Онлайн чтение книги S-T-I-K-S. Цвет ее глаз
Глава 2. Что-то за окном

Лола все же нашла возможность продемонстрировать себя во всей красе. Я даже не представляю, куда она на этот раз загляделась или о чем задумалась. Нет, не упала и даже не оступилась, просто чуть повернула голову на повороте. Что она там высматривала – неизвестно: может, мухой на стене залюбовалась или высматривала прекрасного принца на белом танке. Неаккуратного движения хватило, чтобы посыпалось и пролилось все: книги, вода и стакан.

– Не останавливаться, – спокойно отреагировала Лаура – одна из немногих воспитательниц, которой мы так и не придумали прозвище. – От бедра, строго от бедра, ровно, плавно, ровно, естественно, без напряжения, не меняя темп. Вы не идете, вы парите над землей. Лола, девочка, будь добра, подойди ко мне.

Лола вышла из круга, а мы так и продолжали двигаться друг за дружкой. При внешней простоте для меня это одно из самых утомительных упражнений. Очень нервирует. Казалось бы, ну что тут такого сложного – просто ходить по кругу. И то, что от нас при этом добиваются максимальной красоты движений – не должно напрягать, ведь мы должны блистать всегда и во всем, иначе быть не может.

Но вот то, что размещается на моей голове – напрягает. Стопка книг в твердом переплете, а на них небьющийся стакан, чуть ли не до краев наполненный водой. Он устойчивый благодаря ширине, но его ширина коварна, при интенсивных движениях можно расплескать содержимое, и это недопустимо.

А уж если что-то упадет – вообще катастрофа.

У Лолы только что рухнуло абсолютно все, и она, не придумав ничего лучше, заревела беззвучно, но горько. Ужасно боится, что ее выгонят из Цветника, переживает при любой неудаче. Вот же глупая, ведь каждый знает, что избранник ждет не дождется того момента, когда ей исполнится шестнадцать лет и двадцать один день. Ее судьба определена, осталось только дотерпеть совсем уж крохи и постараться в последний момент ухитриться не покалечиться, только это может стать помехой для брачной церемонии, да и то лишь временной. Рассыпавшиеся книжки и упавший стакан – ерунда при таких внешних данных и обстоятельствах.

Может, Лола и нерасторопная, но на нее претендовали сразу несколько жутко важных мужчин – такова ее популярность. Господин Трамадол оказался куда важнее всех прочих, он теперь никому ее не отдаст, а уж отправить избранницу такого человека в обычный воспитательный дом – тот еще скандал. Такое могут допустить лишь в самом крайнем случае, это почти немыслимо.

Но нет же, ноет, как маленькая.

Лаура решила, что платком здесь обойтись не получится. Мягко взяла Лолу под руку, повела к дверям в коридор. Дверь за воспитательницей и воспитанницей не успела захлопнуться, как Миа ехидно выдала:

– Вот ведь дура, только и умеет, что ныть. С кем поспорить, что эту косолапую ни за что не выгонят? Даже если начнет с разбега головой об стену биться, ее все равно оставят, тупым мужчинам нравятся тупые.

– Все и так это знают, никто не станет с тобой спорить, – заметила Тина, идеально огибая одно из расставленных на нашем пути препятствий.

Походка у нее – высший класс: ни миллиметра в сторону, ни капли расплесканной воды, а уж как небрежно работает руками – просто загляденье. Очень жаль, что проблемы с ее внешностью нарастают.

Миа, мгновенно позабыв о Лоле, переключилась на новую цель:

– А вот ты, Тинка, как бы ни крутила своими толстыми булками, а все равно скоро вылетишь. Потому что ты жирная, а жирным в Цветнике делать нечего.

– Я не жирная, у меня просто низ немножко тяжелый – это возрастное.

– Не низ тяжелый, а ты жирная. Ты скоро превратишься в корову, а коровам здесь не место. Вот кто на тебя внимание обратил на последних смотринах? Кто?

– Да хотя бы господин Железняк.

– Железняк? Да он просто грязный танкист, нашла, чем хвастаться, у него вместо мозгов мазут и глаза тупые, будто у теленка. Из вас прекрасная пара получится: корова и теленок.

– Вообще-то он командующий всеми бронетанковыми войсками Азовского Союза, – невозмутимо заметила Дания.

Обычно она молчаливая, но Миу недолюбливает, как почти все.

– И что же тут хорошего? – не сдавалась Миа. – Будет ночами нюхать мазут, пока мужу не надоест таращиться на ее бесконечный зад. А он ему быстро надоест, потому что его слишком уж много.

– Зато у меня грудь есть, а ты доска с овечьими глазами, – начала заводиться Тина, тоже переходя на примитивно-оскорбительный язык.

– У меня прекрасные ноги, а не трубы пароходные, как у тебя, и у меня экзотическая внешность, а не коровья. И я еще расту, и все что надо у меня тоже растет.

– Да твоя грудь, даже если вырастет, будет похожа на уши облезлого спаниеля. И соски у тебя черные, как смола. А у меня грудь красивая и соски розовые, в личном деле два плюса стоят, а не черточки, как у тебя. Неудачница.

– Миа, и почему же при такой экзотической внешности к тебе не стоит очередь из женихов? – вступила в перепалку Кира и сама себе ответила: – Может, потому, что тебе следует вести себя поскромнее? И уж точно не надо доставать Тину, она не виновата, что у нее широкая кость.

– Не такая уж широкая, да и хватит вам к ней приставать! – звонко потребовала Бритни. – Вы в такие моменты совсем не похожи на орхидей, вы жутко вульгарные! Да на вас смотреть противно, куда это годится?!

Бритни – далеко не первая красавица Цветника, но голосок у нее просто сказочный, такой хочется слушать снова и снова не только мужчинам. Она часто этим пользуется, не позволяя жарко разгораться регулярно вспыхивающим ссорам.

Наша сладкоголосая сирена.

– Кто-нибудь знает, что вообще происходит? – моментально всех успокоив, продолжила Бритни.

– Ты о чем? – спросила Кира.

– Разве ничего не заметила? Что-то явно происходит, все такие мрачные, даже воспитательница Лаура. А когда подъезжали, нормальных людей на улице почти не было, зато мотались какие-то непонятные бродяги. Может, даже дикие рейдеры, уж очень ужасно одеты и таращились на нас, как ненормальные.

– Да кто бродяг на центральный стаб пустит? – хмыкнула Мишель.

– Ты в проходе сидела и ничего не видела, а вот я все видела прекрасно. И Рафика помнишь? Он сегодня все стрельбы простоял на горке с гранатометом. Рафик никогда с ним не стоял, первый раз такое за ним заметила. И военных машин по пути много встретилось. Причем самых разных, даже танк был. И еще нам прогулку со стаканом назначили в малом зале, а ведь еще не стемнело, и погода хорошая, мы могли бы ходить по плацу, как делаем почти всегда.

Бритни сжато перечислила почти все мои наблюдения. Может, еще что-то заметила, но ей пришлось замолчать, дверь начала открываться – вернулись Лаура и успокоившаяся Лола.

Она может на ровном месте истерику закатить, а уже через пять минут начинает вести себя как ни в чем не бывало.

– Лола, присоединяйся к девочкам, – с порога произнесла воспитательница. – Ну и о чем вы здесь без меня щебетали?

Общение во время прогулки не запрещено, но как бы не поощряется. Да и вообще, оставшись без присмотра, мы должны вести себя, как мышки под веником. Так что момент скользкий, но и Лауру с Вороной не сравнить, она не придирается на ровном месте.

Вряд ли задержится у нас надолго, обычно таких из Цветника быстро убирают.

С ответом я опередила всех прочих желающих:

– Госпожа Лаура, мы обсуждали тех мужчин, которые смотрели на нас, когда мы проезжали через главный периметр.

– Элли, старайся не говорить настолько длинными предложениями, они у тебя выглядят неизящно.

– Я постараюсь, госпожа Лаура.

– И что именно вы обсуждали в тех мужчинах? Неужели вы решили, что они могут видеть через броню и вовсю комментируют ваши внешние данные? Дар человека-рентгена – очень редкий дар.

– Нет, такое мы не думали. То есть я точно о таком не думала. И я даже их не видела. Но те, кто видел, говорят, что это не гвардейцы, и даже на обычных солдат не похожи. Таких людей здесь давно не было, некоторых из нас это беспокоит.

– Не беспокойтесь, это все же солдаты, просто не совсем наши, а контрактники со стороны. Их нанимают на какой-то срок, обычно небольшой, и обеспечивают гораздо хуже, чем наших защитников.

– А почему на главном периметре стоят они, а не наши защитники? – своим неподражаемым голоском спросила Бритни.

Такой голос заставляет мужчин разевать рты до земли, вот и на воспитательницу подействовал, она чуть замешкалась с ответом.

А потом и вовсе замерла, обернулась. Ну вот и конец задушевному разговору – Ворона появилась. У старшей воспитательницы все очень строго – если отрабатываешь походку, то отрабатываешь именно походку, а не языком треплешь. Не удивлюсь, если сейчас придумает какую-нибудь пакость, чтобы это подчеркнуть.

– Девочки, что здесь за шум?

Ответ с нашей стороны не подразумевается, высказаться должна Лаура. Она мешкать не стала:

– Лола немножко расстроилась из-за пустяковой оплошности, и мне пришлось ее успокаивать. Это огорчило остальных, к тому же девочки разволновались из-за дневных событий.

– И почему же они разволновались?

– Они сегодня видели людей, которые походили на диких грязных рейдеров. Орхидеи не привыкли к таким зрелищам. Они опасаются, что нам что-то угрожает.

– Глупости.

– Разумеется – глупости, я как раз им это объясняла.

– Благодарю, Лаура, но раз уж я здесь, то сама это объясню. Девочки, не сбивайтесь с ритма. Ритм – самое главное, не нужно его себе навязывать, нужно стать его частью. Скользить по волнам, а не барахтаться в них – не забывайте. Мне понятны ваши страхи, вы ведь такие впечатлительные. И мы очень просто от них отделаемся, надо всего лишь вспомнить – кто вы, как высоко вас ценят и как заботятся о вас. Повторяйте за мной. С выражением повторяйте, красиво, как в песне. Впрочем, вы сами все знаете. Итак, начнем!

О нет, как же я устала от этого нескончаемого бреда!

– Мир грязен, переполнен злом и насилием…

С трудом удержавшись, чтобы тяжело не вздохнуть, и попытавшись придать своему голосу ту самую «песенную выразительность», как вечно требуют воспитательницы, в одном ритме с остальными в который уже раз произнесла банальные слова:

– Мир грязен, переполнен злом и насилием.

– Смерть заполонила его до последнего уголка.

Она стоит над каждым из нас.

Так было всегда, и так будет.

Продолжая вышагивать по кругу, мы слово в слово повторяли за старшей воспитательницей слова, которые в разных вариациях слышали уже не одну сотню раз.

– Этот мир называют Ульем или Стиксом.

Но его истинное имя – Смерть.

Лаура тоже подхватила, да так воодушевленно, что чуть ли не на крик срывается. Она сектантка из Белых Сестер, оттуда любят набирать воспитательниц, с такими потом нечасто возникают проблемы. К тому же сам Герцог им благоволит, в одном из ежемесячных выступлений он лично похвалил их за большой вклад в развитие системы гражданских инициатив.

Вот только религия у них настолько мрачная, что впору завязывать петлю на веревке. И глупая. Считают, что мы тут все умершие, что этот мир располагается на пути к вечному блаженству, которое можно заслужить лишь строго придерживаясь немаленького набора заповедей.

Несусветная тупость, ведь нет ни малейшего сомнения, что я живая, что я никогда не умирала.

Спасибо, что сестрам запрещено устраивать здесь проповеди. Но такие, как Лаура, находят выход, да и другие воспитательницы им охотно потакают. Поэтому нам иногда приходится повторять раз за разом перемешанную сектантскими бреднями чепуху, которую они произносят с умным видом. И не важно, что мы в это время делаем: вышагиваем с книжками на макушке, бежим кросс вокруг главного здания, делаем растяжку у гимнастических стенок или красим ногти – мы должны говорить так же серьезно, без запинок, с выражением и не забывать про распроклятую женственность.

Про нее нам нельзя забывать никогда и ни в чем.

– Мы цветущий луг посреди пепелища. Мы живые орхидеи на могиле, в которую превратился мир. Мы здесь для того, чтобы все помнили – существуют не только пепел и тлен, сохранилась красота, ведь она бессмертна. Мы созданы прекрасными, мы лучшие из лучших, мы избранные и неповторимые, мы главное украшение мира смерти.

Лаура в этот вариант все-таки подпустила капельку своей сектантской чепухи, и потому в паре мест ее слова разошлись с нашими. Она так часто делает, когда уверена, что никто не выскажет ей замечание.

Ну да, здесь его сделать некому, Ворона против нее слова не скажет.

Ворона какая-то странная. Нам ее представили как старшую воспитательницу, но она почему-то ничем не выделяется из рядовых, а иногда кажется, что она даже ниже их по рангу. Ну если не всех, так некоторых. В своем неизменном черном платье с длинными рукавами, чересчур строгой, не идущей ей прической и почти полным отсутствием косметики. Никто не знает, сколько Альбине лет, но ходят слухи, что не меньше шестидесяти. Выглядит раза в три моложе, что для Улья нормально, но я не верю в столь высокую цифру.

Иногда мне кажется, что ей все сорок, а иногда и двадцать не могу дать. Она нереально странная. И дико придирчивая.

Особенно ко мне.

– Мы те, над кем тщательно работают лучшие педагоги всех вселенных Мультиверсума, лучшие воспитатели, лучшие из тех, кто знает, как ценна красота в мире смерти и как именно следует ее лелеять. Наше призвание – дарить радость любви тем, кто защищает от гибели остатки мира. Не всем подряд, а только лучшим из лучших. Ведь лучшие заслуживают лучшего. И лучшие знают, где именно выращивают любовь и красоту для самых отважных воинов.

Ну да, конечно, ага – отважных воинов, как же! Я с неполных тринадцати лет знала, что моим «любимым» избранником станет Портос. Он такой жирный, что смотреть тошно, и это далеко не единственный недостаток его омерзительной внешности. Да и разве только во внешности дело? Самое плохое в нем другое, о чем даже думать не хочется. Ну и защитник он, конечно, тот еще. Смешно, но, будь этот кусок потного жира на сегодняшних стрельбах, его мертвяка пришлось бы убивать гвардейцам. Такому, как он, не нужно уметь пользоваться оружием, Портос занимается тем, что ездит по соседним стабам и ведет с ними торговые переговоры. Говорят, он сумел наладить такую систему, где почти каждый ксер находится на самом удобном для него месте и потому работает с максимальной отдачей.

Когда он убивал в последний раз? И убивал ли вообще?

Сомневаюсь…

Почти все наши женихи – такие же сомнительные вояки. Они те, кому подчиняются настоящие воины, но настоящих нечасто подпускают к орхидеям Цветника.

– Наши защитники скорее погибнут, чем позволят кому-то или чему-то нанести вред тем, кого укрывают эти стены. Цветник – то, что не отдадут никогда и никому, ни один враг не пройдет в розовые ворота и не переступит через порог нашего дома.

А вот это что-то новенькое. Ну или хотя бы не сильно заезженное. Тот самый ответ на слова Лауры, что мы, дескать, волнуемся, созерцание немытых рейдеров пошатнуло нашу ранимую психику.

Ну да, нас все волнует. Абсолютно все, если оно хоть чуть-чуть, хоть самым краешком выбивается за рамки скучнейшей рутины, в которой мы варимся годами. Любой слух, любая мелочь или даже едва заметный намек на нее при первой возможности становится темой для обсуждений, иногда очень даже горячих.

– Нас защищают, а мы делаем все, чтобы сделать жизнь наших защитников прекрасной сказкой.

Боже, какие банальности приходится произносить, искренне сочувствую своему языку и прошу у него прощения.

В очередной раз удержавшись от горестного вздоха, повторила за Вороной:

– Нас защищают, а мы делаем все, чтобы сделать жизнь наших защитников прекрасной сказкой.

И тут что-то начало меняться.

Я даже не поняла, что просто Тина чуть сбилась с ритма движения, а такое с ней случается нечасто, она у нас прямо-таки эталон устойчивости. Это заставило меня вернуться в привычный мир, откуда я уходила в спасительное царство апатии при любом намеке на очередное хоровое восхваление нашей красоты и защитников, которые эту великую красоту защищают двадцать четыре часа в сутки без перерывов на обед и сон.

Звук. Странный звук. Звук, смутно знакомый, как будто я его уже когда-то слышала, но вспомнить не получается.

Во сне, в далеком детстве, в другой жизни – где угодно, но это уже было.

Из-за необычного звука я тоже сбилась с ритма и даже почувствовала, что это все, вот-вот, и не просто оступлюсь, а позорно рухну с высоты длиннющих шпилек, растянусь на паркете, разбросав книжки и разлив воду из широкого стакана.

Я испугалась.

Нет, вовсе не падения, а того, что может последовать за этим скребущим по нервам звуком. Я не знала, что именно мне грозит, но почему-то не сомневалась – сейчас случится нечто ужасное.

Некоторые начали поворачивать головы, прислушиваясь к непонятному нарастающему то ли гудящему свисту, то ли шипению, то ли и того и другого понемножку. Ни на что не похожий шум нарастал стремительно, казалось, вот-вот, и он перейдет в оглушающий рев.

И тут где-то на улице что-то дико хлопнуло – с отрывистым треском, с громоподобным хлопком, с лязгом, неожиданно и страшно. Затрясся пол под ногами, зазвенели стекла, удивительно, как после такого они не разлетелись вдребезги.

Некоторые завизжали, все, за единственным исключением, или присели, или непроизвольно дернулись. И у тех, и у других посыпались книги и стаканы, но никто даже не подумал расстроиться по этому поводу. Лишь Саманта не сплоховала, так и стояла с гордо вскинутой головой, но вряд ли она достойна за это похвалы, просто до нее всегда все доходит в последнюю очередь.

Если вообще доходит.

– Все на пол! – требовательно крикнула Дания. – Прижмитесь к полу! Сейчас начнется! И быстрее ползите сюда, ко мне, за стену, она капитальная!

Почему надо прижиматься к полу, что именно сейчас начнется и при чем здесь капитальная стена, отделяющая зал от пристройки, я понятия не имела. Но повторила все ее действия не раздумывая. Так много громких слов от этой молчуньи я никогда не слышала, это впечатляет, к тому же она явно знает, о чем говорит.

Тина тоже подчинилась и, на корточках присев под стеной, не удержалась от растерянного вопроса:

– Даня, что сейчас начнется?

– Ничего хорошего, – мрачно ответила та и сумела еще раз меня удивить – бухнулась под стену плашмя, даже не подумав сделать это женственно, прикрикнув при этом: – Саманта, бегом сюда! Да бегом же!!!

Сегодня наша молчунья точно сама не своя, вон, даже Саманту проняло – бросилась к нам.

И тут действительно началось.

Звук, до этого раздавшийся однократно, загремел снова и снова, с каждым разом все сильнее и сильнее. Рядом жалобно зазвенело сдавшееся наконец стекло, осколки брызнули на паркет, по которому мы только что вышагивали, свет погас, перепугавшиеся воспитанницы завизжали на несколько голосов, и я сама не смогла понять, не был ли один из этих голосов моим.

Все закончилось так же резко, как началось. Дания, приподнявшись, стряхнула с платья, скорее всего, несуществующую пыль, обернулась по сторонам и потрясающе спокойным голосом спросила:

– А где госпожа Лаура? И Альбина?

– По-моему, обе в дверь выскочили, – неуверенно ответила Кира и спросила: – А как ты узнала, что сейчас такое начнется?

– Я не знала, я подозревала.

– Что это вообще было?! – Этот вопрос задали сразу несколько девочек на разные лады, и я была в их числе.

– Кто-то нас обстрелял.

– Обстреляли?! Из чего?! Кто?!

– Не знаю. Давно такое не слышала, отвыкла. Или гаубицы, или минометы отработали. Нет, наверное, все же гаубицы.

– Ты умеешь различать такое по звуку? – удивилась я.

– Зачем по нам стреляли из гаубиц? – перебила меня Тина.

– Не по нам, – ответила ей Дания. – Просто где-то поблизости взрывалось.

Зашелестела включившаяся система внутренней трансляции, чуть искаженный голос госпожи директрисы почти слово в слово повторил то, что до этого говорила Дания:

– Всем воспитанницам и воспитательницам сохранять спокойствие. Если рядом с вами есть крепкие стены, присядьте за ними так, чтобы они защищали от осколков, которые могут прилететь с улицы.

– Какие осколки? – удивилась Саманта, до которой наконец что-то начало доходить. – Мы ведь в главном стабе, здесь никогда не стреляют из пушек.

– Ну да, а это, значит, были просто хлопки салюта, – нервно выдала Миа. – Саманта, ты просто ужасно тупая дура, сиди уже, где сидишь, и помалкивай.

– Ты когда-то такое уже слышала? – Я по-другому повторила свой вопрос, не сводя внимательного взгляда с Дании.

Ее точно не назовешь болтушкой, но если спрашивают прямо – не игнорирует. Тем более, мой взгляд мало кто может выдержать, он у меня необычный. Вот и сейчас Дания отмалчиваться не стала:

– Слышала.

– Где?! – произнесла я одновременно с Тиной.

– До того, как попала сюда. Дома.

– У тебя дома стреляли из пушек?! – изумилась Бритни.

– Из чего только там не стреляли…

– В том?! В старом доме?! В самом первом?! – не поверила Кира.

– Ага.

– Но это же дом, там такое не бывает, там всегда спокойно.

– В моем доме было именно так. Там война.

– Кто это вообще мог сделать? Может, нагнали этих грязных рейдеров, и они что-то перепутали? – спросила Миа, непонятно к кому обращаясь.

Говорит растерянно, ей это несвойственно. Обычно она дико самоуверенная и любит доставать других, особенно Тину. Но сейчас ведет себя тише воды.

Из коридора заглянула Лаура, напряженно произнесла:

– Девочки, сидите тут. Никуда не уходите.

– Мы поняли, госпожа Лаура, – ответили сразу в несколько голосов.

– А кто это стрелял? – не могла успокоиться Миа. – Неужели кто-то что-то перепутал и снаряды чуть не попали в Цветник?

– Никто ничего не путал, – тем же напряженным голосом ответила воспитательница.

– Но…

– Это были бандиты из Братства. Посидите спокойно несколько минут, сейчас гвардейцы их прогонят.

– Как бы не так, прогонят их, ага, – негромко, чтобы от дверей не расслышала воспитательница, произнесла Дания. – Эти пушки могут стрелять за несколько километров, попробуй до них для начала доберись, чтобы прогнать.

За окном вновь хлопнуло, но как-то не так, совсем иначе, больше похоже на праздничный салют, а не на прежние ужасающие звуки. К тому же громыхнуло не сильно, не оглушительно – наверное, взорвалось где-то далеко. А вот еще и еще.

Дания соизволила пояснить без вопросов:

– Наши пытаются накрыть батарею Братства.

– Как это накрыть? Покрывалом, что ли? – удивилась Лаура.

– Вот ведь тупая, – тихонько прошипела Миа. – Накрыть – это значит убить их.

– Так это не взрывы? Это наши стреляют?! – оживилась Тина.

– Ну а кто же еще, кроме наших? Да, это точно выстрелы, а не взрывы, не бойтесь.

– Ужас, я бы ни за что их не различила.

– Ну так слушай внимательно и запоминай.

– Зачем такое запоминать?!

– На какое расстояние может стрелять гаубица? – перебила я Тину, быстро обдумав то, что сейчас узнала.

Дания покачала головой:

– Прости, Лиска, но я не помню. А может, никогда и не знала.

– На сто километров сможет?

– Не думаю. По моей улице вообще перестали стрелять из таких штук, когда врага отогнали примерно на тридцать километров.

– Тридцать?

– Ну, может, двадцать пять, а может, тридцать пять. Не уверена. Говорю же – не помню и не знаю. Когда они стояли в пяти километрах, к нам каждый день что-нибудь прилетало, ни одного целого дома не осталось, все разрушено или осколками побито.

– Что за бред я только что услышала?! – вскинулась Миа. – Какие тридцать пять километров?!

– Девочки, не шумите! – строго произнесла Лаура, выглядывая из коридора.

Пробираться к нам через засыпанный битым стеклом зал она не рвалась. Не все окна еще разлетелись, оставшиеся могут лопнуть от очередного взрыва, и горе той, кто в этот миг окажется на пути летящих осколков.

– Так какие тридцать пять километров? – тихонько повторила Миа. – До кластеров Черного Братства как минимум втрое больше, они очень далеко от нас, это все знают.

– Лаура сказала, что стреляли именно они, ты сама слышала.

– Не может быть, значит, ты что-то путаешь с пушками.

– Вряд ли. Может, земли Братства и далеко, вот только их пушки гораздо ближе, чем мы думали.

* * *

Черное Братство – самая больная тема для Азовского Союза. Это понятно хотя бы потому, что нам почти ничего о нем не рассказывают.

Но разве можно что-то скрыть от коллектива, состоящего исключительно из девушек почти одинакового возраста? Знаем пусть и не все, но многое.

Прежде всего то, что Братством такое называть – плохо. Братство ведь от слова брат, а слово брат – теплое и светлое, в нем нет ничего черного.

Но Братство и правда черное насквозь, потому что основано теми еще нелюдями.

Нет, зараженные здесь вообще ни при чем, они не страдают манией устраивать укрепленные поселения на стабильных кластерах Стикса, для выживания им в первую очередь требуется лишь обильная высококалорийная пища, а не оружие с патронами, боевая техника и прочее в таком духе. И братья не атомиты, изуродованные радиацией, и не прочие уроды вроде них, по разным причинам изощренно наказанные Ульем. Увы, но у них всем заправляют те, кто внешне ничем от нас не отличается.

Но внутри они насквозь гнилые, потому что нормальный человек никогда не опустится до дна столь омерзительной пропасти.

Муры – вот кто основал Черное Братство. Ренегаты, угодливо прислуживающие различным группировкам внешников – самых страшных врагов всех иммунных. Им здесь нужно только одно – наши тела и жизни. Своих прихвостней они терпят лишь до тех пор, пока те всеми силами помогают им обеспечивать потребности в этом кошмарном товаре.

Муры ловят иммунных новичков на свежих кластерах, караулят их на удобных дорогах и в местах, которые трудно обойти. Но в первую очередь внешников интересует не самое свежее мясо, им подавай тех, которые провели здесь месяцы и годы, именно из таких можно получить самый качественный биологический материал. Поэтому их слуги охотятся на рейдеров, устраивают набеги на территории одиночных, ничего не значащих стабов, могут даже нападать на защищенные городки. Но только не на крупные, такое им не под силу.

На крупные нападает только Черное Братство – ему и не такое под силу.

По их заверениям, братья давно уже не сотрудничают с внешниками, но при этом у них почему-то слишком много хорошего оружия и военной техники, не говоря уже о патронах и снарядах. Никто не сомневается по поводу природы источников получения таких полезных вещей, – их до сих пор снабжают все те же хозяева.

Бесплатно они это делать не станут, а расплатиться с внешниками можно лишь одним товаром – смертью иммунных.

Поэтому с Черным Братством воюют все без исключения, союзников у него нет. Но кому-то от них достается больше, кому-то меньше.

Судя по той информации, которая до нас доходит, Азовскому Союзу в последнее время как раз достается больше. Мы его неотъемлемая часть, причем самая прекрасная, и до сих пор нас эта война никак не задевала. Где-то умирали защитники, где-то гибли враги, но здесь, почти в самом центре немаленькой территории крупнейшего в регионе объединения стабов, всегда царило спокойствие.

До сегодняшнего вечера.

Братство ударило не по окраинам, что давно уже никого не удивляет. Из десятков малых и больших стабов оно выбрало один из самых спокойных, располагающийся чуть северо-западнее географического центра Азовского Союза. Всего лишь обстреляло из пушек, но пушки – не то оружие, которое можно незаметно спрятать в кармане, прикинувшись обычным рейдером. Все это надо как-то провезти через многочисленные периметры с минными полями, проволочными заграждениями и железобетонными столбами, где передвигаются моторизованные патрули, а на дорогах оборудованы укрепленные блокпосты. Попробуй хотя бы с пустыми руками проползти мимо взглядов многочисленных наблюдателей, присматривающих за опасными местами через объективы расставленных на вышках камер. И ко всему прочему, опасайся взглядов с небес – Азовский Союз славится своими дронами, целая мастерская создана специально для сложных переделок гражданских моделей под разведывательные нужды.

Не один и далеко не два километра придется преодолеть, а затем, громко заявив о себе этим жутким грохотом и начавшимися в Центральном стабе пожарами, отойти на восток той же дорогой, не бросив тяжеленные пушки, ведь это очень ценное оружие.

Я в такой бред никогда не поверю. Все проще. Все куда проще. Братство сейчас не за сто километров от нас, оно подобралось ближе. Гораздо ближе. Вот почему Рафик сегодня охранял нас с гранатометом, и вот почему на дороге было столько грязных солдат и разной военной техники.

Военным есть чего опасаться.

Прислужники внешников рядом с нами, но никто не счел нужным поставить в известность будущих жен главных господ Азовского Союза.