Глава шестнадцатая

Онлайн чтение книги Семья Зитаров. Том 2
Глава шестнадцатая

1

По оконным стеклам вагона катились капли дождя, и навстречу Яну Зитару бежал мокрый и серый мир. Маленькие пастушки в старой одежде взрослых дрожали от холода около своих стад. Запоздалый пахарь шагал по мокрой борозде за плугом. Мимо скользили, бесконечно сменяясь, реки, голые поля, кустарники и леса. Но Ян их не замечал. Проехав несколько часов, он сошел на большой сельской станции.

Было послеобеденное время. Еще недлинный путь по грунтовой дороге — и он у цели своего путешествия. На станции было много людей, которые ожидали поезда с газетами и почтой, но напрасно Янка искал в толпе знакомые лица. Он не встретил никого из семьи Ниедр. Но должны же быть здесь соседи, которые знают об их судьбе. И Ян подошел к старушке, которая, получив газету, собиралась уходить.

Ниедры? Ну, конечно, она их хорошо знает. Но к которым Ниедрам он идет — здесь их несколько.

— Я когда-то знал тех, что перед войной уезжали в Сибирь, — пояснил Ян. — Мы там были соседями. Долгие годы не встречались, и, так как у меня случилась дела в этих краях, хочется заодно навестить старых знакомых.

— Вы не тот землемер, что будет перемерять землю имения? — спросила женщина.

— Нет, я занимаюсь другой работой.

Разговаривая, они дошли до большака и свернули в сторону от станции. Женщина рассказала, что старший брат Ниедра живет здесь неподалеку в своем хозяйстве, а младший женился на единственной дочери какого-то хозяина и ушел в примаки в соседнюю волость. Остальные рассеялись кто куда.

Осторожно, стараясь сохранить напускное равнодушие, Ян расспрашивал женщину обо всех членах семейства Ниедр и получил вполне исчерпывающие сведения, потому что ему посчастливилось встретить одну из тех ежедневных ходячих хроник, которые в уединенных местностях заменяют газеты и информационное бюро. Обо всех он расспрашивал совершенно спокойно, но, когда заговорил о Лауре, его голос разом охрип, и он стал запинаться.

— Лаура, это не младшая ли? — спросила женщина.

— Кажется, да, — закашлялся Ян.

— Ну, чем ей плохо? Вышла замуж за хорошего человека, и теперь хозяйка.

— Давно?

— Лет пять, пожалуй, будет. Постойте, как это выходит… — женщина начала высчитывать. — В то лето, когда сгорел сарай в имении… нет, свадьба была на другой год, когда в наш приход назначили пастора. Так и есть, господин, пять лет тому назад.

— А которая же из дочерей Ниедры вышла замуж на следующее лето после возвращения из России? — растерянно спросил Ян.

— Это была вторая, Вилма. Младшая же прожила еще четыре года, а потом вышла за Грантыня.

Ян Зитар крепко стиснул зубы. Четыре года… Какое страшное недоразумение, и этого уже нельзя исправить. Виноват Фриц Силинь, который тогда рассказал о свадьбе Лауры, спутав ее с Вилмой. Он поверил словам друга, и жизнь его пошла по неправильному руслу. А ведь Лаура ждала его почти пять лет. Он не пришел, ничего не сообщил о себе, и Лаура перестала ждать. Если кто-нибудь делает ошибки, мы огорчаемся, но все же прощаем им. Если мы ошибаемся сами, то никогда не прощаем себе и потом страдаем всю жизнь.

Равнодушное повествование незнакомой женщины было для Яна Зитара словно землетрясение: он был оглушен, потрясен и возненавидел себя. Имел ли он право продолжать разыскивать Лауру? Чем мог он оправдать себя? Своим легковерием. Если бы тогда, после военной службы, он приехал сюда — все было бы иначе, и он не ходил бы, как вор, по запрещенной дороге.

Немного успокоившись, он спросил:

— А эти Грантыни далеко живут?

— Километров шесть будет, — ответила женщина. — Он лесник, и дом у них стоит посреди леса. Порядочный кусок, полчаса ходьбы от большака. На том месте увидите столб с указателем.

Ян поблагодарил женщину и дальше отправился один. Он не спешил. Ненастье ему не мешало. Подняв воротник плаща, засунув руки в карманы, шагал он устало, словно прошел громадное расстояние. Когда навстречу ему ехали крестьяне или у дороги виднелся дом, Ян собирал все силы, встряхивался, а потом опять погружался в тяжелое раздумье и забывал об окружающем мире. Он увидел издали хозяйство брата Лауры, но не свернул туда. С наступлением сумерек он стоял у столба с указателем и читал надпись: «К хутору Грантыни».

Затем он достал расписание поездов и убедился, что сегодня он уже не сможет возвратиться в Ригу. Это хорошо. Ян Зитар не свернул в лес, а прошел по большаку еще несколько километров вперед. Там опять стоял столб с указателем на Грантыни — отсюда можно было пройти туда с другой стороны. И вблизи ни одного дома. Почему он не мог оказаться заблудившимся путником, опоздавшим на поезд? Такому не отказывают в ночлеге…

Он курил папиросу и размышлял. Все было так просто. Приближался вечер, дождливая ночь. «Еще сегодня увижу ее…»

Наконец он свернул в лес и по изрытой корневищами дороге направился дальше. Немного погодя послышался лай собак, и за деревьями обрисовались темные очертания построек. В одном окне горел свет. Отгоняя палкой собак, Ян Зитар вошел во двор и постучал в дверь. Все еще шел дождь.

2

На крыльцо вышел серый босой мужчина, длинный, согнутый, встревоженный.

— Кто там? — неприветливо спросил он.

Ян подошел ближе и произнес:

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, — проворчал мужчина, недоверчиво глядя на незнакомца. — Что вам нужно?

Лесник, наверно, думал, что его пришел беспокоить запоздалый охотник или сортировщик леса — такие гости в Грантынях не были редкостью.

— Я шел на станцию, заблудился и опоздал на поезд, — сказал Ян. — Не можете ли вы сказать, где здесь поблизости есть гостиница или… приют для туристов? (Он знал, что гостиниц и официальных ночлежек в этой местности нет.)

— Не знаю. Здесь, по-моему, их нет… — пробормотал лесник. — Туристы здесь не бывают. Может быть, вы получили бы комнату в трактире?

— Далеко это отсюда?

— Восемь километров. Можно и у нас, но мы не привыкли к этому. Сами понимаете, — такое позднее, время, и мы вас совершенно не знаем.

— Это верно, — согласился Ян. — Но вряд ли я сумею найти трактир. Мне эта местность совершенно незнакома.

— Так-то оно так, — лесник задумался. — Ума не приложу, как вам помочь. Вы знаете, какие подозрительные люди теперь кругом ходят. Ты его впустишь, а утром смотришь — он уже исчез и прихватил с собой на память какую-нибудь хозяйскую вещь. Да у нас и помещения такого нет.

— Я могу переспать хоть в коровнике, лишь бы под крышей, — сказал Ян. — А чтобы вы были спокойны, отдам вам свой паспорт и… кошелек с деньгами. Тогда уж мне никак не убежать.

Они рассмеялись.

— Обождите немного, я переговорю с женой, — сказал лесник и вошел в дом.

«Теперь он говорит с Лаурой», — думал Ян Зитар, прислонившись к столбу крыльца. На него текло с крыши, но он не замечал этого. Большая лохматая собака пыталась украдкой обнюхать его и неизвестно почему дружелюбно завиляла хвостом.

«Они говорят обо мне, не зная, кто я такой. И Лаура решит, дать мне приют или прогнать прочь».

Он горько улыбнулся. Скоро открылась дверь, и лесник вышел на крыльцо.

— На сеновале над конюшней есть немного соломы, — сказал он. — Вы не курите?

— Я оставлю спички у вас, а то действительно может случиться, что не выдержу, — ответил Ян. Он вынул и отдал паспорт, кошелек с деньгами, коробок спичек.

— Как-то странно получается, но что поделаешь, — немного сконфуженно произнес тот, забирая вещи Яна. — Береженого бог бережет… — Кошелек с деньгами он вернул назад.

— Совершенно верно, — согласился Ян. — У меня тоже есть дом, возможно, и я поступил бы так же, как вы. Гостеприимство вещь хорошая, но и осторожность нужна.

— Пока не познакомишься, — заметил лесник. — В следующий раз, если вам доведется зайти, мы, может, будем разговаривать иначе.

Человек, если б ты знал… если бы ты знал…

Лесник проводил Яна до конюшни, показал лестницу и разъяснил, в каком углу больше соломы. Потом он дождался, пока гость расположится, и пошел обратно в дом. Нельзя сказать, что это посещение ему понравилось.

Ян постелил на солому плащ и снял ботинки. Убаюкивающе барабанил по крыше мелкий дождь, временами налетали порывы ветра. Яну не хотелось спать. Обхватив руками колени, он сидел в своем логове и думал: чем кончится это сумасбродное приключение? Что принесет утро и неизбежная встреча с Лаурой? Теперь ему уже не миновать этого. Его пугало возможное разочарование, а еще больше — подтверждение своих неясных предположений. Если бы Лаура оказалась не той, что сохранилась в его воспоминаниях, тогда после короткой минуты грусти пришло бы примирение с невозвратным, и снова потекла бы тихая, бедная мечтами жизнь. Но если Лаура появится в прежнем очаровании, с преображенной годами, но все же неисчезнувшей притягательной силой, тогда каким окажется он нищим и уже всю жизнь не сможет забыть ее! И это будет тяжело, очень тяжело. Но как бы там ни было, он сам искал этой встречи, и ему нужно выстрадать все до конца.

Вдруг он вспомнил, что в паспорте было несколько его визитных карточек:

ЯН ЗИТАР

писатель

Они обязательно будут разглядывать паспорт и найдут визитные карточки. После этого…

Вдруг в доме хлопнула дверь, и во дворе раздались поспешные шаги. Ян Зитар понял: ему не суждено встретить утро над конюшней. Это должно произойти еще сегодня.

— Господин Зитар, вы еще не спите? — раздался внизу, у лесенки, голос. Этот голос! Он его забыл, но теперь вспомнил: он был таким же, как когда-то.

— Нет, — отозвался он. — Вы хотите мне что-то сказать?

— Пойдемте в дом. Почему вы сразу не назвали себя? Вам во всякое время нашлось бы место. Нам так неудобно…

— Как, разве вы меня… знаете? — Ян сделал вид, что удивлен, и потихоньку нащупывал дорогу к лесенке. — Я здесь очутился совершенно случайно. Если бы я знал, что у меня здесь знакомые, я… — дальше притворяться было неудобно, и, смущенный, он спустился по лесенке. Отряхнув с одежды соломинки, он смотрел на Лауру. В вечернем сумраке виднелись только очертания ее фигуры, выбившаяся прядь волос и руки, придерживающие на груди свободно накинутое пальто.

— Добрый вечер, — произнес он охрипшим голосом и протянул Лауре руку.

— Приветствую вас, Ян Зитар, — прошептала Лаура. Жесткая, огрубевшая от работы рука ее дрожала в руке Яна. Он долго держал эту руку в своей и не знал, что еще сказать.

На противоположной стороне двора скрипнула дверь. На крыльце показалась сутулая фигура лесника; он кашлянул. Лаура нервно пожала руку Яна. Чуть слышно шепнула:

— Пусть остается так, что ты зашел случайно. Он не должен ничего знать, — затем она громко, с веселым оживлением продолжала: — Господин Зитар, мы не можем допустить, чтобы такой знатный гость ночевал на сеновале.

— Если бы вы только знали, как мне там было хорошо, — в тон ей ответил Ян, следуя в дом. — Я и так доставил вам беспокойство, появившись в такой поздний час. Теперь хлопоты увеличились.

— Таким хлопотам можно лишь радоваться, — весело возразила Лаура. — А теперь я на минуточку оставлю вас одних, — добавила она, когда они дошли до крыльца. — Петер, ты займись гостем. Я пойду на кухню, позабочусь об ужине.

И, прежде чем Янка успел предупредить, чтобы о нем не беспокоились, она уже вышла.

— Очень интересно… — сказал лесник. — Мы вас встретили как разбойника, а выходит, что вы даже знакомый человек. Мы ведь все читаем ваши книги.

«Он, наверно, еще не знает, что Лаура знакома со мной не только по книгам», — подумал Ян.

— В жизни бывают разные истории, — ответил он. — Случается иногда так, что сам разговариваешь о себе с другим человеком и он этого совсем не знает. И это хорошо, потому что только таким образом можно узнать, что другие о тебе думают.

Они опять посмеялись, и лесник пригласил гостя в комнату. Это было просторное помещение, предназначенное для семейных праздников и приема гостей. Рога оленей и косуль на стенах указывали на занятие хозяина. В углу комнаты, напротив чучела совы, стояло чучело ястреба, обе птицы словно смотрели друг на друга — одна зло и презрительно, другая со строптивым упрямством. На видном месте среди охотничьих трофеев висели два скрещенных ружья. Простой письменный стол, диван, несколько стульев и этажерка с книгами. На этажерке Ян увидел свою фотографию, и эта мелочь вдруг заставила его покраснеть. На полке стояли все его книги. Значит, он все время пребывал здесь, если не физически, то своими произведениями, мыслями и их отзвуками. И Лаура думала о нем. Это должно было обрадовать его, а он почувствовал печаль. Милая, далекая, самая близкая…

Он говорил с лесником о его работе, рассказывал что-то о себе. Говорил и внимательно изучал этого человека, а тот и не подозревал, какую роль играл в судьбе гостя. Он был несколькими годами старше Яна, заурядной внешности и нрава, без особых недостатков, но и без выдающихся достоинств — обычный тип честного трудового человека. Он спокойно и добросовестно работает, пользуется расположением начальства и уважением соседей, для своей семьи хороший кормилец, не слишком добродушный, но и не тиран. Обыкновенный человек… далекий от всех бурь и треволнений, маленькая, но устойчивая опора общественного здания. О таких много не думают, но без них нельзя обойтись. Зная себе цену, они не кичатся этим, но и не дают себя в обиду, а подчас становятся опасными из-за своего упрямства — они не гонятся за большим и поэтому не желают терять даже самое малое.

В кухне гремит посуда. В дальней комнате заплакал и сразу замолчал ребенок.

Когда Лаура, накрыв на стол, пригласила Яна к ужину, лесник Грантынь попросил извинить его; завтра с утра ему нужно пойти на дальнюю делянку проверить работу — там подготовляли землю для посадки молодых сосен. Он ушел в свою комнату. Ян с Лаурой остались вдвоем.

— Он на самом деле так устал или… ушел из вежливости? — спросил Ян.

— Он нелюдим… — пояснила Лаура. — Разговаривать с незнакомым человеком — для него большое мучение. Я уверена, что сейчас он чувствует себя виноватым в том, что взвалил эту обязанность на меня одну.

Ян в обед почти ничего не ел, но и сейчас он ограничился только куском хлеба с маслом и стаканом молока. Напрасно Лаура уговаривала его поесть. Он смотрел на нее и в глубоком удивлении спрашивал себя, как он мог потерять эту женщину, так долго не думать о ней, найти ей замену. Однажды, уже разыскав ее после трехлетней разлуки, он дрожал, охваченный боязнью: будет ли Лаура такой, какой он лелеял ее в своих мечтах? В тот раз свидание рассеяло все его сомнения и наполнило сердце изумлением и радостным удивлением. Теперь он встретил ее спустя десять лет, и это удивление было еще больше: ни время, ни жизнь не смогли уничтожить обаяния Лауры — мечта Яна Зитара была вечной и неизменной. Но он знал также, что это всего лишь мечта и ему суждено видеть ее на короткий миг, чтобы потом с новой болью в сердце продолжать свой одинокий путь. Она выглядела не совсем такой, как десять лет назад, но ей была присуща способность всякую перемену обращать в свою пользу. Взгляд ее не был уже таким блестящим, о нет, эти глаза хранили в себе тени тихой грусти, в глубине их таились темные отблески неразгаданных страданий, а две резко обозначившиеся около рта морщинки рассказывали Яну Зитару о чем-то мрачном. Голос Лауры приобрел резкий, жесткий оттенок, улыбка ее казалась полной беспокойства и словно таила в себе невысказанные мысли. И все же это была она, неповторимая и единственная. То, чего искал Ян во всех встречавшихся женщинах и что в каждой из них находил лишь в каких-то мелочах, здесь было собрано воедино, цельное и гармоничное: ты моя, я твой… Так звучала эта вечная истина.

«Ты моя, я твой…» — думал Ян Зитар. Так должно быть. Но так не было. И это не соответствовало правде жизни. Поэтому в мире так много несчастных людей, поэтому в жизни так много лжи, порока и зла.

«Ты моя, я твой…» — вновь и вновь думал Ян Зитар, не сводя глаз с женщины, которую чужой называл своей женой.

«Я твоя, ты мой…» — думала Лаура, лаская взглядом человека, который принадлежал другой женщине. И вот теперь вместо двух счастливых живут четверо несчастных.

И они двое вынуждены сейчас равнодушно и холодно рассказывать друг другу о своей жизни, работе и о своих детях. Два благоразумных человека беседовали и сгорали от душившей их изнутри силы, которая толкала их друг к другу, а они не смели ее послушаться. «Милый, милая…» — говорили их взгляды и сердца, а с губ слетали другие слова. Так проходили часы. Ян Зитар вписал посвящения в свои книги, стоявшие на полке Лауры. Одну он перелистал. Из нее выпало несколько засохших цветков сирени. Покраснев, Лаура улыбнулась.

— Это цветы моего счастья. Я знала, что ты когда-нибудь приедешь, Ян Зитар, они мне это предсказывали. Почему ты не пришел раньше?.. Каждую весну я надеялась на чудо: в этом году он придет. Искала цветы счастья и хранила их. А ты исчез, но появились твои книги. И я узнала, что ты еще существуешь, но… уже было поздно. Я все же продолжала надеяться, ждала тебя, и нынешней весной у меня было такое предчувствие, что ты придешь. Не смейся, Ян, я не суеверна, но на этот раз мне хотелось верить в чудо.

Он и не думал смеяться. Сокрушенный судьбой, он еще осознавал, какую страшную силу эта самая судьба вложила в его руки: если бы он хотел, то мог бы разбить две семьи — свою и Лауры, одним единственным движением смог бы отомстить за несправедливость, нанесенную им обоим. Если бы он позвал: «Пойдем!» — Лаура последовала бы за ним, и позади них остались бы две выжженные пустыни. И что же дальше? Были бы они счастливы? И состояло ли их счастье в непосредственной, неразрывной близости? Может быть, они не созданы были для такого обыденного счастья, и все очарование таилось именно в его недоступности?..

А может быть, они опять совершают ошибку?

Потом он лежал в темной комнате, много курил и думал. Он понимал, что теперь уже ничего нельзя изменить, их жизни связаны с другими людьми. Сила его сознания, стойкость, закаленная трудной жизнью, не позволяли губить жизни других.

На следующее утро Ян Зитар встал рано и сразу собрался в дорогу. Завтракал он вместе с мужем Лауры — тот еще не ушел на делянку и, по-видимому, не собирался никуда идти.

— Вам следует поторопиться, если хотите поймать утренний поезд… — сказал лесник. — Следующий пойдет только после полудня.

— Я поеду первым, — ответил Ян.

Так он и сделал. К утру дождь перестал, и на рассвете мокрая трава засверкала в лучах солнца, точно зеленый, усеянный бриллиантами убор. Мычали коровы лесника, лес звенел голосами птиц, и полосатая гадюка ползла в поисках сухой кочки, чтобы отдохнуть.

Поблагодарив за ночлег, Ян простился с лесником и Лаурой. Муж остался в комнате, а Лаура вышла вслед за гостем и проводила его до дороги. Проходя через прихожую, где никого, кроме них, не было, Лаура в первый и единственный раз прильнула к Яну:

— Милый… благодарю тебя за это посещение.

И, так же как тогда в карантине в Резекне, ее рука с легкой лаской коснулась руки Яна. У дороги они остановились и сделали вид, что серьезно о чем-то разговаривают, потому что в окне появилась фигура лесника.

— Ты придешь еще когда-нибудь? — спросила Лаура.

— Может быть, дорогая… когда ты позовешь.

— И опять пройдут годы, зимы и лета…

Вспыхнул ли в ее глазах огонь минувших дней или это лишь блеснувшие на солнце слезы?

— Ты… его любишь? — спросил Ян, кивнув головой на дом.

— Любить можно только одного… ты знаешь, кто он… Моя жизнь — кошмар, и нет надежды даже проснуться. Поэтому я избегаю думать об этом.

Человек, беспокойно ходивший по комнате, постучал в окно. Но Лаура не спешила. Человек подождал немного и открыл окно.

— Ребенок плачет. Иди, Лаура, мне не успокоить его…

Ребенок действительно плакал, пронзительно, капризно, и Яну показалось, что в его голосе звучит эгоистичный зов этого маленького, находящегося под угрозой мирка: «Не покидай нас».

Короткое, внезапно оборвавшееся прощание — и они пошли каждый своей дорогой.

В комнате лесник недовольно сказал Лауре:

— Не понимаю, о чем можно так много говорить с незнакомым человеком.

Лаура побледнела и, ничего не ответив, крепче сжала губы, да вокруг рта резче обрисовались две глубокие морщины. Она подошла к колыбели, взяла ребенка. Он перестал плакать.

3

…Идет снег, и цветут яблони, и опять идет снег, и опять цветут они, и каждый день новый, не похожий на минувший. И люди новые, но стар их род, их радости, печали, тоска и счастье. Седые сосны на дюнах шумят над старым моряцким гнездом, но там уже нет ни одного моряка. Далеко-далеко, одинокий и забытый, лежит старый капитан; летом на его могиле расцветают таежные цветы, завывают над ней зимние вьюги и засыпают ее сугробами снега. Последний моряк из Зитаров сидит на берегу, слушает шум моря, но не видит больше эту великую отчизну своих предков. У ног его дети возводят на пляже дворцы из песка, но это не его дети, и, когда он умрет, ни один Зитар не уйдет больше в море, хотя род их жив и днем и ночью неумолчно звучит зов моря.

В старой усадьбе хозяйничают чужие люди, ломают старое, строят новое. Спит на кладбище старый Криш; дети Яна и Карла Зитаров иногда посещают место его последнего отдыха и приносят цветы на могилу старого труженика. Не видно среди жителей побережья и Эрнеста: сразу же, после того как суд выселил его из усадьбы, он покинул край, чтобы постепенно зачахнуть в каком-нибудь забытом углу, как отломившийся от дерева сук. Тюрьма или дом умалишенных — не все ли равно, где он обитает? Никто о нем больше не вспоминает.

Томится в тюрьме Карл Зитар — человек, задумавший построить новый мир посреди болота, — но он не забыт. И хотя напрасным оказался его нечеловеческий труд на Болотном острове — там, так же как прежде, ползают змеи и дятлы долбят трухлявые пни, а кусты ольхи наступают на маленькие поля, отвоеванные у природы человеком, — но нет дня, когда бы не вспоминала о Карле маленькая, героическая женщина; она теперь одна растит своих детей.

— Когда папа придет домой? — спрашивают ее утром и вечером дети.

— Скоро, милые, теперь уже недолго ждать… — отвечает Сармите. А сама отворачивается и прячет набежавшие на глаза слезы, потому что много лет пройдет, прежде чем кончится срок заключения Карла Зитара. Нет, одинокими они все же не чувствуют себя никогда; об этом заботятся товарищи Карла, об этом хлопочут Ян Зитар и Айя. Они часто навещают Болотный остров, помогают Сармите в тяжелой жизненной борьбе, приходят на толоку весной, когда нужно обработать крохотные поля, и осенью, когда начинается уборка урожая. Каждый раз, когда Ян Зитар получает деньги за свои сочинения, часть он отдает Сармите, часть оставляет на нужды своей семьи, а остальное передает на такие дела, о которых еще нельзя говорить вслух на этой угнетенной и униженной земле. Да, в рядах борцов он занял место своего брата и по мере сил выполняет свой долг. Из-под его пера в последнее время выходят суровые и полные горечи слова, и хотя ему еще приходится говорить вполголоса, иногда — аллегорически, но народ понимает, что он хотел сказать! Часто Янке кажется, что всего этого недостаточно, хочется говорить в полный голос и называть вещи их настоящими именами; тогда он запирается в своей маленькой рабочей комнатке. Спустя некоторое время появляется нелегальное воззвание, прокламация, статья в подпольной газете «Циня» [37]«Циня» («Борьба») — газета, главный орган латышского революционного рабочего движения. Основанная в 1904 г., выходила в подполье в период царизма и затем в годы диктатуры буржуазии, когда была центральным органом Коммунистической партии Латвии. Ныне — орган ЦК Коммунистической партии Латвии, Верховного Совета и Совета Министров Латвийской ССР. или в зарубежном периодическом издании. Под ним не стоит имя Яна Зитара, но не имя играет роль в данном случае — важно то, что там написано.

Ян Зитар знает, что когда-нибудь придет время, и он сможет здесь же, в Латвии, говорить в полный голос и не нужно будет прибегать к аллегориям — это время, когда восторжествует справедливость и правда и Карл Зитар сможет свободным ходить по родной земле. Он верит, он знает, что так будет, поэтому у него хватает сил, чтобы жить и трудиться даже в том душном подневольном мире, в каком пока принужден жить он и весь его народ.

Должно же когда-нибудь наступить утро — ни одна ночь не может длиться без конца!


Читать далее

Глава шестнадцатая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть