Онлайн чтение книги Тень ночи Shadow of Night
Глава 6

– Шпион? – отупело повторила я.

– Нам предпочтительнее тайными агентами именоваться, – с заметным раздражением сказал Кит.

– Заткнись, Марло, не то я сам тебе пасть заткну! – рявкнул Хэнкок.

– Избавь нас от своих угроз. Тебя всерьез никто не принимает, когда слова твои трещат, как мокрые дрова в камине. – Марло горделиво вскинул голову. – А если твоя манера говорить со мной учтивою не станет, то очень скоро не увидишь ты на сцене всех этих королей валлийских и солдат. Я выведу всех вас предателями и кучкой недалеких слуг.

– Что такое вампир? – спросил Джордж.

Он полез за своей записной книжкой. Другая рука потянулась за куском коврижки. Как всегда, на него почти не обращали внимания.

– Так, значит, ты некто вроде Джеймса Бонда Елизаветинской эпохи? Но…

Я взглянула на Марло и с ужасом вспомнила, какой конец его ожидает. Он не доживет до тридцати лет. Его убьют в таверне Дептфорда, где между ним и несколькими сомнительными личностями вспыхнет ссора, окончившаяся поножовщиной. Это преступление свяжут со шпионской деятельностью Кита.

– Вы про лондонского шляпника, который живет близ церкви Святого Дунстана и делает такие аккуратные поля у шляп? Про того Джеймса Бонда? – усмехнулся Джордж. – И почему вам, госпожа Ройдон, вздумалось уподобить Мэтью шляпному мастеру?

– Нет, Джордж, это другой Джеймс Бонд, – ответил Мэтью. Он все так же сидел на корточках, наблюдая за моей реакцией. – Тебе об этом лучше не знать, – сказал он мне.

– Дерьмо собачье! – Я не знала и не желала знать, существовало ли такое ругательство в эпоху Елизаветы. – Я заслуживаю правды.

– Возможно, госпожа Ройдон. Но если Мэтью вы любите всерьез, бессмысленно настаивать на правде, – произнес Марло. – Он более не различает, что правда, а что нет. И потому так ценен ее величеству.

– Мы оказались здесь, чтобы найти тебе учительницу, – упрямо заявил Мэтью, пристально глядя на меня. – А то, что я член Конгрегации и вдобавок агент королевы, убережет тебя от всех бед. Что бы ни происходило в Англии, я непременно знаю об этом.

– Прекрасное утверждение, однако ты так и не догадался о моих подозрениях. А они одолевают меня уже несколько дней подряд. Что-то явно происходит, или назревают какие-то события. Неспроста тебе доставляют столько писем. И ты постоянно о чем-то споришь с Уолтером.

– Ты видишь то, что я позволяю тебе видеть. И не более того.

С тех пор как мы появились в Олд-Лодже, склонность Мэтью к властвованию возросла в разы, но от этих слов у меня по-настоящему отвисла челюсть.

– Как… ты… смеешь? – спросила я, с расстановкой произнося каждое слово.

Мэтью знал: меня всю жизнь окружали тайны. И я дорого заплатила за них.

Я встала со стула.

– Сядь! – потребовал Мэтью. – Пожалуйста, – добавил он, беря меня за руку.

Хэмиш Осборн – лучший друг Мэтью – предупреждал меня: попав в XVI век, я не узнаю своего мужа. Там он будет совсем другим. Да и как иначе, если весь мир тогда был совсем другим? Женщинам вменялось принимать слова мужчины, не сомневаясь в сказанном. А Мэтью, очутившись в кругу старых друзей, быстро вспомнил свое прежнее поведение и прежние шаблоны мышления.

– Я сяду, только если ты ответишь на мои вопросы. Я хочу знать, кому ты поставляешь сведения и как вообще ты встрял во все это.

Лица его племянника и друзей были встревоженными, словно я требовала раскрыть секреты государственной важности.

– Им уже известно про Кита и про меня, – сказал Мэтью, перехватывая мой взгляд. Чувствовалось, он подбирает слова. – А началось все это с Фрэнсиса Уолсингема. – (Я ждала продолжения.) – Я покинул Англию в конце правления Генриха Восьмого. Некоторое время провел в Константинополе, оттуда отправился на Кипр, потом скитался по Испании, воевал при Лепанто и даже основывал в Антверпене печатное дело. Для варга это обычный путь. Мы ищем трагедии, ищем возможности проскользнуть в чью-то жизнь. Но ни одно из занятий меня не привлекало и не увлекало, и потому я вернулся на родину. Франция находилась на грани религиозной и гражданской войны. Поживи с мое, и ты научишься узнавать ее признаки. Один школьный учитель-гугенот с радостью взял от меня деньги и отправился в Женеву, где мог растить дочерей, не опасаясь за их жизнь. Я принял личину его давно умершего двоюродного брата, перебрался в его парижский дом и зажил под именем Мэтью де ла Форе.

– «Мэтью из лесу»? – перевела я с французского, удивленно вскинув брови.

– Так звали того учителя, – лукаво усмехнулся Мэтью. – Париж был опасным местом. Уолсингем, отправленный туда в качестве английского посла, как магнит притягивал к себе всех мятежников, разочаровавшихся в существующем порядке вещей. В конце лета тысяча пятьсот семьдесят второго года недовольство во Франции достигло точки кипения. Я уберег Уолсингема от смерти, а вместе с ним – английских протестантов, нашедших у него пристанище.

– Кровавая Варфоломеевская ночь, – вздрогнула я, подумав о поистине кровавой свадьбе французской принцессы-католички и ее жениха-протестанта.

– Тайным агентом королевы я сделался позже, когда она снова отправила Уолсингема в Париж. Считалось, что он займется устройством брака ее величества с одним из принцев династии Валуа. – Мэтью насмешливо фыркнул. – Я понимал, что королева вовсе не заинтересована в замужестве. Но во время того визита я узнал о сети осведомителей, созданной Уолсингемом.

Взглянув мне в глаза, мой муж тут же отвернулся. Он по-прежнему что-то скрывал от меня. Я мысленно проанализировала его рассказ и нашла сомнительные моменты в повествовании. Из услышанного следовал однозначный вывод: Мэтью был французом, католиком и потому никак не мог иметь политических контактов с Елизаветой Тюдор ни в 1572 году, ни в 1590-м. Если он работал на британскую корону, цель явно была крупнее. Но ведь Конгрегация поклялась держаться подальше от человеческой политики.

А вот Филипп де Клермон и его Рыцари Лазаря такой клятвы не давали.

– Ты работал и продолжаешь работать на своего отца. Ты не только вампир, но и католик, живущий в протестантской стране.

Одно то, что Мэтью собирал сведения не только для Елизаветы, но и для Рыцарей Лазаря, многократно увеличивало опасность. В елизаветинской Англии охотились не только на ведьм. В «группе риска» оказывались предатели, те, кто обладал необычными способностями, а также люди иного вероисповедания.

– Если ты вмешиваешься в политику людей, Конгрегация тебе ничем не поможет. Как твоя семья могла склонить тебя к столь рискованным занятиям?

Мой вопрос вызвал улыбку Хэнкока.

– Потому в состав Конгрегации обязательно входит кто-нибудь из де Клермонов. Нужно следить, чтобы высокие идеалы не мешали проворачивать выгодные дела.

– Я не в первый раз работаю на Филиппа и не в последний. Ты здорово умеешь раскрывать секреты, а я столь же здорово умею их хранить, – без обиняков заявил Мэтью.

Ученый. Вампир. Воин. Шпион . Мне открылась еще одна грань личности мужа. Теперь я лучше понимала его укоренившуюся привычку никогда ни о чем не рассказывать, если к тому не вынудят обстоятельства. Эта привычка проявлялась у Мэтью в большом и малом.

– Мне нет дела до твоего громадного опыта! Твоя безопасность зависит от Уолсингема, а ты его обманываешь! – бросила я, еще больше разозленная услышанным.

– Уолсингем умер. Теперь я передаю сведения Уильяму Сесилу.

– А Кит? Он работает на Сесила или на тебя?

– Не говори ей, Мэтью, – встрепенулся Кит. – Ведьме доверять нельзя.

– А тебе можно, лукавый маленький призрак? – тихо спросил Хэнкок. – Ведь это ты подстрекал жителей деревни.

Щеки Кита сделались пунцовыми, вдвойне подтверждая его вину.

– Черт побери, Кит! Ты что натворил? – спросил ошеломленный Мэтью.

– Ничего, – угрюмо буркнул Марло.

– Ты опять рассказываешь сказки, – погрозил ему пальцем Хэнкок. – Я ведь тебя уже предупреждал, мастер Марло: мы этого не потерпим.

– Вудсток и так был полон слухов о супруге Мэтью, – возразил Кит. – А там, где слухи, жди Конгрегации посланцев. Откуда мог я знать, что Конгрегация уже явилась?

– Слушай, де Клермон, теперь ты наконец позволишь мне его убить? Я несколько веков подряд мечтаю оборвать его жизнь, – признался Хэнкок, хрустя костяшками пальцев.

– Нет. Убивать его я не позволю. – Мэтью устало провел рукой по лицу. – Появилось бы слишком много вопросов, а у меня сейчас не хватает терпения придумывать убедительные ответы. Обычные деревенские сплетни. Я их погашу.

– Только время опасное для подобных сплетен, – тихо заметил ему Галлоглас. – Берик – одно из мест. Ты знаешь, как известие о ведьмах взбудоражило жителей Честера. Когда мы ехали на север, в Шотландию, положение дел в Честере было еще хуже.

– Если поиск ведьм достигнет и наших мест, она нас всех погубит, – предрек Марло, указывая на меня.

– Людские волнения не выйдут за пределы Шотландии, – возразил Мэтью. – А ты, Кит, больше не смей ходить в деревню.

– Она здесь появилась в День Всех Святых, исполнив предсказание о приходе страшной ведьмы. Неужели не понятно? Сначала твоя жена подняла бурю, и Яков, король Шотландии, чуть не утонул. Теперь ее внимание на Англию простерлось. Об этом нужно сообщить Сесилу. От нее исходит опасность для нашей королевы.

– Угомонись, Кит! – потребовал Генри, беря драматурга за руку.

– Вы мне не заткнете рот! А сообщить все королеве – мой долг. Однажды, Генри, ты скажешь, что я был прав. С тех пор как ведьма появилась в этом доме, вас будто подменили. Как быстро она сумела вас околдовать. – Кит вошел в раж, его глаза неистово блестели. – Ты с ней возишься, как с младшей сестрой. Джордж почти влюблен в нее. Том восхищен ее умом. А Уолтер, если бы не боялся Мэтью, прижал бы ее к стенке и задрал подол. Послушай, Мэтт, верни ее туда, где нашел. Нам без нее так счастливо жилось.

– Мэтью не был счастлив, – возразил Том, которого злая энергия, исходящая от Кита, заставила подойти ближе.

Кит повернулся ко мне. Его лицо было воплощением мольбы.

– Вы говорите, что любите его. А известно ль вам, каков он на самом деле? Вы видели, как он пирует? Чувствовали голод в нем, когда поблизости есть кто-то с теплой кровью? Способны ли вы принять Мэтью целиком, не отвергая ни темноты его души, ни света, как принимаю его я? У вас есть магия для утешения, а я без Мэтью мертв. Когда его нет рядом, в моем уме нет и стихов. И только Мэтью видит крупицы доброго, что есть во мне. Оставьте мне его! Молю вас!

– Не могу, – ответила я.

Кит вытер рот рукавом, словно этот жест мог удалить и все следы моего присутствия.

– Когда вся Конгрегация узнает о вашей страсти к нему…

– Если моя, как вы изволили выразиться, страсть к нему запретна, тогда и ваша тоже, – перебила я очередную его тираду, и Марло вздрогнул. – Но никто из нас не выбирает, кого любить.

– Иффли и его друзья – лишь первые, кто обвинил вас в ведьмовстве, – с печальным триумфом произнес Кит. – Попомните мои слова. Не только ведьмам дана способность будущее видеть. Нам, демонам, она доступна тоже.

Мэтью обнял меня за талию. Я ощутила знакомое прикосновение холодных пальцев. Жест, означавший, что я принадлежу вампиру. Для Мэтью это было впечатляющим напоминанием о его прежней неспособности оградить меня от опасностей. Кит поморщился, почти не пытаясь скрыть глубокого разочарования.

– Если ты настолько проницателен, тогда тем более должен был бы заранее знать, чем обернется для меня твое предательство, – сказал Мэтью, которым вновь начинало овладевать раздражение. – Прочь с глаз моих, Кит, иначе… Бог мне свидетель… от тебя ничего не останется. И в гроб положить будет нечего.

– Тебе она дороже, чем я? – спросил явно ошеломленный Кит.

– Тут и раздумывать нечего. Убирайся! – повторил Мэтью.

Кит уходил из зала с нарочитой неспешностью, однако в коридоре его шаги ускорились. Они делались все быстрее, отдаваясь по деревянным ступенькам. Драматург спешил в свою комнату.

– Надо будет проследить за ним, – сказал Галлоглас, вновь поворачиваясь к Хэнкоку. – Ему сейчас нельзя доверять.

– Марло никогда нельзя доверять, – пробормотал Хэнкок.

В открытую дверь бесшумно вошел Пьер с письмом в руке. Вид у слуги был встревоженный, если не сказать – испуганный.

– Не сейчас, Пьер, – простонал Мэтью, снова усаживаясь перед камином и протягивая руку к бокалу с вином. – Этот день и так плотно забит разными бедами. Королева, страна, католики… Пусть полежит до утра.

– Но… милорд… – запинаясь, произнес слуга, держа письмо в вытянутой руке.

Мэтью взглянул на решительный почерк автора письма:

– Христос и все святые Его!

Мэтью потянулся за письмом, но его пальцы вдруг замерли. У него несколько раз дернулся кадык. В уголке глаза появилась ярко-красная капля, которая быстро упала на воротник. Кровавая слеза вампира.

– Что случилось, Мэтью? – спросила я, заглядывая через плечо и пытаясь понять причину столь внезапного горя, которое охватило моего мужа.

– Похоже, день еще не окончен, – невесело проговорил Хэнкок, отходя назад. – Есть дело, требующее твоего внимания. Твой отец думает, что ты мертв.

В моем времени мертвым был Филипп – отец Мэтью, погибший окончательно и бесповоротно ужасной, трагической смертью. Но мы находились в 1590 году, и Филипп был жив и полон сил. Едва мы появились в этой эпохе, я начала опасаться случайной встречи с Изабо или с Мириам, лабораторной ассистенткой Мэтью. Меня пугала даже не сама встреча, а ее возможные последствия в будущем. Я часто думала о том, каково было бы Мэтью увидеть Филиппа.

Прошлое, настоящее и будущее столкнулись. Загляни я сейчас в углы, наверняка увидела бы, как стремительно разматываются нити времени. Возможно, я бы даже уловила их недовольный шелест. Однако я смотрела только на Мэтью и на безупречно белый кружевной воротник, где краснел след от кровавой слезы.

Галлоглас торопливо изложил предысторию:

– Сам посуди: из Шотландии приходят тревожные новости и тут ты вдруг исчезаешь. Мы испугались, что королева послала тебя на север, ты попал в заваруху и был схвачен. Мы искали тебя целых два дня, а когда не нашли никаких следов… Мэтью, войди в наше положение. Нам не оставалось иного, как сообщить Филиппу о твоем исчезновении. Иначе Конгрегация подняла бы шум.

– Это еще не все, милорд.

Пьер перевернул письмо. Печать на обратной стороне показалась мне печатью ордена Рыцарей Лазаря. Впрочем, нет. Ее воск был смешением красного и черного. Воск находился по краям. А в середине, где полагается быть оттиску, блестела старинная серебряная монета: тонкая, с щербатой кромкой. На монете были изображены крест и полумесяц – два символа семейства де Клермон.

– Что вы ему сказали?

Мэтью как зачарованный смотрел на бледный кружок серебра, плавающий в красно-черном восковом море.

– Теперь, когда Филипп прислал это письмо, наши слова уже не имеют значения. За неделю ты должен добраться до французских земель. В противном случае Филипп сам отправится в Англию, – пробубнил Хэнкок.

– Ты же знаешь, Хэнкок, что мой отец не может сюда приехать. Это невозможно.

– Разумеется, невозможно. За его настырное вмешательство в кухню английской политики королева приказала бы немедленно отрубить ему голову. Поэтому ты сам должен поехать к нему. Если ехать не останавливаясь, времени на дорогу тебе хватит, – заверил Мэтью Хэнкок.

– Не могу, – ответил Мэтью, вперившись в невскрытое письмо.

– У Филиппа на всем пути будут приготовлены лошади. Ты быстро доберешься, – заверил Мэтью Галлоглас, опуская руку на дядино плечо.

Мэтью поднял голову. Глаза его сделались дикими.

– Дело не в расстоянии. Дело… – Он умолк.

– Пойми: он муж твоей матери. Ты всецело можешь доверять Филиппу… если, конечно, ты не врал и ему, – сказал Хэнкок.

Глаза валлийца сощурились, словно его догадка попала в точку.

– Кит прав. Мне никто не может доверять. – Мэтью вскочил на ноги. – Моя жизнь – нагромождение лжи.

– Мэтью, сейчас не время забивать голову пустым философствованием. Даже сейчас Филипп наверняка терзается вопросом, не потерял ли он еще одного сына! – воскликнул Галлоглас. – Оставь свою девчонку с нами, садись на лошадь и отправляйся к отцу. Если начнешь упрямиться, я вышибу из тебя сознание и мы с Хэнкоком сами повезем тебя к Филиппу.

– Не знаю, где ты набрался такой уверенности, Галлоглас, если осмелился отдавать мне приказы. – В голосе Мэтью зазвучали угрожающие нотки, он уперся руками в каминную доску и наклонился, глядя на игру пламени.

– Я уверен в своем деде. Тебя варгом сделала Изабо, но в жилах моего отца текла кровь Филиппа.

Слова Галлогласа больно задели Мэтью. Он вскинул голову, изменив своему обычному бесстрастию.

– Джордж и Том, сходите наверх, проведайте Кита, – распорядился Уолтер, удаляя друзей из зала.

Рэли кивнул Пьеру. Слуга понял намек и подключился к выпроваживанию. По коридору разнесся приказ подать вина и еды. Вручив обоих заботам Фрасуазы, Пьер вернулся, плотно закрыл двери и встал перед ними. В числе свидетелей разговора Галлогласа с Мэтью остались Уолтер, Генри, Хэнкок и я, а также молчаливый Пьер.

– Ты должен ехать в Сет-Тур. Филипп не успокоится, пока не увидит твое окоченевшее тело или тебя, живого и невредимого. Он не доверяет ни Елизавете, ни Конгрегации. – Теперь Галлоглас старался успокоить Мэтью, но не мог вытащить его из отрешенного состояния. – Можешь обманывать других и себя самого, если тебе это так уж надо! – в отчаянии воскликнул Галлоглас. – Если желаешь, ночь напролет обсуждай другие возможности. Но тетушка права: все это – дерьмо собачье! – Голос Галлогласа дрогнул. – У твоей Дианы странный запах. И ты пахнешь старше, чем пах на прошлой неделе. Я знаю секрет, который вы оба храните. И он тоже раскроет этот секрет.

Итак, Галлоглас унюхал, что я путешественница во времени. Я мельком взглянула на Хэнкока и поняла: он тоже это знает.

– Довольно! – вдруг крикнул Уолтер.

Галлоглас и Хэнкок мгновенно умолкли. Причину я увидела на мизинце Уолтера: там поблескивало кольцо с изображением Лазаря и гроба.

– Значит, вы тоже рыцарь, – недоуменно протянула я.

– Да, – лаконично ответил Уолтер.

– И по своему положению выше Хэнкока. А как насчет Галлогласа?

Я до сих пор так и не могла понять, кто здесь кому подчиняется и в какой степени. Мой вопрос был продиктован отчаянной попыткой хоть как-то в этом разобраться.

– По своему положению, мадам, я выше всех присутствующих, за исключением вашего мужа, – сообщил Рэли. – В это число входите и вы.

– Ваша власть на меня не распространяется! – огрызнулась я. – Мне просто хочется знать, какова ваша роль в делах семейства де Клермон. Вам понятен мой вопрос, Уолтер?

Сердитые синие глаза Рэли уперлись в глаза Мэтью.

– Она всегда себя так ведет?

– Обычно да, – сухо ответил Мэтью. – К этому не сразу привыкаешь, но мне даже нравится. Возможно, со временем понравится и тебе.

– В моей жизни уже есть одна требовательная женщина. Второй не нужно, – усмехнулся Рэли. – Если вам, госпожа Ройдон, так любопытно узнать, какое положение я занимаю, извольте. Я командую английской ветвью братства. Поскольку Мэтью входит в Конгрегацию, он этого делать не может. Другие члены семейства выполняют иные обязанности. Или отказываются выполнять. – Уолтер зыркнул на Галлогласа.

– Значит, вы один из восьмерых провинциальных мастеров, подчиняющихся непосредственно Филиппу, – сказала я, обдумывая услышанное. – Удивлена, что вы не являетесь девятым рыцарем.

Девятый рыцарь был загадочной фигурой. Кто он – знали лишь на самых высших уровнях.

Рэли так громко и смачно выругался, что даже вышколенный Пьер не удержался от возгласа.

– Ты утаиваешь от жены, что являешься членом Конгрегации и шпионом королевы, и в то же время рассказываешь ей о внутреннем устройстве братства!

– Она спросила. Я ответил, – простодушно сказал Мэтью. – Думаю, на сегодня хватит разговоров об ордене Лазаря.

– Твоя жена не удовлетворится услышанным. Она будет землю носом рыть, пока не узнает все. – Рэли хмуро скрестил руки на груди. – Я избавлю вас от волнений, а Мэтью – от ваших расспросов… Девятый рыцарь – Генри. Он не желает принимать протестантскую веру, что делает его весьма уязвимым. Здесь ему могут предъявить обвинение в государственной измене. В Европе он легкая добыча для любого недовольного, кто мечтает лишить ее величество трона. Филипп предложил ему эту должность, дабы оградить Генри от тех, кто способен злоупотребить доверчивостью его натуры.

– Генри? Мятежник?

Я смотрела на кроткого великана. Открытие за открытием!

– Я не мятежник, – сдержанно возразил Генри. – Но покровительство Филиппа де Клермона не раз спасало мне жизнь.

– Видишь ли, Диана, граф Нортумберленд – могущественный и влиятельный человек, – спокойно пояснил Мэтью. – Это делает его ценной пешкой в руках беспринципного игрока.

Галлоглас выразительно кашлянул:

– Нельзя ли оставить разговоры о братстве и вернуться к более насущным вопросам? Конгрегация потребует от Мэтью утихомирить брожения в Берике. Королева, наоборот, велит ему подогреть тамошние страсти. Расчет прост: пока шотландцы заняты ловлей ведьм, им не до коварных замыслов в отношении Англии. Новую жену Мэтью только что обвинили в ведьмовстве, а отец требует возвращения Мэтью во Францию.

– Ну и клубочек, – поморщился Мэтью, сдавливая себе переносицу.

– И как ты предлагаешь распутать этот клубок? – спросил Уолтер. – Галлоглас утверждает, что Филиппу нельзя приезжать сюда. Однако я боюсь, что и Мэтью не стоит ехать во Францию.

– Никто и не говорил, что разом выдержать наскоки трех мастеров и жены будет легко, – с кислым видом заявил Хэнкок.

– Так какой из чертовых путей выберешь ты? – спросил у Мэтью Галлоглас.

– Если Филипп в ближайшее время не получит монету, собственноручно вплавленную мной в другую печать, он отправится меня разыскивать, – ответил Мэтью. В его голосе снова появилась отрешенность. – Это испытание верности. Мой отец любит устраивать испытания.

– Отец в тебе не сомневается. Когда вы встретитесь, все недоразумения тут же разрешатся, – гнул свою линию Генри. – Ты всегда говорил, что у меня должен быть свой замысел, иначе я рискую быть вовлеченным в чужие. Скажи, что́ нам необходимо сделать, и мы обо всем позаботимся.

Мэтью молча перебрал имеющиеся возможности, поочередно отбрасывая их. У кого-нибудь другого анализ этих сложнейших комбинаций, превосходящих шахматные, занял бы несколько дней. Мэтью понадобилось несколько минут. Его лицо оставалось почти спокойным, но были другие признаки борьбы, происходящей у него внутри: напряженные плечи, рассеянные жесты и покачивание головой.

– Я поеду, – наконец сказал он. – Диана останется здесь под защитой Галлогласа и Хэнкока. Уолтер отправится к королеве и придумает какую-нибудь причину, оправдывающую мое отсутствие при дворе. С Конгрегацией я разберусь сам.

– Диане нельзя оставаться в Вудстоке, – твердо заявил Галлоглас. – Особенно сейчас, когда Кит порядком напакостил в деревне, распространяя ложь и пытаясь разузнать о ней. В твое отсутствие ни королева, ни Конгрегация не станут спасать твою жену от суда.

– Мэтью, мы с тобой вместе можем уехать в Лондон, – сказала я. – Большой город, где ведьм более чем достаточно. Там меня особо и не заметят и уж тем более не испугаются моей силы. Ты отправишь посланцев во Францию с известием, что жив и здоров. Тебе незачем ехать туда самому.

– В Лондон! – недовольно сощурился Хэнкок. – Да вы, мадам, не продержитесь там и трех дней. Мы с Галлогласом отвезем вас в Уэльс, в городок Абергавенни.

– Нет! – Мне было не оторваться от красного пятна на воротнике Мэтью. – Если Мэтью отправится во Францию, я поеду с ним.

– С наступлением зимы война поутихла, – сказал Уолтер. – Возможно, Сет-Тур окажется лучшим местом для Дианы. С тобой, Мэтью, рискуют связываться лишь немногие. Но никто не отваживается вставать на дороге у твоего отца.

– У тебя есть выбор, – с жаром сказала я мужу.

Ни друзья Мэтью, ни его семья не собирались использовать меня в качестве инструмента давления, чтобы заставить его поехать во Францию.

– Да. У меня есть выбор. И я выбираю тебя. – Он провел большим пальцем по моей губе.

У меня сердце ушло в пятки. Значит, он все-таки решил поехать в Сет-Тур.

– Не делай этого! – взмолилась я.

Я боялась произнести лишнее слово, чтобы не выдать, из какого времени мы явились. Там Филипп давно был мертв, и я представляла, какой пыткой станет для Мэтью новая встреча с живым отцом.

– Филипп говорил мне: моя судьба – найти себе истинную пару. И когда я встретил тебя, мне не оставалось иного, как принять решение, сделанное судьбой. Но одного моего принятия мало. Каждый момент, до самого конца жизни, я буду выбирать тебя, ставя этот выбор выше отца, выше своих интересов и даже выше интересов семейства де Клермон.

Губы Мэтью прижались к моим, погасив все возражения. Поцелуй был самым убедительным аргументом.

– Значит, решено, – тихо заключил Галлоглас.

Продолжая глядеть на меня, Мэтью кивнул:

– Да. Мы с Дианой вместе поедем домой.

– Приготовления к вашему путешествию мы возьмем на себя, – сказал Уолтер. – У твоей жены уставший вид, а поездка в это время года будет не из легких. Вам обоим нужно хорошенько отдохнуть.

Друзья Мэтью переместились в гостиную, оставив нас одних. Но мы и не думали ложиться спать.

– Я надеялся, что наше пребывание в тысяча пятьсот девяностом окажется не таким, – признался Мэтью. – Оно виделось мне куда спокойнее.

– О каком спокойствии ты говоришь? Конгрегация, суды в Берике, королевская разведка, Рыцари Лазаря… И все требуют твоего внимания.

– Принадлежность к Конгрегации и мое положение шпиона должны были бы помогать, а не чинить препятствия. – Мэтью посмотрел в окно. – Я думал, мы переместимся в Олд-Лодж, вдова Битон охотно возьмется тебя обучать, мы разыщем в Оксфорде манускрипт и через несколько недель покинем шестнадцатый век.

Я прикусила язык, чтобы не указать Мэтью на недочеты в его стратегии. Уолтер, Генри и Галлоглас и так весь вечер тыкали его носом. Но он все прочитал у меня на лице.

– Я проявил близорукость, – вздохнул Мэтью. – Дело не только в том, что я не сумел правдоподобно объяснить твое появление, и даже не в ограждении тебя от ловушек вроде судов над ведьмами и войн. Я переоценил свою память. То есть я помню общую канву своих действий на королевской службе и событий, касающихся Конгрегации. Помню контрмеры, которые осуществлял в интересах отца. Но из памяти выветрились подробности. Например, я знаю дату, но не помню, какой это был день недели. А это значит, я не уверен, кто из посланцев должен появиться в этот день и когда ожидать следующей почты. Я был готов поклясться, что простился с Галлогласом и Хэнкоком еще перед Хеллоуином.

– Дьявол всегда прячется в деталях, – произнесла я известное изречение.

Я провела по засохшему следу, оставленному слезой Мэтью: несколько пятнышек возле глаза, тоненькая полоска на щеке.

– Удивляюсь, как я сама не подумала, что твой отец может прислать тебе письмо.

– Я сам ждал его письма со дня на день. Всякий раз, когда Пьер приносил почту, я внутренне сжимался. Но сегодня курьер уже приезжал и ничего не привез. Если честно, меня вышиб из колеи отцовский почерк. Я совсем забыл, какую твердую руку имел отец в прошлом. Когда в тысяча девятьсот сорок четвертом году мы привезли отца из нацистского лагеря, его тело было настолько истерзано, что даже кровь вампира не помогала. Филипп был не в состоянии держать ручку, а ведь он так любил писать. Представляю, каково ему было видеть собственные неразборчивые каракули.

Я знала, что во время Второй мировой войны Филипп был схвачен и оказался в плену у нацистов. Те проводили над ним эксперименты, пытаясь узнать, сколько боли способен выдержать вампир.

– Возможно, богиня хотела, чтобы мы вернулись в тысяча пятьсот девяностый не только для моего обучения. Новая встреча с Филиппом может вскрыть твои старые раны, чтобы затем их исцелить.

– Только вначале их разбередит, – сказал Мэтью, опуская голову.

– Но потом тебе станет легче. – Я разгладила его непокорные волосы. – Ты так и не вскрыл отцовское письмо.

– Я знаю, что́ там написано.

– И все равно его стоит прочесть.

Наконец Мэтью сломал печать. Его палец вытолкнул монету из воскового ложа, и она упала в подставленную ладонь. Когда он развернул плотный лист, я уловила легкий запах лавра и розмарина.

– Это греческий? – спросила я, заглядывая через его плечо.

Письмо состояло из одной строчки. Внизу стояла размашистая буква «фи».

– Да. – Мэтью пробежал глазами строчку. – Он велит мне возвращаться домой, причем немедленно.

– Ты выдержишь новую встречу с ним?

– Нет… Да… – Мэтью скомкал лист. – Сам не знаю.

Я взяла у него лист, расправила. На ладони Мэтью поблескивала монета. Кружочек металла, способный вызвать столько бед.

– Ты встретишься с ним не один.

Да, я буду рядом, когда Мэтью вновь увидит своего мертвого отца живым. Но это единственное, чем я могла облегчить его горе.

– С Филиппом каждый встречается один на один. Некоторые думают, будто мой отец способен видеть души насквозь, – пробормотал Мэтью. – Мне тревожно везти тебя в замок. Реакцию Изабо я еще мог предсказать: холодность, гнев, затем приятие. А вот как к тебе отнесется Филипп, я не берусь даже гадать. Никто не понимает, в каких направлениях работает его ум, какими сведениями он располагает и какие ловушки расставляет. Если я скрытный, отец просто непостижимый. Даже Конгрегация не знает о его затеях, а Бог не даст мне соврать – они очень давно пытаются залезть в его разум.

– Все устроится наилучшим образом, – заверила я Мэтью.

Его отцу придется принять меня в семью. Подобно матери и брату Мэтью, у него не останется иного выбора.

– Не думай, что сможешь его переиграть, – предупредил меня Мэтью. – Галлоглас считает тебя похожей на мою мать, но даже она время от времени попадается в паутину Филиппа.

– Скажи, а ты и в двадцать первом веке остаешься членом Конгрегации? Ты поэтому знал о членстве Нокса и Доменико?

Ведьмак Питер Нокс преследовал меня с тех самых пор, как я заказала в Бодлианской библиотеке «Ашмол-782». Что касается вампира Доменико Микеле, его неприязнь к семейству де Клермон была очень давней. Когда ведьма Сату, тоже член Конгрегации, издевалась надо мной в развалинах Ла-Пьера, он равнодушно наблюдал за ее зверствами.

– Нет, – торопливо ответил Мэтью и отвернулся.

– Хэнкок говорил, что кто-то из де Клермонов обязательно входит в Конгрегацию. Значит, в двадцать первом веке это уже не так?

Я затаила дыхание, мысленно умоляя его: «Скажи „да“, даже если это и ложь».

– Традиция сохраняется, – бесстрастно произнес Мэтью, разрушив мои надежды.

– Тогда кто?.. Изабо? Болдуин? Это явно не Маркус!

Будь мать Мэтью, его брат или сын причастны к Конгрегации, это наверняка проскользнуло бы в разговорах.

– Диана, ты знаешь не обо всех членах нашего семейства. В любом случае я не вправе называть имя того, кто нынче занимает место в Конгрегации.

– А есть еще какие-то правила, заставляющие всех нас подчиняться твоей семье? Ты вмешиваешься в политику. Я видела расходные книги, подтверждающие это. Или ты надеешься, что, когда мы вернемся в двадцать первый век, твой таинственный родственник сумеет защитить нас от Конгрегации?

– Не знаю, – нехотя признался Мэтью. – Я уже ни в чем не уверен. Ни в чем.

Подготовка к отъезду не застряла на уровне обсуждений. Уолтер и Галлоглас составляли наилучший маршрут, а Мэтью приводил в порядок свои английские дела.

Хэнкок и Генри отправились в Лондон, увозя туда кожаный мешок с письмами. Будучи пэром здешних мест, граф был обязан появиться при дворе, где семнадцатого ноября отпразднуют очередную годовщину восшествия королевы на престол. Джордж с Томом поехали в Оксфорд вместе с внушительной суммой денег и опозорившимся Марло. Хэнкок предостерег их о серьезных последствиях, которых не миновать, если демон не образумится. Даже в отсутствие Мэтью Хэнкок будет поблизости и не колеблясь пустит в ход свой меч, если обстоятельства примут совсем скверный оборот. Мэтью подробно объяснил Джорджу, как расспрашивать об алхимическом манускрипте и какие вопросы задавать оксфордским ученым.

Мои сборы были несравненно легче. Мой багаж не отличался внушительностью: сережки Изабо, новые туфли и кое-что из одежды. Франсуаза сшила мне в дорогу тяжелое, рассчитанное на погодные стихии платье светло-коричневого цвета. Его высокий, отороченный мехом воротник плотно застегивался, уберегая от дождя и ветра. Той же цели служили куски шелковистого лисьего меха, вшитые Франсуазой в подкладку плаща. Служанка утеплила мехом и мои новые перчатки.

И последнее, что нужно было сделать перед отъездом из Олд-Лоджа: убрать в библиотеку записную книжку, подаренную Мэтью. Я не рисковала взять ее в Сет-Тур, ведь по пути туда она легко могла потеряться. К тому же мне хотелось понадежнее уберечь дневник от любопытных глаз. Войдя в библиотеку, я подняла с пола веточки розмарина и лаванды, после чего уселась за стол Мэтью, взяла перо, открыла чернильницу и приготовилась сделать последнюю запись.

  5 ноября 1590 г.  холодно, дождь

Новости из дома. Мы готовимся к путешествию.

Осторожно подув на запись, чтобы чернила побыстрее высохли, я вложила лаванду и розмарин между страницами. Моя тетка пользовалась розмарином для памятных заклинаний, а лаванда служила ей предостережением в любовных заговорах. Вполне подходящее сочетание, учитывая наши нынешние обстоятельства.

– Пожелай нам удачи, Сара, – прошептала я.

Свою книжицу я запихнула в дальний конец полки, надеясь найти ее там, когда вернусь… Если вернусь.