Действие третье

Онлайн чтение книги Школа злословия
Действие третье

Картина первая

У сэра Питера Тизла.

Входят сэр Питер Тизл, сэр Оливер Сэрфес и Раули.


Сэр Питер Тизл. Ну хорошо, сперва поговорим с этим малым, а за вино примемся потом. Так что же вы, собственно, затеваете, любезный Раули? Я не понимаю, в чем тут соль.

Раули. Видите ли, сэр, этот мистер Стенли, о котором я говорил, приходится им близким родственником по матери. Он был коммерсантом в Дэблине, но разорился в силу ряда несчастных обстоятельств. Он обратился с письмами к мистеру Сэрфесу и к Чарлзу. От первого он ничего не получил, кроме уклончивых обещаний помочь ему в будущем, тогда как Чарлз, хоть и сам разоренный, сделал для него все, что было в его силах. И сейчас он опять старается занять где-нибудь денег, часть которых, я знаю, он при всей своей нужде назначает для бедного Стенли.

Сэр Оливер Сэрфес. О, это сын моего брата!

Сэр Питер Тизл. Хорошо, но как же думает сэр Оливер…

Раули. Видите ли, сэр, я хочу известить Чарлза и его брата, что Стенли получил разрешение обратиться к своим друзьям лично, и так как ни тот, ни другой в лицо его никогда не видели, то пусть сэр Оливер выдаст себя за него, и у нас будет великолепный случай судить хотя бы о степени их доброты. И поверьте мне, сэр, в младшем брате вы найдете человека, который даже среди безумств и мотовства сохранил, как говорит наш бессмертный поэт, «слезу для жалости и руку, открытую, как день, для состраданья».[17] «…слезу для жалости и руку, открытую, как день, для состраданья».  — Шекспир, «Король Генрих IV», часть II, акт IV, сцена 4.

Сэр Питер Тизл. Что толку в открытой руке или даже в кошельке, когда в них ничего не осталось? Ну что ж, произведите опыт, если вам угодно. Но где же этот человек, которого вы хотели показать сэру Оливеру в связи с делами Чарлза?

Раули. Внизу, и ждет его распоряжений. Он лучше всякого другого может его осведомить. Это, сэр Оливер, почтенный еврей, который, надо отдать ему справедливость, сделал все, что было в его силах, чтобы умерить расточительность вашего племянника.

Сэр Питер Тизл. Так будьте добры его позвать.

Раули (слуге). Попросите мистера Мозеса сюда.

Сэр Питер Тизл. Но почему вы думаете, что он будет говорить вам правду?

Раули. О, я убедил его, что если он может еще надеяться вернуть кое-какие суммы, данные в долг Чарлзу, то только от щедрот сэра Оливера, который, как ему известно, приехал. Так что вы вполне можете положиться на его заботу о собственной выгоде. Есть у меня в руках еще и другое доказательство, некто Снейк, которого я накрыл на занятии, весьма близком к подлогу, и в скором времени я вам его представлю, чтобы устранить кое-какие ваши предубеждения.

Сэр Питер Тизл. Об этом я слышал достаточно.

Раули. А вот и честный израильтянин.


Входит Мозес.


Это — сэр Оливер.

Сэр Оливер Сэрфес. Сэр, насколько я понимаю, вы последнее время часто имели дело с моим племянником Чарлзом.

Мозес. Да, сэр Оливер, и я сделал для него все, что мог, но он был уже разорен, когда обратился ко мне за содействием.

Сэр Оливер Сэрфес. Это действительно досадно. Таким образом, у вас не было возможности показать ваши таланты?

Мозес. Никакой возможности. Я имел удовольствие узнать о его несчастии, когда он уже упал на несколько тысяч ниже нуля.

Сэр Оливер Сэрфес. Очень печально! Но, я полагаю, вы сделали для него все, что было в ваших силах, честный Мозес?

Мозес. Да, и он это знает. Как раз сегодня вечером я должен привести к нему одного джентльмена из Сити, который с ним не знаком и хочет, по-видимому, ссудить его известной суммой.

Сэр Питер Тизл. Как? Человек, у которого Чарлз еще ни разу не занимал?

Мозес. Да, мистер Примиэм с улицы Кречт-фрайарс, бывший маклер.

Сэр Питер Тизл. Знаете, сэр Оливер, какая мне приходит мысль? Чарлз, вы говорите, не знаком с мистером Примиэмом?

Мозес. Не знаком.

Сэр Питер Тизл. Так вот, сэр Оливер, вам представляется еще лучшая возможность достигнуть своего, чем при помощи старой чувствительной сказки о бедном родственнике. Отправляйтесь с моим другом Мозесом и выдайте себя за Примиэма, и тогда, я вам ручаюсь, вы увидите вашего племянника во всей его славе.

Сэр Оливер Сэрфес. Ей-богу, эта мысль мне больше нравится, чем прежняя. А потом я могу посетить Джозефа под видом старого Стенли.

Сэр Питер Тизл. Очень хорошо.

Раули. Правда, это поставит Чарлза в менее выгодные условия. Но, как бы то ни было, Мозес, вы поняли сэра Питера и плутовать не станете?

Мозес. Можете на меня положиться. Но скоро уже время, когда я обещал там быть.

Сэр Оливер Сэрфес. Я могу отправиться хоть сейчас, Мозес. Но постойте! Вот что я упустил: каким же это я образом сойду за еврея?

Мозес. Этого и не требуется. Кредитор — христианин.

Сэр Оливер Сэрфес. Вот как? Очень грустно слышать это. И еще одно: не слишком ли я хорошо одет, чтобы изображать ростовщика?

Сэр Питер Тизл. Нисколько. Вы даже вполне могли бы приехать в собственной карете. Верно, Мозес?

Мозес. Вполне могли бы.

Сэр Оливер Сэрфес. Хорошо, а как я должен говорить? Ведь есть же, наверно, какой-то ростовщический жаргон, какая-то манера вести беседу, которые надо знать.

Сэр Питер Тизл. О, здесь особых знаний не требуется. Главное, насколько я понимаю, — это чтобы ваши условия были достаточно чудовищны. Так ведь, Мозес?

Мозес. Да, это главное, конечно.

Сэр Оливер Сэрфес. За этим дело не станет. Я с него потребую восемь, а то и десять процентов, не меньше.

Мозес. Потребовать такой маленький процент — это значит сразу себя выдать.

Сэр Оливер Сэрфес. Вот как? Сколько же тогда, черт побери?

Мозес. Это зависит от обстоятельств. Если вы увидите, что он не слишком нуждается в ссуде, вам следует спросить процентов сорок — пятьдесят. Но если окажется, что положение его действительно бедственное и деньги нужны ему до зарезу, вы можете потребовать сто на сто.

Сэр Питер Тизл. Хорошему ремеслу вы учитесь, сэр Оливер!

Сэр Оливер Сэрфес. Да, действительно, и не бесполезному.

Мозес. При этом заметьте, у вас лично денег этих нет и вам придется занять их для него у старого приятеля.

Сэр Оливер Сэрфес. Ага, я занимаю их у приятеля?

Мозес. Причем ваш приятель — бессовестный пес, но с ним ничего не поделаешь.

Сэр Оливер Сэрфес. Мой приятель — бессовестный пес?

Мозес. Да, причем денег у него тоже нет, и он вынужден с большим убытком продать бумаги.

Сэр Оливер Сэрфес. Он вынужден с большим убытком продать бумаги? Это очень мило с его стороны.

Сэр Питер Тизл. Честное слово, сэр Оливер… мистер Примиэм, я хотел сказать… вы скоро станете виртуозом в этой области. Но скажите, Мозес, не следует ли ему слегка обрушиться на закон о процентах?[18] Закон о процентах . — Речь идет о законе, направленном против ростовщичества, который был принят парламентом 12 мая 1777 года под названием «Акт о регистрации дарственных записей на пожизненную ренту и об улучшении защиты прав несовершеннолетних». Законопроект подготовлялся начиная с 25 апреля, то есть до постановки «Школы злословия», и Шеридан поэтому уже имел возможность упомянуть его в своей комедии. Это было бы ему к лицу, мне кажется.

Мозес. Очень даже.

Раули. И посетовать, что теперь молодому человеку, пока он не вступил в разумный возраст, не позволяют разоряться?

Мозес. Да, это очень жаль.

Сэр Питер Тизл. И осудить общество за то, что оно одобряет закон, единственная цель которого — это вырвать несчастных и неосторожных из хищных лап ростовщичества и дать несовершеннолетним возможность наследовать оставленное им имущество без того, чтобы ввод во владение их разорял.

Сэр Оливер Сэрфес. Вот-вот. Мозес даст мне дальнейшие инструкции по пути.

Сэр Питер Тизл. Времени у вас не так много: ваш племянник живет неподалеку.

Сэр Оливер Сэрфес. Не беспокойтесь, у меня такой талантливый учитель, что, хотя бы Чарлз жил на соседней улице, будет всецело моя вина, если я стану отпетым жуликом, прежде чем заверну за угол.


Сэр Оливер и Мозес уходят.


Сэр Питер Тизл. Ну вот! Теперь, я думаю, сэр Оливер убедится сам: вы, Раули, пристрастны и, чего доброго, открыли Чарлзу первоначальную вашу затею.

Раули. Нет, даю вам слово, сэр Питер.

Сэр Питер Тизл. Хорошо, приведите мне этого Снейка. Послушаю, какие у него новости. А вот и Мария. Мне нужно с ней поговорить.


Раули уходит.


Я был бы рад удостовериться, что мои подозрения насчет леди Тизл и Чарлза необоснованны. Я еще ни разу не говорил об этом с моим другом Джозефом, и я решил это сделать. Свое мнение он мне выскажет откровенно.


Входит Мария.


Ну как, дитя мое? Мистер Сэрфес проводил вас?

Мария. Нет, сэр, ему пришлось остаться.

Сэр Питер Тизл. Скажите, Мария, разве вам не становится все яснее, чем больше вы общаетесь с этим любезным молодым человеком, какого рода взаимности заслуживает его привязанность к вам?

Мария. Право же, сэр Питер, ваши постоянные разговоры на эту тему расстраивают меня до последней степени. Вы принуждаете меня заявить вам, что нет человека, хоть сколько-нибудь ко мне расположенного, которого бы я не предпочла мистеру Сэрфесу.

Сэр Питер Тизл. Это просто какая-то испорченность! Нет-нет, Мария, вы предпочли бы одного только Чарлза. Ясно, что его пороки и беспутство покорили ваше сердце.

Мария. Нехорошо так говорить, сэр. Вы же знаете, что я послушалась вас и с ним не вижусь и не переписываюсь, и я достаточно наслышалась о нем, чтобы убедиться, что он недостоин моего чувства. Но, если мой разум сурово осуждает его пороки, мое сердце все же подсказывает мне сострадание к его несчастиям, и винить себя за это я не могу.

Сэр Питер Тизл. Отлично, сострадайте ему сколько угодно, но сердце и руку отдайте более достойному, чем он.

Мария. Но только не его брату!

Сэр Питер Тизл. Испорченная, упрямая, вот кто вы! Но берегитесь, сударыня: вы еще не знаете, что значит власть опекуна. Смотрите, не заставьте меня познакомить вас с ней!

Мария. Я могу только сказать, что это будет несправедливо. Правда, волею моего отца я еще некоторое время обязана смотреть на вас, как на его заместителя, но я перестану вас им считать, если вы захотите принудить меня быть несчастной. (Уходит.)

Сэр Питер Тизл. Был ли на свете человек, которому бы так перечили, как мне! Все сговорились меня мучить! Я еще и двух недель не был женат, как ее отец, здоровый и крепкий человек, умер, и я думаю, нарочно, ради удовольствия свалить на меня заботу о его дочери. Но вот идет и моя супруга! Она как будто в превосходнейшем расположении духа. Как бы я был счастлив, если бы я мог вдолбить ей хоть чуточку любви ко мне!


Входит леди Тизл.


Леди Тизл. Послушайте, сэр Питер, я надеюсь, вы тут не ссорились с Марией? Было бы очень невнимательно с вашей стороны впадать в дурное настроение, когда меня при этом нет.

Сэр Питер Тизл. Ах, леди Тизл, от вас одной зависит, чтобы я был в хорошем настроении в любое время.

Леди Тизл. Я была бы рада, чтобы это зависело от меня, потому что как раз в эту минуту мне хочется видеть вас милым и очаровательным. Так будьте же сейчас в хорошем настроении и дайте мне двести фунтов. Хорошо?

Сэр Питер Тизл. Двести фунтов? А нельзя мне быть в хорошем настроении бесплатно? Но только говорите со мною всегда вот так, и, честное слово, я вам ни в чем не откажу. Вы их получите. Но приложите печать к расписке.

Леди Тизл. Нет-нет, достаточно будет приложить руку — вот. (Дает ему поцеловать руку.)

Сэр Питер Тизл. И скоро вы перестанете меня попрекать, что я не даю вам независимого положения. Я вам готовлю один сюрприз. Но мы всегда будем жить вот так вот, правда?

Леди Тизл. Если вам угодно. Мне все равно, когда перестать с вами ссориться, лишь бы вы сознались первый, что вы устали.

Сэр Питер Тизл. И давайте отныне если уж спорить друг с другом, то спорить во взаимной любезности.

Леди Тизл. Уверяю вас, сэр Питер, вам очень к лицу хорошее настроение. Сейчас вы совсем такой, как были до нашей свадьбы, когда вы гуляли со мной под вязами и рассказывали, какой вы были в молодости повеса, и похлопывали меня по подбородку, да-да, и спрашивали, была ли бы я способна полюбить старика, который мне ни в чем не стал бы отказывать… Ведь так это было?

Сэр Питер Тизл. Да-да, и вы были такая милая и внимательная…

Леди Тизл. Да, и всегда заступалась за вас, когда мои знакомые говорили о вас дурно и подымали вас на смех.

Сэр Питер Тизл. Вот как?

Леди Тизл. Да, и, когда моя кузина Софи называла вас сварливым, черствым старым холостяком и смеялась, что я собираюсь выйти за человека, который годится мне в отцы, я всегда защищала вас и говорила, что, по-моему, вы вовсе не такой уж противный, и уверяла, что из вас получится отличнейший муж.

Сэр Питер Тизл. И вы были правы в своем пророчестве, и мы теперь будем счастливейшими супругами…

Леди Тизл. И никогда больше не будем ссориться?

Сэр Питер Тизл. Никогда! Хотя при этом, дорогая моя леди Тизл, вам следует очень серьезно следить за собой, потому что во всех наших маленьких стычках, дорогая моя, если вы помните, любовь моя, вы всегда начинали первая.

Леди Тизл. Вы меня извините, дорогой мой сэр Питер, это вы всегда были зачинщиком.

Сэр Питер Тизл. Смотрите, ангел мой, будьте осторожны: противоречить — это плохой способ остаться друзьями.

Леди Тизл. Так зачем вы начинаете, любовь моя?

Сэр Питер Тизл. Ага, вот! Вы опять свое! Вы не чувствуете, жизнь моя, что делаете сейчас именно то самое, что, как вам известно, всякий раз выводит меня из себя.

Леди Тизл. Ну, знаете, если вам угодно выходить из себя без всяких к тому оснований, дорогой мой…

Сэр Питер Тизл. Ну вот! Вы опять затеваете ссору.

Леди Тизл. Нет, не затеваю. Но если вы такой сварливый…

Сэр Питер Тизл. Вот видите! Кто начинает первый?

Леди Тизл. Начинаете вы, и никто другой. Я ничего не сказала, но нет никаких сил выносить вашу вспыльчивость.

Сэр Питер Тизл. Нет-нет, сударыня, виновата ваша собственная вспыльчивость.

Леди Тизл. Я вам скажу, что вы как раз то самое, чем вас считала моя кузина Софи.

Сэр Питер Тизл. Ваша кузина Софи — дерзкая, нахальная замарашка.

Леди Тизл. А вы — толстый медведь, раз вы позволяете себе оскорблять моих родственников.

Сэр Питер Тизл. Пусть все терзания брака обрушатся на меня вдвойне, если я еще хоть раз сделаю попытку жить с вами дружно!

Леди Тизл. Что ж, тем лучше.

Сэр Питер Тизл. Нет-нет, сударыня, для меня очевидно, что вы меня никогда ни в грош не ставили и что с моей стороны было сумасшествием жениться на вас, наглой деревенской кокетке, отказавшей половине почтенных дворян по соседству.

Леди Тизл. А я говорю, что с моей стороны было безумием выйти за вас, старого волокиту, который так и остался бобылем в пятьдесят лет, потому что не мог найти ни одной, которая захотела бы его взять.

Сэр Питер Тизл. Вот именно, сударыня. Но это не мешало вам слушать меня с удовольствием; вам никогда еще не представлялся такой блестящий случай.

Леди Тизл. Неправда! Разве я не отказала сэру Тиви Террьеру, которого вы считали гораздо лучшей партией? Его состояние было ничуть не меньше вашего, и к тому же вскоре после нашей свадьбы он сломал себе шею.

Сэр Питер Тизл. Сударыня, между нами все кончено! Вы бесчувственное, неблагодарное… Но есть предел всему. Я считаю вас способной на что угодно дурное. Да, сударыня, теперь я верю слухам относительно вас и Чарлза, сударыня. Да, сударыня, вас и Чарлза не без оснований…

Леди Тизл. Осторожнее, сэр Питер! Вам лучше воздержаться от таких намеков! Беспричинных подозрений я не потерплю, предупреждаю вас.

Сэр Питер Тизл. Отлично, сударыня! Отлично! Раздельное жительство — как только вам будет угодно! Да, сударыня! Или развод! Пусть я буду спасительным примером всем старым холостякам! Сударыня, разведемся.

Леди Тизл. Я согласна, я согласна. Таким образом, дорогой мой сэр Питер, мы с вами снова единодушны, мы снова можем быть счастливейшими супругами и никогда больше не ссориться, не правда ли? Ха-ха-ха! Но я вижу, вы собираетесь вспылить, я не хочу вам мешать, и потому — до свидания. (Уходит.)

Сэр Питер Тизл. Гром и молния! Даже рассердить ее и то мне не удается! О, я несчастнейший из людей! Но я не позволю ей оставаться спокойной. Нет! Я лягу в гроб, но выведу ее из себя! (Уходит.)

Картина вторая

У Чарлза Сэрфеса.

Входят Трип, Мозес и сэр Оливер Сэрфес.


Трип. Пожалуйте, господин Мозес. Обождите минутку, я узнаю, можно ли… Как зовут этого джентльмена?

Сэр Оливер Сэрфес. Мистер Мозес, как меня зовут?

Мозес. Мистер Примиэм.

Трип. Примиэм? Отлично. (Уходит, беря понюшку.)

Сэр Оливер Сэрфес. Если судить по слугам, то никогда не поверишь, что хозяин разорен. Но позвольте! Да ведь это же дом моего брата!

Мозес. Да, сэр. Мистер Чарлз купил его у мистера Джозефа вместе с обстановкой, картинами и прочим в том самом виде, как он остался после старого хозяина. Сэр Питер считал это сумасбродством с его стороны.

Сэр Оливер Сэрфес. По-моему, продать его из скаредности было куда предосудительнее.


Входит Трип.


Трип. Хозяин сказал, чтобы вы подождали, господа. У него гости, и сейчас он не может с вами говорить.

Сэр Оливер Сэрфес. Если бы он знал, кто желает его видеть, он, может быть, так бы не ответил?

Трип. Нет-нет, сэр, он знает, что это вы. Я не забыл про маленького Примиэма, как же, как же.

Сэр Оливер Сэрфес. Отлично. А могу я узнать ваше имя, сэр?

Трип. Трип, сэр; мое имя Трип, к вашим услугам.

Сэр Оливер Сэрфес. Мне кажется, мистер Трип, служба тут у вас приятная?

Трип. Да, конечно! Нас здесь трое или четверо, и время мы проводим довольно недурно. Вот только с жалованьем бывает иной раз заминка, да и жалованье-то не очень большое, пятьдесят фунтов в год, а сетки для волос и букеты — свои.

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Сетки для волос и букеты! Плетей бы вам и палок!

Трип. Кстати, Мозес, удалось вам учесть для меня этот векселек?

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). И этот денег ищет, боже милостивый! Тоже небось в критическом положении, как лорд какой-нибудь, и щеголяет долгами и кредиторами.

Мозес. Ничего нельзя было сделать, мистер Трип, уверяю вас.

Трип. Вот так штука! Вы меня удивляете. Мой приятель Брэш надписал его, и я считал, что если на обороте векселя стоит его имя; то это все равно что наличные.

Мозес. Нет, ничего не выйдет.

Трип. Ведь маленькая сумма, всего только двадцать фунтов! А скажите, Мозес, вы не могли бы достать ее мне под проценты?

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Под проценты? Ха-ха! Лакей ищет денег под проценты! Вот это шикарно, я понимаю.

Мозес. Можно, но вы должны застраховать свою должность.

Трип. О, с величайшим удовольствием! Я застрахую и мою должность и мою жизнь, если вам угодно.

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Я бы твою шею не решился застраховать.

Мозес. А не найдется ли у вас чего-нибудь в залог?

Трип. Из хозяйского платья ничего существенного за последнее время не перепадало. Но я мог бы выдать вам закладную на кое-какие зимние вещи с правом выкупа до ноября, или с заменой их кафтаном французского бархата, или же с обязательством уступить вам после его смерти голубой с серебром — так бы я думал, Мозес. Да несколько пар кружевных манжет в виде дополнительного обеспечения, — что вы на это скажете, милый друг?

Мозес. Хорошо, хорошо.


Звонок.


Трип. Эге, звонят! Я думаю, господа, теперь вас примут. Не забудьте насчет процентов, душа моя Мозес! Прошу сюда, господа. Должность мою я застрахую, не беспокойтесь.

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Если он похож на своего хозяина, то я поистине в храме мотовства!


Уходят.

Картина третья

Чарлз Сэрфес, Кейрлесс, сэр Гарри Бэмпер и другие за столом, уставленным бутылками и прочим.


Чарлз Сэрфес. Это совершенно верно, честное слово! Мы живем в эпоху вырождения. Многие наши знакомые — люди со вкусом, остроумные, светские; но, черт их побери, они не пьют!

Кейрлесс. Вот именно, Чарлз. Они предаются всем решительно роскошествам стола, но воздерживаются от вина и веселья. О, разумеется, это наносит обществу невыносимый ущерб; исчез товарищеский дух веселой шутки, который, бывало, пенился над стаканом доброго бургундского, и беседа их стала похожа на воду Спа, обычный их напиток, которая шипит и играет, как шампанское, но лишена его хмеля и аромата.

Первый гость. Но что же делать тем, кто бутылке предпочитает игру?

Кейрлесс. А ведь верно: вот и сэр Гарри посадил себя на диету, чтобы играть, и ничего не признает, кроме костей.

Чарлз Сэрфес. Тем хуже для него. Не станете же вы тренировать скаковую лошадь, лишив ее овса? Что касается меня, то, честное слово, мне больше всего везет, когда я чуточку навеселе. Если я выпил бутылку шампанского, я никогда не проигрываю, во всяком случае, никогда не чувствую проигрыша, что одно и то же.

Второй гость. С этим я согласен.

Чарлз Сэрфес. И потом, разве может верить в любовь отрекшийся от вина? С помощью вина влюбленный познает свое сердце. Осушите двенадцать бокалов в честь двенадцати красавиц, и та, чей образ всплывет в вашем сердце, и есть покорившая вас.

Кейрлесс. Послушай, Чарлз, будь честен, назови нам свою истинную избранницу.

Чарлз Сэрфес. Я молчал о ней, жалея вас. Если я стану пить ее здоровье, вам придется поднять бокалы за целый круг равных ей, а это невозможно на земле.

Кейрлесс. О, мы найдем каких-нибудь святых весталок[19] Весталки — жрицы древнеримской богини огня и домашнего очага Весты. Их обязанностью было служить в храме Весты и поддерживать там вечный огонь. Пользовались большим почетом. или языческих богинь, которые вполне сойдут, ручаюсь.

Чарлз Сэрфес. Итак, полней бокалы, злодеи вы этакие! Полней бокалы! За Марию! За Марию…

Сэр Гарри Бэмпер. За Марию, а дальше как?

Чарлз Сэрфес. К черту фамилию! Это слишком официально для календаря Любви. А теперь, сэр Гарри, смотрите, вы должны назвать красавицу совершенно исключительную.

Кейрлесс. Бросьте, не старайтесь, сэр Гарри. Мы поддержим ваш тост, хотя бы ваша милая была крива на один глаз, да, кстати, у вас есть и песня, чтобы оправдаться.

Сэр Гарри Бэмпер. Есть такая, это верно! И я вместо красавицы предложу ему песню. (Поет.)

За подростка несмелых пятнадцати лет;

За вдовицу на пятом десятке;

За слепящую блеском и роскошью свет;

За живущую в скромном достатке.

Х о р.

Дайте вина,

Выпьем до дна,

Клянусь вам, что этого стоит она.

Сэр Гарри Бэмпер.

За красотку, чьи ямочки трогают нас,

И за ту, что без ямочек, разом;

За прелестницу с парой лазоревых глаз

Иль хотя бы с одним только глазом.

Х о р.

Дайте вина и т. д.

Сэр Гарри Бэмпер.

За девицу, чья грудь белоснежно бела,

И за ту, что черней черной ночи;

За жену, чья улыбка всегда весела,

И за ту, чьи заплаканы очи.

Х о р.

Дайте вина и т. д.

Сэр Гарри Бэмпер.

Молода, пожила, неуклюжа, стройна

Это все, господа, пустословье;

Наливайте же в чашу побольше вина,

Чтобы чаша была выше края полна,

Чтобы выпить со мной их здоровье.

Х о р.

Дайте вина и т. д.

Все. Браво! Браво!


Входит Трип и говорит на ухо Чарлзу Сэрфесу.


Чарлз Сэрфес. Господа, прошу вас извинить меня на минуту, Кейрлесс, займи председательское место. Хорошо?

Кейрлесс. Нет, послушай, Чарлз, что же это такое! Или это одна из твоих несравненных красавиц заглянула к тебе?

Чарлз Сэрфес. Нет-нет! Сказать вам правду, это еврей и маклер, которым я назначил прийти.

Кейрлесс. Ну и великолепно! Зови еврея сюда.

Первый гость. И маклера тоже, непременно.

Второй гость. Да-да, еврея и маклера.

Чарлз Сэрфес. Чудесно, с удовольствием! Трип, попроси этих джентльменов сюда. Хотя одного из них я не знаю, должен вам сказать.


Трип уходит.


Кейрлесс. Чарлз, угостим их хорошим бургундским. Может быть, у них проснется совесть.

Чарлз Сэрфес. Нет, чтоб им лопнуть, этого нельзя! Вино обостряет природные свойства человека. Если их напоить, это только распалит их жульство.


Входят Трип, сэр Оливер Сэрфес и Мозес.


Пожалуйста, честный Мозес, прошу. Прошу вас, мистер Примиэм. Ведь так зовут этого джентльмена, Мозес?

Мозес. Да, сэр.

Чарлз Сэрфес. Подвинь стулья, Трип. Садитесь, мистер Примиэм. Стаканы, Трип… Садитесь, Мозес… Мистер Примиэм, я провозглашаю тост: за процветание ростовщичества! Мозес, налейте этому джентльмену полный стакан.

Мозес. За процветание ростовщичества!

Кейрлесс. Правильно, Мозес! Ростовщичество — почтенный промысел и заслуживает процветания.

Сэр Оливер Сэрфес. За все то процветание, которого оно заслуживает!

Кейрлесс. Нет-нет, так не годится! Мистер Примиэм, вы сделали оговорку и потому должны выпить полуквартовый кубок.

Первый гость. Полуквартовый кубок, не меньше.

Мозес. Помилуйте, сэр, как можно? Ведь мистер Примиэм — человек из общества.

Кейрлесс. И поэтому любит хорошее вино.

Второй гость. Налейте Мозесу кварту! Это бунт и открытое неуважение к председателю!

Кейрлесс. Извольте повиноваться! Я буду защищать закон до последней капли моей бутылки.

Сэр Оливер Сэрфес. Нет, господа, прошу вас… Я не ожидал такого обхождения.

Чарлз Сэрфес. Бросьте, не надо! Мистер Примиэм — человек новый.

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Вот история! Я был бы рад отсюда убраться!

Кейрлесс. Ну и черт с ними! Если они не желают пить, мы с ними сидеть не будем. Идем, Гарри, там рядом есть кости. Чарлз, ты к нам придешь, когда кончишь с ними свои дела?

Чарлз Сэрфес. Приду, приду!


Гости уходят.


Кейрлесс!

Кейрлесс (возвращаясь). Что?

Чарлз Сэрфес. Ты мне, может быть, понадобишься.

Кейрлесс. О, ты знаешь, я всегда готов: слово, вексель, поручительство — мне все равно. (Уходит.)

Мозес. Сэр, это мистер Примиэм, человек высокой честности, которому вы всецело можете довериться. Он всегда исполняет то, за что берется… Мистер Примиэм, это…

Чарлз Сэрфес. Да бросьте вы!.. Сэр, мой друг Мозес — очень честный малый, но он немного медленно выражается — он целый час будет нас представлять друг другу. Мистер Примиэм, сущность дела такова: я расточительный молодой человек, которому нужно занять денег; вы, я полагаю, благоразумный старый хрыч, который накопил денег, чтобы ими ссужать. Я такой дурак, что готов дать пятьдесят процентов, лишь бы их получить, а вы, надо думать, такой каналья, что готовы взять сто, если это можно. Итак, сэр, как видите, мы теперь знакомы и можем перейти к делу без дальнейших церемоний.

Сэр Оливер Сэрфес. Исключительно откровенно, честное слово! Я вижу, сэр, вы не любитель излишних комплиментов.

Чарлз Сэрфес. О нет, сэр. Деловые разговоры я предпочитаю вести начистоту.

Сэр Оливер Сэрфес. Сэр, мне это тем приятнее. Хотя в одном вы ошибаетесь: у меня нет денег, чтобы вас ссудить, но я думаю, что мог бы достать немного у одного моего приятеля; но только это бессовестный пес. Так ведь, Мозес?

Мозес. Но с ним ничего не поделаешь.

Сэр Оливер Сэрфес. И он вынужден продать бумаги, чтобы вас выручить. Так ведь, Мозес?

Мозес. Совершенно верно. Вы знаете, я всегда говорю правду и ни за что на свете не солгу.

Чарлз Сэрфес. Правильно. Те, кто говорит правду, обыкновенно лгут. Но все это пустяки, мистер Примиэм. Чего там! Я знаю, денег даром не купишь.

Сэр Оливер Сэрфес. Так, но какое обеспечение могли бы вы предложить? Земли у вас нет, я полагаю?

Чарлз Сэрфес. Ни горсточки, ни травинки; вот разве в цветочных горшках за окном.

Сэр Оливер Сэрфес. И никакой движимости, вероятно?

Чарлз Сэрфес. Только живой инвентарь — несколько пойнтеров и пони. Но скажите, мистер Примиэм, неужели вы не знаете никого из моих родственников?

Сэр Оливер Сэрфес. По правде говоря, знаю.

Чарлз Сэрфес. Тогда вам должно быть известно, что в Ост-Индии у меня есть чертовски богатый дядюшка, сэр Оливер Сэрфес, на которого я возлагаю величайшие надежды.

Сэр Оливер Сэрфес. Что у вас есть богатый дядюшка, это я слышал. Но как обернутся ваши надежды, этого, я полагаю, вы не можете сказать.

Чарлз Сэрфес. О нет, в этом я ни минуты не сомневаюсь. Мне говорили, что ко мне он расположен совершенно неслыханно и хочет мне оставить все, что у него есть.

Сэр Оливер Сэрфес. В самом деле? Я в первый раз это слышу.

Чарлз Сэрфес. Да-да, уверяю вас. Мозес знает, что это правда. Так ведь, Мозес?

Мозес. О да! Готов присягнуть.

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Ей-богу, они меня уверят, что я сейчас в Бенгалии.

Чарлз Сэрфес. Так вот, мистер Примиэм, я бы вам предложил, если это вас устраивает, рассчитаться с вами из наследства, которое я получу после сэра Оливера. Хотя, знаете, старик был так щедр со мной, что, даю вам слово, я был бы очень огорчен, если бы с ним что-нибудь случилось.

Сэр Оливер Сэрфес. И я не меньше вашего, смею вас уверить. Но то, что вы мне предлагаете, это как раз наихудшее из возможных обеспечений, потому что я могу прожить до ста лет и так и не увидеть своих денег.

Чарлз Сэрфес. О, почему же? Как только сэр Оливер умрет, вы ко мне за ними явитесь.

Сэр Оливер Сэрфес. И это будет самый жуткий кредитор, какой когда-либо к вам являлся.

Чарлз Сэрфес. Вы, я вижу, боитесь, что сэр Оливер слишком живуч?

Сэр Оливер Сэрфес. О нет, этого я не боюсь. Хотя я слышал, что для своих лет он вполне здоров и крепок.

Чарлз Сэрфес. Опять-таки и в этом вы плохо осведомлены. Нет-нет, тамошний климат очень ему повредил, бедному дяде Оливеру. Да-да, он, говорят, тает на глазах и так изменился за последнее время, что даже родные его не узнают.

Сэр Оливер Сэрфес. Нет, ха-ха-ха! Так изменился за последнее время, что даже родные его не узнают! Ха-ха-ха! Вот, я вам скажу, ха-ха-ха!

Чарлз Сэрфес. Ха-ха! Вы рады это слышать, милый Примиэм?

Сэр Оливер Сэрфес. Нет-нет, помилуйте!

Чарлз Сэрфес. Да-да, вы рады, ха-ха-ха! Ведь это увеличивает ваши шансы.

Сэр Оливер Сэрфес. Но мне говорили, что сэр Оливер едет сюда. И даже как будто уже прибыл.

Чарлз Сэрфес. Полноте! Я-то уж лучше вашего должен знать, приехал он или нет. Нет-нет, смею вас уверить, что сейчас он в Калькутте. Так ведь, Мозес?

Мозес. О, разумеется.

Сэр Оливер Сэрфес. Вам, конечно, лучше знать, не спорю; хотя у меня эти сведения из очень надежного источника. Правда, Мозес?

Мозес. О, несомненно.

Сэр Оливер Сэрфес. Но все-таки, сэр, насколько я понимаю, вам требуется несколько сот немедленно. Неужели у вас нет ничего, чем вы могли бы располагать?

Чарлз Сэрфес. В каком смысле?

Сэр Оливер Сэрфес. Я слышал, например, что после вашего отца осталось великое множество старинного столового серебра.

Чарлз Сэрфес. О господи, его давно уже нет. Мозес вам это расскажет лучше моего.

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Вот так-то! Все фамильные скаковые призы и подношения!.. Затем считалось, что его библиотека — одна из наиболее ценных и хорошо подобранных…

Чарлз Сэрфес. Да-да, слишком даже обширная для частного лица. Что касается меня, я всегда был человек общительный и мне казалось совестно хранить столько знаний для себя одного.

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Боже правый! И это в семье, где образованность передавалась из рода в род!.. А что же сталось со всеми этими книгами, скажите?

Чарлз Сэрфес. Об этом вы спросите у аукционщика, мистер Примиэм, потому что навряд ли и Мозес вам это скажет.

Мозес. Насчет книг я ничего не знаю.

Сэр Оливер Сэрфес. Так-так. По-видимому, из фамильного имущества ничего не осталось?

Чарлз Сэрфес. Да, немного. Вот разве фамильные портреты, если это вас интересует. У меня там наверху целая комната, набитая предками, и, если вы любитель живописи, вы можете их купить по сходной цене.

Сэр Оливер Сэрфес. Нет, черт возьми! Не станете же вы продавать ваших предков?

Чарлз Сэрфес. Любого из них тому, кто больше даст.

Сэр Оливер Сэрфес. Как? Ваших дедов и бабок?

Чарлз Сэрфес. Да, и прадедов и прабабок тоже.

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Теперь я от него отступаюсь… Что за черт, неужто вам не жаль своей родни? Гром небесный, или вы меня принимаете за Шейлока из комедии, что хотите получить от меня деньги за собственную плоть и кровь?[20] …или вы меня принимаете за Шейлока из комедии, что хотите получить от меня деньги за собственную плоть и кровь?  — Речь идет о герое пьесы Шекспира «Венецианский купец» (1596), жестоком ростовщике, который, согласно условиям векселя, собирается вырезать фунт мяса у неисправного должника, венецианского купца Антонио.

Чарлз Сэрфес. Полноте, милый маклер, не сердитесь! Какое вам дело, если за свои деньги вы получите товар?

Сэр Оливер Сэрфес. Хорошо, я их куплю. Я думаю, мне удастся пристроить эти фамильные портреты. (В сторону.) О, этого я ему никогда не прощу, никогда!


Входит Кейрлесс.


Кейрлесс. В чем дело, Чарлз? Где ты пропал?

Чарлз Сэрфес. Я сейчас не могу. Мы, знаешь, устраиваем аукцион наверху. Маленький Примиэм покупает всех моих предков.

Кейрлесс. Ну их в печку, твоих предков!

Чарлз Сэрфес. Нет-нет. Если он хочет, он сам отправит их туда, только потом. Постой, Кейрлесс, ты нам нужен. Ты будешь аукционщиком. Иди с нами.

Кейрлесс. С вами так с вами, все равно! Держать в руке молоток не хитрее, чем стакан с кистями.

Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). О распутники!

Чарлз Сэрфес. А вы, Мозес, будете оценщиком, если таковой потребуется. Что это, милый Примиэм, вам как будто все это не очень нравится?

Сэр Оливер Сэрфес. О нет, напротив, чрезвычайно! Ха-ха-ха! Еще бы! Это редкостная потеха — продажа с аукциона целой семьи, ха-ха! (В сторону.) Ах расточитель!

Чарлз Сэрфес. А то как же! Когда человеку нужны деньги, то где же, к черту, ему их раздобыть, если он начнет церемониться со своими же родственниками?


Уходят в разные стороны.


Читать далее

Действие третье

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть