Онлайн чтение книги Забвение Silence
Глава 6

На школьной парковке для учеников я нашла свободное место и, поставив машину, побрела по газону к боковому входу. Из-за ссоры с мамой я опоздала. Уехав из дома, я еще добрых пятнадцать минут сидела в машине на обочине шоссе – мне надо было успокоиться. Она встречается с Хэнком Милларом. Она, наверное, садистка. Хочет окончательно разрушить мою жизнь? Или и то, и другое?

Бросив взгляд на позаимствованный у матери «блэкберри», я поняла, что пропустила почти всю первую пару; звонок на перемену должен был прозвенеть уже через десять минут.

Я решила оставить сообщение Ви и набрала ее номер.

– Приве-е-ет. Это ты, ангел? – откликнулась она немедленно своим самым сладеньким голоском. Она хотела повеселить меня, но я вдруг словно окаменела.

Ангел .

От этого слова щеки у меня вспыхнули, словно я сунула лицо в огонь. Я словно вновь оказалась в густом облаке черноты, но на этот раз было что-то еще. Физическое прикосновение – настолько реальное, что я застыла на месте. Я почувствовала легкие прикосновения к моей щеке, как будто кто-то нежно гладил ее пальцами, а потом кто-то мягко и страстно коснулся моих губ…

«Ты моя, Ангел. А я – твой. И никто не в силах этого изменить».

– Безумие какое-то, – пробормотала я вслух.

Видеть черноту – это было одно дело, а вот соприкасаться с ней – совсем другое. Это был уже совсем другой уровень сумасшествия. Нужно прекратить эти странности. Если так будет продолжаться, я реально боюсь за свой рассудок.

– Чего опять? – спросила Ви.

– Да паркуюсь вот, – быстро нашлась я. – Все нормальные места заняты.

– А. Угадай, у кого сегодня первой парой стоит физкультура? Это так несправедливо! Я начинаю день, воняя, как слон в зоопарке. Неужели люди, которые составляют расписание, не знают, что люди пахнут? И они вообще представляют себе, что такое вьющиеся волосы?

– Почему ты не рассказала мне о Скотте Парнелле? – ровным голосом перебила я ее.

Мы начнем с этого места. И двинемся дальше.

Повисло напряженное молчание, которое подтвердило мои самые худшие опасения: она действительно рассказала мне не все, что знала. Намеренно .

– А, ну да. Скотт… – наконец неуверенно проговорила она. – Ты о нем.

– В ночь, когда я пропала, он пригнал к моему дому старый «фольксваген». Вчера вечером эта незначительная деталь выпала у тебя из памяти, да? Или ты просто не подумала, что это может быть интересно или подозрительно? Ты последняя, от кого я ожидала столь неубедительной версии событий, предшествующих моему похищению, Ви…

Я слышала, как она закусила нижнюю губу.

– Должно быть, я кое-что опустила в своем рассказе.

– Например, то, что в меня стреляли?

– Я не хотела тебя расстраивать! – заговорила она быстро. – То, через что тебе пришлось пройти, было так ужасно. Больше чем ужасно. В миллион раз больше. А я твоя подруга… неужели я должна еще добавить тебе страданий?

– Ви!

– Ладно, ладно. Я слышала, что Скотт подарил тебе машину. Возможно, так он извинился за то, что был шовинистической свиньей.

– Объясни.

– Помнишь, когда мы учились еще в младших классах, наши мамы говорили, что если мальчик тебя задирает, значит, ты ему нравишься? Ну так вот, в том, что касается отношений, Скотт так и застрял в младшей школе.

– Значит, я ему нравилась… – с сомнением произнесла я.

Я не думала, что Ви меня снова нарочно обманывает – не сейчас, когда я поймала ее с поличным. Но очевидно, что моя мама добралась до нее раньше меня и хорошенько промыла ей мозги, внушив, что я еще слишком хрупкая и ранимая, чтобы знать правду.

– Достаточно, чтобы купить тебе машину, ага.

– А я как-то общалась со Скоттом в ту неделю перед похищением?

– Ну, непосредственно в ночь перед похищением ты влезла с обыском в его комнату. Но не нашла ничего интересного, только подвядшую плантацию марихуаны.

А вот уже кое-что.

– Что я искала?

– Я не спрашивала. Ты заявила, что Скотт чокнутый. Больших доказательств я от тебя не требовала.

Вот в этом я не сомневалась. Ви никогда не нужны были особые причины, чтобы сделать глупость. И самое печальное, то же самое относилось и ко мне.

– Больше я ничего не знаю, – добавила Ви. – Клянусь. Правда.

– Пожалуйста, никогда больше не утаивай ничего от меня.

– Значит ли это, что ты меня прощаешь?

Я злилась на Ви. Но в то же время, хоть и неприятно было в этом признаваться, я понимала ее желание защитить меня. Именно так и поступают лучшие друзья , нужно это признать. При других обстоятельствах я, может, даже испытывала бы восхищение ее поступком. И главное, будь я на ее месте, я, скорее всего, поступила бы так же.

– Квиты.

Направляясь в главный корпус, я лихорадочно пыталась придумать объяснение моему опозданию. Но реакция секретарши на мое появление была удивительной: она дважды осмотрела меня с ног до головы, словно не веря своим глазам, и с растерянным видом проговорила:

– О! Нора! Как ты?

Мне не понравился ее чересчур сочувственный и заботливый тон, и я сухо ответила:

– Я пришла за своим расписанием.

– Ой. Ну надо же. Прямо вот так сразу? Знаешь, никто не ждет, что ты сразу втянешься, детка. Мы как раз сегодня утром обсуждали, что, вероятно, тебе понадобится некоторое время, пара недель, чтобы… – она не сразу нашла подходящее слово, которое описывало бы то, что мне предстояло сделать. Восстановиться? Адаптироваться? – Чтобы освоиться.

У нее будто неоновые буквы на лбу горели: «Бедная девочка! Надо бы с ней поосторожнее!»

Я положила локоть на стойку и наклонилась к ней.

– Я готова вернуться. И это единственное, что имеет значение. Правда ведь? – И поскольку настроение у меня было не самое лучшее, я добавила язвительно: – Как хорошо, что в школе меня научили не принимать во внимание ничьи мнения, кроме моего собственного.

Она открыла рот, а потом снова закрыла его. И стала рыться в папках на своем столе.

– Так, давай-ка посмотрим, ты должна быть у меня где-то здесь… ага! Вот, держи.

Она вытащила из папки листок и протянула его мне:

– Все правильно вроде бы, да?

Я пробежала глазами свое расписание. Углубленный курс истории США, продвинутый английский, курс о здоровом образе жизни, журналистика, анатомия и физиология, оркестр и тригонометрия. Очевидно, выбирая курсы в прошлом году, я замышляла самоубийство.

– Что ж, выглядит неплохо. – Я закинула свой рюкзак на спину и вышла за дверь.

В коридоре горели тусклые флуоресцентные лампы, которые отражались расплывчатыми силуэтами в натертых до блеска полах.

Я все время мысленно повторяла себе: это моя школа… здесь мое место… Напоминала себе, что я ученица предпоследнего класса, хотя это звучало крайне странно, ведь я не помнила окончание предыдущего класса. Ну ничего, в конце концов привыкну же. Должна привыкнуть.

Прозвенел звонок. Двери классов сразу распахнулись, и коридор наводнила толпа. Я влилась в общий поток, из которого школьники ручейками растекались к туалетам, шкафчикам, автоматам с напитками. Я шла, задрав подбородок и глядя прямо перед собой, но все равно чувствовала на себе взгляды своих одноклассников. Сначала они машинально скользили по мне равнодушным взглядом, а вот потом, когда, спохватившись, снова переводили взгляд на меня, в глазах у них вспыхивало изумление и любопытство.

То, что я вернулась, уже не было ни для кого тайной – моя история стала сенсацией в местных новостях. А теперь они могли убедиться в том, что я жива и здорова, лично. Невысказанные вопросы были написаны у них на лицах и отчетливо читались в устремленных на меня любопытных взглядах. «Где она была? Кто ее похитил? Что с ней случилось? Какие ужасные, немыслимые вещи с ней творились?»

И самый важный, самый животрепещущий на сегодняшний день вопрос: «Она и правда ничего не помнит? Спорим, она притворяется? Невозможно просто взять и забыть несколько месяцев!»

Я листала тетрадь, которую держала в руках, словно искала что-то важное. Этот жест призван был сообщать всем вокруг: «Я вас даже не замечаю». Потом я выпрямилась и постаралась выглядеть как можно более безразличной. Может быть, даже отчужденной. Но ноги у меня дрожали, несмотря на все мои старания. Я почти бежала по коридору, стремясь как можно скорее достичь вожделенного убежища.

Оказавшись в туалете для девочек, я заперлась в последней кабинке. Сползла вниз по стене и села прямо на пол. Во рту стояла горечь. Руки и ноги онемели. И губы онемели. Слезы текли по моим щекам и капали с подбородка, но я не могла шевельнуть рукой, чтобы утереть их.

Можно было сколько угодно зажмуриваться, пытаться отключить зрение, но я все равно видела их косые взгляды, осуждающие лица. Я больше не была одной из них. Каким-то образом, без всяких усилий с моей стороны, я стала аутсайдером.

Я просидела на полу кабинки несколько минут, пока не перестала плакать и не стала нормально дышать. На занятия мне идти не хотелось. Но и домой тоже не хотелось. То, чего мне хотелось на самом деле, не было возможным: вернуться назад во времени и получить еще один шанс. Прожить эти дни заново, начиная с той ночи, когда я пропала.

Едва поднявшись на ноги, я вдруг услышала легкий шепот прямо у своего уха, как будто прохладный ветерок пролетел мимо.

«Помоги мне».

Голос был очень тихий, я еле слышала его. Даже решила, что это просто мое воображение. В конце концов, единственное, что у меня хорошо получалось последнее время, так это воображать.

«Помоги мне, Нора».

Когда прозвучало мое имя, руки у меня покрылись гусиной кожей. Замерев, я напряженно вслушивалась. Этот голос… он звучал не из кабинки – в кабинке ведь не было никого, кроме меня… но он звучал и не из-за двери, не снаружи.

«Когда он закончит со мной, для меня это будет равносильно смерти. Я никогда не вернусь домой».

На этот раз голос раздался громче и настойчивее. Я подняла голову и посмотрела на потолок: казалось, он звучит откуда-то сверху, из вентиляционной решетки, например.

– Кто здесь? – тихонько позвала я.

Ответом была тишина, и я поняла, что у меня случилась еще одна галлюцинация. Доктор Хьюлетт предупреждал о них. Это все у меня в голове. Нужно просто свернуть с этого пути. Нужно изменить ход мыслей и сломать ловушку прежде, чем я в нее попаду.

Я уже потянулась к ручке двери, как вдруг в голове у меня что-то взорвалось, перед глазами все поплыло, а потом в тумане начала проявляться отчетливая картинка. Я больше не была в туалете. Вместо плитки под ногами у меня внезапно оказался бетонный пол. Над головой громоздились металлические балки, похожие на гигантские паучьи ноги. Одна стена представляла собой ряд автоматических гаражных дверей.

Итак, моя галлюцинация привела меня… На склад?

«Он срезал мне крылья. Я не могу лететь домой» , – голос задрожал.

Обладателя голоса я не видела. В свете голой лампочки, болтающейся на шнуре, свисающем с потолка, был виден конвейер в центре помещения. В остальном здесь было пусто.

Конвейер заработал, помещение склада наполнилось гулом. В самом конце конвейера, куда не доставал свет лампочки, послышался какой-то лязгающий, механический звук. Ко мне что-то двигалось по ленте конвейера.

– Нет, – произнесла я, потому что это было единственное, что пришло мне в голову.

Я вытянула перед собой руки и попыталась нащупать дверь туалетной кабинки. Это галлюцинация, мама предупреждала меня, что они могут случиться. Мне нельзя поддаваться ей, нужно найти путь обратно, в реальный мир. Тем временем ужасный металлический скрежет становился все громче.

Я как можно дальше отступила от конвейера и вжалась спиной в бетонную стену.

Бежать мне было некуда, и оставалось только смотреть, как из тени на свет, грохоча и лязгая, выехала металлическая клетка. Ее прутья светились призрачным голубоватым светом, но не это привлекло мое внимание. Внутри кто-то был. Девушка, скрючившаяся, чтобы поместиться в клетке, вцепилась руками в прутья клетки, иссиня-черные спутанные волосы падали ей на лицо, почти закрывая его. Были видны только глаза – они казались бесцветными. На шее у нее вилась длинная веревка, светившаяся тем же призрачным голубым светом, что и прутья клетки.

«Помоги мне, Нора».

Мне хотелось убежать. Но в сторону гаражных дверей я бежать боялась, опасаясь, что таким образом еще глубже увязну в этой галлюцинации. Нет, мне нужна была моя, собственная дверь. Дверь, которую я создам сама прямо сейчас и через нее вернусь назад в школьный туалет.

«Не отдавай ему ожерелье!» Девушка яростно трясла прутья клетки. «Он думает, оно у тебя. Если он завладеет ожерельем, его уже не остановить. У меня не будет выбора. Мне придется рассказать ему все» .

Я чувствовала, как по спине у меня ползут ручейки пота. Ожерелье? Какое еще ожерелье?

«Нет никакого ожерелья, – сказала я самой себе. – И эта девушка, и ожерелье – плод твоего воспаленного воображения. Заставь их исчезнуть. Ты можешь. Заставь. Их. Исчезнуть ».

Громко и резко зазвенел звонок.

Меня рывком выкинуло из моей галлюцинации. Запертая дверь туалетной кабинки была прямо перед моим носом.

Я вытянула руку и дрожащими пальцами провела по нацарапанным на двери глупостям. Дверь была абсолютно реальной. Я с облегчением выдохнула.

В туалете послышались голоса. Я было вздрогнула, но это были нормальные, обычные, возбужденные и радостные голоса. Через щелку в двери я видела, что перед зеркалом стоят три девушки. Они поправляли прически и подкрашивали губы.

– Давайте вечером закажем пиццу и посмотрим какой-нибудь фильм, – предложила одна из них.

– Нет, девочки, я не могу. Сегодня проведу вечер с Сюзанной.

Я узнала голос Марси Миллар. Она стояла посередине и скалывала свои золотистые волосы в хвост на боку розовой пластмассовой заколкой в виде цветка.

– Значит, ты променяла нас на мамочку? Хм, да ладно ?

– Хм, именно. Смиритесь.

Обе девушки демонстративно надули губки. Эдисон Хейлз и Кэсси Суинни. Эдисон была чирлидершей, как и Марси, но однажды я слышала, как Марси призналась, что с Кэсси она общается только потому, что они живут по соседству. Их связывало только то, что они принадлежат к одному кругу и могут позволить себе похожий образ жизни. Как горошины в стручке. Очень богатом стручке.

– Даже не пытайтесь. – Улыбка в голосе Марси давала понять, что ей льстит их разочарование. – Я нужна маме. Так что сегодня девичник.

– Она, наверное… ну, ты понимаешь… в депрессии? – спросила одна из подруг, кажется, Эдисон.

– Ты серьезно?! – расхохоталась Марси. – Ей остался дом. Она по-прежнему состоит в яхт-клубе. Плюс она заставила моего отца купить ей «Лексус SC10». Это та-а-а-ак классно! И клянусь, половина одиноких парней в этом городе уже позвонили ей или даже заскочили проведать на минутку!

Марси отмечала в воздухе каждый пункт этого списка, и галочки она ставила таким отточенным движением, что я задумалась, уж не репетировала ли она эту речь.

– Она такая красивая, – вздохнула Кэсси.

– Да уж, это точно. Кого бы там ни подцепил мой дорогой папочка, эта «новенькая» и в подметки ей не годится.

– Он с кем-то встречается?

– Пока нет. У моей мамы друзья повсюду. Кто-нибудь бы обязательно что-нибудь увидел. Что ж… – перешла она к более интересной теме, – вы слышали новости? О Норе Грей?

Услышав свое имя, я схватилась рукой за стену, чтобы не упасть, – колени у меня подогнулись.

– Ее нашли на кладбище. И говорят, что она ничего не помнит, – продолжала Марси. – Похоже, она была так напугана, что пыталась даже сбежать от полиции. Наверно, думала, что они хотят причинить ей вред.

– Моя мама говорит, что этот похититель, наверно, промыл ей мозги, – сказала Кэсси. – Вроде как внушил ей, что они женаты или что-то такое.

– Фу! – проговорили она все вместе, в один голос.

– Ну, что бы там ни было, а она теперь бракованный товар, – заключила Марси. – Даже если она утверждает, что ничего не помнит, подсознательно она все равно знает, что произошло. И ей придется теперь нести эту ношу всю оставшуюся жизнь. Ей бы стоило обернуть вокруг себя такую, знаете, желтую ленту с надписью «Не приближаться!».

Они захихикали.

Потом Марси сказала:

– Пошли в класс, девочки. У меня больше нет чистых бланков для справок. Секретарши прячут их в сейф. Шлюхи.

Я подождала подольше, чтобы убедиться, что они ушли и туалет и коридор пусты. Потом тихонько выскользнула за дверь. Быстро пройдя по коридору, я вышла на улицу, а по дороге к парковке для учащихся сорвалась на бег.

Забираясь в «фольксваген», я пыталась сообразить: с чего вообще я решила, что смогу вот так запросто вернуться к своей обычной жизни и начать все заново с той самой точки, где все закончилось.

Правда заключалась в том, что ничего не закончилось.

Жизнь просто продолжалась. Без меня.