Онлайн чтение книги Россия, общий вагон
15

Из всех радикальных друзей Рощина самым приличным был Тема. Часто они вдвоем, заложив руки за спину, дефилировали по Летнему саду и рассуждали о высоком. Никита, приезжая в Питер, становился вольным слушателем этого ходячего университета. Тема и Рощин оглушали безруких мраморных богинь спорами о Бодрийаре и Хаким-Бее, о войне англичан с зулусами и теории консервативной революции.

Тема был адептом философии Александра Дугина и утверждал, что прочитал и понял все труды бородатого мыслителя. Скептик Рощин был уверен, что теории Дугина не может понять никто, в том числе и сам Дугин. На что Тема презрительно отвечал:

«Рощин! Ты человек с одним мозгом. Спинным».

Однако, смиряя свой снобизм, Тема пытался растолковать широким массам конспирологический смысл откровений Дугина. Для этого он печатал на принтере газетку «Иерархия», набранную издевательски мелким шрифтом, и тщетно писал Дугину письма, требуя, чтобы тот взял часть расходов на себя. Дугин эзотерически молчал, а «Иерархия», которую никто не хотел не только покупать, но и брать даром, пылилась у Темы на антресолях, пока Темина мама не заклеила ею окна. Тогда Тема разочаровался в жадном Дугине и стал переводить Славоя Жижека.

Однажды осенним вечером они втроем гуляли по темному Летнему саду, обсуждая недавний арест Лимонова и необходимость «коренных преобразований на всех уровнях действительности».

И вдруг Тема, громче всех кричавший про террор и диктатуру умственного пролетариата, как бы между прочим сказал:

- Кстати, я на работу устроился.

- Куда? - рассеяно спросил Рощин, недовольный, что его перебили.

- В ФСБ, - спокойно ответил Тема.

Зловещая каббалистическая аббревиатура повисла в воздухе. Рощин превратился в статую. Грянул мистический порыв ветра. На окаменевшие плечи Рощина шумно посыпались листья с невидимых деревьев. Маргинальный филолог закашлялся. Тема хранил олимпийское спокойствие.

- Артем! Опомнись! Это же палачи! Враги народа! У них руки по локоть в крови! А в подвалах - пыточные камеры! - голосил, узнав о трудоустройстве сына, Темин папа, Яков Петрович Бутман, старый диссидент и кухонный оратор.

Яков Петрович любил выпить водки в компании Темы и Рощина, пожурить «молодых бунтарей» за «подростковый радикализм», а потом покровительственно рассказывать им о своей борьбе с режимом, прижимая то одного, то другого «мальчишку» к своей обильно волосатой груди.

Думал ли когда-нибудь Яков Петрович о том, что измена заведется в недрах его собственного семейства? Нет! Такое ему не снилось и в самых страшных кошмарах.

- Что ты делаешь, Артем, перекрестись! Это же инквизиторы! Убийцы! Душегубы! - причитал старый Бутман, посыпая пеплом махровый халат. - Я тебя вырастил! Я тебя воспитал! А ты?!

- Я тебя породил - я тебя и убью! - вставлял Рощин.

- Вот именно! - в запале соглашался Яков Петрович, но осекался и испуганно косился на сына: как-никак человек из органов, позволительно ли такое при нем говорить? Не расценит ли как покушение при исполнении?

- Это что же теперь? В своей родной семье, у себя на кухне, лишнего слова не скажи?! Ничего себе, внедрились! - жаловался Бутман на ухо супруге, миролюбивой домохозяйке и почитательнице Блаватской.

- Да не волнуйся ты, выпей таблетки. Долго он там не задержится, - говорила мудрая женщина, понимавшая все об истинной сути бытия.

Поначалу Тема объяснял свою работу в органах стандартно: надо разрушать систему изнутри, а врага - знать в лицо. Но ему никто не верил. Тогда флегматичный интеллектуал признался: он устроился в ФСБ, чтобы не идти в армию и не попасть в Чечню, которую Тема называл не иначе как Независимая Республика Ичкерия. Рощин эту версию принял, а Яков Петрович все равно страдал.

Поведение Темы после его попадания в органы заметно изменилось. Гулять по Летнему саду, рассуждая о революции, у него больше не было времени. Да и выглядело бы это теперь как-то неоднозначно.

Зато уже на вторую неделю работы Тему, который на всех студенческих попойках отделывался одной бутылкой пива, чтобы наутро бодро идти в библиотеку, впервые принесли домой. Его сослуживцы.

Увидев в своей диссидентской прихожей людей в штатском, державших бездыханное тело сына, Яков Петрович потерял всякую осторожность и возопил:

- Изверги! Чекисты! Изуверы! Вы убили его!

Но Тема был не мертв. Тема был мертвецки пьян. Так в ФСБ было принято отмечать офицерское звание товарищей по службе. Народу в «конторе» было много, поэтому Тему стали приносить домой регулярно. Яков Петрович объяснял внезапный алкоголизм сына по-своему. И - грешно сказать - втайне радовался.

- Вот видишь, Нюша! - говорил он жене, отвлекая ее от десятого тома Блаватской. - Он пьет, значит, мучается! Значит, совесть его неспокойна! Значит, еще не все потеряно! И есть надежда, что рука у него дрогнет, когда он нас с тобой расстреливать будет!

Работая в ФСБ, Тема приобретал новые привычки. Но это не заставляло его отказываться от старых. Например, он по-прежнему переводил Жижека, зарабатывая на антибуржуазной философии гораздо больше, чем на страже федеральной безопасности. Поэтому и безопасность эту Тема охранял спустя рукава. Все секреты, почерпнутые им в недрах «конторы», он щедро разбалтывал своим боевым друзьям.

«Тема, почем государственная тайна?» - говорил ему теперь Рощин вместо приветствия. И предлагал прорубить в стене страшного здания окошечко, нарисовать вывеску «ЧП Бутман» и вывесить расценки.

В частности, Тема выяснил, что в ФСБ есть «дела» на всех без исключения. У обычных, законопослушных граждан, папочки тоненькие и скучные: где родился, где учился, где работал, на ком женился. И все.

А вот у граждан, вызывающих у государства определенный интерес, дела растут и пухнут. Например, в «деле Рощина» хранилось несколько дословных конспектов его лекций, на которых речь шла о творчестве Бориса Савинкова и о романе «Бесы». Несмотря на уверения Темы, что папки пылятся в архиве (в тех самых подвалах, где, как считал старый Бутман, находятся пыточные камеры) и никому до них нет дела, Рощину этот факт весьма не понравился. Кто-то из студентов стучал. И это было неприятно.

Верный товарищескому долгу больше, чем присяге, Тема выкрал из архива дело. И торжественно подарил Рощину на день рожденья русской революции. Узнал он и имя осведомителя. Это была Маргарита Рукосуева. Та самая Рита в трусиках. Вот на что может подвигнуть женщину неразделенная любовь!

А еще в своих странствиях по архивам ФСБ Тема наткнулся на дело Михаила Вострухина - того самого бледного Миши, которого Рощин лечил Генри Миллером. В папке было множество фотографий Миши под красными флагами, где серп и молот перекрещивались на манер свастики. Видимо, Миша, осчастливив изрядное количество «Тань», нашел-таки у себя на полу оброненную Рощиным книгу Лимонова, прочитал и на этот раз - поверил.

Карьера человека в штатском закончилась, как и предсказывала его родительница, довольно быстро. Однажды Тема сидел на работе и читал в Интернете очередную статью Жижека, которую ему предстояло переводить. Тут у него за спиной раздались шаги командора, и Темин начальник произнес роковую фразу:

- Завтра вы едете в командировку. В Чечню.

Тема встал из-за стола и тихо, но смело, как декабрист на допросе, ответил:

- Нет, в Ичкерию я не поеду!

- Тогда пишите рапорт! - рявкнул палач, изувер и душегуб, даже не обратив внимания на недозволенное название мятежной республики.

И Тема написал рапорт. А потом сделал то, о чем, по его словам, мечтал со дня поступления на службу. Отдавая рапорт, Тема наклонился и вежливо сказал на ухо своему, теперь уже бывшему начальнику: «Иди ты на …!»

Потом повернулся и медленно, с достоинством, покинул кабинет. Правда, за дверью нервы у «молодого бунтаря» сдали, и Тема бросился наутек, забыв даже захватить дискеты с переведенными текстами Жижека, о чем впоследствии очень жалел. Потому что переводить пришлось заново.

- Я же тебе говорил, Нюша! Я всегда знал, что вырастил героя! Моя кровь! Моя школа! Моя порода! - восклицал Яков Петрович, выпивая у себя на кухне «за подвиг разведчика» и впервые за долгое время чувствуя полное демократическое раскрепощение.

Потом Тема, по-прежнему не хотевший воевать за «сохранение государственной целостности РФ», поступил в аспирантуру и, обеспечив себе пацифистское будущее на несколько лет вперед, занялся изучением истории современных радикальных партий. В списке источников аспирант Бутман с гордостью ставил ссылку на секретные архивы ФСБ.