ВСТРЕЧА В БИБЛИОТЕКЕ. Рассказ в письмах

Онлайн чтение книги Сердце сержанта
ВСТРЕЧА В БИБЛИОТЕКЕ. Рассказ в письмах

«Читателю абонементный № 789.

Товарищ читатель, нельзя же так! Если Вам хочется поспорить с автором произведения, покритиковать его работу, напишите ему. Адрес редакции, кажется, указан на обложке журнала. Поверьте, это будет куда остроумнее, да и целесообразнее, чем украшать страницы мнимо значительными междометиями и загадочными вопросительными знаками.

Надо бы пожаловаться на Вас заведующему залом, да ладно уж, пользуйтесь моей добротой. Только не скачите впредь по страницам, ибо «так скакать неопрятно — от вас по журналам пятна».

А.»

«Уважаемый товарищ А.!

Дежурная библиотекарша передала мне Вашу записку. Отвечаю тем же способом — через нее. Не могу принять усеченную цитату из Маяковского на свой счет, но основной Ваш упрек принимаю. Все дело в моей проклятой рассеянности. Я привык читать книгу с карандашом и обычно по прочтении, сделав нужные выписки, стираю пометки. На сей раз выписывать было решительно нечего, и я забыл стереть свои пометки на полях. Спасибо за то, что Вы проделали эту работу! Вы, очевидно, тоже студент и представляете себе, каково было бы лишиться права посещать библиотеку перед самой зачетной сессией. Библиотечные работники такие формалисты!..

Спорить с Кириченко и критиковать его сентиментальную повесть нет, признаться, ни времени, ни желания. Не верю я в эту маленькую Аню — санитарку по прозвищу «Мышка» (!). Не верю в ее трехгодичные поиски любимого, не верю в финальную встречу с ним — обожженным, не узнающим героиню — в госпитале. На войне все было проще и правдивей.

Если Вы проходили теорию литературы, то знаете, что все компоненты произведения, вся образная ткань его должны «работать» на главную идею вещи. Вяжется ли внешний образ этой Мышки с ее возвышенной любовью, с ее неслыханными подвигами?

Кажется, Горький говорил: «Красивые — смелы». Вы, конечно, любите образ Зои. Даже на фотографиях, сделанных ее палачами (помните снимки, найденные у эсэсовского офицера?), Зоя похожа на античную скульптуру. Кем может быть эта Аня-Мышка сейчас? Санитаркой в клинике, продавщицей в аптеке, мужней женой... А Зою, останься она жива, легко представить себе и депутатом, и крупным комсомольским работником, и редактором какого-нибудь журнала.

Но это я уже начинаю пересказывать некоторые положения своей неоконченной дипломной работы: «Женские образы в произведениях, посвященных Великой Отечественной войне». Работа над этой темой заставляет меня с жадностью хвататься за каждую новую книгу о войне и часто разочаровываться.

Вы «Сердце друга» Казакевича читали? Хотя его и пощипали профессиональные критики, меня он взял, как говорится, за живое. Трогает до сих пор тургеневская «Ася», гончаровский «Обрыв». Вот какой у меня «испорченный» вкус! Впрочем, такой уж он у большинства членов нашего университетского литературного кружка.

А обращаться в редакцию, как советуете Вы, — дело бесполезное. Если автор написал вещь, а журнал напечатал ее, то они будут отстаивать повесть с пеной у рта. Я еще не такой авторитетный критик, чтобы кто-то выслушивал замечания человека, любящего литературу и знающего ее настолько, насколько может знать ее

студент IV курса литфака МГУ Глеб Никитин».

«Читателю абонементный № 789.

Уважаемый тов. Никитин!

Ответьте только на один вопрос: Вы не верите в образ героини повести Кириченко потому, что он недостаточно художественно убедителен, неглубоко психологически выписан, или Вы в  п р и н ц и п е  не верите, что подобная девушка могла существовать? Я неспроста спрашиваю: таких девушек, как Аня-санитарка, немало было на войне. А вот насколько автору удалось сделать образ своей героини живым, убедительным — дело другое. В любом случае цель его благородна: возвеличить подвиг наших девушек, «фронтовых подруг», как их звали на войне. О них пока что так мало написано. Быть может, именно потому Кириченко и пришлось взяться за перо.

Жаль, очень жаль, что у Вас нет ни времени, ни желания вступить в настоящий литературный спор, разобрав повесть, как говорится, по косточкам. Хотя автор ее явно не Тургенев и даже не Казакевич, я берусь расправиться с Вами по всем пунктам, несмотря на то, что Вы без пяти минут литературовед.

Кстати, по имеющимся у меня сведениям, книжка журнала со столь не понравившейся Вам повестью все время на руках. Не исключено, что библиотека скоро организует обсуждение повести. Вот когда можно будет скрестить шпаги.

А.»

«А Вы, судя по всему, задиристый паренек, дорогой товарищ А., пожелавший остаться неизвестным, — уже и расправиться со мной грозитесь. До зачетной сессии Вам вряд ли это удастся, перенесем «расправу» на осень. Сейчас мне так некогда, что с трудом выкроил минуту даже для этой записки.

Г. Н.»

«Читателю абонементный № 789.

Уважаемый товарищ Никитин!

Во-первых, я не «задиристый паренек», как Вы изволили выразиться, а студентка-третьекурсница, возможно, что и задиристая. Во-вторых, у меня так же, как у Вас, началась экзаменационная сессия, причем я учусь и работаю, так что и мне не до переписки. В-третьих, приношу извинение, что отнимала у Вас столь драгоценное время своими вопросами.

Алла».

«Уважаемая Алла!

И как это я не догадался сразу, кто мне пишет?! Этот круглый почерк с завитушками, эта чисто женская непоследовательность: с одной стороны, обвиняет меня в порче книг, с другой — покрывает мой проступок; высмеивает мои критические способности и интересуется моим мнением о книге!

Теперь мне понятен Ваш особый интерес к повести. А меня, если говорить откровенно, Вы сами, Алла, интересуете гораздо больше, чем повесть. Дежурная библиотекарша, у которой я спросил о Вас, наотрез отказалась объяснять что-либо. Ваша инструкция?

Меня не интересует цвет Ваших глаз или волос, но свою фамилию Вы, может, все-таки назовете? Я ведь назвал себя. В каком Вы институте? Быть может, мой коллега — литературовед? В этом случае я был весьма неосторожен, разболтав тему своего диплома...

Шучу, шучу! Вы можете ничего не сообщать мне, я не любопытен, хотя наша переписка, не скрою, заинтересовала меня еще и вот с какой стороны: с точки зрения развития сюжета. Дело в том, что я сам немного пишу, печатал кое-что (больше в стенной печати института, хотя один мой опус был опубликован в молодежной газете). Пока что в наших письмах, как видите, налицо полное отсутствие литературной схемы, чего не скажешь о повести Кириченко. Но к сей вещи лучше не возвращаться, чтобы не начать снова ссориться. О вкусах не спорят! Напишите лучше о себе. Пожалуйста!

Ожидающий ответа Глеб Н.»

«Многоуважаемая Алла!

Уже позапрошлое мое письмо к Вам дежурная библиотекарша взяла весьма неохотно, заявив, что читальня — не главпочтамт. Более любезна была молоденькая дежурная на той неделе. Но и она краснела и оглядывалась по сторонам. Очевидно, мы с Вами, Алла, нарушаем правила этого строгого заведения. Может быть, придумаем другой способ пересылки писем? Будет грустно, если наша переписка оборвется.

Поначалу Ваши записки забавляли меня, потом начали интересовать. Теперь их просто не хватает. У меня есть друзья и знакомые, но ни от кого из них я не получаю таких интересных посланий.

Три дня я стараюсь занять место у самого стола выдачи книг, чтобы подкараулить читательницу, которой передадут мою записку. Увы, все тщетно!.. Вчера какая-то студентка окликнула подругу: «Алла!». Девушки поднялись наверх, я пошел за ними. «Меня зовут Глеб Никитин, Вам ничего не говорит это имя?» — спросил я у той, которую звали Аллой. Студентки смотрели на меня во все глаза. «И фамилия Кириченко ничего не говорит?» — продолжал я. Вместо ответа девушки переглянулись, удивленно пожав плечами. «Значит, ошибка, простите!» Уж не знаю, что они подумали о моих умственных способностях!

Но, откровенно говоря, я рад, что та Алла — не Вы. Она совсем не походила на образ, созданный моим воображением, — рыженькая, в очках. А какая Вы?

На носу ответственный экзамен, а я рисую на полях своей тетради девичий профиль и сочиняю стишки с такими райскими рифмами: «Алла, Алла доконала, до канала довела...

До канала Вы меня не доведете, это лишь поэтическое преувеличение, а вот засыпаться завтра по новейшей западной литературе я могу, это факт. И Вы будете виноваты в этом, Алла! Так что отвечайте. Я готов признать повесть Кириченко гениальным произведением, «чтоб только быть приятным вам». Вот до чего дошло!

Думающий о Вас (гораздо больше, чем нужно)
Глеб».

«Уважаемый тов. Никитин!

Завтра в 19 часов в малом зале состоится читательская конференция по повести А. Кириченко с участием автора. Ваше присутствие желательно.

Заведующий библиотекой».

«Так вот Вы какая, Алла Кириченко! Мог ли я думать, что маленькая девушка с задумчивыми серыми глазами, которую я так часто видел у стола выдачи книг, и есть мой неведомый корреспондент, студентка заочного факультета Библиотечного института, молодая писательница. Самое смешное то, что однажды я передал письмо для Вас... прямо Вам в руки. Помните?

Очевидно, мои пометки на полях журнала были первым читательским откликом на Вашу многолетнюю работу. Я не извиняюсь за свои нападки на библиотекарей, тут мне нет оправдания. Но как я осмелился писать Вам о своих «литературных опытах»?

Не удивляйтесь, что не выступил на обсуждении, — я просто растерялся, когда Вы во всеуслышание бросили вызов студенту литфака Глебу Никитину, имеющему свое мнение о повести, отличное от мнения большинства. Меня начали подталкивать мои товарищи, я растерялся окончательно и заявил под общий смех, что не готов к выступлению. Это не совсем верно: я пришел на конференцию во всеоружии, уверенный, что и Вы будете в зале. Но когда выяснилось, что Вы, краснеющая и в то же время бесстрашная, сидите за столом президиума, что Вы и есть та самая А. Кириченко...

Поверьте, Алла, я рад, что большинство выступавших оценили Вашу работу положительно. Особенно мне понравились горячая защита повести студентками-медичками и немногословное, зато подтвержденное лично ему известными фактами геройского поведения девушек на войне выступление подполковника со звездой Героя. Мои критические замечания по отдельным образам и неудачным оборотам речи остаются в силе, я могу изложить их Вам дополнительно. Но в целом прав не я, а Вы. Теперь, когда я воочию увидел прообраз Ани-санитарки, мне больше всего совестно, что я усомнился в самом существовании ее.

Придя домой с конференции, я раздобыл у соседа журнал и перечитал повесть. И как я не заметил при первом чтении искренность повествования, не заметил мягкую женственность героини! Что касается фигуры летчика, тут есть о чем поспорить. Но в любом случае я должен пересмотреть некоторые положения своей дипломной работы, чтобы впредь не попадать впросак. Нельзя судить о явлениях литературы лишь по литературным меркам — вот главный вывод для меня! Поверьте, это не запоздалое подхалимство. Вы заставили меня усомниться во вкусах признанных снобов и авторитетов из нашего литкружка. Большинство из них на фронте не были.

С нетерпением буду ждать второй части Вашей повести. Верю, что послевоенная судьба Ани-санитарки не менее интересна. Сейчас мне Ваша работа в библиотеке кажется просто романтичной.

А как я позавидовал человеку в черных очках, молча сидевшему в первом ряду во время обсуждения! Так значит, это и есть тот самый летчик, которого Вы разыскали в госпитале? Когда он положил свою большую руку на Ваше плечо и пошел за Вами через зал, а читатели аплодировали и пожимали Вам обоим руки, мне было так стыдно, так грустно. Если Ваш муж знает о нашей переписке, передайте ему самый горячий привет от меня.

Искренне уважающий Вас обоих
Глеб Никитин.

P. S. Если пожелаете ответить, пишите по адресу: Останкино, Студгородок, корпус 27-а, комната 106. Впрочем, Ваш ответ найдет меня лишь осенью: послезавтра я с группой старшекурсников отбываю в пеший туристский поход по Кавказу. Нелепо говорить об этом, но все последнее время я думаю: до чего славно было бы, если б Алла примкнула к нам...


«ОСТАНКИНО СТУДГОРОДОК КОРПУС 27-А

КОМНАТА 106 ГЛЕБУ НИКИТИНУ

УСПОКОЙТЕСЬ ГЕРОИНЯ ПОВЕСТИ МОЯ ФРОНТОВАЯ ПОДРУГА ОНА КОМАНДИРОВКЕ ЕЕ МУЖА ВЫ ВИДЕЛИ ЧИТАТЕЛЬСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ тчк ВАШ КАВКАЗСКИЙ МАРШРУТ БЕЗДАРЕН МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ БОЛЕЕ ИНТЕРЕСНЫЙ ВАРИАНТ СПУСТИТЬСЯ ЛОДКЕ РЕКЕ ВЕТЛУГЕ тчк НАШЕЙ КОМПАНИИ НЕ ХВАТАЕТ ЗАГРЕБНОГО ЕСЛИ ВЫ ВЛАДЕЕТЕ ВЕСЛОМ ЛУЧШЕ ЧЕМ ПЕРОМ И ХОТИТЕ ПРИМКНУТЬ К НАМ ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ СОГЛАСИЕ АДРЕСУ МОСКВА НОВАЯ УЛИЦА 87 КВАРТИРА 13 МНЕ тчк ТЕЛЕГРАММУ ПОСЫЛАЛИ ВСКЛАДЧИНУ ОТВЕТ ОПЛАЧЕН ДЕСЯТЬ СЛОВ

АЛЛА».

«СРОЧНАЯ МОСКВА НОВАЯ 87 КВАРТИРА 13

АЛЛЕ КИРИЧЕНКО

ДА ДА ДА ДА ДА ДА ДА ДА ДА ДА И ЕЩЕ ДЕСЯТЬ РАЗ ДА

ГЛЕБ».


Читать далее

ВСТРЕЧА В БИБЛИОТЕКЕ. Рассказ в письмах

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть