Онлайн чтение книги Сердце на ладони
4

Ярош сидел в ординаторской и курил. Он устал. Три часа у операционного стола. Две тяжелые операции. Особенно утомила последняя — оперировал ребенка.

Операции детей всегда утомляли его. Столько лет практики, слава лучшего хирурга области, а волновался он сегодня, как студент.

Пепел папиросы упал на халат. И сразу же быстрая рука неслышно подставила пепельницу. Ярош поднял голову и с благодарностью посмотрел на операционную сестру. Он знал, что эта девушка влюблена в него. И он ее любит: Маша, несмотря на молодость, была лучшей операционной сестрой, из всех, с какими ему приходилось когда-либо работать. Она понимала не только каждое его слово, но каждое движение, жест. Шевельнулась его левая бровь — и она знала, какой инструмент подать. Сбежались морщинки на переносице — и Маша поправляла допущенную ассистентом ошибку. Она умела так промокнуть пот у него на лбу и висках, что ни на секунду, ни на миг не отвлекала от больного, не мешала операции. Она все умела и все знала.

«Золотая сестра», — сказал как-то Ярош. Врачи приняли это как шутку: Маша была рыжая, и не просто рыжая, а огненно-красная. Красные косы, брови, ресницы; золотые рыжинки осыпали нос, щеки, руки. Тогда Ярошу стало ее жаль. Он всегда жалел некрасивых женщин. И больше никогда не говорил «золотая сестра», даже заглазно. В хорошие минуты он называл ее «мой хирургический гений».

Маша сняла косынку и так же ловко, как работала, стала поправлять волосы. И вдруг Ярош увидел, впервые за два года, что она хороша. Стройная, высокая; копна волос жаром горит. Стоя с поднятыми руками, она вся как бы тянулась вверх, и казалось, вот-вот оторвется от земли и улетит на какую-то другую планету, с которой она и явилась, эта диковинная девушка.

С доктором в последние годы это часто бывало — такие неожиданные открытия. Так, например, совсем недавно ему открылась прелесть «Мокрого луга» Федора Васильева. Он много раз видел картину, но не мог понять, чем она отличается от множества подобных же пейзажей, которые пишут их областные художники. Еще раньше он так же открыл чеховский «Вишневый сад». В юности когда-то не досидел до конца спектакля.

Маша увидела, почувствовала, что он смотрит на нее, и так и застыла с поднятыми руками. Взгляды их встретились. Ярош понял, что отвечает за каждое свое движение, каждое слово в эту минуту. Он видел ждущие, испуганные, влюбленные глаза. Овладев собой, отвел взгляд, потушил недокуренную папиросу (курил он теперь только после тяжелых операций), откинулся на спинку дивана и сказал:

— Устал я, Маша…

Она перевела дыхание, опустила руки. Но что это? В ее глазах слезы?

Он поднялся, дружески положил ей на плечо руку:

— Не надо, Маша. Мы с вами добрые друзья.

Она благодарно улыбнулась, высвободила плечо из-под его тяжелой руки и пошла к двери.

Ярош сел и закурил вторую папиросу.

Через несколько минут Маша появилась в дверях и обычным своим спокойным голосом напомнила:

— В четыре у вас консультация в третьей больнице.

Она была не только лучшей операционной сестрой, но и его добровольным секретарем — всегда все помнила.

— Спасибо, Маша. — Он вздохнул и опять почему-то повторил: — Устал я сегодня.

Ярош не любил третьей больницы из-за ее главврача Тамары Гаецкой. До войны они вместе учились в медучилище. Вместе поступили в мединститут. И уже тогда Тамара выказывала ему свое расположение. Но война их разлучила. Тамара успела эвакуироваться, окончила институт, побьшала на фронте, вступила в партию. Вернулась в родной город и сразу заняла руководящий пост в отделе охраны здоровья. Врач она была бездарный, но неплохой организатор, а главное, обладала большой «пробивной силой» — умела всюду проникнуть, все достать, найти… Яроша она тоже нашла в первый же приезд в Минск, где он учился в медицинском институте. И очень хотела пригпеть его.

Но что ни делала, на какие уловки ни шла, он только в одном уступил — раза два брал у нее деньги взаймы. Ему было очень трудно, пока он кончил институт, потому что, хотя маленький Тарас и жил у тетки Любы, Ярош считал своим долгом содержать приемного сына. Тамара это знала и ловко умела помочь.

А когда он женился на Галине, Тамара просто как с цепи сорвалась. Сама давно замужем, имеет сына и все никак не угомонится. Пользуясь встречами на конференциях, собраниях, бесцеремонно намекает при людях на свою мнимую близость с ним. Ее звонки на дом, приглашения довели Галину до болезни, и ревность ее приняла патологический характер, стала психозом. Антону не раз приходилось, превозмогая гордость, убеждать жену, что он никогда и пальцем не коснулся этой женщины. Галина люто, нечеловечески ненавидела Гаецкую.

…Ярош не доехал до самой больницы. Он часто так делал. Чтобы потом, незаметно проскочив проходную, через скверик обойдя главный корпус, попасть в хирургический. Так он мог избежать встречи с Тамарой Александровной, которая видела подъезжающие машины из окна своего кабинета. Ярошу были противны эти уловки. Он давно отказался бы от консультаций в третьей больнице, но отделением здесь заведовал способный молодой хирург Майзис. Ярош любил молодого врача и не мог отказать ему в помощи. Вообще он старался сделать'все возможное, чтобы его младшие коллеги не допускали ошибок.

Но сегодня пройти незаметно не удалось: у проходной задержала колхозница с трехлетним сыном. Мальчику при его рождении неопытная акушерка вывихнула ножки. Ярош тут же на лавочке в сквере осмотрел малыша.

— Через полгода будет отплясывать! Я напишу вам записку, чтоб ребенка положили ко мне в отделение. Вот только машину я отпустил.

— Ой, доктор, что вы! Я донесу.

— Далеко. Жарко.

— Не привыкать! Только бы поправились его ножки. Сыночек, родненький, скажи спасибо.

Мальчик смело и очень серьезно, как взрос- " лый, проговорил:

— Спасибо, дядя.

— О, ты, брат, герой!

— Он все спрашивает: мама, а буду я бегать, как Ленька? Старший наш. Будешь, сыночка, будешь бегать!

Ярош написал записку.

И тут появилась Тамара Александровна.

В белом халате, лицо словно молоком умытое, только брови и ресницы слегка подчернены да накрашены губы. Она невысокая, не слишком полная, пышногрудая, по-своему красивая.

— Профессор Ярош, что за частная консультация? В моей клинике?

Колхозница испугалась.

— Сынок мой, доктор. Ножки у него… А тут сестра из нашей деревни… Приезжай, говорит, мы попросим доктора.

Ярош, не отвечая Гаецкой, стал объяснять женщине, как проехать в их больницу.

— Положите его у нас, — кивнула на мальчика Тамара Александровна.

— Благодарю, — ответил Ярош. — Я хочу дать интересную операцию своему ортопеду. И сам буду ассистировать…

Гаецкая при больных всегда величала его «профессор» и делала это без иронии. Для простых людей доктор — любой врач. А Ярош кандидат наук, известный хирург, надо же как-то отличить его. Да ей и самой было приятно называть его профессором — поставить выше других.

— А ты сегодня добрая, — с иронией сказал Ярош Тамаре Александровне, когда колхозница, поблагодарив, ушла.

— Я всегда добрая.

— Для себя.

Она передернула подкрашенными губами, но смолчала. Знала, если начать пререкаться, он наговорит резкостей. Ласково предложила:

— Зайдём ко мне, Антон? Я угощу тебя газированной водой. Только что принесли сифон. И сироп есть.

Он избегал заходить к ней в кабинет, но хотелось пить.

Она усадила его в мягкое кресло у письменного стола; кресло было глубокое, а льняной чехол свеж и прохладен. Пошла за белую занавеску, отделявшую умывальник, и вернулась с запотевшим сифоном, бутылкой сиропа и стаканами.

Ярош потрогал сифон и присвистнул. Встал, заглянул за занавеску, рассмеялся.

— Ого, холодильник!

— Он временно у меня, в лаборатории ремонт.

Она налила в стаканы сироп, потом воду, размешала ложечкой, протянула один стакан Ярошу. На голубые глаза лег вишневый отсвет, когда подняла стакан. Отпивала маленькими глотками и не сводила взгляда с гостя.

Ярош отошел к окну и жадно выпил холодную вкусную воду.

— Пригласил бы меня на дачу… Говорят, живёшь как в раю.

— В гости приглашают друзей семьи.,

— А разве я тебе не друг? Незаметно она очутилась совсем рядом,

— Не притворяйся, Тамара, мы не маленькие. Ты отлично знаешь, как тебя «любит» Галина. А мне покой жены дороже всего…

— Она становится мещанкой, твоя Галина. — Сейчас глаза ее, казалось, метали серые искры.

— Черт его знает, трудно сказать, в чем оно больше проявляется, мещанство:

Она подошла так близко, что Ярошу стало неловко. Он отступил в угол между столом и стеной.

— Почему ты избегаешь меня? Я тебя люблю…

— Я это уже слышал, Тамара. Не однажды.

— Ты должен понять… Поцелуй меня. Один раз. Жалко тебе?

Женщина теряла приличие.

Никогда еще, при всей ее развязности, ей не удавалось поставить Яроша в такое нелепое положение. На миг он растерялся. Но тут же нашелся. Он умел удивлять людей неожиданностью своих поступков. Вдруг подхватил Тамару под мышки, рывком поднял и… поставил на письменный стол. Пусть кто-либо из персонала увидит через окно своего главного врача на столе со стаканом в руке!..

Тамара Александровна чего угодно могла ждать от Яроша, но только не этого. Опешила. Застыла.

Ярошь успел отойти к двери и взять шляпу.

Наконец она соскочила на пол, даже стекла зазвенели. Рассмеялась.

— А ты становишься шутником. Прогресс!

Лицо ее горело. Но все-таки она пошла следом за ним. Ярош услышал за собой стук ее каблуков и рассвирепел. Бесстыжая баба! Как можно такому человеку поручать руководство больницей?

Он не вышел сразу во двор, а умышленно прошел в терапевтическое отделение. В длинном полутемном коридоре на койках лежали больные. В той больнице, где Ярош заведовал отделением, этого давно уже не было: больные в коридорах не лежали и все вокруг сияло чистотой. О здешних непорядках он писал в своей докладной записке исполкому горсовета.

Не обращая внимания на больных, на персонал, Ярош загремел на весь корпус:

— Когда здесь наконец будет похоже на больницу?

Тамара Александровна догнала его, сжала локоть.

— Антон!

— Клиника! Помойная яма, а не клиника! — не унимался он. Тогда и она заговорила громко, отводя удар:

— Нам не отпускают столько средств, сколько вам, профессор. Походатайствуйте за нас. Вы председатель комиссии горсовета.

Они вышли во двор. Под ярким солнцем — все вокруг сияло и зеленело — гнев Яроша утих. Он взглянул на Гаецкую и увидел, что она, щурясь от света, уже опять улыбается.

«Чертова баба! С нее, что с гуся вода. Ну, погоди же!»

Сказал спокойно, с улыбкой, мирно шагая рядом с ней по асфальтовой дорожке:

— Мне Шикович рассказал. В редакцию пришло письмо. Пишут добрые люди, как ты используешь санитарную машину. С утра — на рынок, вечером — в лес. На Украину за вишнями. А врачи неотложной ходят пешком. Я ему говорю: если о Гаецкой, можешь давать без проверки. Все правильно, ручаюсь головой. Сенсационный фельетон выйдет!

Она остановилась. Ярош по инерции прошел еще шага два и обернулся. Лицо ее, минуту назад пылающее, побледнело. Сказала с угрозой:

— Появится фельетон — я тебе этого до смерти не забуду, — и, не попрощавшись, пошла назад.

Майзис, маленький, курчавый, в больших черных очках, встретил консультанта на крыльце отделения, сказал:

— У вас сегодня, коллега, хорошее настроение.

— А разве вы видели меня когда-нибудь в плохом? — шутливо откликнулся Ярош.

— Нет, но вы так погружены в свою работу, что иной раз кажется, ничего вокруг не замечаете. Даже того, какой день. А день — красота! Посмотрите!

Ярош засмеялся.

— Знаете что? Приезжайте ко мне на дачу. Я покажу вам такую красоту, какой вы, горожанин, сроду не видывали.

Проконсультировав нескольких больных, Ярош вновь почувствовал усталость. С ним это редко случалось.

— Должно быть, будет гроза. Хочется спать, — зевнув, сказал он Майзису, когда они переходили из палаты в палату. — Последний?

— У меня последний. Но очень просила больная из терапевтического, чтоб посмотрели её. Именно вас просит, Антон Кузьмич. По-моему, интересный случай. Митральный стеноз. Согласна оперироваться.

Ярош взглянул на часы, вздохнул,

— Пользуетесь вы моей слабостью.

По дороге в терапевтическое отделение он сказал Майзису:

— У Гаецкой в кабинете холодильник. Шелковые шторы, новая мебель. А рядом больные в коридоре!

Майзис поднял голову, и очки его рассыпали ослепительные блестки. Улыбка тронула толстые губы.

— У нас ее называют «царица Тамара».

— Потому что вы беззубые здесь, как моллюски. Пропесочили бы эту «царицу» на партийном собрании.

Молоденькая женщина-врач, встретившая их в коридоре, растерялась — покраснела, назвала Яроша профессором. Он не рассердился, но, опасаясь, что всё вместе — эта почтительность, вид отделения, Тамара — вызовет в нем гневную вспышку, нахмурился, опустил голову, выключился (он умел это делать), чтоб не видеть и не слышать, что творится вокруг.

Они вошли в палату, где теснилось шесть-семь коек, между ними оставались лишь узкие проходы. Как ни старался Ярош, все равно сразу увидел все: грязные стены, латаные наволочки, простыни, застиранные полотенца, обшарпанные тумбочки.

— Вот наша больная, — сказала врач, подойдя к койке в углу, и, спохватившись, придвинула Ярошу табурет.

Больная как больная. Он видел таких сотни. Маленькая женщина, до того худая, что казалось, под одеялом ничего нет. А на подушке измученное лицо с ярко выраженными симптомами болезни: бледные, синюшные губы и крылья носа, а щеки зарумянились. Волнуется. И глаза… Какие глаза и как они смотрят! В них были вопрос, мольба, надежда, страх — вся сложная гамма чувств человека, жаждущего жить.

Присаживаясь, он подумал, что у большинства больных женщин красивые волосы. По контрасту, очевидно. У этой тоже чудесные — светло-золотистые, пышные. Чтоб не встречаться взглядом с больной, Ярош разглядывал свои большие, отбеленные спиртом и эфиром руки и слушал лечащего врача. Давно выработалась профессиональная привычка: слышать и фиксировать в памяти только то, что нужно ему как консультанту. Все остальное, в том числе имя и фамилию, он выяснял потом, когда сам осматривал больного. Но сообщение врача, что больная перенесла первую атаку ревматизма в немецком концлагере, взволновало его. Он посмотрел на эту маленькую женщину с интересом и жалостью, встретил её глаза, полные мольбы, подумал: «Вот она — война. Восстановлены города. А сердца людей… Сердца изувечены». Он думал о сердцах не вообще. Нет. Как врач, представил конкретное маленькое сердце, в котором развился порок. Ординатор рассказывала, в каком состоянии больная поступила в больницу.

— Отек нижних конечностей… Резко увеличена печень…

— Когда поступила? — спросил Ярош.

— Две недели назад. — Смутившись, она забыла, на чем ее перебили.

— Продолжайте, пожалуйста. — И снова со стороны могло показаться, что консультанта интересуют только собственные руки.

— Был проведен курс лечения…

И вдруг в монотонный доклад, пересыпанный латинскими терминами, ворвалось шепотом произнесенное слово:

— Кузьма…

Ярош сперва даже не обратил внимания.

— Антон Кузьмич, — громко поправил Майзис, стоявший за спиной у Яроша.

Тогда Ярош резко поднял голову, посмотрел на больную. Она виновато улыбнулась и опять несмело прошептала уже другое имя:

— Виктор…

Ярош ощутил, как руки его словно пронизал электрический ток, закололо в кончиках пальцев: он услышал свои подпольные клички! У него были необычайно чуткие пальцы, «патологически чуткие», даже эмоции свои он прежде вcero ощущал в пальцах. Вот так заколет — а в душе гнев, или радость, или удивление. Сейчас он узнал эту женщину. Но не верил глазам. Разве мертвые воскресают? Сколько лет прошло! Где она была до сих пор?

Он медленно поднялся с табурета.

Врач с испугом смотрела на свою пациентку: что она, бредит?

Майзис легонько свистнул: он был романтик, любил приключенческие фильмы и книги, неожиданные встречи. Больная успокоила своего врача вопросом:

— Не узнаете, Антон Кузьмич?

Ярош, умевший владеть собой в любых обстоятельствах, растерялся.

— Зося? — прошептал он так, что вздрогнули, приподнялись на локтях больные, а Майзис в восторге потер руки. — Зося! — повторил он громче и, высокий, могучий, сильный, склонился над постелью, как бы пытаясь оградить ее от чужих глаз, от болезней, от всех бед. Взял тонкие исхудалые руки в свои мягкие широкие ладони, осторожно сжал — Откуда вы взялись Зося?..


Читать далее

ИВАН ШАМЯКИН. СЕРДЦЕ НА ЛАДОНИ
1 16.04.13
2 16.04.13
3 16.04.13
4 16.04.13
5 16.04.13
Рассказ Антона Яроша 16.04.13
6 16.04.13
7 16.04.13
8 16.04.13
9 16.04.13
10 16.04.13
11 16.04.13
12 16.04.13
13 16.04.13
14 16.04.13
15 16.04.13
16 16.04.13
17 16.04.13
18 16.04.13
19 16.04.13
21 16.04.13
22 16.04.13
23 16.04.13
Рассказ Зоси Савич 16.04.13
24 16.04.13
25 16.04.13
26 16.04.13
27 16.04.13
28 16.04.13
29 16.04.13
30 16.04.13
31 16.04.13
32 16.04.13
33 16.04.13
34 16.04.13
35 16.04.13
36 16.04.13
37 16.04.13
38 16.04.13
39 16.04.13
40 16.04.13
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА» 16.04.13

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть