Онлайн чтение книги Семья Зитаров. Том 2
Глава первая

1

Белая земля. Инеем покрыты деревья. Река, протекающая мимо усадьбы Зитаров, уже спрятала свои буроватые воды под ледяной покров, и не слышно больше журчания струй. На прибрежной ольхе одиноко сидит нахохлившаяся от холода ворона — старая, угрюмая птица. Изредка она косится на пригорок, в сторону двора усадьбы, и сердито произносит: «Карр…» Как не сердиться, если такой холод, а в зобу у птицы пусто! Хоть бы когда-нибудь на этом дворе вылили помои, попался бы какой-нибудь запоздалый цыпленок или зарезали бы свинью… Изменились времена. А прежде в старом доме кишмя кишел народ и в каждом закутке было полно всякой живности. Хлев пустует, и петух там не поет, не хрюкнет поросенок; окна дома закрыты ставнями, некоторые просто забиты досками. Только одно окно на северном конце дома не закрыто, и изредка там из трубы поднимается струйка дыма. Как крот в норе, живет здесь старый человек — седой, лохматый, насупленный. Летом он косит траву на прибрежных заводях, ставит в реку верши или закидывает в море сеть, а на зиму прячется в свою берлогу и топит печь. Он вылезает только, когда кончаются дрова или на большаке показывается чья-нибудь подвода. Да, тогда он выходит во двор, останавливается у флагштока и долго смотрит на дорогу. Никто чужой не смеет войти во двор, что-нибудь взять — пролазам и воришкам в Зитарах нечего делать. Старый Криш — так зовут его люди — спит чутким сном и не терпит в своем дворе чужих. Все равно, будь то упавшая с крыши черепица, трухлявая конская дуга или лемех плуга, — он ничего не позволяет трогать.

Только однажды он вынужден был молчать и, поджав губы, смотреть, как чужие люди хозяйничают в доме Зитаров. Это случилось, когда сюда явилась толпа солдат в серо-зеленых мундирах. У них были винтовки в руках, и говорили они на чужом языке. Дом в то время пустовал, хозяева уехали, и чужие вели себя так, словно здесь все принадлежит им. Криш тоже было поехал с хозяевами, но скоро возвратился с маленьким узелком через плечо и можжевеловой палкой в руке. Первое время он еще ругался, когда немецкие солдаты рубили ставни на дрова, а для растопки кололи на лучину дверные наличники (хотя тут же рядом, рукой подать, находился лес), но солдаты только смеялись над ним и нарочно дразнили Криша. Скоро он стал молчаливым и угрюмым. Уходя, чужие порубили все комнатные двери и стулья, а какой-то весельчак выбил стекла на веранде — им, видимо, нравилось разрушать то, что другие создавали.

Откуда-то потянуло падалью. Старая ворона взмахнула крыльями и полетела на добычу. Она поднялась высоко над вершинами деревьев и зоркими птичьими глазами окинула окрестность. На дороге с южной стороны показалась подвода. Пронзительно визжит под полозьями снег, за подводой идут люди. Может быть, это и есть те, кого так долго ждал старый Криш? Но куда же он делся, почему не выходит к флагштоку? Ах да, он в лесу собирает хворост и накладывает его на санки. Сегодня он ушел далеко от дома, потому что вблизи весь хворост уже собран.

«Карр, карр!» — издевается ворона над Кришем и летит дальше, ее глаз успел заметить добычу. Это выброшенная в поле дохлая кошка. Две вороны уже клюют ее. Надо поспешить, чтобы урвать какой-нибудь кусочек получше.

Ворона улетает, а Криш остается. Он уже наломал хворосту и наполнил санки почти наполовину, но не хочет уходить, пока не наложит полный воз. Стараясь удержать в равновесии поднятый кверху шест с крюком на конце, старик переходит от одного дерева к другому, зацепляет им сухой сук и дергает его до тех пор, пока сломанный сук не упадет на землю. Стоптанные пасталы [17]Постолы (пасталы) — легкая самодельная обувь латышских крестьян, изготовленная из цельного куска кожи без швов; на ноге закреплялась веревочкой или полоской кожи, продетой в отверстия по краям постол. задубели, намотанные на концы штанин онучи заледенели, но Кришу тепло, лицо горит, и при дыхании из ноздрей вырываются две белые струйки пара. Наконец все готово. Криш увязывает воз веревкой, раскуривает трубку и впрягается в санки вместо лошади.

Когда тропинка идет в гору, Криш поворачивается лицом к саням и, пятясь, шаг за шагом, втаскивает воз в гору, а когда дорога ровная или спускается под гору, у него еще остается время на размышления. О чем может думать этот старый человек? У него же ничего своего во всем мире нет. Он привык к одному месту и дому, не принадлежащему ему, к людям, которые не приходятся ему родней. Но у этой привычки такая сила, что он не может избавиться от нее. Однажды, когда Зитары уехали в Россию, Криш попытался отделаться от нее. Он не поехал с ними, а остался в Видземе у чужих людей. Там была работа и хлеб, никто его не прогонял. Но через несколько дней Криш связал свои пожитки в узелок и побрел, еще хорошо не зная куда. Словно во сне перешел он через линию фронта и поплелся обратно в старое моряцкое гнездо. В Зитарах он сначала хотел только переночевать. Хозяйничавшие там немецкие солдаты прогнали Криша, но он не подчинился им и в конце концов отвоевал себе место в людской за печкой. На следующий день он уже не думал об уходе — усадьбе нужен хозяин, мужчина, который за всем смотрит и охраняет. Тогда это было тяжелой и неблагодарной обязанностью: домашний скарб растаскан, хозяйственный инвентарь, рыболовные снасти и мебель присвоили соседи, а всем оставшимся распоряжались немцы. У Криша сердце обливалось кровью при виде этого разрушения. Не смея и слова сказать, он в глубине души ненавидел и проклинал каждого немца. Поступки этих людей напоминали ему забавы умалишенных. Когда солдату хотелось горячего кофе, он не утруждал себя, не шел за дровами на двор, а рубил дверь или подоконник. Растопкой служили книги капитана Зитара. Тонкие салачные сети словно были созданы для вытирания ног, а белыми занавесками оказалось очень удобно мыть солдатские котелки.

Тащит воз Криш и думает: долго ли будет он жить один в этом доме? Каждый день беженцы возвращаются из России. Почему не едут Зитары? Все рушится. Земля не пахана, зарастает травой, проваливаются крыши, и все с большей жадностью посматривает родня капитана на покинутую усадьбу. Корчмарь Мартын еле сдерживается — ему все мало. Больше всего Криш хочет, чтобы с его плеч сняли бремя ответственности. Достаточно он здесь все охранял, ругался с немцами, соседями и выслушивал упреки корчмаря Мартына: этот молодчик хитер, как лиса, и ненавидит Криша за то, что тот не пускает его в дом. Но долго ли Кришу удастся его сдерживать? Если капитан пробудет еще год-другой на чужбине, Мартын найдет путь, как пробраться в Зитары. Закон будет на его стороне — он ведь второй сын старого Зитара и наследник брата.

Наконец сани втянуты на гору. Отсюда уже хорошо видна усадьба. Но что это? Криш останавливается и подносит к глазам руку: посреди двора стоит подвода, на ней разные тюки, а вокруг суетятся люди, много людей, четверо или пятеро; они развязывают воз, снимают тюки, взваливают их на плечи и переносят на крыльцо. Некоторых Криш как будто узнает, других еще нет. Теперь он догадывается, кто приехал. От волнения он забывает про трубку, и она гаснет. Криш бросает сани и, насколько позволяют старые ноги, бежит к дому.

2

— Ведь это, кажется, старый Криш, — воскликнула Эльга, первая заметившая старика. Все оставили на минуту тюки.

— Слава богу, вернулись-таки! — крикнул Криш еще издали. Голос его дрожал, лицо искривилось то ли от смеха, то ли от слез. Эльзу и Эрнеста он сразу узнал, они меньше изменились, а Янку и Эльгу нужно было сначала хорошенько разглядеть и потом еще как следует подумать, прежде чем назвать каждого из них по имени. — Боже милостивый, как выросли! А ведь когда-то я их на руках носил.

Как теперь быть: пожать приезжим руку и, отвернувшись, смахнуть большим пальцем предательскую слезу или поцеловаться со всеми, как полагается после столь продолжительной разлуки? Он ведь почти всех их вынянчил. Криш ограничился, однако, только рукопожатием, потому что, в конце концов, он был всего лишь старым батраком, и только. Да к тому же он оброс такой колючей седой бородой, что Эльза, догадавшись о его намерении, сразу же дала понять, что излишние нежности тут ни к чему.

— А где же хозяин с хозяйкой? — спросил Криш, поздоровавшись со всеми. Напрасно искал он глазами плечистую фигуру капитана. Дверь дома была еще на замке, и он не мог быть внутри.

Все замолчали. У приехавших плотнее сжались губы.

— Кто где, — промолвил наконец Эрнест. — Один в сибирской тайге, другая в степи, — невесело усмехнувшись, он добавил: — Мертвых домой не возят.

Теперь Криш больше ни о чем не спрашивал. Растерянный, он помог разгрузить воз, открыл дверь и задумчиво посматривал то на одного, то на другого.

— А я-то думал, вот приехал домой хозяин, начнет распоряжаться. А теперь как же…

— Без хозяина Зитары не останутся, — засмеялся Эрнест. — Может, я им и буду.

Эльза и Янка пристально взглянули на брата: так вот что у него на уме. Пусть, пусть — время еще есть. Они ничего не сказали. И, как полагается будущему хозяину, Эрнест первым шагнул через порог дома, оценивающим взглядом окинул комнаты.

— Почему держишь ставни закрытыми? — спросил он Криша; в голосе его уже чувствовались твердые нотки повелителя. — Здесь так темно, ничего не видно.

— Я поищу свечку, — предложил старый батрак.

— Зачем свечу? Лучше открой ставни.

— Открывать нельзя, в рамах нет стекол. Повыбили немцы. Хорошо, что хоть некоторые остались, а то здесь было бы как в сарае.

— Так, — протянул Эрнест. — Значит, ты был плохим караульщиком. Вот и оставь на него дом.

Он рассмеялся, но никто не поддержал его. Криш принес свечу. Глазам приехавших открылась картина опустошения. Когда-то такое уютное, теплое жилье стало неузнаваемым. Битое стекло, обрывки обоев, изрубленные дверные косяки, паутина во всех углах, писк мышей и запах плесени, кругом пусто, голо, холодно. Ни стула, ни стола, ни шкафа, ни одной картины на стенах; только в большой комнате посреди потолка пыльная розетка от лампы — единственное напоминание о том, что здесь когда-то было. Эльза туже стянула на плечах материнский платок:

— Но здесь же… здесь же совсем нельзя жить…

Эрнест в замешательстве кусал губы.

— Значит, так… Вот как, значит. Все вещи пропали. Криш, ты знаешь, куда они делись? Может быть, можно хоть что-нибудь получить обратно?

— Если захотят отдать. Мебель вся у корчмаря Мартына. Он ее сразу увез, как только хозяин уехал.

— Но инвентарь-то не забрали? — спросил Эрнест.

— Все, сынок, почти все. Часть у родни, часть у чужих. Под навесом ничего не осталось, кроме… сохи и деревянной бороны. Да, еще осталась старая навозная телега.

— А сети, невод, речные верши?

— Ими давно ловят рыбу соседи. Я уж их и так и этак совестил, а они только зубоскалят — хозяин, дескать, подарил им, когда уезжал.

— Я им подарю, — прошипел Эрнест. — Ты мне все расскажешь, где что находится. Я им покажу, как брать чужое имущество.

— Как же нам теперь быть?.. — заговорила Эльза. — Здесь негде расположиться. Придется просить ночлега у соседей.

— Я никуда не пойду, — ответил Эрнест. — Кому не нравится здесь, может поискать себе места получше.

— Я сама-то ничего, но ребенок может простудиться, — заволновалась Эльза. — Смотри, как ты рьяно берешься, Эрнест. Так держишься, будто ты уже и вправду хозяин.

Приехавшие продрогли, а людскую надо было еще топить. Да и есть хотелось. Пришлось действовать. Янка притащил санки Криша, груженные сучьями. Эрнест затопил печку, а Криш принес картофель и соленую салаку. Скудное угощение, плохой прием. Пустая клеть, а на дворе зима — как хочешь, так и живи. Новому хозяину было над чем поломать голову. Он не собирался заботиться о других — сами взрослые, пусть каждый думает о себе, — но и он не мог питаться манной небесной. Поэтому Эрнест не остановил Эльзу, когда та после скромного ужина заговорила о том, что надо бы еще сегодня сходить в корчму. Маленький Саша кашлял — у Анны, вероятно, найдется какое-нибудь варенье или мед. Слышно, они теперь стали богатыми людьми…

— Конечно, сходить можно, — согласился Эрнест. — Я думаю, что Янка с Эльгой тоже могли бы пойти. Всем здесь все равно негде устроиться, пока я не приведу все в порядок. Может быть, потом я тоже зайду. Только не говорите сейчас Мартыну ничего о мебели, а то он начнет ее прятать. Надо появиться неожиданно. И потом я бы хотел разыскать Ремесиса — того, кто нам в Видземе наболтал, что наш дом сгорел. Откуда он, дьявол, взял это?

Они на самом деле все время верили болтовне Ремесиса и думали, что застанут в Зитарах пепелище и развалины. Если бы Ремесис тогда не ввел их в заблуждение, возможно, они совсем не поехали бы в Россию. Эрнест хотел заставить его отвечать перед богом и людьми.

— Я с ним поговорю один на один, пусть только он мне попадется.

Дождавшись сумерек (при дневном свете не хотелось появляться на дороге в лохмотьях), Эльза, Янка и Эльга отправились в корчму. Эрнест остался в Зитарах.

3

Когда у человека голова на плечах, ему всегда хорошо, в каких бы обстоятельствах ни приходилось жить. Корчмарь Мартын со спокойной совестью мог поучать молодых искателей счастья, которые только и мечтали об обетованной земле Америки.

— Здесь тоже хорошая Америка. Надо только уметь…

Что именно нужно уметь, об этом он умалчивал. Но его жизнь служила наглядным ответом на этот вопрос. Он не кончал никаких особых учебных заведений, знал только простую арифметику, но какие горы можно было свернуть этой простой наукой, если браться за дело как следует! Мартын знал цену вещам и умел учитывать конъюнктуру. Когда другие разорялись, он наживался. Во время голода Мартыну пришлось ослабить ремень на одну дырочку; бодрость его духа всегда поддерживала здоровая ненасытность. Соседи болтали, что Мартын умеет наживаться за счет несчастья других и что его честное слово ломаного гроша не стоит, он заботился только о том, чтобы сбалансировать свой хозяйственный бюджет. Разве он виноват, что ему так безумно везет? Делайте то же и вы. Разве вам кто запрещает?.. Не так уж много лет назад он был всего лишь состоятельным корчмарем, торговал в арендованном помещении и брал пиво в рассрочку. К началу войны он скопил небольшой капитал и выжидал удобный момент, чтобы пустить его в оборот. Все его позднейшие достижения зависели только от того, что он умел выбирать подходящий момент. Потоки беженцев, хлынувшие из Курземе, были для него большой удачей. Затем спекулятивные операции с интендантами русской армии, парусник зятя Зиемелиса, еще два дровяника и большая дача, которую в голодное время продала за баснословно низкую цену какая-то разорившаяся семья. Наконец, Мартыну, как долголетнему арендатору, предоставили в наследственное владение и корчму со всеми пристройками и землей. Он оборудовал там трактир первого разряда с бильярдом и комнатами для приезжих. На одном конце открыл лавку. Теперь Мартын уже мечтал о покупке грузового автомобиля.

Почтенный и благообразный с виду, круглый и румяный, как яблоко, всегда хорошо одетый, в скрипящих ботинках без шнуровки, с толстой золотой цепочкой, растянувшейся по животу, он царил на своем хозяйственном корабле, распоряжался работниками и процветал на радость и гордость всей округе. К старости он даже сделался набожным и не отказывался от церковных должностей в своем приходе, участвовал в работе волостного правления и местного общества взаимного кредита.

Анна, жена его, была отличной хозяйкой, правда, не такой общественницей, как ее муж, но, во всяком случае, уважаемой дамой. У них была красавица дочь, восемнадцатилетняя Миците. Она училась в Риге, играла на фортепьяно и умела танцевать все модные танцы. Таким образом, корчмарь Мартын медленно, но верно вводил семейство в избранное общество. Пусть теперь возвращается Андрей Зитар с сыновьями и дочерьми и встанет рядом. Кто из них займет первое место? Корчмарь Мартын думал, что приезд брата будет большим триумфом для него, Мартына. Андрей вернется стариком, его сыновья — простые крестьянские парни. «Если я пожелаю, они встанут за прилавок в моем трактире и будут обслуживать моих посетителей».

Так он иногда мечтал. Но, по правде говоря, не слишком жаждал возвращения брата, лучше, если бы Андрей совсем не возвратился. Старый дом Зитаров представлял собой довольно лакомый кусок, к тому же квартира корчмаря уже несколько лет гордилась ценной мебелью, некогда украшавшей комнаты капитана. Мартын, Анна, а также и Миците привыкли смотреть на нее как на собственность и кое-какой свой хлам снесли на чердак. Неожиданная перемена отнюдь не была бы желанной для их хорошо налаженной жизни. Поэтому, читая иногда по вечерам в газетах сообщения о прибытии из Советской России эшелонов с беженцами, Мартын чувствовал, как в сердце его закрадывается тревога. Обдумав этот вопрос во всех мелочах, он успокоился. Вернее всего, брат приедет домой гол как сокол. Первое время ему не за что будет ухватиться, и он еще будет благодарен, если Мартын по своему мягкосердечию заплатит ему сколько-нибудь за старую мебель. Буфет не хлеб, а шкаф не нужен тому, у кого нечего туда вешать. Все уладится по-хорошему…

Одним словом, Мартын не терял надежды и хорошего расположения духа. Но когда однажды, просматривая счета о поступлении и продаже товаров за неделю, Мартын услышал лай собаки во дворе, и в ту же минуту в дверь просунулось круглое лицо судомойки, на душе корчмаря стало неспокойно.

— В чем дело? — спросил он, сдвинув на лоб очки (зрение у Мартына было великолепное, но ведь со стороны выглядело куда солиднее, когда он при ведении письменных дел надевал очки).

— Вас там спрашивают какие-то. Наверно, гости.

— Разве жена их не знает?

— Госпожа вышла в лавку, а я не знаю, что им сказать.

— Хорошо, хорошо. Придется пойти мне самому…

Мартын встал, положил очки на стол и минутку задержался, пока судомойка сообщит гостям о том, что хозяин сейчас выйдет. А хозяин совсем не собирался сломя голову бежать навстречу каждому гостю, он был слишком почтенным и солидным. Застегнувшись и откашлявшись, он, наконец, вышел.

Да, там стояли они, эти голодранцы, все в ряд, робкие и улыбающиеся, словно попрошайки. Все же чаша сия не миновала Мартына.

4

— Ах ты, боже милостивый! Наконец-то вернулись домой! — воскликнул Мартын и поспешил обнять «дорогих» родственников. Сердце его переполнилось радостью, для каждого у него нашлось ласковое слово, в уголках глаз заблестели слезы. — Это что у тебя там за игрушка? — спросил он у Эльзы, державшей на руках маленького Сашу. Когда чужой захотел на него взглянуть, мальчик закричал, пряча лицо на груди матери.

— Ах, вот что? Значит, ты теперь дамой стала? А где же благоверный? — продолжал Мартын.

— Нет в живых. Застрелили, — ответила Эльза и застенчиво улыбнулась, словно прося извинить за то, что не может показать Мартыну своего мужа.

— Гм, так, так… — Мартын, который всегда знал правила приличия, потер большим пальцем глаза. Белки их сразу же покраснели. — У нас тут тоже стреляли. Но ты только посмотри, как Янка-то вырос! Скоро невесту будем подыскивать. А давно ли крестный отец Мартын качал его на коленях. Попробуй покачай теперь такого! А это, наверно, маленькая Эльга? Милосердный бог, да вы, дети, в тени росли, что ли! Вытянулись, как флаг-мачты.

Ему был присущ такой юмор, который больше смешил его самого, чем слушателей. Янка даже не пытался рассмеяться. А Эльга смущенно потупилась и робко принюхивалась к приятным запахам, доносившимся из кухни, расположенной здесь же, рядом.

Когда Мартын выполнил свой долг гостеприимства, появилась Анна. И все началось сначала. Но она сразу же заметила, что здесь не все Зитары. «Где же Андрей? Где Альвина? Где Карл?»

Это была тяжелая минута. На сердце Мартына одновременно с горем о дорогом умершем брате легла темная туча заботы. Хотелось спросить, что они думают теперь делать. Но поспешность не была свойственна натуре Мартына. Он отложил этот вопрос на более позднее время.

Племянников пригласили в комнаты и предложили раздеться. Пока те приводили себя в порядок и отогревались, Анна поспешила на кухню приготовить гостям ужин, а Мартын, побыв немного с приезжими, последовал за женой.

— Как теперь быть? — начал он сразу. — Голы, как крысы. А ведь у нас тоже не богадельня. Раз-другой принять мы еще можем, но когда на твою шею сваливается целая семья, это уже не дело. Как ты думаешь?

Анна была мягкосердечней, но она привыкла не возражать мужу.

— Уж я, право, не знаю. Как-нибудь надо устраиваться. Если взрослые начнут работать, они сами позаботятся о младших.

— Похоже на то, что они собираются остаться здесь. А куда мы их поместим? Если дать помещение, надо давать и дрова, и еду. Мы ведь не банкиры какие-нибудь.

— Все это верно, Мартын, но совсем отказаться от них тоже неудобно. Пойдут разговоры…

— Ну, о соседях я меньше всего беспокоюсь. Если они настолько богаты, то пусть и заботятся об этих голодранцах. Мало у нас своих забот? Грузовой автомобиль мне никто не подарит. К лету Миците понадобится пианино.

В конце концов, супруги, очевидно, о чем-то договорились, потому что, когда Мартын вернулся, он опять был шутлив и любезен.

— Узнаете эту фрейлейн? — спросил он, положив перед ними на стол альбом с фотографиями, на первой странице которого красовались фотографии Миците. Она выглядела довольно миловидной. Слегка вздернутый надменный носик, завитые волосы, круглое полное личико и полуоткрытые в улыбке губы. По сравнению с изнуренными девушками Зитаров, тела которых покрывали старая одежда довоенного времени и приобретенные во время эвакуации лохмотья, Миците действительно казалась изящной барышней. Просто не верилось, что эта девушка приходится двоюродной сестрой. Она училась в женской гимназии и играла даже на фортепьяно. Следующие страницы альбома заполняли фотографии ее подруг и друзей. Среди них были офицеры и студенты; о других, менее значительных людях Мартын не говорил ничего. Он имел основания гордиться.

— Жаль, что Андрей не вернулся, — сказал он, — мог бы беседовать со своей крестницей по-английски.

— Разве Миците учится английскому? — удивилась Эльза.

— Ну, она его, вероятно, уже изучила, — улыбнулся Мартын. — Сыплет как горох: олрайт и вери вел, сенк ю, хау ду ю ду. Ну, точно старый капитан. Плохо только, что летом дома ей не с кем практиковаться. Здесь никто не знает английского.

— Она может разговаривать с Янкой, — вмешалась маленькая Эльга.

— Как? Разве Янка тоже ходил в гимназию? — удивился Мартын.

— В гимназии изучают не английский, а латынь… — усмехнулся Янка. Хвастовство дяди начинало его раздражать. — Я научился самоучкой.

— Ну, это, конечно, не то, что в школе… — усомнился Мартын. — Научиться болтать кое-как может каждый. Но если хочешь изучать по-настоящему, нужен учитель.

— У меня был неплохой учитель, — обрезал его Янка. — Как ты думаешь, дядя, разве отец не знал английского?

Казалось, в этом вопросе Мартын был побит, но борьба не кончилась.

— Языка одного недостаточно, — вздохнул он. — Теперь учат разным наукам. Если бы ты видел, и каких только книг нет у Миците! Да, плохо, когда юноше приходится оставаться без образования. Но кто же тут виноват. Я тоже считал, что Андрей сделает своих сыновей господами. Теперь уж ничем не поможешь. Не всем быть господами. И если человек рыщет по свету в поисках счастья, ему приходится всю жизнь оставаться простым мужиком.

В соседней комнате послышался звон посуды. Альбом с фотографиями был просмотрен. Эльза разговаривала с Мартыном о Сибири. А помрачневший Янка разглядывал обстановку трактирщика. Тяжелый дубовый шкаф с зеркальной дверью, стол, стулья — все это когда-то стояло в доме его отца, так же как диван, буфет и многие красивые безделушки. Янка про себя порадовался сегодняшним угрозам Эрнеста: «это надо сделать неожиданно…» Как тебе это не понравится, дядя Мартын!

Наконец, стол был накрыт, и Анна пригласила гостей к ужину.

— Не обессудьте. Чем богаты, тем и рады.

Мартын усмехнулся скромности жены. «Чего у нас не хватает? — спросил бы он. — Вот жаркое из свинины с тушеной капустой; вот салат из тыквы, варенье, мед и настоянная водка. Нажимайте сколько влезет! Только смотрите, чтобы не стало дурно, — после голодания нужно начинать с молочка». Сам он никогда не голодал, но ел за троих — такая натура. Возможно, он хотел показать пример. Ужиная, Мартын искоса посматривал, как едят племянники. Ничего, обижаться нельзя. Такой пищи они давно не видали. Только не воображайте, что вас всегда будут здесь так угощать, — сегодня вы гости.

Эльга не умела скрывать аппетита, и у Мартына на сердце потеплело при виде того, как она ест, — будет о чем рассказать соседям. Эльза была не лучше, но она делала это более ловко: ела медленно, в перерывах разговаривала, занималась сыном и маскировала грубую потребность природы изящными манерами. Только Янка, словно упрямый козел, перепробовал все, но ничего не накладывал на тарелку по два раза. Лениво жевал он мягкую свиную грудинку, откусывая маленькими кусочками хлеб. И напрасно ждал Мартын, что он начнет есть капусту с ножа. Неужели они там, в лесах Сибири, не успели забыть, как держать себя за столом в приличном доме? Мартыну казалось, что это только пустое зазнайство, — изысканные разговоры и изящные манеры не к лицу голытьбе.

К концу ужина, когда у корчмаря Мартына появилась уже отрыжка, Эльза заговорила о Карле.

— Без солидного поручителя его не выпустят. У вас, дядя, есть и имя, и положение. Если бы вы написали в охранное управление и поручились за него…

— Гм… — проворчал Мартын, ковыряя вилкой в зубах. — Это не так просто. И зачем Карл спутался с этими коммунистами? Если я поручусь за него, а он опять начнет дурить, мне придется расхлебывать эту кашу. Осенью я вступил в айзсарги [18]Айзсарги («защитники») — члены существовавшей в буржуазной Латвии военизированной реакционной организации, созданной весной 1919 г. в ходе борьбы против сторонников Советской власти. Организация айзсаргов, так же как аналогичные организации в соседних буржуазных странах (кайтселийт в Эстонии, шаулисы в Литве, шюцкор в Финляндии), представляла собой ударную силу буржуазии в борьбе против революционного движения городского и сельского пролетариата, причем эта хорошо вооруженная и организованная в полки (по территориальному принципу) «вторая армия» превосходила по численности армию буржуазной Латвии. Оказавшись постепенно под безраздельным влиянием кулацкой по преимуществу партии «Крестьянский союз», организация айзсаргов явилась главной силой, которая осуществила в ночь с 15 на 16 мая 1934 г. фашистский переворот, приведший к власти в Латвии лидера этой партии К. Ульманиса, и в годы существования диктатуры Ульманиса (1934–1940) была основной ее опорой. В период Великой Отечественной войны бывшие айзсарги на временно оккупированной гитлеровскими захватчиками территории Латвии тесно сотрудничали с ними.. Там строгие порядки. Неизвестно еще, как посмотрит на это мое начальство.

Отказать сразу у него не хватило мужества, но в душе решение было готово еще в самом начале разговора: никакого поручительства! Пусть Карл сам выбирается из беды.

В знак того, что дальнейшие разговоры по этому вопросу он не собирается вести, Мартын обратился к Янке.

— Как у тебя с военной службой?

— В феврале надо идти, — ответил тот.

— Так, так. Еще два месяца впереди. А что ты думаешь делать до того?

— Посмотрю. Если бы где-нибудь найти работу…

— В зимнее время трудновато найти. Разве только за питание.

— Можно и так, — согласился Янка.

— Жаль, что раньше не приехали, — продолжал Мартын. — Я осенью принял продавца в лавку. Эльза могла бы обслуживать в трактире гостей.

— Конечно, это можно, — поспешно согласилась Эльза.

— Но теперь уже поздно, — сказал Мартын. — Мне, правда, еще нужен один работник для рыбной ловли, да не знаю, не покажется ли Янке такая работа слишком грубой.

— Работа остается работой, — пробормотал Янка. — Мы в Сибири тоже не в конторах сидели.

— Одежду и высокие сапоги я тебе дам, но только ты сразу же должен приступить к работе. Грести ведь ты умеешь? Остальному научат другие.

Так Янка стал батраком у своего дяди. Жалованье ему еще не назначили — время зимнее, ловля неважная. Да, видимо, придется помогать и тем, остальным. Как тут говорить о жалованье? Насчет Эльзы у Мартына возник другой план. Если бы он удался, Эльза была бы пристроена. Янка потом слышал, как тетка шепталась с сестрой:

— Долго ли ты будешь так мотаться одна? У него мельница. Не старый еще. Но я ведь ничего. Поступай, как знаешь…

Потом они вышли на кухню, и в окошечко, через которое подают кушанье, Анна указала в трактирный зал:

— Вот он — в большой шубе и зеленом шарфе. Совсем не такой уж старый.

После этого Эльза задумалась. В самом деле, долго ли ей мыкаться одной? Нет, он не так еще стар. Правда, волосы редковаты, но они еще не седые.

— Но ведь неизвестно, как он сам, — проговорила она.

Анна загадочно улыбнулась.

— С ним-то мы договоримся, если только ты захочешь.

В тот вечер об этом больше не говорили. Гости остались ночевать, потому что Янке уже с утра надо было приступать к работе, а Эльзе предстоял серьезный разговор с Анной. Хозяин, когда гости улеглись, вышел в трактир и сообщил посетителям новость:

— Брат скончался, семья разорена. Я теперь должен обо всех заботиться…

Пьяницы выслушали его и захотели узнать все подробности, чтобы рассказать дома и этой новостью отвести от себя упреки жены за поздний приход. Но так как об этом не скоро расскажешь, они заказали полдюжины пива, потом еще полдюжины.

Трактирщику Мартыну сибиряки принесли чистый доход.

Мельнику Кланьгису, который тоже находился тут же, Мартын как бы в шутку сказал:

— Но одна из них, это, я тебе скажу, девица. Видная женщина! Как раз такая, какую тебе нужно. Вот только пойдет ли она за тебя?

Все рассмеялись. А Кланьгису было над чем подумать.

5

Следующие два дня доставили одним жителям побережья большое волнение, другим — большое веселье. Еще не успела распространиться весть о возвращении молодых Зитаров, как началась суматоха, поднятая Эрнестом. С самого начала показалось подозрительным то обстоятельство, что он не навестил родственников — трактирщика Мартына и Зиемелисов. Подробнейшим образом выспросив все у старого Криша, он составил список вещей, и однажды утром они оба направились в Лиелноры, где хозяйничал его дядя по матери. Хозяин Лиелноров — человек пожилого возраста — был членом волостного суда.

— Ты, дядя, сам видишь, как у нас получилось, — сказал Эрнест. — Отец с матерью покоятся на чужбине, старший брат Ингус погиб, а дом без хозяина совсем пропадает.

— Да, без хозяина дело плохо, — согласился Лиелнор.

— Кому теперь впрягаться в хозяйскую лямку? — продолжал Эрнест. — По годам получается — старшая Эльза. Но что она понимает в сельском хозяйстве? Да и какая женщина хозяйка в разоренном доме…

— Женщина тут не годится, — опять согласился Лиелнор.

— О Янке и Эльге говорить не приходится, они еще несовершеннолетние. Из всех один я смыслю кое-что в хозяйстве. Отец всегда говорил, что мне придется остаться хозяином. Как ты, дядя, думаешь, не наступило ли сейчас это время? Суд захочет назначить опекунов. Но ты наш дядя, и с тобой мы лучше всего ужились бы. Только не дай бог, если опекуном над нами назначат дядю Мартына. Тогда я махну на все рукой — пусть хозяйничает, кто хочет.

Лиелнор тоже недолюбливал Мартына. Он не раз надувал его, когда Лиелнор под хмельком продавал ему скот.

— Ну, это мы посмотрим! Неужто мы с таким молодчиком не справимся! — самоуверенно заявил он. — Как-никак, я тоже голос имею при решении дел в волости.

— Если б ты помог, было бы верное дело, — сказал Эрнест.

Лиелнор помог ему. В тот же день они поехали в волостное правление и подали заявление в суд. Когда это было сделано, Эрнест показал опись вещей, растасканных соседями. Криш подписался в качестве свидетеля, и суд заверил этот факт. Лиелнору поручили пройти с Эрнестом по домам и быть посредником при отчуждении имущества.

На следующий день Эрнест, Лиелнор и Криш объездили усадьбы некоторых соседей. Они не вдавались ни в какие рассуждения. Если кто-нибудь протестовал, Лиелнор показывал опись с печатью волостного суда и говорил:

— Отдавайте по-хорошему, иначе дело пойдет в суд и у вас будут неприятности.

Опасаясь неприятностей, соседи почти не артачились, и широкие сани Лиелнора быстро наполнились имуществом Зитаров; здесь были плуги, бороны, веялка, точильный станок, куски сети, колоды для поения скота и сбруя. На одном возу все не уместилось, и им пришлось ехать еще раз. Эрнест посмеивался над вытянутыми физиономиями соседей. Эти славные малые, оказывается, совсем не собирались ничего присваивать и скорее заслуживали благодарности за то, что сохранили имущество Зитаров от окончательной гибели. Некоторые даже назначили цену за хранение, но Эрнест заткнул им рот, напомнив, что и за пользование вещами полагается платить.

Вечером зашла жена корчмаря Анна проведать, как поживают родственники. Мальчугану Эльзы она принесла меду, взрослым — изрядный кусок мяса и мешок крупы, но о мебели не упомянула ни слова. Эрнест очень приветливо поболтал с Анной, просил ее передать привет Мартыну и обещал зайти к ним, как только выберет время. Казалось, ничто не угрожало благополучию дяди. Но это было лишь затишье перед бурей.

На следующий день, светлым солнечным утром, когда в трактире уже гудела компания ранних гостей, к дому подъехали сани Лиелнора. Член суда опять сопровождал племянника. Сердце Мартына как-то странно екнуло, когда он увидел в своем дворе новых гостей.

— Иди наверх, протри окна в комнатах для приезжих, — сказал он судомойке. Кухарке велел спешно жарить отбивную.

Устранив лишних людей, он пошел навстречу дорогому племяннику. Мартын встретил Эрнеста на крыльце, обнял, как любящий отец долгожданного сына, поцеловал и растроганно утер глаза. Радость свидания взволновала его до глубины души.

— Ах ты, боже милостивый! Наконец-то я опять тебя вижу! Как сердце изболелось, пока вас не было. И ты тоже, Лиелнор? Ну, заходите, заходите в комнату. Анна, куда ты пропала? По такому случаю полагается как следует выпить.

Он уже поспешил к буфету за стопками. Но это был буфет капитана Зитара, и то, что он так хорошо подошел к квартире трактирщика, сейчас раздражало Эрнеста.

— Не беспокойся, дядя, — произнес он. — Выпить мы успеем и потом, сначала поговорим о деле.

— Да, конечно, дела всегда на первом месте, — поспешно согласился Мартын. — Так присядьте же! Ну, на что это похоже?

Но Эрнест не сел, потому что стул, который ему предлагали, был из дома его отца.

— Я, дядя Мартын, приехал за своими вещами, — сказал он. — Теперь они нужны мне самому. Отдай то, что принадлежит мне, и разойдемся.

Нехорошо, что он говорил так вызывающе громко, — могли услышать в трактире. Мартын обозлился.

— Неужели и у тебя были какие-то вещи? А я не знал этого. Мне казалось, что только у твоего отца было имущество, а с ним бы я столковался.

— Не будем попусту терять время, — перебил его Эрнест. — У меня в кармане судебная опись, и здесь присутствует Лиелнор, член суда. Отвечай коротко и ясно: отдашь вещи по-хорошему или придется позвать на помощь полицию?

Мартын вопросительно посмотрел на Лиелнора.

— Все так и есть, как Эрнест говорит… — подтвердил тот.

— Против закона я никогда не шел, — пробормотал трактирщик. — Но почему нам ссориться? Разве я отказываюсь? Пожалуйста, берите! У меня своих вещей достаточно. По крайней мере, дом освободится от чужого хлама. Это ведь известно — делай человеку добро, а он тебе платит злом.

— С чего нам можно начать? — спросил Эрнест.

— Сначала ведь надо освободить мебель! — возразил Мартын.

— Ну, так освобождай скорее. Я хочу засветло все свезти домой.

Мартын предпочел бы сумерки.

— Нельзя ли это оставить до вечера? — сказал он почти просительным тоном. — Мы за день вынем из шкафов посуду, одежду. И работники освободятся, помогут.

Но Эрнест не поддавался на уговоры: Лиелнору некогда.

Какое это было зрелище, когда Мартын и Анна, кряхтя, принялись за работу! Куда теперь все девать? Одежду еще можно было положить на кровать, а посуду и стаканы пришлось ставить прямо на пол, так как стол и стулья тоже забрал Эрнест. Он позвал Криша, и они втроем с Лиелнором снесли все в сани. И это среди бела дня! Люди едут мимо, смотрят, работники подталкивают друг друга и украдкой посмеиваются: — Юрьев день [19]Юрьев день… — См. прим. 9.…

А наверху в маленькой комнатке сидит мельник Кланьгис и любезничает с Эльзой, пощипывая ее за бока. Он любит ущипнуть женщину, ведь этот пожилой холостяк никогда еще не был женат.

Квартира трактирщика приняла довольно жалкий вид, точно тут пронеслась тропическая буря. Анна всхлипывала. А Мартын грозился не оставить так этого бесчестья. Слишком сильно он не мог сердиться: ведь у него больное сердце. Поэтому он негодовал тихо.

— Пусть Эльза не шляется сюда так часто! — заявил Мартын жене. — Я не собираюсь в своем доме устраивать приют. А Янка для рыбной ловли пусть надевает старые сапоги. И не подсовывай ты ему так много мяса — морда у него без того начинает лосниться, а сам он становится все ленивее.

Он кусал того, кто доступнее, жалил маленьким, но болезненным жалом. И получал некоторое удовлетворение.

А затем пришлось принести с чердака кое-что из старого хлама, ибо квартира, как и природа, не терпит пустоты. Пыль, мышиный помет, кое-что отбито, отломано, поцарапано, запах плесени и паутина повсюду. О, что теперь скажет Миците! Приедет она домой на рождественские каникулы и не узнает своего милого гнездышка.

Так Эрнест стал хозяином в Зитарах.