ИЗ КНИГИ СТИХОВ «КОРМЧИЕ ЗВЕЗДЫ»
(1903)
Из цикла «Порыв и грани»
Покорность
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.[73]Первый эпиграф — из стихотворения А. Пушкина «На холмах Грузии лежит ночная мгла»; второй эпиграф — слова Старика из поэмы А. Пушкина «Цыганы».
Ты любишь горестно и трудно.
Иду в вечерней мгле под сводами древес.
Звезда, как перл слезы, на бледный лик небес
Явилась и дрожит… Иду, как верный воин, —
Устал — и мужествен. Унылый дух спокоен…
Эоны [74] Эон (Айон) — сын Хроноса, олицетворение вечного времени (греч. миф.) . долгие, светило, ты плывешь;
Ты мой летучий век, как день, переживешь;
Мы — братья чуждые: но мой привет печальный
Тебе сопутствует в твоей дороге дальной!
Светило братское, во мне зажгло ты вновь
Неутолимую, напрасную любовь!
Детей творения, нас, в разлученной доле,
Покорность единит единой вечной Воле.
Как осенью листы, сменяясь без конца,
Несутся смертные дыханием Отца;
Простертые, на миг соединяют руки —
И вновь гонимы в даль забывчивой разлуки…
Сосредоточив жар, объемлющий весь мир,
Мы любим в Женщине его живой кумир:
Но в грани существа безвыходно стесненный,
Наш тайный, лучший пыл умрет неизъясненный…
Иду. В лазури ночь и веет, и парит;
Светило вечное торжественней горит:
А долу дышит мгла, влажней густые тени,
И тленьем пахнет лес, подобный смертной сени.
Покорностъ! нам испить три чаши суждено:
Дано нам умереть, как нам любить дано;
Гонясь за призраком — и близким, и далеким, —
Дано нам быть в любви и в смерти одиноким.
Из цикла «Дионису»
Музыка
Голос музыки
Мой отец —
Оный алчущий бог, что нести восхотел
Воплощений слепых цветно-тканый удел,
Многострадную, страстную долю.
И поит он, и пенит сосуд бытия,
И лиют, не вместив, золотые края
Неисчерпно-кипящую волю.
Но, как облак златой,
Я рождаюсь из пены, в громах пролитой,
И несусь, и несу
Неизбытых пыланий глухую грозу,
И рыдаю в пустынях эфира…
Человеческий голос
И меня, и меня,
Ненасытного семя и светоч огня,
На шумящие бурно возьми ты крыла!
Как тебя,
Несказанная воля мне сердце зажгла;
Нерожденную Землю объемлю, любя, —
И колеблю узилище мира!
Листопад
В чаще багряной
Мраморный Пан [75] Пан — в греческой мифологии сын бога Гермеса, божество, олицетворяющее всю природу. Пан, сопровождаемый нимфами, бродил по горам, звуками свирели и песнями собирая стада.
С праздной свирелью
Дремлет у влаги:
«Дуй, Аквилон [76] Аквилон — северный ветер.,
В мою свирель,
Мой сон лелея!
Ярче алейте,
Хладные зори,
Пред долгой ночью!
Дольше кружитесь,
Желтые листья,
Над влагой черной!
Ждет терпеливо
Судьбы неизбежной
Темное лоно…»
Желтые листья
Ветр гонит к поблекшему брегу;
Царственный лебедь скользит между них,
А важная Муза героев,
С мраморным свитком,
Вперила на волны
Незрящие зрящие очи —
И думает думу:
«Над темным лоном судеб,
Обагренным жатвой падучей
Мгновенной жизни,
Как царственный лебедь,
Скользит ваш смертный соперник,
Титаноубийцы, —
Среди поколений летучих —
Муж Рока! —
И мерит бестрепетным оком
Бездонные тайны;
И, в омут времен недвижимых
Глядясь, узнаёт
Лелеемый влагой дремучей —
Свой образ…»
Из цикла «Геспериды»
Тризна Диониса[77] Тризна Диониса. — В стихотворении отразилась концепция «дионисийства» Ф. Ницше ( Дионис (Вакх) — греческий бог вина, символ умирающей и возрождающейся природы), впервые изложенная им в работе «Происхождение трагедии из духа музыки» (русский перевод. СПб., 1899). Эта концепция получила широкое распространение в среде русских символистов в 1900-е годы. «Дионисийство» воплощает стихийное, внеразумное и вненравственное «органическое» начало. «Сущность Дионисиевского, — писал Ф. Ницше, — … мы можем представить себе яснее при помощи ее аналогии опьянения » (указ, соч., с. 11).
Зимой, порою тризн вакхальных,
Когда менад безумный хор
Смятеньем воплей погребальных
Тревожит сон пустынных гор, —
На высотах, где Мельпомены [78] Мельпомена — муза трагедии (греч. миф.).
Давно умолкнул страшный глас
И меж развалин древней сцены
Алтарь вакхический угас, —
В благоговенье и печали
Воззвав к тому, чей был сей дом,
Менаду [79] Менады — спутницы Диониса (греч. миф.). новую венчали
Мы Дионисовым венцом:
Сплетались пламенные розы
С плющом, отрадой дерзких нег,
И на листах, как чьи-то слезы,
Дрожа, сверкал алмазный снег…
Тогда пленительно-мятежной
Ты песнью огласила вдруг
Покрытый пеленою снежной
Священный Вакхов полукруг.
Ты пела, вдохновеньем оргий
И опьяняясь, и пьяня,
И беспощадные восторги,
И темный гроб земного дня:
«Увейте гроздьем тирсы, чаши!
Властней богов, сильней Судьбы,
Несите упоенья ваши!
Восстаньте — боги, не рабы!
Земных обетов и законов
Дерзните преступить порог, —
И в муке нег, и в пире стонов
Воскреснет исступленный бог!..»
Дул ветер; осыпались розы;
Склонялся скорбный кипарис…
Обнажены, роптали лозы:
«Почил великий Дионис!»
И с тризны мертвенно-вакхальной
Мы шли, туманны и грустны;
И был далек земле печальной
Возврат языческой весны.
<1898>
Орфей[80] Орфей. — Имеется в виду античный миф об Орфее , спустившемся в преисподнюю, царство мертвых Аид , за умершей супругой Евридикой.
Не Судьба — незрячий пастырь — властным посохом, Орфей! —
Боги путь твой указали промыслительной рукой,
И склонили путь рыданий к безнадежным глубинам,
И живым увидеть оком дали тихой Смерти дол.
И томительной неволи, умолительный певец,
Вечны створы бледноликий пред тобой разверз Аид!
Даровали мудро боги невредиму быть певцу
В преисподней, скрытой милой цветоносною землей.
В сумрак бездны, над которой наш беспечный хор скользит,
Он доверчиво нисходит к рою зыблемых теней.
Видит ловчий лет Эриний [81] Эринии — богини мщения, обитательницы Аида (греч. миф.). на пахучий крови след,
Видит пленных вечный ужас в медяных тюрьмах Горгон [82] Горгона — чудовище в виде женщины; все, смотревшие на нее, превращались в камень (греч. миф.). .
И, с Харитой [83] Харита — божество-олицетворение женской прелести (греч. миф.). неразлучен, уклонясь от многих рук,
К нам восходит и заводит победительный пеан [84] Пеан — песня-молитва, обращенная к Пеану (божеству — отвратителю зла; греч. миф .)..
Сомов К. А.
Фронтиспис книги стихов Вяч. Иванова «Cor ardens»
(Москва, изд-во «Скорпион», 1911)
Акварель, гуашь, тушь, кисть, перо
Государственная Третьяковская галерея
Из цикла «Ореады»
Вечность и Миг
Играет луч, на гранях гор алея;
Лучится дум крылатая беспечность…
Не кровью ль истекает сердце, млея?..
Мгновенью ль улыбнулась, рдея, Вечность?
Лобзаньем ли прильнуло к ней Мгновенье?..
Но всходит выше роковая млечность.
Пугливый дух приник в благоговенье:
Гость бледный входит в льдистый дом к Бессмертью,
И синей мглой в снегах легло Забвенье…
Молчанье! Вечность там, одна со Смертью!
Из цикла «Дистихи»
Тихий фиас
С маской трагической мы заедино мыслить привыкли
Бурю страстных речей, кровь на железе мечей.
Древний фиас [85] Фиас (тиас) — торжественное шествие в честь Диониса. Мельпомены, ступень у фимелы [86] Фимела — жертвенник, около которого в праздники Диониса дифирамбические хоры совершали свои пляски и песни. прищельцам
Дай! Герои встают; проникновенно глядят;
Красноречивые губы, безмолвно-страдальные, сжаты;
Тайный свершается рок в запечатленных сердцах.
Бремя груди тесной — тяжелую силу — Титаны [87] Титаны — бессмертные существа, дети Земли и Неба. Вели борьбу с Зевсом, но были побеждены и низвергнуты в Тартар (преисподнюю; греч. миф .).
Вылили в ярой борьбе: внуки выносят в себе.
Демон
Ваши на сводах небес бремена престольные, боги!
Твой, их превыше, висит трон своевластный, Судьба!
Все вы, что вне человека, одержите, вечные силы!
Дух же таинственно вы предали в чуждую власть.
В духе людском недвижно царит обитатель незримый,
Чьим послушный толчкам слепо бредет человек.
К лучшему знает он путь, и путь он знает в погибель;
Но не противься ему: он седмерицею мстит.
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ПРОЗРАЧНОСТЬ»
(1904)
Прозрачность
Прозрачность! купелью кристальной
Ты твердь улегчила — и тонет
Луна в среброзарности сизой.
Прозрачность! Ты лунною ризой
Скользнула на влажные лона;
Пленила дыхания мая,
И звук отдаленного лая,
И призраки тихого звона.
Что полночь в твой сумрак уронит,
В бездонности тонет зеркальной.
Прозрачность! колдуешь ты с солнцем,
Сквозной раскаленностью тонкой
Лелея пожар летучий;
Колыша под влагой зыбучей,
Во мгле голубых отдалений,
По мхам малахитным узоры;
Граня снеговерхие горы
Над смутностью дольних селений;
Простор раздражая звонкий
Под дальним осенним солнцем.
Прозрачность! воздушною лаской
Ты спишь на челе Джоконды [88] …челе Джоконды. — Имеется в виду так называемая «Джоконда» — знаменитый портрет Моны Лизы великого итальянского художника Леонардо да Винчи (1452–1519).,
Дыша покрывалом стыдливым.
Прильнула к устам молчаливым —
И вечностью веешь случайной;
Таящейся таешь улыбкой,
Порхаешь крылатостью зыбкой,
Бессмертною, двойственной тайной.
Прозрачность! божественной маской
Ты реешь в улыбке Джоконды.
Прозрачность! улыбчивой сказкой
Соделай видения жизни,
Сквозным — покрывало Майи! [89]… покрывало Майи… — Майя — богиня, символизирующая призрачность и таинственность мира (инд. миф.).
Яви нам бледные раи
За листвою кущ осенних;
За радугой легкой — обеты;
Вечерние скорбные светы
За цветом садов весенних!
Прозрачность! божественной маской
Утишь изволения жизни.
ИЗ СБОРНИКА «COR ARDENS»[90]«Пламенеющее сердце» (лат.).
(1911–1912)
Из цикла «Солнце — сердце»
Хвала Солнцу
О Солнце! вожатый ангел божий
С расплавленным сердцем в разверстой груди!
Куда нас влечешь ты, на нас непохожий,
Пути не видящий пред собой впереди?
Предвечный солнца сотворил и планеты.
Ты — средь ангелов-солнц! Мы — средь темных планет…
Первозданным светом вы, как схимой, одеты:
Вам не светят светы, — вам солнца нет!
Слепцы Любви, вы однажды воззрели,
И влечет вас, приливом напухая в груди,
Притяженный пламень к первоизбранной цели, —
И пути вам незримы в небесах впереди.
И в расплавленном лоне пока не иссякла
Вихревой пучины круговратная печь, —
Нас, зрящих и темных, к созвездью Геракла,
Вожатый слепец, ты будешь влечь!
Любовью ты будешь истекать неисчерпной
К созвездью родному, — и влечь, — и влечь!
В веках ты поволил венец страстотерпный
Христа-Геракла [91]… Венец страстотерпный. // Христа-Геракла… — Характерное для Вяч. Иванова соединение античной и евангельской символики: страждущий бог выступает в облике то Христа, то Диониса, то Геракла, героя античных мифов. своим наречь!
Завет Солнца
Солнце ясное восходит,
Солнце красное заходит,
Солнце белое горит
Во свершительном притине —
И о жертвенной судьбине
Солнцу-сердцу говорит:
«Ты, сжимаясь, разжимаясь,
Замирая, занимаясь
Пылом пламенным, горишь,
Сердце, брат мой неутомный,
И в своей неволе темной
Светлый подвиг мой творишь!
Истекаешь неисчерпно,
Поникаешь страстотерпно
Во притине роковом;
Весь ты — радость, ранним-рано,
Брат мой, — весь ты кровь и рана
На краю вечеровом!
Будь же мне во всем подобен:
Бескорыстен и незлобен,
И целительно-могуч,
Сердце, — милостный губитель,
Расточитель, воскреситель,
Из себя воскресший луч!
От себя я возгораюсь,
Из себя я простираюсь,
Отдаюсь во все концы,
И собою твердь и землю,
Пышно-распятый, объемлю:
Раздели мои венцы, —
Острия и лалы терна,
Как венчаемый покорно,
Помазуемый в цари!
Уподобься мне в распятье,
Распростри свое объятье —
И гори, гори, гори!»
Сердце Диониса
Осияв алмазной славой,
Снеговерхий, двоеглавый, —
В день избранный, — ясногранный, за лазурной пеленой
Узкобрежной Амфитриты [92] Амфитрита — жена Посейдона, бога моря, владычица морей (греч. миф.). ,
Где купаются Хариты, —
Весь прозрачностью повитый
И священной тишиной, —
Ты предстал, Парнас венчанный, в день избранный, предо мной!
Сердце, сердце Диониса под своим святым курганом,
Сердце отрока Загрея, обреченного Титанам, [93] Сердце отрока Загрея, обреченного Титанам… — Согласно учению орфиков (последователей религиозного учения, основателем которого считался мифический поэт Орфей), Дионис, под именем Загрея, впервые был рожден Персефоной, богиней земного плодородия. Загрея растерзали и съели титаны. Впоследствии его вновь родила Семела, дочь фиванского царя Кадма. По учению орфиков, все люди носят в себе наряду с грубым естеством титанов, от которых они произошли, частицу божественного Диониса, вкушенную их предками.
Что, исторгнутое, рдея, трепетало в их деснице,
Действо жертвенное дея, скрыл ты в солнечной гробнице, —
Сердце древнего Загрея, о таинственный Парнас!
И до дня, в который Гея [94] Гея — мать титанов, олицетворение Земли (греч. миф.). , — мать Земля сырая, Гея, —
Как божественная Ниса [95] Ниса — место, где нимфы воспитали Диониса (греч. миф.). , просветится заленея, —
Сердце Солнца-Диониса утаил от буйных нас.
Из цикла «Година гнева»
Озимь
Как осенью ненастной тлеет
Святая озимь, — тайно дух
Над черною могилой реет,
И только душ легчайших слух
Незадрожавший трепет ловит
Меж косных глыб, — так Русь моя
Немотной смерти прекословит
Глухим зачатьем бытия…
1904
Из цикла «Сивилла»
На башне
Л. Д. Зиновьевой-Аннибал[96]Стихотворение посвящено Лидии Дмитриевне Зиновьевой-Аннибал (1866–1907), писательнице, жене Вяч. Иванова.
Пришелец, на башне [97] Башня . — Так называли петербургскую квартиру Вяч. Иванова и Л. Д. Зивовьевой-Аннибал, находившуюся на седьмом этаже, увенчанном башней. С осени 1905 г. по весну 1907 г. на «средах» Иванова собиралась литературно-художественная интеллигенции, связанная с «новым искусством». притон я обрел
С моею царицей — Сивиллой [98] Сивилла — прорицательница (греч.). ,
Над городом-мороком, — смурый орел
С орлицей ширококрылой.
Стучится, вскрутя золотой листопад,
К товарищам ветер в оконца:
«Зачем променяли свой дикий сад,
Вы, дети-отступники Солнца,
Зачем променяли вы ребра скал,
И шепоты вещей пещеры,
И ропоты моря у гордых скал,
И пламенноликие сферы —
На тесную башню над городом мглы?
Со мной, — на родные уступы!..»
И клекчет Сивилла: «Зачем орлы
Садятся, где будут трупы?»
Медный всадник
В этой призрачной Пальмире [99] Пальмира — здесь: Петербург.,
В этом мареве полярном,
О, пребудь с поэтом в мире,
Ты, над взморьем светозарным
Мне являвшаяся дивной
Ариадной, с кубком рьяным, [100] Ариадна, с кубком рьяным… — Ариадна — критская царевна; спасла героя Тезея из лабиринта чудовища Минотавра; впоследствии стала жрицей и супругой Диониса (Вакха; греч. миф. ).
С флейтой буйно-заунывной
Иль с узывчивым тимпаном, —
Там, где в гроздьях, там, где в гимнах
Рдеют Вакховы экстазы…
В тусклый час, как в тучах дымных
Тлеют мутные топазы.
Закружись стихийной пляской
С предзакатным листопадом
И под сумеречной маской
Пой, подобная менадам!
В желто-серой рысьей шкуре,
Увенчавшись хвоей ельной,
Вихревейной взвейся бурей,
Взвейся вьюгой огнехмельной!..
Ты стоишь, на грудь склоняя
Лик духовный, лик страдальный,
Обрывая и роняя
В тень и мглу рукой печальной
Лепестки прощальной розы, —
И в туманные волокна,
Как сквозь ангельские слезы,
Просквозили розой окна —
И потухли… Все смесилось,
Погасилось в волнах сизых… [101] Все смесилось, // Погасилось в волнах сизых… — Ср. в стихотворении Ф. Тютчева: «Тени сизые смесились…».
Вот — и ты преобразилась
Медленно… В убогих ризах
Мнишься ты в ночи Сивиллой…
Что, седая, ты бормочешь?
Ты грозишь ли мне могилой?
Или миру смерть пророчишь?
Приложила перст молчанья
Ты к устам, — и я, сквозь шепот,
Слышу медного скаканья
Заглушенный тяжкий топот… [102] Слышу медного скаканья // Заглушенный тяжкий топот… — реминисценция из «Медного всадника» А. Пушкина.
Замирая, кликом бледным
Кличу я: «Мне страшно, дева,
В этом мороке победном
Медно-скачущего Гнева…»
А Сивилла: «Чу, как тупо
Ударяет медь о плиты…
То о трупы, трупы, трупы
Спотыкаются копыта…»
Песни из лабиринта
1
Знаки
То пело ль младенцу мечтанье?
Но все я той песни полн…
Мне снится лучей трепетанье,
Шептанье угаданных волн.
Я видел ли в грезе сонной,
Младенцем, живой узор, —
Сень тающей сети зеленой,
С ней жидкого золота спор?
Как будто вечерние воды
Набросили зыбкий плен
На бледно-отсветные своды,
На мрамор обветренный стен.
И там, в незримом просторе,
За мшистой оградой плит, —
Я чую, — на плиты море
Волной золотой пылит…
Чуть шепчет, — не шепчет, дышит,
И вспомнить, вспомнить велит, —
И знаки светом пишет,
И тайну родную сулит.
2
Тишина
С отцом родная сидела;
Молчали она и он.
И в окна ночь глядела…
«Чу, — молвили оба, — звон…»
И мать, наклонясь, мне шепнула:
«Далече — звон… Не дыши!..»
Душа к тишине прильнула,
Душа потонула в тиши…
И слышать я начал безмолвье
(Мне было три весны), —
И сердцу доносит безмолвье
Заветных звонов сны.
3
Память
И видел, младенцем, я море
(Я рос от морей вдали):
Белели на тусклом море
В мерцающей мгле корабли.
И кто-то гладь голубую
Показывал мне из окна;
И вещей душой я тоскую
По чарам живого сна…
И видел я робких оленей
У черной воды ложбин.
О, темный рост поколений!
О, тайный сев судьбин!
4
Игры
Мой луг замыкали своды
Исто́нченных мраморных дуг…
Часы ль там играл я — иль годы —
Средь бабочек, легких подруг?
И там, под сенью узорной,
Сидели отец и мать.
Далось мне рукой проворной
Крылатый луч поймать.
И к ним я пришел, богатый, —
Поведать новую быль…
Серела в руке разжатой,
Как в урне могильной, — пыль.
Отец и мать глядели:
Немой ли то был укор?
Отец и мать глядели:
Тускнел неподвижный взор…
И старая скорбь мне снится,
И хлынет в слезах из очей…
А в темное сердце стучится
Порханье живых лучей.
5
Сестра
И где те плиты порога?
Из аметистных волн —
Детей — нас выплыло много.
Чернел колыбельный челн.
Белела звезда отрады
Над жемчугом утра вдали.
Мы ждали у серой ограды…
И все предо мной вошли.
И я в притвор глубокий
Ступил, — и вот — Сестра.
Не знал я сестры светлоокой:
Но то была — Сестра.
И жалостно так возрыдала,
И молвила мне: «Не забудь!
Тебя я давно поджидала:
Мой дар возьми в свой путь.»
И нити клуб волокнистый —
Воздушней, чем может спрясти
Луна из мглы волнистой, —
Дала и шепнула: «Прости!
До тесной прости колыбели,
До тесного в дугах двора, —
Прости до заветной цели,
Прости до всего, что — вчера…»
6
В облаках
Ночь пряжу прядет из волокон
Пронизанной светом волны.
И в кружево облачных окон
Глядят голубые сны.
И в трещинах куполов тлеет
Зенит надлунных слав;
И в тусклых колодцах белеет
Глубоких морей расплав.
В даль тихо плывущих чертогов
Уводит светлая нить, —
Та нить, что у тайных порогов
Сестра мне дала хранить.
Как звон струны заунывной,
В затвор из затвора ведет,
Мерцая, луч прерывный, —
И пряха-Ночь прядет.
И, рея в призраках зданий,
Кочует душа, чутка
К призывам сквозящих свиданий,
За нитью живой мотка.
Кочует средь кладбищ сонных
И реет под сень и столпы,
Где жатвы коленопреклонных,
Где пляска свивает толпы, —
На овчие паствы безбрежий,
И в шаткий под инеем лес,
Сплетеньем разостланных мрежей,
По за́мкам глухим небес…
И путь окрыленный долог;
Но Тайной — мне ль изменить?
Из полога в облачный полог
Бежит, мелькая, нить…
И вдруг, из глуби черной,
Зигзаг ледяной возник:
Увижу ль с кручи горной
Разоблаченный лик?
Сугробы последней поляны
Алмазный застлали восклон…
Сквозят и тают туманы, —
И тает, сквозя, мой сон…
Из цикла «Руны прибоя»
Фейерверк
Константину Сомову[103]Стихотворение посвящено Константину Андреевичу Сомову (1869–1939), художнику, одному из организаторов группы «Мир искусства», автору фронтисписа к сборнику «Cor ardens» (см. иллюстрации к тому).
Замер синий сад в испуге…
Брызнув в небо, змеи-дуга
Огневые колесят,
Миг — и сумрак оросят:
Полночь пламенные плуги
Нивой звездной всколосят…
Саламандры [104] Саламандры — духи огня (по средневековым поверьям). ль чары деют?
Сени ль искристые рдеют?
В сенях райских гроздья зреют!..
Не Жар-Птицы ль перья реют,
Опахалом алым веют,
Ливнем радужным висят?
Что же огненные лозы,
Как плакучие березы,
Как семья надгробных ив,
Косы длинные развив,
Тая, тлеют, — сеют слезы, —
И, как светляки в траве,
Тонут в сонной синеве?
Тускнут чары, тухнут грезы
В похоронной синеве…
И недвижные созвездья
Знаком тайного возмездья
Выступают в синеве.
Из цикла «Северное солнце»
Москва
А. М. Ремизову[105] Ремизов Алексей Михайлович (1877–1957) — писатель-символист.
Влачась в лазури, облака
Истомой влаги тяжелеют.
Березы никлые белеют,
И низом стелется река.
И Город-марево, далече
Дугой зеркальной обойден, —
Как солнца зарных ста знамен —
Ста жарких глав затеплил свечи.
Зеленой тенью поздний свет,
Текучим золотом играет;
А Град горит и не сгорает,
Червонный зыбля пересвет.
И башен тесною толпою
Маячит, как волшебный стан,
Меж мглой померкнувших полян
И далью тускло-голубою:
Как бы, ключарь мирских чудес,
Всей столпной крепостью заклятий
Замкнув от супротивных ратей
Он некий талисман небес.
Сфинксы над Невой
Волшба ли ночи белой приманила
Вас маревом в поло́н полярных див,
Два зверя-дива из стовратных Фив [106] Фивы — греческое название города Уасет, столицы Древнего Египта (периода Нового Царства).?
Вас бледная ль Изида [107] Изида (Исида) — древнеегипетская богиня плодородия, воды и ветра, олицетворение супружеской верности и материнства. полонила?
Какая тайна вам окаменила
Жестоких уст смеющийся извив?
Полночных волн немеркнущий разлив
Вам радостней ли звезд святого Нила?
Так в час, когда томят нас две зари
И шепчутся лучами, дея чары,
И в небесах меняют янтари, —
Как два серпа, подъемля две тиары,
Друг другу в очи — девы иль цари —
Глядите вы, улыбчивы и яры.
Канцона III
Я вопрошал полуденные волны:
«К вам, волны, прихожу осиротелый:
Как одиноким быть — и быть единым?»
Ответствовали волны: «В полдень белый
Мы осмоленные лелеем челны
И прядаем, гоняясь за дельфином.
Вернись, когда на побережье длинном
Луч удлинит гребней зеленых тени
И час пески опенит розой алой».
Я на заре усталой
Сошел на отмель и заслышал пени
Стихии одичалой:
Луна всходила, и волна вставала,
По ласке лунной томно тосковала.
Мятежной влаги рос прилив, мужая,
Под пристальным и нежным притяженьем;
И в камни зыбь хлестала ценой белой,
До глубины волнуема движеньем,
Всем зе́ркальным простором отражая
Богини нимб, средь неба онемелой,
Сплав серебра в золе порозовелой, —
Впивая полным лоном свет струистый,
Струясь и рея струйностью двойною, —
Вся жизнию родною,
Вся плотию согретая пречистой, —
Волшебной пеленою
Покрытая, — но светлых чар не видя,
В касаниях разлуку ненавидя.
Подлунные так в полночь пели волны
Свою тоску душе осиротелой;
Я ж в одиночестве прозрел слиянность
Сил соприродных, и на лире смелой
Отшедшей пел: «О ты, которой полны
Все сны мои, — чья в сердце осиянность
Мерцает мне сквозь тусклую туманность
Мирской пустыни! Стала прозорлива
Душа страданьем, и прикосновений
Твоих, мой близкий гений,
Познала трепет, и в огне прилива
Незримою счастлива.
Откройся ж мне, мои разверзни очи,
Разоблачись светилом ясной ночи!»
Она в ответ: «Когда б узнали волны,
Что в них луна, что блеща реют ею, —
В струях своих узрели б лик желанный.
Твоим, о мой избранный,
Я стала телом; ты — душой моею.
В песках моею манной
Питаемый! воззри на лик свой вчуже:
Жену увидишь воплощенной в муже».
Из цикла «Сонеты»
Италия
В стране богов, где небеса лазурны,
И меж олив, где море светозарно,
Где Пиза спит, и мутный плещет Арно,
И олеандр цветет у стен Либурны,
Я счастлив был. И вам, святые урны
Струй фэзуланских, сердце благодарно,
За то, что бог настиг меня коварно,
Где вы шумели, благостны и бурны.
Туда, туда, где умереть просторней,
Где сердца сны — и вздох струны — эфирней,
Несу я посох, луч ловя вечерний.
И суеверней странник и покорней —
Проходит опустелою кумирней,
Минувших роз ища меж новых терний.
Собор св. Марка[108] Собор св. Марка в Венеции построен в 829–832 гг. (перестроен в 1073–1095 гг.; фасад завершен в XV в.). Над центральным порталом поставлены четыре бронзовых коня IV–III вв. до н. э., привезенных в 1204 г. из Константинополя. Бронзовые византийские двери XI в.
Царьградских солнц замкнув в себе лучи,
Ты на порфирах темных и агатах
Стоишь, согбен, как патриарх в богатых
И тяжких ризах кованой парчи,
В деснице три и в левой две свечи
Подъемлющий во свещниках рогатых, —
Меж тем как на галерах и фрегатах
Сокровищниц початки и ключи
В дарохранительный ковчежец божий
Вселенная несет, служа жезлам
Фригийскою скуфьей венчанных дожей,
По изумрудным Адрии валам;
И роза Византии червленеет,
Где с книгой лев [109] С книгой лев — герб Венецианской республики. крылатый каменеет.
Поэт
В науке царственной, крепящей дух державный,
В повиновении, сей доблести владык,
Ты музами, поэт, наставлен и привык
Их мере подчинять свой голос своенравный.
Зане ты сердце сжег и дал богам язык,
Тебе судили лавр, пророческий и славный,
С плющом, что Пинд [110] Пинд — горный хребет, которым владел Аполлон (греч. миф.). взрастил и Киферон [111] Киферон — гора, где находилась пещера — приют нимф-прорицательниц (греч. миф.). дубравный
Вещуньи Памяти и матери Музык.
И твой безумный плющ и ужас твой лавровый
Улыбкой озарив Авроры пурпуровой,
Венчальный пламенник вознесшему в ночи
В листву священную вплетают три Хариты, —
За то что недр земных ты пел земле лучи, —
Божественный цветок престольной Афродиты.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления