Глава 3. Тропа, уводящая из дому

Онлайн чтение книги Семь троп Питера Куинса
Глава 3. Тропа, уводящая из дому

Одни становятся мужчинами в тот день, когда покидают отцовский дом и начинают создавать свою семью. Другие достигают зрелости в тот момент, когда применяют в деле собственный ум и либо выигрывают, либо проигрывают. Некоторые становятся мужчинами, когда поступают в колледж, а другие – оканчивая его. А вот Питер Куинс стал мужчиной, когда сделал открытие, что покорение девичьих сердец может стать интересной, захватывающей игрой.

Несомненно, это не очень достойное уважения качество, но наше повествование не имеет целью нарисовать идеального героя. Оно представляет собой лишь попытку изобразить Питера Куинса таким, как есть: с многочисленными грехами и слабостями, но и с теми добродетелями, которыми он, по воле судьбы, обладал. Да и как иначе мальчик может ощутить превращение из юноши в мужчину? Еще подростком он познал то, что большинство детей познают в зрелом возрасте. Оставил дом и бродяжил по всей стране. До последнего защищался собственными кулаками. Жил особняком от сверстников. Брошенный на произвол судьбы, полагался только на себя.

Покидая дом Билла Эндрюса в поисках счастья, Питер Куинс не испытывал романтических чувств при расставании с прошлым и не заглядывал далеко в будущее. Он уже раз уходил из дома, и в этом смысле не искал ничего нового. Но на сей раз предшествовало и послужило прямой причиной его расставания с домом Эндрюса совершенно иное событие.

Питер впервые появился на танцах, когда ему исполнилось семнадцать. Не то чтобы он не умел танцевать. Он с ранних лет чувствовал мелодию, а от задорных тактов в жилах быстрее бежала кровь. Непонятно отчего становилось весело, а когда парню весело и любопытно, ему не устоять в стороне. Так и Питеру Куинсу очень хотелось танцевать вместе с другими.

Однако он не мог этого сделать, не отступив от того пренебрежительного равнодушия по отношению к своим сверстникам, которое он поневоле напускал на себя с раннего детства и за которое по-прежнему фанатически цеплялся. Ибо на него до сих пор указывали пальцем как на сына Джона Куинси. Не спасало и небольшое изменение фамилии. В свои семнадцать он, как и в семь лет, все так же отчаянно старался оправдать приписывемые ему качества. Кулаки больше не могли служить единственным аргументом. Теперь он ежедневно не меньше часа старательно практиковался в стрельбе из револьвера. Научился быстро выхватывать его из кобуры и без промаха попадать в цель. Но чувствовал, что этого мало.

Так умели тысячи других. Он должен выхватывать оружие так скоро, чтобы глаз не поспевал уследить за его движениями, быстро, без промаха стрелять с обеих рук, иначе он недостоин называться сыном Джона Куинси. Вот почему он добросовестно трудился, не пропуская ни дня. По-прежнему держался в стороне от сверстников. Общался с людьми старше его – в кузнице, где он играючи махал четырнадцатифунтовым молотом; в церкви, где солировал теперь высоким баритоном. Но никогда не забывал, что его напускному трудолюбию и притворной святости может наступить конец. Настанет день, когда придется иметь дело со сверстниками, и тогда…

Что касается танцев, то он украдкой следил, как танцуют, запоминал движения и практиковался так же старательно, как и в стрельбе. И тут наконец пришло время, его умение востребовалось. Как-то после службы он задержался в дверях церкви. Почти все разошлись. В наступившей тишине неожиданно снаружи донеслись девичьи голоса.

– А Питер Куинс? – спрашивала одна.

– О-о, – насмешливо заметила другая, – Питер Куинс вроде бы парень как парень, а на деле словно деревяшка – такая здоровая дубина!

И до Питера донесся их мелодичный смех, который вызвал в нем странное ощущение. Его звуки заставили трепетать каждый нерв и учащенно биться сердце. Этот смех напоминал ранний весенний день, пение прилетевших птиц, бегущие по оконному стеклу тени облаков и чистый прохладный воздух. Он отважился выглянуть наружу и первой увидел смеявшуюся вместе со всеми Мэри Миллер. На ее месте могла оказаться любая, но так случилось, что он увидел Мэри, и ее лицо стояло у него перед глазами, когда он позднее брел к себе домой.

Мэри считалась девушкой Билли Эндрюса. При этой мысли Питера бросило в краску. Билли, несомненно, рассказывал ей все о своем сводном брате, и конечно же все, что говорил, – не в пользу Питера. Ибо Билли, здоровый увалень, весивший в свои двадцать лет на тридцать фунтов больше Питера Куинса, не годился тому даже в подметки, когда дело касалось умения орудовать в кузнице отца четырнадцатифунтовым молотом. По этой причине, да и по другим, он ненавидел Питера, а тот в свою очередь презирал его. Но на этот раз, направляясь домой, он обнаружил, что зауважал Билли, как никогда раньше. Пускай Билли неуклюжий увалень, но сила в нем есть и, во всяком случае, им интересуется такая девушка, как Мэри.

Ее лицо преследовало Питера. К нему больше чем достаточно проявляли любопытство, побаивались его и даже испуганно шарахались прочь, но еще не случалось, чтобы над ним смеялись. С одной стороны, это его злило, а с другой – отчасти пугало. Он страдал от того, что бессилен дать отпор. Если бы над ним посмеялся парень, то получил бы ответ на кулаках. Посмейся над ним старый человек, он бы насмешливо огрызнулся. Даже старой женщине нашелся бы кое-что сказать. А вот перед лицом девушки – спасовал, почувствовал себя беспомощным. Если они смеялись над ним, единственный ответ – посмеяться вместе с ними. Но как можно посмеяться и не выставить себя дураком?

В конце концов он решил, что нужно обязательно найти способ поговорить с Мэри Миллер. Ему хотелось посмотреть, рассмеется ли она ему в лицо. Если да, то он конченый человек. Вот почему Питер Куинс принял решение отправиться на танцы. Танцы устраивались в тот же вечер, и Питер неожиданно для всех появился в зале. Это не представляло сложности. Приходить на танцы вместе с девушкой не являлось обязательным. В округе всегда не хватало девчат, и обычно на танцах кавалеров без дам подпирало стен не меньше тех, кто являлся с партнершами.

Когда Питер Куинс переступил порог зала, сердце его ушло в пятки. Стараясь держаться как можно более независимо и безучастно, он не спеша прошел в угол и уселся на стул, но даже эта лишь отчасти успешная попытка стоила ему огромных усилий. Он с детства привык притворяться, но никогда еще его притворство не подвергалось такому испытанию. Присутствовавшие здесь, чтобы наблюдать за порядком да покружиться в уголке в старомодном вальсе, взрослые при появлении Питера раскрыли рты от изумления. Удивленно наблюдали за ним сверстники; девицы потеряли дар речи. Правда, произведенная им суматоха позволила ему собраться с мыслями.

Запомнилось на всю жизнь, как заговорил с наблюдавшей за порядком соседкой, как та, поднявшись со стула, стала учить его танцевать. Никогда не забудет, как за ними с ухмылкой наблюдали деревенские юнцы.

Им представилось неожиданное удовольствие, редкое счастье увидеть Питера Куинса неуклюже спотыкавшимся на ровном месте. Они злорадно потирали руками. Но Питер, подавляя самолюбие, продолжал переступать ногами. На глазах у всех он поступался своей гордостью и самоуважением, но ему все же удалось, скрывая краску стыда, внешне добродушно смеяться и болтать с матронами, любезно соизволившими обучать его танцам.

С преувеличенной неуклюжестью протанцевав с ними несколько танцев, он зашагал через весь зал к тому месту, где сидели рядышком Билли Эндрюс и Мэри Миллер. С первых же минут Питер, что бы он ни делал, думал только о присутствовавшей в зале этой рыжеволосой красотке с голубыми глазами. Главная же ее прелесть заключалась в живой кокетливой мордашке.

– Билли! – подойдя к ним, позвал Питер, отметив про себя, что Мэри продолжает болтать, не обращая на него внимания. – Надеюсь, ты познакомишь меня с мисс Миллер, а она поучит меня танцевать.

Билли взглянул на него со злобой, смешанной с подозрительностью и страхом. Кто-кто, а он хорошо знал, что Питер Куинс не такой безобидный, как кажется. И на этот раз парень тоже почуял опасность. Однако отказать в просьбе не нашел предлога. Так что пару минут спустя Питер и Мэри Миллер двинулись в танце, причем у Питера получалось на удивление гладко. Никто бы и не подумал, что это он совсем недавно под руководством солидных наставниц с трудом осваивал свои первые па.

– Я полагала, танцевать ниже твоего достоинства, – язвительно заметила Мэри.

– Я передумал, – сказал Питер Куинс.

– По какой такой причине?

– Когда в прошлое воскресенье увидел тебя.

– Питер Куинс! – укоризненно воскликнула Мэри.

– Не веришь? – произнес Питер, грустно глядя на нее своими большими глазами. Бросив на него испытующий взгляд, она быстро и как бы испуганно отвела глаза. Правда, она не отстранилась от Питера, и он решил, что не все потеряно. – Мне действительно очень нужно с тобой поговорить. Пойдем поговорим, а? Мне так много надо тебе сказать.

– Что такого ты хочешь сказать? – спросила Мэри. – Разве нельзя, пока танцуем?

– Музыка мешает. Неужели не понимаешь?

Она молчала целый круг, пока снова не приблизились к двери.

– Ладно! – наконец согласилась она и, высвободившись из его рук, быстро проскользнула мимо толпившихся в дверях парней на ночную улицу, где между деревьями уже прогуливались парочки. – Так что ты хотел сказать?

Питер не имел ни малейшего представления, что надо говорить. Он попросил ее выйти на улицу только для того, чтобы проверить, послушает ли она его хоть капельку. И вот она перед ним – что же ему теперь делать?

– Отойдем подальше! – попросил Питер. – А то услышат.

– Смеешься! – рассердилась девушка. – Видно, тебе нечего сказать!

– Неужели? – неизвестно почему рассмеялся он. Но увидел, что смех оказался действеннее слов. Он до того заинтриговал Мэри, что та сдалась.

– Ты какой-то чудной, – пожала она плечами. – Что у тебя на уме?

– Ты, – заявил Питер.

Они нашли достаточно уединенное местечко в уголке, за двумя большими и несколькими молодыми деревцами. В свете звезд девушка казалась ему красавицей. Кто бы мог подумать, что какой-то год назад она выглядела гадким утенком! У Питера сладко затрепетало сердце. Он увел ее просто потому, что так хотелось, а вот теперь?

– Ты совсем не такой, как другие, – заговорила она. – Я не поверила своим глазам, когда увидела тебя на танцах.

– Никак не мог удержаться. Знал, что ты будешь там!

А сам внутренне смеялся – представляя, что она невольно начинает верить.

Какая же она дурочка и какой он дважды дурак, когда так страшился девчонок, если они все такие же, как она!

– Знаешь что, Мэри? – произнес он изменившимся голосом, так что она даже чуть отстранилась.

– Что? – затаив дыхание, прошептала девушка.

– Когда сквозь листья падает свет…

– Ну?

– … ты в нем такая красивая…

– Ты… ты… ты дурачок, Питер!

– … что я тебя даже немножко боюсь, честное слово!

– Питер Куинс!

– Я серьезно. Понимаешь, что я сейчас чувствую?

– Похоже, ты готов сморозить какую-нибудь глупость, Питер. Но все равно говори.

– Я словно вижу счастливый сон и боюсь пошевелиться или заговорить, иначе проснусь и снова окажусь в углу зала рядом с миссис Барфитт.

Она еле слышно засмеялась, но так счастливо, что Питеру подумалось, неужели он может доставить столько радости. Он решил испытать ее и, шагнув ближе, взял руки Мэри в свои. У нее задрожали пальцы, но рук она не убрала, и Питеру казалось, что он завладел частичкой ее ума и души.

– Похоже, ты уже не боишься проснуться, Питер.

– Скажи, что ты хотя бы наполовину так счастлива, как я.

– Питер Куинс, где ты научился говорить девушке такие слова?

– Я собирался говорить тебе другие слова, Мэри. Но они вылетели у меня из головы. Я лежал по ночам, думая, что тебе скажу…

– Все это правда, Питер? Ты действительно давно обо мне думаешь?

– Уже много месяцев.

– И ни разу не взглянул в мою сторону?

– Я думал, что это нечестно… из-за Билли.

– Билли не в счет. Знаешь, почему я встречалась с ним? Он мне рассказывал о тебе, Питер!

«До чего же ловкая лгунья, – усмехнулся в душе Питер. – В воскресенье она же называла меня дубиной!» А вслух спросил:

– И что же он тебе говорил?

– Очень много, но все это не стоит и одной минуты рядом с тобой!

– Мэри! – позвал издалека голос Билли Эндрюса.

– А вот и он, – заметил Питер.

– Какой дурак!

– Здесь он нас не найдет.

– Мне надо вернуться, Питер. О, там начинают следующий танец!

Он отпустил ее руки. Она заспешила в сторону дома, потом обернулась:

– Ты сердишься, Питер?

– У меня нет права сердиться; очень хочу себя в этом убедить.

– Питер, дорогой! – воскликнула Мэри и, шагнув к нему, поцеловала в губы, тут же убежав. В этот момент Питер заметил стоявшую в тени фигуру, а затем услышал голос Билли Эндрюса.

– Подлец! – крикнул Билли. – Грязный негодяй!

– Не будь дураком, – ответил Питер, поражаясь собственному спокойствию. – Она всего лишь практиковалась на мне, чтобы потом целоваться с тобой.

– Это все твои хитрые речи! – распалялся Билли. Здесь крылась одна из причин, почему он всегда ненавидел Питера. Они вместе учились в одной школе, и из-за того, что Питер легко болтал языком и быстро хватал все, чему учили на уроках, он постоянно удостаивался похвал, а Билли чувствовал себя незаслуженно ущемленным.

– Придет время – подрежут твой болтливый язык, – пригрозил названый братец.

– Дурак ты, – зевнул в лицо ему Питер.

Результат оказалася непредвиденным. Билли вообще не отличался миролюбием, но кто мог ожидать, что на сей раз он схватится за оружие? Однако именно это и случилось. У бедра блеснул длинноствольный кольт, но первый выстрел раздался с другой стороны – Питер словно фокусник извлек из-под одежды свой револьвер. Билли, охнув, повернулся и рухнул лицом вниз.

Рана оказалась нетяжелой. К тому времени, когда сбежались люди, револьверы спокойно лежали в кобурах, и Билли сумел убедить собравшихся, что он выстрелил случайно, балуясь с оружием. Его перевязали и отвезли домой, но Питер Куинс понял, что его жизнь в этом доме подошла к концу. После случившегося оставаться под одной крышей с Билли стало невозможно. Да и самому ему, по правде говоря, больше не хотелось здесь оставаться. На свете много таких девушек, как Мэри, – есть даже и получше, – и он пойдет по тропе, которая ведет к ним. Питер подошел к миссис Эндрюс, как только та оставила изголовье сына. Она окинула его ледяным взглядом.

– Думаю, Билли вам рассказал, как вышло? – заметил Питер. Она промолчала. – Я пришел попрощаться.

– Убийца! – крикнула ему в лицо миссис Эндрюс.

Юноша отправился к приемному отцу и в темной спальне рассказал Биллу Эндрюсу все как на духу. Кузнец по свойственной ему привычке некоторое время молча обдумывал его слова.

– Питер, – наконец заговорил он, – мне жаль, что ты уходишь, но было бы много хуже, если бы ты остался. И не только из-за нас, а потому, что тебе дано летать выше. А если не взлетишь, то собьешься с пути. Но мне совсем не хочется, чтобы мои парни пошли за тобой.

Выслушав напутствие, Питер направился к Симу Харперу и поднял старика с постели. Раскурив трубку, Сим внимательно выслушал рассказ парня.

Дослушав до конца, заговорил:

– Помни, сынок, рабочая рука – левая. Если противник закрывается, шуруй левой, а как откроется – кончай правой. Бей коротко и точно и не забывай двигаться.

Ворча по поводу ремней, пристегнул ногу и спустился с Питером до двери.

– Когда-нибудь, – чувствуя комок в горле, хрипло произнес его воспитанник, – я вернусь за тобой, Сим, и отвезу в такие места, где тебе до конца дней не придется работать.

– Проклятие! – прорычал Сим Харпер. – Неужели я такая развалина? Прощай, парень, да благословит тебя Бог!

Итак, Питер двинулся по улице на своих двоих: конем он еще не обзавелся. Все свои пожитки он нес в руках, часть рассовав по карманам. Перед ним бежала тропа, уводившая из дому. Из всех людей, встреченных им за оставшиеся позади годы, с грустью он расставался лишь с двумя существами – Симом Харпером и человеком, лицо которого почти забыл, – Джоном Куинси.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Глава 3. Тропа, уводящая из дому

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть