Онлайн чтение книги Дело чести Signed with their honour
7

Хикки не вернулся вечером из Янины. Он отправился туда осмотреть аэродром и оборудование. А наутро они опять вылетели патрулировать, но неприятельских самолетов не обнаружили. Погода стояла довольно ясная. Вечером им прислали сводку, где говорилось, что уже двое суток итальянская авиация не залетала в глубь страны, а в примечании сообщалось, что, по мнению генерального штаба, это прямой результат победы, одержанной над итальянцами восьмидесятой эскадрильей. Но имен Вэйна, Горелля или Соута упомянуто не было. Квейлю не удалось пока выяснить что-нибудь насчет Соута. По-видимому, Соут не был пока разыскан.

Вернувшись из поездки, Хикки сообщил, что эскадрилья переводится в Янину. Городишко дрянной, но близко отовсюду. И в четверг утром девять исправных самолетов вылетели в Янину. Самолетом Тэпа занялись механики, его решено было оставить в резерве. Три самолета эскадрильи, оставшиеся в Египте, дня через два тоже должны были прибыть.

Эскадрилья летела по прямой над горным проходом Метсово. С высоты нескольких тысяч футов местность казалась Квейлю самой непривлекательной, какую он когда-либо видел. Он думал о Елене. Он вспомнил название — Янина, вспомнил, как Елена сказала, чтобы он не забыл его, что она приедет туда. Если это именно тот городок, — наверное знать нельзя, эти греческие названия звучат все одинаково, — то это будет замечательно. Если только это тот самый городок… Они пролетали над горными кряжами, громоздившимися друг на друга. На двух особенно высоких вершинах — не менее девяти тысяч футов — лежал снег. Дорога извивалась в горах и кое-где выбегала в мелькавшие внизу долины. Когда они приземлились на выбранной Хикки площадке у подножия молчаливых гор, сеял противный мелкий дождь. Площадка выглядела, как обыкновенное поле. Ни летных дорожек, ни ангаров, и тут же преспокойно паслось стадо овец, в которое чуть не врезался Хикки при посадке. Еще хуже Ларисы, подумал Квейль, отчаянная дыра…

Летчиков поджидал большой камуфлированный автобус, который должен был везти их в город, раскинувшийся на берегу горного озера. Грек-шофер, в синей форме воздушного флота, в синих обмотках на ногах, был весь забрызган грязью. Подле автобуса стоял другой грек, высокого роста, в армейской форме.

— Я капитан Александр Меллас, — сказал он, обращаясь к Хикки.

— Моя фамилия Хикки.

Он представил капитану остальных.

— Мне поручено сопровождать вас, — сказал Меллас. — Я отвезу вас в город.

Они сели в автобус. Меллас сказал, что в городе очень рады прибытию долгожданных истребителей… Они ехали по грязной ухабистой дороге, потом по мокрым улицам пригородной деревни, вдоль которых в ожидании их уже стояли толпы людей. Улицы были длинные, они то расширялись, то суживались, все было наводнено солдатами, мулами и низкорослыми крестьянами, торговавшими чем придется. В толпе громкими восклицаниями приветствовали проезжавших летчиков. Они обогнули огромную скалу, поднимавшуюся отвесной стеной на сто футов, и выехали на обсаженную деревьями дорогу, тянувшуюся по берегу озера. Автобус остановился у отверстия в скале, несколько каменных ступенек вели в пещеру.

— Тут наш штаб. Прошу вас, — сказал Меллас.

Они вышли из автобуса и поднялись по ступенькам в полутемную пещеру. За столами, освещенными простыми электрическими лампочками и заваленными бумагами, сидели люди в зеленой форме. В воздухе висели облака папиросного дыма. Летчики стояли в ожидании, все взоры были устремлены на них. Некоторые подходили к ним и пожимали им руки, а Меллас исчез в проходе, который вел в другое помещение. Он вышел оттуда вместе с толстым греком с большими щетинистыми усами, закрученными, как у маршала Буденного, хотя вообще он нисколько не был похож на Буденного. Лицо его было изрыто оспой, а нос красный от алкоголя.

— Это генерал…

Квейлю не удалось запомнить его фамилию. Меллас представил их генералу. Генерал не говорил по-английски, но ответил на их приветствие, приложив руку к козырьку и отчетливо щелкнув каблуками. Мундир его был расшит на груди золотом, как у генерала сэра Эдмунда Айронсайда, хотя генерал был покрыт грязью с головы до ног. Летчики тоже были грязные и небритые, а их стоптанные сапоги были до колен облеплены грязью трех аэродромов.

Генерал предложил всем греческие папиросы, но с радостью спрятал их в карман, когда Тэп вынул пачку американских сигарет «Честерфильд», за которую он заплатил полкроны в английском военном магазине.

Из штаба летчики поехали в гостиницу «Акрополь», которая стояла на углу пострадавшего от бомбардировки квартала. Фасад гостиницы был испещрен следами шрапнели, половина окон была выбита. Меллас долго спорил со здоровенным швейцаром, который спокойно распивал кофе. В конце концов они получили три комнаты на девятерых. Впервые после отлета из Афин можно было принять ванну, но ни у кого из них не было чистого белья. Они отдали целую кучу белья горничной, небольшого роста и некрасивой, но с открытым, смеющимся лицом. Тэп сказал, что он уже перемигнулся с ней, но Квейль сомневался, что из этого что-нибудь выйдет. Она приготовила ванну, и пока Тэп мылся, остальные спустились вниз в ресторан.

Улицы города кишмя кишели солдатами; такого множества греческих солдат Квейль еще не видел. Мулы тоже попадались на каждом шагу, но всякое движение останавливалось, когда на улице показывались летчики — это были первые «инглизи», которых здесь когда-либо видели. По городу быстро разнеслась весть, что прибыли истребители, которые будут охранять Янину от итальянских бомбардировщиков. Летчики чувствовали себя неловко, их смущало, что они здесь единственные англичане: они знали, что греки ожидали не только английскую авиацию, но и английские войска. Меллас шутливым тоном спросил Хикки, когда прибудут английские войска, но они знали, что вопрос задан всерьез.

Ресторан был очень похож на кафе в Ларисе. Он был переполнен греческими офицерами и солдатами в грязных мундирах, небритыми, потерявшими всякую выправку. Когда вошли летчики, все взоры обратились к ним. Чтобы освободить для них столик, два греческих полковника выгнали группу голодных, низкорослых, перепачканных грязью солдат, хотя летчики протестовали против этого, демонстрируя по-английски свой демократизм. Меллас прошел на кухню, а солдаты, проходя мимо летчиков, хлопали их по спине, — греческий способ демонстрировать свои чувства. Побывав на кухне, Меллас заявил, что обед будет готов не очень скоро и он пока сходит по делу.

У Мелласа были тонкие усики, красивый овал лица, густая шевелюра, затенявшая лоб; его мундир был самым чистым и аккуратным во всем городе, и все заговаривали с ним.

Квейль думал о Елене. Если это именно тот городок, то она уже здесь. Не стоит думать и гадать, тот или не тот. Какая-то внутренняя уверенность говорила ему, что тот. Янина… Янина… Меллас произносил это название точь-в-точь как Елена. Да, это тот городок, куда собиралась Елена. Мы не виделись неделю. Пожалуй, она уже здесь — на пункте первой помощи. Да, так назывался госпиталь, и так назывался город. Мне действительно повезло. Нет смысла расспрашивать в гостинице. Ни к чему. Все и так ясно. Я уверен, что это тот городок.

Было очень приятно опять почувствовать вкус мяса и яичницы с капустой. Греки готовят свои блюда немножко дольше, чем англичане, но блюда были вкусные.

Появился Тэп, приобретший свежий вид после ванны. Вторую очередь занял Квейль.

Приняв ванну, он опять спустился в ресторан и спросил Мелласа, где находится пункт первой помощи.

— Тут их сотни, — сказал Меллас.

— Но где главный? — спросил Квейль.

— При госпитале, надо полагать, — сказал Меллас. Он объяснил Квейлю, что госпиталь находится в конце улицы, — единственное здание на холме.

Квейль отправился в госпиталь. В приемной девушки засуетились при виде английской, формы. Девушек — медицинских сестер и разных других — было много. Квейль спросил у одной из них, сидевшей за канцелярским столом, где находится пункт первой помощи. Она смущенно пожала плечами, потом тронула его за рукав и повела по коридору. У одной из дверей она остановилась и постучала. В комнате сидела за столом пожилая женщина. Девушка сказала: «Инглизи», — женщина поднялась.

— Здравствуйте, — сказала она по-английски.

— Это пункт первой помощи? — спросил Квейль. — Здравствуйте.

— Нет. Я старшая сестра. Это — госпиталь.

— Простите меня, сестра, — сказал Квейль. — Мне нужен пункт первой помощи.

— У нас такого нет, — сказала она и улыбнулась.

— Тогда извините. А мне сказали — есть.

— Обратитесь в канцелярию. Туда все обращаются.

— Да, правильно, — сказал Квейль. — Благодарю вас. Там я и выясню.

— А что вы хотите? Может быть, я могу вам помочь? — сказала сестра.

— Спасибо, не стоит беспокоиться. Мне надо навести справку — вот и все, — ответил Квейль.

— Вы разыскиваете раненого?

— Нет.

Он чувствовал себя неловко, сестра проявляла слишком большую внимательность.

— Так что же тогда?

Она села.

— Я ищу свою хорошую знакомую, которая должна была прибыть сюда.

— Ах так! — сестра пристально посмотрела на него. Квейль твердо встретил ее взгляд. — Как ее зовут? — спросила она.

— Элен Стангу. — Он произнес ее имя по-английски. — Не знаю, приехала она или еще нет?

Сестра взяла телефонную трубку и кому-то что-то сказала.

— Сейчас мы узнаем. Вы посидите. Вы летчик? — спросила она.

— Да.

— Вы прибыли сюда, чтобы не подпускать итальянцев к нашему городу?

— До известной степени, — ответил Квейль замявшись.

Вошла девочка с подносом, похожим на чашу весов, и подала Квейлю чашечку турецкого кофе. Такую же чашечку она подала сестре, сестра протянула ей монету, и она вышла. Позвонил телефон, сестра поговорила с кем-то по-гречески, потом обратилась к Квейлю и улыбнулась:

— Ваша барышня еще не приехала. Она приедет завтра или послезавтра. Мы любим англичан. Байрона мы сделали нашим патриотом. Он наш национальный герой. Барышня, которую вы ищете, занимается политикой?

— Она — нет. Ее родные — да.

— Это хорошо. Каждый грек от природы — поэт и диктатор. Тот не грек, кто не чувствует такого призвания. Женщины — другое дело.

— Она тоже живо интересуется политикой, — сказал Квейль.

— Значит, настоящая гречанка.

Разговаривая, сестра пила кофе, дуя в чашечку, чтобы остудить горячий напиток. Руки она вытирала о халат, как делают женщины на кухне. Квейль встал:

— Благодарю вас, сестра. И за кофе тоже. Я зайду завтра узнать, не приехала ли Элен.

— Заходите ко мне оба. Очень хорошо, что вы разной крови. Вы собираетесь на ней жениться?

— Я знаю ее еще очень мало, — сказал Квейль.

— Это ничего не значит. Если чувство есть, оно есть. Если вам не надо подхлестывать себя, значит, пора жениться. Хотя тут может возникнуть проблема, если женщина интересуется политикой.

— Да, — неопределенно процедил Квейль.

— Она изменит свои взгляды под вашим влиянием, — сказала сестра, — или вы измените ваши.

— Или мы совсем не будем менять наши взгляды, — сказал он и рассмеялся. Ему нравилась эта женщина.

— Такой постоянности вы не найдете, особенно у гречанки, интересующейся политикой.

— Ладно, я приду завтра, сестра. Тогда подробно потолкуем о политике.

Она рассмеялась:

— Хорошо. А вы не допускайте сюда итальянцев.

— Я поговорю об этом с командиром эскадрильи. До свидания.

— До свидания, мой инглизи… До свидания!

Квейль вернулся в ресторан. Летчики еще сидели за столиком. Они сообщили ему о начавшемся наступлении англичан. Новость была передана по радио. Англичане продвинулись вперед от Мерса-Матру и заняли Соллум. Захвачено в плен двадцать тысяч итальянцев.

— Вот теперь мы что-то делаем, — сказал Тэп. Все были очень взволнованы известием.

— Не знаю, как это нам удалось, — заметил Ричардсон.

Ричардсон отнесся к сообщению скептически. И Квейль тоже. У англичан не было достаточного количества войск, чтобы начать какое бы то ни было наступление. Наблюдая обе стороны с воздуха, можно было получить некоторое представление о численности войск и их снаряжении. Английская армия уступала противнику и в том, и в другом отношении. Но Хикки заявил, что сообщение подтверждается штабом.

— Пожалуй, многие вернутся на старые места, — высказал предположение Брюер.

— Только не мы, — отрезал Тэп. — Мы останемся здесь до скончания века. Будем одни драться со всем итальянским воздушным флотом. И с итальянской армией тоже. Мы должны остановить ее наступление и погнать назад.

— Довольно, Тэп, — сказал Хикки: Меллас прислушивался.

Тэп умолк. Летчики расплатились и поднялись наверх.

Наутро был назначен патрульный полет. Еще до восхода солнца все собрались на аэродроме. Площадка была мокрая, за густым туманом, который низким слоем висел над аэродромом, не видно было подножия окружающих гор. Греки укрыли самолеты ветвями, и летчики были удивлены искусной маскировкой. Пришлось около часа прождать греческий грузовик с горючим. Херси присматривал за греками, чтобы быть уверенным, что заправка производится как следует. Остальные расхаживали взад и вперед, топая ногами, и рассматривали старый французский самолет «Бреге», образца 1918 года.

Наконец машины были заправлены, и эскадрилья оторвалась от земли. Поднявшись над полосой тумана, она встретилась с низкими облаками и воздушными ямами. Самолеты взяли курс на Дельвинакион на греко-албанской границе, где в тот момент проходила линия фронта. Они поползли в обход вокруг гор, так как облака были слишком плотные, чтобы пробиться сквозь них. А если и поднимешься над облаками, то потом не найдешь дороги обратно. И потому они шли на небольшой высоте над долинами, проваливаясь в воздушные ямы, огибали снежные вершины гор, набирали высоту, когда внезапно перед ними вырастали горные пики, и, наконец, поднялись, насколько было возможно, над Дельвинакионом.

Около часу патрулировали они зону. Два раза греческие фронтовые зенитки открывали по ним огонь, но они не обращали на это никакого внимания. Никто не знал, по какую сторону фронта они находятся, так как не было никаких признаков, по которым можно было бы судить.

Внизу под ними виден был лишь густой лес и дорога, извивавшаяся в горах. Квейль заметил на дороге тонкую ленту автоколонны, тянувшуюся к югу. Когда подошло время возвращаться, он услышал голос Хикки:

— Надо немножко поштурмовать. Держитесь за мной и цельтесь вон в ту автоколонну. Только один заход, потом строимся и идем домой.

Они низко спустились, скрытые легким облаком. Хикки качнул самолет, подавая сигнал, боевым разворотом нырнул в облако и вышел из него над долиной, строча из пулемета по итальянской автоколонне, захваченной врасплох. Один за другим остальные последовали за Хикки. Квейль спикировал вслед за Брюером. Как только в его прицеле показался грузовик, он нажал спуск пулемета и выровнял самолет; в прицеле смутно замелькали машины, люди, ящики с грузом. Он пошел на снижение, продолжая стрелять, и снижался, пока можно было. Потом опять выровнялся. На секунду ему стало дурно, но он вспомнил про горы, окаймляющие долину, и про пулеметный огонь колонны и стал снова набирать высоту, пока не увидел впереди остальную эскадрилью. Внизу он видел горящие грузовики и маленькие фигурки людей по обочинам дороги.

Они взяли курс на Янину, летя над долинами и стараясь не отдаляться от шоссе, так как иначе трудно было найти ориентиры. Квейль совсем больной вылез из кабины, когда они спустились на аэродроме. Они еще ничего не ели, — в гостинице кухонный персонал вставал только в семь часов.

Они сидели в ресторане в ожидании кофе, как вдруг раздался утробный вой сирены, возвещавший воздушную тревогу. Посетители толпой ринулись во двор, где находился вход в убежище. Они пытались потащить туда и летчиков, но те продолжали ждать кофе, пока и повар не скрылся в убежище.

Тогда они вышли из ресторана и прошли на пустырь, где жители обычно брали песок. При воздушной бомбардировке открытое место лучше ненадежного убежища. На открытом месте бомба опасна только, если она упадет очень близко. А в убежище можно погибнуть под развалинами. И они ждали на открытом месте, в тумане. Вдруг со стороны гор донеслось эхо мотора… нескольких моторов.

Они уселись в ожидании. На северо-востоке из тумана вынырнуло звено самолетов, летевших очень низко. В ту же минуту два зенитных орудия, о которых летчики и не подозревали, забухали где-то вблизи аэродрома. Подойдя ближе, три самолета развернулись, продолжая идти на небольшой высоте.

— Это «Фэйри-Баттлы»! — крикнул Финн.

— Попал пальцем в небо! — отозвался кто-то.

— У них наши опознавательные знаки. Но у нас здесь нигде нет «Фэйри-Баттлов», — сказал Тэп.

— Это итальянцы, — решил Брюер.

— Да нет же — это греческие опознавательные знаки. Мы продали эти самолеты грекам, — объяснил Квейль. — Это действительно «Баттлы».

— Только очень храбрые люди могут летать на «Баттлах», — сказал Тэп. — Слава богу, что они их купили, а то нам пришлось бы летать на них.

Они направились обратно к гостинице.

К полудню все, кроме Хикки, улеглись спать. Хикки в это время находился в греческом штабе и вел по телефону переговоры с Ларисой, прося выслать на «Бомбее» наземный состав и кое-что из снаряжения. Он хотел также заполучить в Янину трех «Гладиаторов», находившихся в Афинах. Вернувшись, он объявил, что эскадрилья в три часа дня опять должна вылететь на линию фронта. Летчики встали, пообедали и отправились на аэродром. Грузовика с бензином еще не было, они бродили в тумане и ждали.

Тем временем греки выкатили старый «Бреге» 1918 года, который стоял замаскированный ветвями, Они сняли ветви с фюзеляжа, расчехлили кабину, и высокий грек забрался в нее. Другие подкатили на колесах огромное деревянное треугольное приспособление и принесли стремянку. Один из греков взобрался на стремянку и приставил вершину треугольника к винту, а другой начал вертеть рукоятку. Винт стал вращаться. Когда грек слез со стремянки, сидевший в кабине крикнул:

— Контакт!

— Контакт! — крикнул другой и освободил пружину. Что-то гнусаво завизжало, пружина распрямилась, и винт завертелся; мотор кашлянул, но тотчас же остановился.

— Какая же это война! — сказал один из англичан.

— Отец рассказывал мне, что так делалось в прошлую войну, — ответил Брюер.

Грек подложил два больших камня под колеса, — это должно было заменить тормоза, на случай, если мотор опять запустится.

— Контакт!

— Контакт!

Им пришлось повторить все сначала несколько раз, прежде чем они запустили мотор; из выхлопной трубы вылетало сильное пламя, самолет, казалось, вот-вот оторвется от земли. Механик подавал газ небольшими дозами, отчего мотор то оглушительно ревел, то совсем замирал. Англичане смотрели и смеялись, как вдруг словно из-под земли появились два летчика грека. На голове у них были яйцеобразные греческие стальные каски. На том, что поменьше ростом, вместо военной формы были два теплых пальто и высокие, до колен, башмаки на шнурках.

Другой, высокий, с длинной бородой, улыбнулся англичанам и подошел к ним.

— Вы летаете вот на этом? — спросил Тэп, показывая на «Бреге». Он не знал, насколько грек владеет английским языком.

— Да, летаю. Наблюдаю. Имею снимки, делаю снимки. Понимаете?

Он указал на своего спутника в высоких зашнурованных башмаках и захохотал, закидывая голову назад. Маленький грек скривил рот в улыбку и начал натягивать лямки парашюта на свои два пальто. Бородатый летчик нахлобучил глубже свою стальную каску, открыл холщовый мешок, который держал в руке, и показал, что было внутри. Мешок был набит старыми башмаками, пустыми жестянками из-под консервов и бутылками…

— Бомб у нас нет — применяем вот это. Вполне достаточно, чтобы пугать итальянцев.

Он опять загрохотал в бороду и закинул голову назад. Тэп похлопал его по спине, он обнял Тэпа за плечи:

— Летим со мной сейчас? Сделаете снимки. А, инглизи?

— Вот на этом?..

— Ну и что ж? Добрая машина. Мы будем лететь низко. Сверху нас никто не заметит. А снизу — они не умеют стрелять. Только греки могут подстрелить нас. Греки стреляют в кого попало.

— Нет, спасибо, — сказал Тэп, и бородатый опять расхохотался.

— Моя фамилия Нитралексис. Я очень рад вам, инглизи. Будем летать вместе.

Хикки, молчавший до сих пор, растянул рот в улыбке так, что его светлые усы чуть не коснулись ушей. Он представил всю эскадрилью Нитралексису и маленькому греку, который назвался Папагос. «Мой генерал», — сказал Нитралексис, намекая на генерала Папагоса. Знакомясь, Нитралексис перед каждым щелкал каблуками. Потом он надел парашют, взобрался на переднее сиденье и стал подшучивать над Папагосом, который никак не мог вскарабкаться в кабину. Механики подсадили его, он мешком ввалился в кабину, и Нитралексис разразился оглушительным хохотом.

Один из механиков подал Нитралексису холщовый мешок. Нитралексис крикнул что-то по-гречески, другой механик опустился на четвереньки в грязь и выбил камни из-под колес. Самолет покатил по аэродрому, и англичане ждали, что он сделает поворот и оторвется от земли против ветра. Мотор заревел, самолет пошел быстрее, поплыл над землей, потом, весь трясясь, поднялся выше и по ветру стал набирать высоту. Маленький Папагос, высунувшись из кабины, держал наготове пулемет. Ствол пулемета торчал в воздухе, как мачта… Они сразу скрылись в тумане, хотя Квейль долго еще слышал шум мотора, с трудом преодолевающего высоту, и до него донеслись звуки выстрелов — это Папагос, летчик-наблюдатель, пробовал свой пулемет.

— Пропал пилот, — сказал Брюер, и все рассмеялись, вспомнив Нитралексиса.

— Он сумасшедший, — сказал Тэп.

Квейль сказал:

— Чем больше я вижу греков, тем больше убеждаюсь, что они выиграют войну, потому что все они сумасшедшие.

— Какие шансы могут быть у итальянцев при встрече с ним? — спросил Ричардсон.

— Тысяча против одного, — ответил Тэп. — Что он будет делать, если на него налетит целый полк «42»?

— А ему наплевать, — сказал Ричардсон.

— Не очень-то! Прямо скажу, если он вернется благополучно в такую погоду в этой корзине, тогда я поверю в чудеса.

— Куда к черту девались эти греки с горючим? — начал раздражаться Хикки.

Им пришлось еще долго ждать, пока подъехал грузовик с кучкой веселых греческих авиатехников, восседавших на его бортах, свесив ноги вниз. Меллас еще не появлялся, и Хикки крикнул сердясь: «Пошевеливайтесь, вы! Пошевеливайтесь! Живее!» Херси не отходил от грузовика, пока шла заправка, но это «нисколько не подгоняло греков. Они больше думали о бочках и бидонах, которые они опорожняли, — в каждом бидоне они оставляли немного бензина для себя.

К концу заправки туман сгустился еще больше, видимость стала еще хуже.

— Черт возьми, хоть бы прислали метеорологическую сводку! — продолжал сердиться Хикки. — Нельзя же вслепую сниматься с аэродрома в такую мерзкую погоду!

— Ничего, — сказал Тэп, — мы полетим за этим сумасшедшим греком, — интересно посмотреть, что с ним будет.

— Нет, на сегодня придется отставить. Проклятые греки! Где они, черт их побери, валандались столько времени?

Тэп в шутку стал доказывать Хикки, что непременно надо лететь, но был доволен не меньше остальных, когда Хикки заявил, что полет отменяется. Нельзя летать в такую погоду. Они уселись в автобус и поехали обратно в гостиницу.