Онлайн чтение книги Рука доктора Фу Манчи
ГЛАВА XXVII. КОМНАТА С ЗОЛОТОЙ ДВЕРЬЮ

Как-то поздним вечером в конце следующей недели я сидел над своим записями, касающимися нашего чудесного спасения из горящей курильни, когда часы на соборе Святого Павла начали отбивать полночь.

Я отложил перо и, устало откинувшись на спинку кресла, задумался о возможных причинах столь позднего отсутствия Найланда Смита. Наши друзья из Бирмы пригласили его в театр, и мне казалось, что в их компании он находится в безопасности. Однако грозная тень доктора Фу Манчи постоянно нависала над нашими головами, и всегда сомнения и беспокойство одолевали меня, когда мой друг задерживался где-либо допоздна.

В те дни я жил в каком-то нереальном мире! Сталкиваясь с обычными людьми в обыденном окружении, я постоянно сознавал некоторую отъединенность от них — сознавал себя одиноким в своем знании о великом и злом человеке, чье присутствие в Англии направило течение моей жизни в незнакомое, странное русло.

Но, несмотря на это мое знание, несмотря на значительно более глубокую осведомленность и опытность Найланда Смита, нам по-прежнему практически ничего не было известно о таинственной организации Си Фан и о наиболее опасном ее члене — докторе Фу Манчи. Где скрывался ужасный китаец со своими убийцами, ядами и безымянными агентами? Под какой крышей в Англии томилась в плену Карамани, героиня всех моих снов, чей образ неотступно преследовал меня в часы бодрствования?

Я безнадежно вздохнул и вдруг, к своему безграничному удивлению, услышал громкий стук в окно.

Я вскочил с места, подойдя к окну, широко распахнул его и выглянул во двор. Ни души не было видно вокруг, ни в одном окне не горел свет, и ни одно живое существо не шевелилось в тенях, сгустившихся на улице. До ушей моих доносился приглушенный шум замирающего движения на Флит-стрит. Последний удар часов задрожал в ночном воздухе.

Что означал потревоживший меня звук? Не мог же он почудиться мне! Однако ни справа, ни слева, ни наверху, ни внизу от затененной восточной части двора до голой стены в западной его стороне не было заметно ни малейшего движения.

Я тихо затворил окно и несколько мгновений стоял, прислушиваясь. Ничего не происходило, и я вернулся к письменному столу — озадаченный, но ни в малой степени не встревоженный. Я вновь взялся за перо с целью продолжить описание нескончаемых загадок Си Фана, когда… прозвучали два громких удара в окно.

В мгновение ока оказался я у окна, распахнул его и перегнулся через подоконник. Шутки подобного рода не были характерны для Найланда Смита, но я просто не представлял, кто еще мог позволить себе подобную вольность. Как и прежде, двор внизу показался мне совершенно пустым…

В этот миг раздался тихий стук в дверь!

Я стремительно отвернулся от раскрытого окна, и только теперь меня охватил страх. Ледяные мурашки пробежали у меня по спине — я почувствовал себя окруженным со всех сторон. Что за поздний гость, что за полночный посетитель тихо стучит, подобно призраку, не желая воспользоваться звонком?

Я вынул из ящика стола браунинг, опустил его в карман и вышел в узкий коридор. Там было темно, но я нажал на выключатель и зажег свет. Я смотрел на запертую дверь, и тихий стук повторился.

Я шагнул вперед, потом заколебался и замер на месте в ожидании, леденея от ужаса. Некоторое время, возможно с полминуты, царила полная тишина. Потом вновь послышался призрачный стук.

— Кто там? — громко крикнул я.

Ни звука не донеслось из-за двери, и я продолжал неподвижно стоять на месте. Возможно, читатель сочтет мою нерешительность недостойной взрослого человека. Но у меня, знакомого со многими страшными слугами доктора Фу Манчи, были веские основания бояться существа, стучавшего в полночь в мою дверь. Разве мог я забыть огромную человекообразную обезьяну, силой превосходящую четырех здоровых мужчин, которую однажды желтый доктор напустил на нас? Разве мог я забыть его бирманских разбойников и душителей-китайцев?

Нет, не беспричинный страх терзал меня. Я прекрасно сознавал это, когда, выхватив из кармана пистолет, решительно шагнул вперед, настежь распахнул дверь и уставился в черный провал лестничной площадки.

Никого и ничего!

Почувствовав сильное желание закричать (хотя едва ли звук собственного голоса мог подбодрить меня), я стоял, напряженно прислушиваясь. Ничто не нарушало тишину.

— Кто там? — снова крикнул я достаточно громко для того, чтобы привлечь внимание жильца из соседнего номера, если он находился дома в тот момент.

Никто не ответил мне. Призрачная тишина показалась мне страшней и невыносимей любого шума, и я шагнул за дверь. Сердце мое дико подпрыгнуло в груди и оборвалось…

Справа и слева от меня по обе стороны от двери стояли неясные темные фигуры. Я добровольно шагнул в западню!

На какое-то мгновение ужас полностью парализовал мое сознание. В следующий момент зловещие фигуры окружили меня, я попятился назад… и очутился в руках третьего злоумышленника, который, очевидно, забрался в номер через раскрытое окно и бесшумно подкрался ко мне сзади.

Больше я ничего не помню. На голову мне быстро накинули мешок, отвратительно пахнущий чем-то вроде гашиша, и плотно прижали его ко рту и носу. Я начал задыхаться… умирать… и провалился в черную бездонную яму.

Открыв глаза, я некоторое время не мог поверить, что нахожусь в сознании (в обычном смысле этого слова), что действительно очнулся.

Я сидел на скамье, покрытой красным ковром, в просторной комнате, очень просто обставленной на китайский манер, с двустворчатой позолоченной дверью, плотно закрытой.

В дальнем конце помещения находился помост высотой фута в три, тоже застланный ковром, а на нем лежала очень большая подушка, накрытая тигровой шкурой.

На подушке, скрестив ноги, сидел китаец в высшей степени величественного вида. Облик его отличался истинным благородством и изяществом, и одет он был в желтый халат, отороченный мехом куницы. Черные волосы его с сильной проседью были уложены на макушке в прическу, которую держали три золотых гребня. В левом ухе китайца сверкал огромный бриллиант. Расшитая жемчугом черная шапочка, увенчанная коралловым шаром, свидетельствующим о титуле мандарина, лежала на второй подушке рядом с ним.

Прижавшись спиной к стене, я уставился на мандарина диким неподвижным взглядом, ибо счел сие явление плодом расстроенного воображения. Но он продолжал сидеть передо мной, с довольным видом обмахиваясь веером и рассматривая меня с нескрываемым добродушным интересом. Убедившись, очевидно, что я полностью пришел в сознание, китаец произнес несколько слов на совершенно незнакомом мне наречии.

Я ошеломленно покачал головой.

— Ах! — продолжал он на французском. — Вы не говорите на моем языке.

— Не говорю, — ответил я ему, тоже по-французски. — Но раз у нас есть общий знакомый язык, может, вы объясните, с какой целью на меня совершено нападение и кто вы такой?

Произнеся эти слова, я поднялся на ноги, но мгновенный приступ головокружения заставил меня вновь опуститься на скамью.

— Успокойтесь, — сказал китаец и взял щепоть нюхательного табака из серебряной вазы, стоявшей у него под рукой. — Мне пришлось прибегнуть к известным мерам, дабы получить возможность побеседовать с вами. В Китае подобные меры не считаются чем-то необычным, но, должен признать, они действительно расходятся с представлениями англичан о нормах поведения.

— И весьма сильно расходятся! — подтвердил я.

Спокойные манеры этого чрезвычайно представительного пожилого человека не давали мне возможности должным образом выразить свое справедливое негодование. Меня преследовало ощущение нереальности происходящего; я словно находился в некоем царстве грез, где правят свои, сказочные законы.

— У вас есть веские основания, — продолжал мой собеседник, поднося щепоть табаку к носу, — не доверять всем китайцам. Посему, направив своих слуг в ваше жилище, где, как я знал, вы находились в одиночестве, я строго велел им соблюдать все законы вежливости, приличествующие ритуалу настойчивого приглашения. Посему прошу извинить меня, ибо я не имел в виду обидеть вас.

До меня с трудом доходил смысл его слов. Одно чудо следовало за другим. Что последует дальше? Что все это значит?

— Я предпочел встретиться с вами, а не с мистером Найландом Смитом, — продолжал мандарин, — поскольку, возможно, ваш друг знает меня в лицо. Должен признаться, одно время я относился к вам неприязненно, как к врагам одной из наиболее древних и могущественных организаций в мире — Си Фана.

Произнеся последние слова, китаец дотронулся правой рукой до лба, потом до губ и наконец до груди — жестом, похожим на мусульманский.

— Но в первую очередь хочу заверить вас в том, что деятельность этого ордена ни в коем случае не враждебна вам, вашей стране или вашему королю. В недавнем прошлом работой крупных отделений ордена руководил известный вам доктор Фу Манчи, но преследуя при этом собственные цели. А поскольку он занимал весьма высокое положение в организации, в наших рядах возник раскол. Ровно месяц назад Высочайший Правитель приговорил Фу Манчи к смерти, и, так как самому мне необходимо срочно вернуться в Китай, я передаю мистеру Найланду Смиту право привести приговор в исполнение.

Я ничего не ответил, ибо по-прежнему не обрел дара речи.

— Си Фан, — тут мандарин повторил благоговейный почтительный жест, — отрекся от доктора Фу Манчи и его слуг. Поступайте с ними, как посчитаете нужным. В этом конверте, — он показал мне запечатанный конверт, — находится информация, могущая оказаться полезной для мистера Смита. Теперь должен просить вас об одном одолжении. Вас препроводили сюда в тех одеждах, в каких застали дома (я был без шляпы и в красных кожаных тапочках). Пальто и шляпу мы, конечно же, дадим вам во временное пользование. Просьба же моя заключается в следующем: закройте, пожалуйста, глаза и не открывайте их, пока вам не разрешат это сделать.

Кто из моих читателей усомнится в том, что я согласился выполнить эту просьбу без всяких возражений? Вспомните, в каком положения я находился; вспомните, какие невероятные события предшествовали моей встрече с мандарином. И вспомните, прежде чем судить меня, еще одно: ведь я не сомневался в присутствии бесчисленного множества китайцев за стенами этого странного помещения с золотой дверью и одновременно с этим не имел ни малейшего представления о его местоположении. Продолжительность моего забытья оставалась для меня неизвестной, поэтому место, в котором я очнулся, могло находиться где угодно, в радиусе, скажем, тридцати миль от Флит-стрит.

— Я согласен.

Мандарин сдержанно поклонился.

— Будьте любезны, закройте глаза и ничего не бойтесь. Никакая опасность не угрожает вам.

Я повиновался. В тот же миг прозвучал удар гонга, и золотая дверь растворилась. Над ухом моим раздался мягкий голос, принадлежавший, очевидно, образованному китайцу.

— Держите глаза крепко закрытыми, пожалуйста. А я помогу вам надеть пальто. Конверт вы найдете в кармане. А вот шляпа. Теперь возьмите меня за руку.

Одетого в чужие пальто и шляпу, меня вывели из комнаты в коридор и помогли спуститься по покрытым ковром ступенькам и выйти из дома. До ушей моих донесся отдаленный шум уличного движения, когда меня усаживали в машину на мягкое сиденье с подушками. Автомобиль тронулся с места и некоторое время ехал по улицам. Потом…

— Позвольте помочь вам выйти, — произнес все тот же мягкий голос. — И через тридцать секунд вы можете открыть глаза.

Мне помогли выйти на тротуар, и я услышал шум отъезжающей машины. Медленно досчитав до тридцати, я открыл глаза и огляделся. Именно этот момент, а не миг моего пробуждения в комнате с золотой дверью, знаменовал для меня возвращение к реальной действительности, ибо сейчас меня окружал понятный и знакомый мир, обыденные улицы Лондона. Пустынная Портленд-плэйс тянулась с одной стороны от меня, а с другой уходила в темноту Риджент-стрит. Часы на соседней церкви пробили один раз.

Еще не вполне опомнившись от пережитого потрясения, я добрался до Оксфордской площади и сел там в такси, которое отвезло меня на Флит-стрит. Расплатившись с водителем, я торопливо прошел по старому сводчатому проходу во двор и приблизился к входной двери. Я уже собирался подняться по лестнице, когда кто-то стремительно сбежал вниз по ступенькам навстречу мне и едва не сбил меня с ног.

— Петри! Петри! Слава Богу, вы живы!

Это был Найланд Смит. Глаза его горели от возбуждения, и в тусклом свете фонаря в подворотне я заметил, как сильно дрожат руки друга, когда он хлопал меня по плечам.

— Петри! — продолжал он взволнованно. — Меня задержали в высшей мере искусной хитростью. Я прибыл домой лишь пять минут назад и обнаружил ваше отсутствие, раскрытое окно и следы на подоконнике, вероятно, от крючков веревочной лестницы.

— Но куда вы направляетесь сейчас?

— Только что позвонил Веймаут. У нас есть веские доказательства того, что мандарин Ки Минг, которого я считал умершим и который является высоким должностным лицом Си Фана, в настоящий момент находится в Лондоне. На сей раз на карту поставлено все, Петри! Я направляюсь прямо на Портленд-плэйс!

— В китайское консульство?

— Совершенно верно!

— Вероятно, вам нет нужды торопиться, — медленно проговорил я. — Я только что оттуда.