вовсе не ее разыскивать. В одиночку ведь тело не упакуешь и в аэропорт не доставишь. А Морис — свой человек. Скажите, Матильда, ведь он сын Агнес, не так ли?

Она кивнула.

— Агнес служит у Жюля еще с военных времен. Он и его первая жена подобрали ее девчушкой, ее родителей убили в Германии. Когда она вышла замуж, ее муж работал в компании. А после его смерти сын занял его место. Для Жюля они готовы пойти на все.

— Когда вы узнали о результатах анализа крови?

— В тот нее вечер. Жюль мне сказал. — Она помолчала, задумчиво глядя на свои длинные, вытянутые ноги, весьма эффектно обтянутые тонким черным крепом, затем заговорила опять: — Вы, должно быть, слышали, что Жюль— прославленный герой войны? Там был один такой случай, когда он разоблачил предательницу, из-за которой шесть человек его группы попали в руки гестапо. Так Жюль взял ее с собой на задание— взрывать склад боеприпасов. Он вернулся один. Ее тело позже нашли в развалинах склада. — Матильда помолчала. — Как вы думаете, это он убил ее?

Я подумала, интересно, сколько раз она задавала себе этот вопрос с того дня, как исчезла Кэролайн.

— Затрудняюсь ответить… Вы сами не спрашивали его об этом?

Матильда вдруг очень открыто, впервые за все это время так открыто и искренне улыбнулась.

— Вы правы, надо было спросить его об этом. Но мне не очень верилось, что он ответит правдиво. А тогда зачем?.. — Наконец-то я обратила внимание на то, что о муже она говорит в прошедшем времени.. — Вы, Ханна, чуть-чуть опоздали. Два дня назад у него опять был инфаркт. На этот раз весьма обширный. Он умер через час, не приходя в сознание. Неужели вы не поняли смысл всех этих приготовлений? — Она элегантно повела ручкой, указывая на длинный стол под белоснежной скатертью. — Стервятники слетелись поскорбеть над трупом, ну а я, после оглашения последней воли покойного, вышла глотнуть свежего воздуха.

Первым моим ощущением было чуть ли не отчаяние. И летела-то я во Францию с мыслью встретиться именно с ним, с Жюлем Бельмоном. Меньше всего думала я о таком повороте событий. А он взял да и одурачил меня, укрывшись в могиле. А уж о Матильде, об этой бедной юной овечке, купленной за большие деньги, я думала меньше всего. Но тут меня словно что-то задело. Уж слишком эффектно она выглядела, Матильда Бельмон. Ее вид никак не вязался с образом безутешной вдовы.

— Что вы будете делать с моим отчетом? — спросила я, придя в себя.

— Не знаю. — Она подняла свои красивые глаза. — У меня на этот счет нет никаких соображений. Я семь лет была замужней женщиной и за это время здорово отупела. Может, теперь это как-то и выправится. Скажите, многое ли из этого вы сможете доказать?

— Многое из чего? — вдруг прозвучал голос Даниеля Дэвю.

Он появился со стороны открытых французских окон[45]Французское окно — двойное окно, идущее от пола; стеклянные двери., подкрался совсем неслышно, мягко ступая по каменным плиткам. Возможно, натренировался подслушивать под чужими дверями. В черном костюме, как всегда чертовски элегантен, однако я, на сей раз была готова к встрече с ним. Приблизившись, он встал между нами. В этом было нечто угрожающее. Но на близком расстоянии я заметила, что он выглядит гораздо хуже, чем безутешная вдова. Она, кстати, не спешила ответить на его вопрос, поэтому он повернулся ко мне. Ну а я к этому моменту уже тупо смотрела себе под ноги.

— Привет, Ханна, — негромко проговорил он. — Не ожидал вас увидеть так скоро.

— Вы, может, и не ожидали, а я вот не удержалась.

Он улыбнулся, затем повернулся к Матильде, и я впервые подумала о том, как странно ей, должно быть иметь такого племянничка, а ему такую тетушку.

— Матильда, гости отправились в библиотеку, где их ждет аперитив. И они, как мне кажется, ожидают хозяйку.

— Пусть себе ожидают. Я скорблю, как вы, должно быть, помните. Мне не до гостей. Неужели это нуждается в каких-то дополнительных объяснениях?

— Да уж, скорбь… Хотя все успели заметить, что ваш носовой платочек совершенно сух.

Он проворковал это почти нежно и ждал, что она ответит. Но она ничего не ответила. Даниель постоял, разглядывая складки на скатерти, потом перевел взгляд на меня.

— Вы, Ханна, я гляжу, все трудитесь. И что же вы наработали?

Я посмотрела прямо ему в глаза: все та же смесь иронии с полнейшей серьезностью, и, пожав плечами, ответила:

— Об этом лучше спросите у моего клиента. По тому, как Даниель взглянул на нее, стало ясно, что он не так уж много успел подслушать. Я и раньше чувствовала, что они друг друга не любят, но сейчас просто поразилась тому, как сильно электризуют воздух разряды их взаимной ненависти. Матильда первая опустила глаза, даже будто смиренно, но это было явно временным отступлением. Он взял мой отчет, и, пока читал его, никто из нас не пошевелился. Даже воздух казался окаменевшим. Я, как всегда в напряженных ситуациях , старательно рассматривала свои ногти, но наконец не выдержала и перевела взгляд на него. Теперь-то, приятель, ты понял, как приятно быть последней спицей в колеснице и знать, что ни для кого это не секрет.

Он закрыл папку и спокойно положил ее на стол между нами.

— Хорошо сработано, Ханна. И много, как видно, пришлось потрудиться.

— Да нет, не особенно. К тому же мне помогали.

— Да-а, понятно. — Он помолчал с минуту, затем повернулся к ней и широко улыбнулся. — Ну, Матильда, и что же дальше? Вы ведь прямо сейчас можете позвонить в полицию. Или предпочтете сначала обсудить это дело в узком семейном кругу? Момент, как говорится, просто на заказ. В доме битком юристов, так что все документы можно состряпать и подписать прямо сейчас, еще до того, как начнут подавать кушанья для поминальной трапезы.

— Даниель, обойдитесь без грубостей. Вляпались-то вы, не забывайте, — холодно проговорила она. — Так что лучше вам побеспокоиться о спасении собственной шкуры. Попытайтесь хотя бы убедить нас, что это не вы убили ее.

— Конечно, ее убил не я. — Если она собиралась его разозлить, то явно просчиталась. Голос у него был чуть ли не веселый. — И уверен, что убил ее не Жюль или кто-то из домашних. А вот за вас, Матильда, не поручусь. В этой папке достаточно компромата, чтобы бросить меня за решетку. Если, конечно, допустить, что вы сумеете доказать свое обвинение в суде. Вы же понимаете, что время, потраченное нами на эти разговоры, потрачено впустую. Так что беритесь-ка за телефон и вызывайте полицию, сегодня же, сейчас, и это будет первой реакцией на изъявление последней воли покойного. — Матильда впилась в него взглядом, но не пошевелилась. — Нет? Не хотите?

Ханна, почему бы вам не уговорить свою клиентку? В конце концов это поиски истины, не так ли? Что такое хороший кусок империи Бельмона в сравнении с правдой? Не для того ли вы наняли Ханну, чтобы правда восторжествовала? Так вперед! Терять вам нечего. Вам ведь наплевать на то, что мои денежки отправятся со мной в тюрьму. Они все равно не попадут в ваш карман, как бы вы ни были этого достойны. Матильда резко встала.

— Довольно паясничать, Даниель! — процедила она сквозь зубы. — Это ведь вы преступник, а не я. Больше не желаю вас слушать. — Она прожгла его ненавидящим взглядом, затем обратилась ко мне, вмиг преобразившись в безутешную вдовушку. — Мисс Вульф, простите за спектакль, разыгранный этим человеком. Но не пора ли нам завершить наши финансовые расчеты?

— Ох, Матильда, вы просто бесподобны! — воскликнул Даниель. — Но подозреваю, что мисс Вульф не так глупа, как вам кажется. Не так ли, Ханна? Готов спорить, что она хочет узнать истину даже больше, чем этого желаете вы, мадам. Такое впечатление, что она единственная по-настоящему этого хочет, причем бескорыстно. Сядьте, Матильда, и я поведаю вам обеим, что случилось в ту ночь. А потом, если захотите, я выслушаю и вас. Сядьте, я сказал!

Да ты неотразим в гневе, подумала я. Удары сердца гулко отдавались у меня в голове. Уж и не знаю, за кого из них я переживала больше.

Его окрик не особенно испугал Матильду, но она все же села. Даниель какое-то время молчал. Может, просто подыскивал нужные слова. Когда он заговорил, все во мне замерло и напряглось. Еще бы! Ведь то же самое, весьма вероятно, он станет излагать и перед судом присяжных, а потому главное— сосредоточиться и постараться отделить правду от риторики.

— В ту субботу я был в офисе. После полудня, еще до пяти, мне позвонил Жюль. Результаты анализа только что пришли, и доктор объяснил ему все, что касалось ребенка. Жюль, естественно, был расстроен, более того, рассержен. Но не столько ее проступком, сколько тем, что она не хотела обсудить этого с ним. Тут-то он, видно, осознал, что она просто боится его, и потому попросил меня присутствовать при их встрече. Я поехал туда сразу же, как только освободился, но прибыл уже затемно. Меня встретила заплаканная Агнес. Она провела меня в сад, к озеру. Они все были там — Жюль, Морис и мертвая Кэролайн. Ее нашел Морис. Когда наступили сумерки, он выпустил собак погулять и услышал, что они как-то странно брешут у озера. Думал, они опять увязались за кроликом или какой-нибудь зазевавшейся землеройкой. Но псы не унимались.Морис пробовал отозвать их, но они не шли. Тогда он сам пошел к озеру, посмотреть, что такое… Тело застряло в водорослях ярдах в двадцати от берега. Те же собаки, к примеру, могли напугать ее, приняв за грабителя, она от них шарахнулась и потеряла равновесие. А по ночам еще заморозки, температура ниже нуля. Ну, сразу спазмы, судороги.,. Словом, все кончилось быстро. Я даже думаю, что ее одолел скорее холод, нежели сама вода.

Он замолчал, будто предоставлял нам возможность как можно ярче вообразить себе эту трагическую картину. К чести его сказать, он мог бы расписать все это гораздо красочнее. Некоторые детали наверняка способны были усилить эффект. Ну, например, тонкие щиколотки, и без того не очень здоровые, пережившие несколько операций, а тут еще эклампсия и тяжесть бремени, которое она носила. Долго ли тут потерять равновесие, упасть в темную воду и запутаться в прибрежных водорослях? Из нас троих, присутствовавших здесь, я одна пережила этот ужас. Ведь я своими ушами слышала топот и лай приближающейся своры собак, и до сих пор помню страх, охвативший меня и способный ввергнуть в безумие любого. Но я могла представить себе и совсем иной вариант развития событий. Например, беременная женщина, ослабленная недомоганиями и объятая страхом преследования, и бегущий за ней старик, более сильный, чем можно было судить по внешности, обуянный жаждой отцовства и взбешенный тем, что его лишили последней надежды на это. И вот он, как какой-нибудь обезумевший Отелло, малость попридержал бедняжку под водой, вцепившись в ее прекрасные золотистые волосы. Но главное, что наверняка-то теперь ничего не узнаешь. Подлинная история навеки погребена в мавзолее Бельмонов. Старый герой войны выиграл свое последнее сражение, но земного бессмертия, увы, так и не получил. А ведь подумать только, как дорого он заплатил за молчание! Может быть, природа таким образом выравнивает счет. Когда в Англии семнадцатого века была реставрирована монархия, всех врагов короля повыкапывали из могил, а потом их трупы вешали, выпотрашивали и четвертовали.

Таков был английский закон, и такова была уверенность в своей правоте. А вот я, сколько ни билась, так и не пришла к какому-то определенному выводу. Есть ли у меня доказательства? Столько сил и времени ухлопано, а в руках одни только теории.

Даниель настороженно поглядывал на меня, потом заговорил:

— Я знаю, Ханна, о чем вы думаете. И вы правы. Истины до конца мы никогда не узнаем. Но не позволяйте этой неопределенности сбить вас с толку и лишить способности к трезвому суждению. Ни Жюлю, ни кому бы то ни было другому не было никакого смысла причинять ей вред. Ведь она хотела просто уйти. Не угрожала шантажом— даже обещала, что никому ничего не скажет, — ни о чем не просила, хотела только одного: чтобы ей позволили уехать. А если бы она честно сказала, чем вызвано это решение, ей бы просто заплатили и поместили в больницу еще до того, как будет слишком поздно. Но молодая беременная женщина, растерянная и напуганная, допустила роковую ошибку. И все же, как бы там ни было, она не заслужила такой смерти. Ведь если Жюль, узнав правду, и рассердился бы, то убивать ее за это он, конечно же, не стал бы. Я уже говорил вам как-то, Ханна, что он замечательный человек. Вы не поверили мне. Подозреваю, что он слишком богат и влиятелен для того, чтобы вы его полюбили. Но все это, согласитесь, еще не делает из него убийцу.

Наступила пауза, но видя, что я молчу, он продолжил:

— Я, конечно, не могу доказать, что Жюль не убивал ее, но и вы, Ханна, ничем не докажете, что ее убил он. Единственное, что я могу, это рассказать, как все происходило. Когда я, после звонка Жюля, сюда примчался, было ясно, что со всем этим что-то надо решать. Вызвать полицию? Но даже ради такого человека, как Жюль, полиция не станет держать эту трагедию в тайне. Скандал подкосил бы его. И не только его, но и всю компанию. Он просил у меня совета, и я дал ему этот совет. И если вы прибыли сюда в поисках злодея, то вы его нашли в моем лице. Это я злодей, ибо посоветовал Жюлю не обращаться ни в полицию, ни к адвокатам, а полностью положиться на меня, ибо я устрою все наилучшим образом, раз уж девушку все равно не воскресить из мертвых. Она мертва. И для всех она останется талантливой балериной, совершившей ошибку и не сумевшей справиться с обстоятельствами. И всем будет ее страшно жалко. Но выплыви наружу правда, и ее забросают камнями.

Он замолчал и потер виски, будто забыл, о чем еще хотел сказать.

— Только Жюль не мог успокоиться, — наконец заговорил он. — Матильда, если пожелает, может подтвердить это. Я думаю, он ждал, что все выплывет наружу. Или кто-то выведет его на чистую воду. — Тут Даниель взглянул на Матильду. — Во всяком случае, он сделал то, что было в его силах. Не думаю, что Жюль в своем возрасте и со своим жизненным опытом наивно верил, что деньгами можно откупиться от всего. Но ее имя хотя бы не будет забыто. Вы, Ханна, кажется, в некотором недоумении? Молчите, я сам попробую угадать. Матильда, как видно, ничего не сказала вам о некоторых подробностях последней воли покойного. Итак, узнайте, что его завещание включает в себя такой пункт, как анонимное выделение средств на создание и содержание пансиона и школы для юных танцоров и танцовщиц. Фонд будет носить имя Кэролайн Гамильтон. И фонд этот будет отнюдь не бедным. В завещании также содержится обращение Жюля к мисс Патрик, в котором он просит ее взять на себя вопросы администрирования. Не знаю, правда, примет ли она это предложение. Но, как я уже говорил, что бы он ни сделал в память девушки, ее этим все равно не вернуть. Впрочем, все это было потом, завещание и прочее. А тогда мы стояли над ее мертвым телом, нужно было что-то предпринимать. То, что предложил я, было, как мне кажется, лучше любого другого варианта.

Даниель умолк. Я чувствовала себя римским императором, который должен решить, какого христианина скормить сегодня львам. Палец мой уже готов был указать на жертву, но что-то останавливало меня. Честно говоря, мне надоело уже отшелушивать истинное от лживого и решать, настоящие ли слезы льются из глаз подозреваемого, или это просто реакция на аэрозоль. А если моя клиентка знает ответ лучше меня? В конце концов ведь это она — одна из всех — пожелала оплатить поиски истины. Но, вопреки расхожему мнению, поиски истины не всегда вызваны желанием восстановить справедливость. Именно в этот момент я и взглянула на нее, и она мне не понравилась. В ней вновь вскипала ярость, но в глазах при этом мерцало и какое-то мрачное предчувствие. Или мне показалось? Появление Даниеля явно никак не входило в ее планы. Она беспокоилась о своих интересах, а он возьми да и объявись, поломав ее игру.

В этот момент Даниель заговорил опять, с неожиданной язвительностью.

— Нет, постойте, я хотел бы пояснить и дополнить свою последнюю фразу. Возможно, мое решение и было лучшим из возможных вариантов, но оно явно не было лучшим для всех. Здесь существовала одна особа, которая не получала никакой выгоды от сохранения семейной тайны. Боюсь, что Матильда не поведала вам всего, что связано с ней и Жюлем. А жаль, ибо это весьма романтическая сказочка. До того как им познакомиться, Матильда имела тесные отношения с неким мужчиной, и это был весьма бурный роман. Она тогда работала в одном из филиалов фирмы. Но ей повезло — возможно, благодаря особым ее стараниям: ее перевели из филиала в офис босса на должность переводчицы с английского. И в один прекрасный день, — а рано или поздно это все равно случилось бы, — она попалась ему на глаза и тотчас была замечена. Весьма пожилой человек и юная красавица. Старо как мир. Он понимал, конечно, что о пылкой любви с первого взгляда тут мечтать нечего. Понимал также, что его финансовое положение сыграло в этой истории далеко не последнюю роль, притом что жить ему оставалось не так уж много. Но он привязался к молодой жене. К тому же его не оставляла мысль обзавестись кровным наследником, и это, конечно, было важнее всякой пылкой любви. Но тут-то избранница и подвела его, так и не сумев забеременеть. А надо вам знать, что еще до заключения брака он просил ее подписать некое соглашение. Она не говорила об этом? Должно быть, просто забыла. Там оговаривалось, что если у них будет ребенок, она получает треть состояния. Другие две трети распределяются между мною и этим ребенком, причем мы с Матильдой являлись бы равноправными попечителями этого мальчика (или девочки), пока этот мальчик (или девочка) не достигнет совершеннолетия. Однако если ребенка у них не будет, основная часть состояния переходит ко мне. Она в этом случае получает не так уж много, хотя, по меркам человека среднего достатка, все же немало. Поначалу условия соглашения, как видно, не пугали ее, поскольку у нее были свои планы. Но потом стало ясно, что тело, возможно впервые в ее жизни, подвело ее. Однако Жюль был все так же без ума от нее, потому нашел альтернативу. Так на сцене появляется Кэролайн. Она сдала свое тело в аренду, дабы произвести для этой супружеской пары младенца, а затем исчезнуть. В обществе думали бы, что дитя принадлежит Матильде и Жю-лю, да и юридически материнские права Матильды были бы подтверждены, а после смерти мужа треть состояния перешла бы ей. Но поскольку и в этом случае никакого младенца, увы, не получилось, в силу вступали иные условия завещания — вариант номер два. Матильде стало ясно, что придется умерить свои аппетиты, оставшись всего лишь неплохо обеспеченной переводчицей с английского. И не случайно, что после несчастья с Кэролайн она сумела заполучить нечто для себя ценное. Я имею в виду информацию: такого рода сведения, от покупки которых не откажется ни одна газета. Но она понимала, что во всей этой истории и сама она отнюдь не невинная овечка. К тому же, даже ей не хватило наглости шантажировать мужа. Однако после его смерти она смекнула, что если этой истории придать определенное направление, то можно оттяпать кое-что у главного наследника.

И тут Даниель, до сего момента говоривший куда-то в пространство, повернулся ко мне.

— Вот тут-то, Ханна, вы и пригодились. Вас наняли, чтобы вы, с вашим неудержимым стремлением к справедливости, накопали бы достаточно компромата. Именно это и требовалось Матильде. Ну, как видим, она своего добилась. Час назад было зачитано завещание, по которому Даниель Дэвю получил почти все состояние Жюля Вельмона, за исключением фонда Кэролайн Гамильтон и небольших сумм, выделяемых вдове покойного, Агнес и Морису и, совсем немного, семейному доктору.

Он помолчал с минуту. Я чувствовала, даже не видя, как дрожит Матильда, сидевшая рядом со мной. Но было ли это дрожью или просто слезами бессилия… Ясно одно: если у нее есть, чтб сказать в свое оправдание, то момент для этого настал. Однако молчание ее слишком уж затянулось, и Даниель негромко заговорил дальше:

— Ну вот, Ханна, мы и вернулись к тому, с чего начали. Итак, Матильда, что вы намерены предпринять? Позвонить в полицию или назначить разумную цену? Подумайте. И вы, мисс Вульф, не будьте простушкой, ведь вам представляется шанс отхватить неплохой куш. Ваша информация настолько хороша, что вы вполне заслужили возможность оставить нынешнюю работу, все эти гонки, слежки, подглядывания и подслушивания. Не стесняйтесь, отбросьте все соображения морального толка. Тем более что у вашей нанимательницы их нет. Как я уже говорил, у нее великолепный нюх на деньги. Я могу это засвидетельствовать. Потому что прежде, чем она вошла в кабинет Жюля Бельмона и увидела огоньки, заплясавшие в его глазах, ее, как магнитом тянуло ко мне. Ну, что ж, Матильда, вам всегда претила роль скромной и любящей супруги, может, хотя бы родственница из вас получится здравомыслящая. Давайте же обсудим наши дела.

Теперь наконец я повернулась и взглянула на нее. Ни трепета, ни слез, ни дрожи… Она сидела безмятежнее статуи, длинные ноги вытянуты и перекрещены, образуя прелестную линию, а руки спокойно лежат на коленях. Что бы ни творилось в ее душе, узнать об этом по внешнему ее облику было невозможно. Все под замком. Она взглянула на меня и открыто улыбнулась. Но это была улыбка прагматика, а не женщины, испытывающей хоть какие-то неудобства морального порядка.

— Простите, Ханна, что вам пришлось все это выслушивать. Вы своим временем, как мне кажется, могли бы распорядиться лучше. Вы прекрасно справились с работой и можете гордиться собой. А теперь давайте рассчитаемся, и вы будете свободны. Назовите свою цену.

Матильда все еще улыбалась, так что мне пришлось улыбнуться ей в ответ. Что же это получается? Женщина, вроде бы страстно желавшая ребенка, на самом деле желала вовсе не его. Ну а чего ты ждала, Ханна? Что мир и в самом деле населен героями, прошедшими кровавое горнило войны, и, — что еще невероятнее— их героическими женами? В то время как мир — это коррупция, гнилая мораль и нравы разбойничьей банды, где каждый рвет кусок в свою сторону. Кэролайн нуждалась в восьми тысячах фунтов, но ограничилась бы и шестью, если бы ей удалось сбежать, утаив свой обман. Но вот Бельмон, увы, не понимал, почему он не может купить все что угодно и законно этим владеть. А тут и Матильда возжелала слишком многого, не понимая, почему бы и ей не создать собственной империи. Действия Агнес, Мориса и доктора объясняются проще: смешением корысти и преданности хозяину. А Даниель… Ну, Даниель наблюдал со стороны, а затем бросился устранять непорядок. Он любил своего дядюшку, и не только, как видно, из благодарности за все, что тот для него сделал. Но и свой интерес не забывал, спасая фирму от скандала, ибо понимал, что будет хорошо вознагражден за свои усилия. Так что вот они все, разные характеры, собранные в одном доме и не обремененные моральными принципами. Ну а я со своим потертым идеализмом выглядела в этой компании даже не белой вороной, а существом в пестрых клоунских штанах. Так какова же моя цена? Что я могу с них взять? В чем я нуждаюсь? В новом автомобиле? Новой квартире? Знать бы только, что не будешь вспоминать о Кэролайн каждый раз, как вставляешь ключ в замок зажигания или отпираешь дверь своей новой квартиры. Даниель, конечно, прав. Кэролайн мертва, и никакие мои действия не вернут ее к жизни.

Знаешь, Ханна, зажужжал в моем ухе ехидный голос Фрэнка, как ты ни поступи, любое твое решение будет величайшей ошибкой.

— Мой счет в конверте, в этой папке, — спокойно проговорила я.

Она с минуту пристально смотрела на меня, затем взяла конверт и заглянула в него. По извлечении оттуда счета и рассмотрении его она несколько удивленно проговорила:

— Кажется, Ханна, вы слишком уж скромничаете. Вы уверены, что, определяя сумму своего гонорара, ничего не упустили из виду?

Разве что пару пустяков… Вы их, мадам, имеете в виду? Я решила малость увеличить размер гонорара. Даже призадумалась, как половчее сконструировать некое обтекаемое сложносочиненное, но ясное в сути своей предложение, следствием которого было бы получение мною немалой суммы. А эту сумму я бы целиком убухала на покупку Фрэнку золотой именной таблички на дверь, о которой он, сердечный, так мечтал. Но шутки шутками, а слова никак не хотели оформляться в какое бы то ни было предложение, даже в самое простое. Да если бы и оформились, то язык все равно не повернулся бы их произнести. Пошло бы все оно к черту! Так что тут были не столько моральные, сколько физиологические затруднения: принципы стали моими инстинктами. Помогай тебе Бог, Ханна! Вот и хорошо, что ты всегда действуешь на свой страх и риск, потому-то и не пойдешь никогда служить копом. Пусть даже и работаешь на бывшего полисмена. Ну а что до самого Фрэнка, то есть же, наверное, причины, по которым я работаю именно с ним?

— Спасибо, — сказала я, сглотнув со слюной желчь соблазнов. — Но я все подсчитала и оценила правильно. Лишнего не требуется.

— Как скажете, — спокойно ответила Матильда, встала и, оправив платье, протянула мне руку. — Прошу прощения, но мне пора вернуться к гостям. — Кисть ее скользнула по моему плечу и уплыла, покрасовавшись на солнце длинными, совершенной формы пальцами. Встревоженной эта женщина не казалась. Уходя, она обернулась и непринужденно добавила: — Даниель, надеюсь, вы проводите Ханну. Позже мы с вами еще встретимся.

И я в последний раз увидела ее изящную фигурку, удалявшуюся с веранды через высокую застекленную дверь. Появилось ощущение, что это акт из какой-то забытой пьесы. Но, что бы там ни было, не восхититься этим творением природы никто бы не смог.

Ну вот, мы с Даниелем и остались одни. Он взял мой счет, который она небрежно забыла на столе, рассмотрел его и воззрился на меня. И мне, надо сказать, непросто было выдержать этот взгляд. Что-то опять предательски дрогнуло в недрах моего живота.

— Я удивлен, Ханна. И вы хотите заставить меня поверить, что вашим счетом окупаются все затраты на расследование этого дела? Ведь одни только ваши перелеты с острова на материк и обратно чего стоят.

Мне не оставалось ничего другого, как только пожать плечами. Он извлек из нагрудного кармана пиджака небольшую, но плотную пачку купюр с той самой гологрудой дамочкой и передал мне. Я сочла неприличным их пересчитывать. Затем, наклонившись, он взял со стола папку с моим отчетом, достал из нее бумаги и принялся рвать их на мелкие части. Звук от этого действия проистекал премерзейший. Покончив с трудами, Даниель сказал:

— Мы оба, конечно, понимаем, что это — просто спектакль. Ведь у вас наверняка имеются копии всех записей, хранящиеся у надежных людей на тот случай, если с вами что-то случится. Это защищает вас от меня, а отнюдь не меня от вас. Но я, впрочем, и не хочу от вас защищаться. — Он собрал бумажные клочки, ссыпал их в конверт и передал мне. Наши пальцы соприкоснулись. — Ханна, я уже каялся прежде, что виноват перед вами. Но вы не поверили мне тогда и вряд ли поверите сейчас. Однако если бы мы с вами в тот вечер… Словом, я не хотел, чтобы вы отдавали предпочтение одной из сторон по сугубо личным причинам. Но я до сих пор ощущаю это как потерю. — И тут наконец он улыбнулся той самой своей весьма обаятельной широкой улыбкой, в которой вина смешалась с сожалением. — Уверен, что мне нет смысла продолжать, вы и так все поняли. Но знайте, что если вам когда-нибудь понадобится работа…

Еще одна, на этот раз изысканно утонченная сказочка, сулившая так много благ. Но я, — да, впрочем, мы оба понимали, что правдоподобие по природе своей содержит в себе больше обмана, нежели правды. Сказка, она и есть сказка. Да страшно даже не это. Огорчает, скорее всего, то, что в этой сказке не будет счастливого конца.

Я решила, что могу, пожалуй, и улыбнуться ему в ответ, после чего, подхватив свою сумку, направилась к выходу, к парадным кованым воротам. И вот они захлопнулись за мной, огорченно клацнув, будто металлические челюсти, не успевшие меня прихватить. Уже уходя, я слышала, как разволновались в своих конурах сторожевые псы. Опять опоздали, ребята!