Онлайн чтение книги Сестры
XVII

От греческого храма Сераписа пролегала мощеная улица, украшенная по обеим сторонам сфинксами. Она вела к выдолбленным в скалах склепам Аписа [83]Живым воплощением Аписа является черный бык с белым пятном на лбу. В VII-VI веках до н. э. для содержания быков-Аписов в Мемфисе невдалеке от храма Пта был построен специальный Апейон. Смерть быкаАписа считалась большим несчастьем и вызывала всенародный траур. Умершего Аписа бальзамировали и хоронили по особому ритуалу в специальном склепе Серапеуме около Мемфиса. Избрание нового священного быка отмечалось народным праздником.\\ Апис был связан с культом мертвых — способствовал увеличению жертв, приносившихся умершим — и потому был близок к Осирису (считался быком Осириса). При Птолемеях произошло окончательное слияние Аписа и Осириса в едином божестве Сераписе. и к храмовым постройкам и святилищам. В последних чтили умершего быка Аписа, которому при жизни воздавались божеские почести в Мемфисе, в храме бога Пта. В этом храме помещался Апис при жизни. После смерти ему устраивались роскошные похороны, его чтили как восставшего Пта и как изображение души Осириса. Осирис же служил эмблемой вечно обновляющей силы, через которую все умершее и исчезнувшее — человек, растение, небесные тела — возрождается к новой жизни.

Наряду с Сераписом почитался Осирис-Сокар [84]Осирис-Сокар. Сокар (Сохар) — в египетской мифологии бог плодородия и покровитель мертвых. Центр его культа — Мемфис. Изображался в виде сокола, отождествлялся сПта (Птах-Сокар) и Осирисом (ОсирисСокар). Впоследствии культ Осириса оттеснил в Мемфисе почитание Сокара. Праздник Сокара в птолемеевский период связывали с поворотом солнца к весне., бог превращений, то есть таких существований, которые исчезали на время до нового воплощения в других сущностях и в другом обличье. Уже в древние времена египетские жрецы воздвигали храмы над могилами священных быков. Но также и греческие жрецы Сераписа, переселившиеся в Мемфис, охотно, по примеру правителей, приносили жертву Осирису-Апису, который не только по имени, но и по своему внутреннему значению был близок к Серапису. Почитание этого бога вывезли из Азии в Нильскую долину Птолемеи. Цель их была — дать своим эллинским и египетским подданным одного бога, на алтарях которого сливались бы их общие молитвы.

Перед святилищем в греческом стиле, расположенном недалеко от египетского храма с каменными изваяниями быков, совершалось служение Апису, преобразившемуся в Осириса.

Греческий храм Сераписа, в котором служили носительницы кружек, был связан с египетским храмом Осириса-Аписа красивой улицей процессий. По этой дороге и шла Клеа.

В Мемфис вела еще другая, более короткая дорога. Но Клеа выбрала эту потому, что высокие песчаные холмы по сторонам улицы скрывали девушку от глаз обитателей храма.

Лучшая и безопаснейшая дорога в город шла от полукруга, украшенного бюстами философов, вблизи главного входа в новые могилы Аписа. Клеа шла, не глядя ни на львиные туловища с человеческими головами, ни на изображения животных на стенах, ни на темнокожих невольников храма, сметавших с плитняка песок пустыни. Клеа быстро проходила мимо них, опустив глаза, вся поглощенная мыслью об Ирене. Но через несколько шагов ее окликнули по имени. Испуганно подняв глаза, Клеа увидела перед собой маленького кузнеца Кратеса. Раньше чем она могла помешать, Кратес остановил ее, поднял покрывало и спросил:

— Куда, девушка?

— Не задерживай меня, — попросила Клеа. — Ты знаешь, что Ирену похитили. Ведь ты сам ее любишь. Может быть, я спасу ее, но если ты меня выдашь и за мной будет погоня…

— Я тебе не помешаю, — прервал ее старик, — напротив, если бы не мои распухшие ноги, я бы сам пошел с тобой. Бедняжка не выходит у меня из головы. Но я только тогда хорошо себя чувствую, когда смирно лежу в своей мастерской. Кажется, что в больших пальцах моих ног поселился такой же мастер, как я сам, и работает там и напильником, и долотом, и молотом. Может быть, тебе посчастливится найти сестру. Что представляется подчас неисполнимым мудрому мужу, то часто удается хитрой женщине. Иди! Если тебя хватятся, старый Кратес тебя не выдаст.

Ласково кивнув девушке головой, жрец уже повернулся назад, но вдруг остановился и воскликнул:

— Подожди, девушка, минутку! Ты можешь мне оказать услугу. Я вставляю новый замок в ворота могил Аписа. Он удался превосходно, но у меня один ключ, а их нужно четыре. Закажи их от моего имени кузнецу Хери. Он живет перед воротами храма Сокара, налево от моста, ведущего на канал. Ты пойдешь мимо него. Насколько охотно я делаю что-нибудь новое, настолько же противно мне повторение того же самого. По моей же модели Хери сделает не хуже меня. Если бы не мои ноги, я бы сам пошел к кузнецу. Кто передает поручения через другого, тот всегда рискует быть дурно понятым.

— Я охотно исполню твое поручение, — сказала Клеа, пока старик, присев на подножие сфинкса, вытряхивал свою кожаную сумку.

Из мешка посыпались напильники, долото и гвозди, потом выпал ключ и, наконец, острый тонкий нож, которым Кратес вырезал отверстия для дверного замка. Подточив ключ напильником, Кратес задумчиво покачал головой и сказал:

— Тебе придется меня проводить до двери. Если я требую точной работы от других, я должен быть строг и к себе.

— Но мне бы хотелось прийти в Мемфис раньше, чем стемнеет, — возразила Клеа.

— Одна минута не имеет значения, и если ты мне дашь руку, то дело пойдет вдвое скорее. Вот напильники, вот ножик.

— Дай его мне, — попросила Клеа. — Этот клинок остер. Когда я на него смотрю, мне кажется, что я его должна взять с собой. Может быть, мне придется ночью идти одной через пустыню.

— Так, — согласился кузнец, — слабый чувствует себя сильнее с оружием в руках. Возьми этот нож, мое дитя, но будь осторожна, не порежься. Дай руку и вперед! Погоди, не так скоро.

Клеа довела старика к указанной двери, провела обратно к сфинксу и, простившись, быстро пустилась в путь. Солнце уже стояло низко, а до Мемфиса было далеко.

Вблизи одной таверны, которую посещали обыкновенно солдаты и всякий сброд, ей попался навстречу пьяный невольник. Клеа без страха прошла мимо. Нож за поясом, на рукоятку которого она положила руку, придавал ей мужество.

Перед гостиницей расположился отряд солдат, они пили вино Какема, изготовлявшееся из винограда, росшего на восточном склоне Ливийских гор.

Люди были очень веселы. После целого месяца, проведенного на страже у могил Аписа и храма в некрополе, сегодня неожиданно явился из Мемфиса начальник диадохов и приказал им снять стражу и явиться ко дворцу перед наступлением ночи.

Утром на их место должны были заступить другие наемники.

Все это узнала Клеа от посланца египетского храма в городе мертвых, встретившегося по пути. Он шел в Мемфис по поручению жрецов Осириса, Аписа и Сокара, с письмом к царю, в котором жрецы просили о скорейшей замене отозванного отряда.

Некоторое время девушка шла вместе с гонцом, но вскоре была не в состоянии поспевать за ним и отстала.

У следующего кабачка сидели за кружками с вином начальники солдат. И здесь Клеа проскользнула незамеченной, потому что всеобщее внимание было поглощено дикой пляской двух египетских танцовщиц, плясавших под такт, выбиваемый ладонями зрителей.

Эти сцены и вообще вся уличная жизнь пугала девушку, не привыкшую в своем уединении к шуму. Она пошла по боковой дороге, ведшей, по-видимому, тоже в город. Городские пилоны, крепость и дома, заволакиваемые вечерней мглой, уже скрылись из ее глаз.

Через четверть часа Клеа рассчитывала достичь города.

Солнце скрылось за Ливийскими горами, и короткие сумерки сменила полная тьма.

Западный ветер, поднявшийся еще с полудня, к вечеру значительно усилился и теперь обдавал Клеа горячим песком пустыни. Спустя немного времени она услышала свист капуры кваквы (водяного быка), и воздух сделался заметно влажнее. Еще несколько шагов, и ее нога погрузилась в ил. Клеа заметила, что она стояла у широкого рва, из которого высоко поднимались побеги папируса. Боковая дорожка здесь кончалась. Девушка должна была вернуться на старую дорогу и теперь шла против ветра и жгучей пыли.

Свет таверны указывал направление, которого ей следовало держаться. Хотя луна уже взошла, но черные тучи, быстро пробегавшие по небу, по временам закрывали и луну, и звезды. Она еще не чувствовала усталости, однако крики солдат и взвизгивания женщин, раздававшиеся из таверны, опять наполнили ее страхом и отвращением.

Цепляясь одеждой за чертополох и колючки, густо разросшиеся в пустыне, девушка шла, далеко обходя гостиницу.

И потом, когда она шла по болишой улице, ее все преследовали дикий смех и крики танцовщиц.

Кровь быстро переливалась по жилам, голова горела, Клеа видела Ирену отчетливо, ясно, с распущенными волосами, с развевающимися одеждами, подобно менаде [85]Менады (греч. безумствующие) — во время Дионисий в шкурах пятнистого оленя, размахивая факелами, в безумном танце устремлялись через леса и луга. на празднике Диониса, вертящейся в бешеном танце, переходящей из рук в руки среди необузданных и бесстыдных криков.

Безотчетный страх за сестру охватил ее с такой силой, что девушка, словно преследуемая Эриниями [86]Эринии — в греч. мифологии богини мщения подземного мира (рим. фурии). Властные защитницы нравственных устоев, безжалостно каравшие всякую несправедливость, в особенности убийства. Изображались в облике женщин, внушающих ужас, со змеями в волосах, с бичами и факелами в руках., помчалась как ветер, забыв о поручении Кратеса.