Глава 5. До Лас-Пальмаса

Онлайн чтение книги Пение под покровом ночи Singing in the Shrouds
Глава 5. До Лас-Пальмаса

1

Аллейн сидел в лоцманской рубке, задумчиво уставившись на папку с этим новым делом. Капитан Бэннерман расхаживал по мостику, через равные промежутки времени проходя мимо иллюминатора Аллейна. Предсказания мистера Макангуса сбывались — с каждым днем становилось все теплей и теплей. Через двое суток «Мысу Феревелл» предстояла встреча с Лас-Пальмасом. Судно слегка покачивало, пассажиров мучила зевота, некоторые буквально валились с ног от сонливости, что, вероятно, спасало их от морской болезни.


15 января, Хоплейн, Паддингтон,  — читал Аллейн. — Берил Коэн. Еврейка. Торговала мелочами в собственной лавке, подрабатывала на панели. Яркая, красивая. Около 26-ти. Рост 5 футов 6 дюймов. Полная. Рыжие (крашеные) волосы. Черная юбка, красная шерстяная кофта, искусственные бусы (зеленое стекло). Обнаружена 16 января в 10 часов утра соседом. Установлено, что смерть наступила между 10 и 11 вечера предыдущего дня. Найдена на полу лицом вверх. Ожерелье разорвано. На лице и груди цветы (подснежники). Причина смерти: удушена с помощью рук, но, судя по всему, сперва в ход было пущено ожерелье. Сосед утверждает, что слышал, как около 10.45 вечера от нее выходил посетитель. Пение. «Ария Маргариты с жемчугом» из «Фауста» Гуно. Пел высокий мужской голос.


Далее следовало детальное описание комнаты пострадавшей, которое Аллейн опустил.

25 января. Переулок от Ледисмит-Крещент, Фулхэм. Маргарет Слеттерс. Стокхаус-стрит, 36а, Фулхэм, Лондон. Цветочница. Порядочного поведения. Спокойная. 37 лет. 5 футов, 8 дюймов. Худощавая. Некрасивая. Темно-каштановые волосы. Нездоровый цвет лица. Коричневое платье, искусственный жемчуг, вставные зубы. Коричневый берет, перчатки и туфли. Возвращалась домой из церкви Святого Барнабаса. Обнаружена в 11.55 вечера Стэнли Уолкером, шофером. Установлено, что смерть наступила между 9 и 12 вечера. Найдена у порога пустого гаража. Лицом вверх. Удушена с помощью рук. На лице и груди цветы (гиацинты).

В последний раз живой ее видели без цветов. Альфред Бейтс, ночной сторож склада по соседству, говорит, что слышал, как примерно в 11.45 высокий мужской голос пел «Жимолость и пчела».

Аллейн вздохнул и поднял голову. Мимо иллюминатора подпрыгивающей походкой прошел капитан Бэннерман. Судно подбрасывало вверх-вниз. Горизонт кривился, поднимался, снова падал.

1 февраля. Проход между складами. Причал компании «Кейп» № 2, Ройял-Альберт-Доке. Корэли Краус. Стип-лейн, 16, Хэмпстед. Продавщица в «Зеленом овале». Найтсбридж, 18. Натурализованная австрийка. Подвижная. Хорошего поведения. 5 футов, 4 и 3/4 дюйма. Светлые волосы. Бледное лицо. Черное платье, перчатки и туфли. Без головного убора. Искусственные украшения из розовых камней (серьги, браслет, ожерелье, брошь). Несла корзину гиацинтов миссис Диллинтон-Блик, пассажирке «Мыса Феревелл». Обнаружена в 11.48 вечера офицером полиции Мартином Мэйром. Тело теплое. Установлено, что смерть наступила между 11.45 и 11.48 вечера. Найдена лицом вверх. Порван чулок. Ожерелье разорвано. Мочки ушей тоже. Удушена с помощью рук. В правой руке обрывок посадочного талона с «Мыса Феревелл». На лице и груди цветы (гиацинты). Матрос (вахтенный у трапа «Мыса Феревелл») слышал пение. Высокий мужской голос. По показаниям вышеназванного матроса, все пассажиры (мужчины), за исключением мистера Макангуса, который прибыл на судно последним, сходили на берег.

Аллейн тряхнул головой, придвинул наполовину исписанный лист и, задумавшись на минуту, принялся дописывать письмо жене.

…Итак, вместо того чтобы пережевывать эти отвратительные, приводящие в ярость скудные сведения, предлагаю их тебе, моя дорогая, вместе с описанием дальнейших событий, которые, как говорит любящий выражаться цветисто Фокс, будут обрастать наподобие снежного кома. Вот они, перед тобой. Ты впервые в жизни будешь иметь удовольствие (да поможет тебе сам Бог) идти прямо по горячим следам. В первую очередь, мне кажется, следует установить: что общего у этих трех несчастных женщин? Ответ напрашивается сам собой: абсолютно ничего, если не принимать во внимание тот факт, что все трое, впрочем как и девяносто процентов женщин, носили искусственные украшения. Что же касается их физических особенностей, национальности или же норм поведения, трудно найти трех других более ярко выраженных антиподов. Однако все три погибли при одних и тех же обстоятельствах: всех трех нашли с разорванными ожерельями и этой ужасной данью из цветов на груди. Постой-ка, я, кажется, обнаружил еще одно сходство, которое не сразу бросается в глаза. Интересно, а ты его заметила?..

Что касается обрывка посадочного талона, зажатого в правой руке мисс Краус, то это единственное обстоятельство, оправдывающее мое приятное морское путешествие. Если же бумажка летела по причалу, а девушка всего-навсего схватила ее в предсмертной агонии, то вот тебе еще один пример того, когда государственные деньги швыряют на ветер. По моей просьбе капитан заставил стюарда (чудаковатый малый по имени Деннис) собрать посадочные талоны, будто бы это входит в обычную процедуру. Вот тебе результат:

Миссис Диллинтон-Блик — талон потеряла.

Мистер и миссис Кадди — один талон на двоих. Вписано две фамилии, но не исключено, что он мог подставить «мистер», когда обнаружили пропажу своего. Места для этого достаточно. Проверить можно будет лишь в конторе.

Мистер Мэрримен — утверждает, что талон был у него в кармане пальто и обвиняет стюарда в том, что тот его вытащил (!)

Отец Джордан — выкинул талон за борт.

Мистер Макангус — не может найти талона, но утверждает, что не мог его потерять. Напрасные поиски.

Доктор Мейкпис — талона не получал.

Обин Дейл — считает, что талон взяла его возлюбленная. Зачем — не знает.

Мисс Эббот — выкинула свой талон в мусорную корзину (не найден).

Мисс Кармайкл — талон у нее.

Итак, как видишь, особых сдвигов нет. Разорванного посадочного талона не обнаружено.

Я уже рассказывал тебе о переполохе, который сопутствовал появлению в салоне гиацинтов миссис Диллинтон-Блик. Поразительная реакция со стороны Дейла и Кадди. Жаль, что отреагировали сразу двое. Причуду Дейла можно объяснить его недавним провалом на телевидении. Обрати внимание на дату серебряной свадьбы супругов Кадди. На верном ли я пути? Между прочим, дорогая Трой, я тебя люблю…

Как ты знаешь, в открытом море отношения между людьми развиваются стремительно. Пассажиры довольно-таки быстро сходятся между собой и частенько между ними завязываются интимные отношения. Как правило, люди теряют привычное чувство ответственности и, подобно их судну, как бы подвешены между двумя мирами, в силу чего легко поддаются увлечениям. Мистер Кадди, например, поддался чарам миссис Диллинтон-Блик, то же самое случилось и с мистером Макангусом, только с той разницей, что чувства последнего выражаются довольно-таки странно. Капитан принадлежит к хорошо известной категории «морской волк среднего возраста». Между прочим, у него высокое кровяное давление. Скорей всего, запьет, когда войдем в тропики. Влюбчив. (Помнишь свою возрастную теорию, касающуюся мужчин?) Тоже подвержен влиянию чар миссис Диллинтон-Блик. Мейкпис увлечен Джемаймой Кармайкл, впрочем, как и весь младший командный состав судна. Она чудесный ребенок. Держится независимо. Д.-Б. весьма лакомый кусочек, что прекрасно сознает. Миссис Кадди — сложное переплетение всевозможных низменных чувств. Мисс Эббот уж слишком непохожа на женщину, которая могла бы стать жертвой даже самого что ни на есть отъявленного секс-монстра. Но, по-моему, не стоит судить поверхностно. Ты знаешь, она бреется.

Далее идут мужчины. Я уже много порассказал тебе о нашем мистере Мэрримене, и ты представляешь, что это за фрукт. Как педагог, он уже вышел в отставку, однако свою педагогическую оригинальность сохранил и она проскальзывает во всем, начиная от «нет» на все случаи жизни и кончая аксиомами собственного изготовления, которые отнюдь не всегда применимы к данной ситуации. Он презирает полицейских, постоянно прячется за свою резкость и, держу пари, до конца путешествия еще учинит настоящий скандал.

Обин Дейл. Что касается его образования, тут все покрыто мраком. Ясно, что не принадлежит к высшим кругам общества. Ведет себя так же, как и перед камерой, и подчас кажется, будто у него два измерения. Строит из себя свойского парня, пьет раза в три больше, чем ему нужно. Что ж, может, он и в самом деле свойский парень. Питает пристрастие к детским проказам и совсем недавно приобрел себе в лице мистера Мэрримена врага на всю жизнь, заставив стюарда подать ему за завтраком яичницу из пластика.

Джордан. Представитель британской католической церкви. В обычном путешествии мог бы составить мне приятную компанию. Из всех мужчин на судне кажется мне наиболее интересным, но всегда ловлю себя на мысли: каково тому же регулировщику Фейту, когда дорогу переходит интеллигентный служитель церкви? Могу поклясться, что и в этом священнике есть что-то от неосторожного пешехода.

Кадди. Методистская школа. Торговец мануфактурой. Не слишком приятен. Любопытен до неприличия. Тщеславен. Весьма злобен. Мог бы заинтересовать психиатра.

Мэйкпис. Фелстед, Нью-Колледж, далее больница Святого Томаса. Он и есть психиатр. Принадлежит к ортодоксальной группе Британской медицинской ассоциации. Тоже из средней прослойки общества. Хочет специализироваться на судебной психиатрии. Производит впечатление умного малого.

Макангус. Шотландская высшая школа. Филателист. Добродушный евнух (конечно не в прямом смысле этого слова). Слишком уж покладист. Но, разумеется, никто не знает, что кроется за его покладистостью. Тоже очень тщеславен. Способен волноваться по пустякам. Как ты уже поняла, красит волосы.

Итак, любимая, теперь ты в курсе дела. В вечер накануне Лас-Пальмаса я, с молчаливого согласия капитана, который потворствует мне лишь потому, что втайне надеется на мое полное фиаско, устраиваю небольшую вечеринку. Ты только что прочитала характеристики всех моих гостей. Моя затея с вечеринкой всего лишь эксперимент, который может обернуться скучнейшей неудачей, но, черт возьми, что еще мне остается делать? Мне были даны указания не прибегать к крайним мерам, не называть своего настоящего имени и не вести расследования в обычном смысле этого слова, а двигаться осторожно, на ощупь, стараясь исподволь выяснить, есть ли среди пассажиров такие, у кого нет алиби для одного из трех роковых чисел. Еще мне приказано предотвратить очередное убийство, не вызывая вражды со стороны Хозяина, который от одного предположения о том, что этот наш субчик находится на его судне, багровеет от недоверия и злобы. Пожалуй что миссис Д.-Б. и мисс Кармайкл наиболее подходящие кандидатки в его жертвы, а там — кто его знает. Быть может, и в миссис Кадди есть изюминка, которую мне не удалось разглядеть. Что же касается мисс Эббот, то тут я, кажется, не ошибусь, если скажу, что ее шансы стать жертвой равны нулю. Однако может случиться так, что когда мы войдем в зону тропиков, у меня тоже появятся шансы стать жертвой (разумеется, не в прямом смысле, так что успокойся), — представь меня, нарушающего покой милой парочки, расположившейся в уединенном уголке на шлюпочной палубе. И все равно женщин придется оберегать. В Лас-Пальмасе меня должны ожидать новые сведения из штаба о результатах расследования, произведенного Фоксом в родных краях. Будем надеяться, что они прольют хоть капельку света. В настоящее же время все пребывает в полнейшем мраке и…

В дверь постучали. В каюту вошел бледный юнга с радиограммой, помощник радиста.

— Шифрованная, мистер Бродерик.

Когда юноша ушел, Аллейн расшифровал послание, прочитал его и, немного поразмышляв, снова принялся за письмо.

Не торопись со своими подозрениями. Получен сигнал от Фокса. Оказывается, некая молодая особа по имени Бижу Броун из магазина скобяных товаров после тридцатидневных мучительных раздумий пришла в Ярд и сообщила, что 5 января неподалеку от Стрэд-он-де-Грин ее чуть было не задушили. Сначала преступник предложил ей букетик рождественских роз и сказал, что у нее на шее паук. Он попытался затянуть на ней нитку с бисером, но та оборвалась, так как была хлопчатобумажной. Дальнейшему помешал прохожий. Преступник скрылся. Ночь была очень темной, и девушка только и сумела сообщить Фоксу, что преступник тоже темный, говорит очень вежливо, носит перчатки и длинную черную бороду.

2

Вопрос о вечеринке Аллейн прежде всего утряс с капитаном Бэннерманом.

— Пусть у вас такое не принято, однако есть надежда, что это сможет нам помочь выяснить кое-что о наших пассажирах.

— Позвольте спросить, каким образом?

— Минутку. Сейчас вам все станет ясно. И, если не возражаете, сэр, мне необходимо ваше сотрудничество.

— Мое? Так-так. И что же вы намерены делать?

— Сейчас объясню.

Капитан Бэннерман слушал Аллейна с унылым и бесстрастным видом. Когда тот закончил, капитан хлопнул ладонями по коленям.

— Безумная идея, — сказал он. — Но если это поможет вам убедиться, что вы ищете не там, где нужно, игра стоит свеч. Одним словом, я согласен.

Заручившись поддержкой столь авторитетного на судне лица, как капитан, Аллейн изложил свои намерения относительно вечеринки старшему стюарду, который выразил недоумение. Обычно, объяснил он, на судне устраиваются традиционные вечеринки с коктейлями, к которым он, Деннис, с удовольствием изобретает всякие лакомства и заводит музыку.

Однако благодаря престижу Аллейна (его все считали весьма важной персоной), а также благодаря его родственным связям с управляющим, препятствия были устранены. Деннис ходил красный от возбуждения, стюарды были очень любезны, а шеф-повар, португалец по национальности, чей умирающий интерес к своему искусству вдруг ожил благодаря впрыскиванию эликсира из огромных чаевых, был полон энтузиазма.

Итак, столы сдвинули вместе, искусно накрыли, тщательно отобрали вина, и вот в назначенный час все девять пассажиров судна, капитан, первый помощник, главный механик, Аллейн и Тим Мейкпис, для начала подкрепив свои силы напитками в салоне, собрались в столовой на поздний обед.

Аллейн сидел на одном конце стола с миссис Кадди по правую руку и мисс Эббот по левую. Капитан восседал на противоположном, между миссис Диллинтон-Блик и Джемаймой, — обстоятельство, сломившее последние остатки его сопротивления столь необычному отходу от заведенного порядка и в то же самое время вооружавшее его против роли, которую ему предстояло сыграть.

Аллейн оказался радушным хозяином. Его профессиональное умение заставить людей разговориться, подкрепленное личным обаянием, которое его жена называла не иначе, как «неприличным», — все это создавало праздничную атмосферу. Ему очень помогала миссис Диллинтон-Блик, неподдельный энтузиазм которой плюс изогнутая линия шеи уже каждое в отдельности стимулировали веселье. Она была так ослепительна, что каждое ее слово сияло, как бриллиант. Сидящий поблизости от нее отец Джордан тоже был на высоте. Обин Дейл, величественный в своем вельветовом смокинге, буквально источал очаровательные манеры и потчевал соседей рассказами о тех беззлобных шутках, которые он успешно сыграл над «ребятами» — так он называл своих коллег-знаменитостей в таинственном телемире. Миссис Диллинтон-Блик встречала каждый его рассказ взрывами смеха.

В петлице у мистера Макангуса красовался гиацинт. Тим Мейкпис от души наслаждался обществом Джемаймы, она же, казалось, сама удивлялась своей оживленности. Мистер Мэрримен тоже расцвел или, по крайней мере, пустил ростки под воздействием безупречно подобранных вин и очень вкусной пищи. Мисс Эббот расслабилась и что-то весело доказывала своим лающим голосом сидевшему напротив мистеру Кадди. Оба офицера быстро освободились от бесполезного груза старательно выработанных приличных манер.

Супруги Кадди оказались большими хитрюгами. Миссис Кадди сидела с видом человека «себе на уме», улыбка мистера Кадди давала все основания предположить, что ему довелось узнать что-то не совсем пристойное. Время от времени они обменивались взглядами.

Однако едва на смену «Монтраше» подали «Пьера Джуэ» в великолепной бутылке, супруги Кадди сбросили свои маски заговорщиков. Миссис Кадди, которая до последней минуты все уверяла Аллейна, что никогда не берет в рот спиртного, кроме капельки портвейна по большим праздникам, была вынуждена сдаться и изменить своему аскетизму, что она сделала весьма непринужденно. Мистер Кадди потихоньку потягивал из бокала и время от времени задавал ехидные вопросы насчет вин, без конца скучно повторяя, что они ему не по карману, что он человек простой и не приучен к шикарной еде. Аллейн никак не мог заставить себя проникнуться симпатией к мистеру Кадди.

Тем не менее благодаря этому господину представилась возможность сделать переход к той теме, которую Аллейн собирался использовать в своих целях. Цветов на столе не было, вместо них стояли вазы с фруктами и лампы под абажурами. Аллейн заметил вскользь, что цветы не поставили из уважения к повышенной чувствительности мистера Кадди к их аромату. Отсюда был всего один шаг к теме цветочного убийцы.

— Должно быть, цветы оказывают на него влияние противоположное тому, какое они оказывают на вас, мистер Кадди, — сделал этот шаг Аллейн. — Патологическое притяжение. Что вы думаете по этому поводу, Мейкпис?

— Возможно, вы правы, — с готовностью поддержал его Тим. — С точки зрения клинической психиатрии здесь возможна подсознательная ассоциация… — Он был молод и выпил изрядное количество хорошего вина для того, чтобы получить наслаждение от езды на своем любимом коньке, но, как оказалось, достаточно скромен для того, чтобы прервать себя после двух-трех фраз: — Но об этом, к сожалению, еще так мало известно, поэтому я могу сболтнуть чепуху.

Однако он свое дело сделал, и теперь разговор сконцентрировался вокруг цветочного убийцы. Были пущены в ход всевозможные теории. Приводились в пример знаменитые процессы. Аргументов было предостаточно. Казалось, собравшихся больше всего на свете волнует загадочная смерть Берил Коэн и Маргарет Слеттерс. Даже мистер Мэрримен и тот воодушевился и начал с того, что разнес в пух и прах полицию, которая, как он выразился, своими расследованиями только все напутала. Он уже собрался было развить и углубить эту тему, когда вдруг капитан, не глядя в сторону миссис Диллинтон-Блик, вытащил откуда-то из-под стола правую руку, поднял бокал с шампанским и предложил тост за здоровье мистера Бродерика. «Речь, речь!» — вдруг ни с того, ни с сего завизжала миссис Кадди, ее поддержали капитан, Обин Дейл, офицеры и собственный супруг. «Во что бы то ни стало речь», — пробормотал отец Джордан. Мистер Мэрримен смотрел на Аллейна взглядом Мефистофеля. Все остальные в знак поддержки застучали по столу ладонями.

Аллейн встал. Возможно, причиной внезапно наступившего молчания был его громадный рост и то, что его лицо, освещенное снизу, напоминало лицо актера елизаветинских времен, подсвеченное огнями рампы. Стюарды отошли в тень. В наступившей тишине отчетливо был слышен пульс машинного отделения. Откуда-то издалека доносилось позвякивание посуды.

— Это так любезно с вашей стороны, — начал Аллейн. — Но я не мастер говорить речи, да и дураком надо быть, чтобы решиться на такое в столь избранной компании: церковь! телевидение! просвещение! Нет-нет, я всего лишь поблагодарю вас за, осмелюсь сказать, чудесный вечер и сяду.

Он собрался было это сделать, как вдруг ко всеобщему удивлению и, судя по выражению его лица, к его собственному, мистер Кадди заревел голосом быка, которому наступил на ухо медведь:

— За-аа…

Звуки, которые он издавал, были настолько лишены даже отдаленного сходства с какой-нибудь мелодией, что в первую минуту никто не мог понять, что с ним случилось. И только когда он добрался до «за веселого хорошего парня», его намерения стали ясны, и миссис Кадди, капитан и офицеры сделали попытку его поддержать. Затем к их хору присоединился отец Джордан, но даже его приятный тенор не мог противостоять монотонному реву мистера Кадди. Дань уважения обернулась конфузом и над обществом нависла мертвая тишина.

Ее поспешил нарушить Аллейн.

— Большое вам спасибо, — сказал он и встретился с взглядом мистера Мэрримена. — Вы только что сказали, что полиция запутала своими расследованиями. Что именно запутала?

— Да все, мой дорогой сэр. Все. Что они сделали? Разумеется, пустили в ход те же самые приемы, которыми пользуются во всех случаях, подходя к этому делу с обычной меркой. Все кончилось тем, что они зашли в тупик. Я еще раньше подозревал, что все эти их методы, без устали превозносимые нашей самодовольной публикой, на самом деле неуклюжи, негибки, лишены даже намека на воображение. Убийца не удостоился оставить на месте преступления закладные билеты, водительские права или свою визитную карточку. Вот они и остались с носом.

— Лично я даже не представляю себе, с чего тут можно начать, — заметил Аллейн.

— Вот именно! — воскликнул мистер Мэрримен, даже привстав от удовольствия. — Ясно, что теперь они обследуют каждый дюйм земли вокруг, в надежде наткнуться на то, что они, насколько я понимаю, называют профессиональной пылью, ибо пребывают в глупой уверенности, что нужный им человек точильщик, каменщик либо мельник. Не обнаружив ничего подобного, начнут приставать к тем невиновным, которых видели поблизости. А пройдет еще несколько недель, и начнут требовать у них алиби. Алиби! — повторил мистер Мэрримен и воздел руки к небу.

— А что бы делали вы на месте полиции? — вдруг спросила миссис Диллинтон-Блик с искреннейшим интересом.

После небольшой паузы мистер Мэрримен высокомерно заявил, что, поскольку он не детектив, этот вопрос не представляет для него ровным счетом никакого интереса.

— А что плохого в алиби? — возразил капитан. — Если у парня есть алиби, он, выходит, вне подозрения, так ведь? Вот и вся штука.

— Алиби — это то же самое, что и статистика, — напыщенно начал мистер Мэрримен. — При глубоком анализе ни то, ни другое ничего не дает.

— О, позвольте, позвольте, — запротестовал отец Джордан. — Если я, к примеру, веду службу перед всей моей общиной в Кенсингтоне, а тем временем в Бермондзи совершается преступление, я просто физически не в состоянии оказаться к нему причастным.

На физиономии мистера Мэрримена проступило явное раздражение. Аллейн поспешил ему на выручку.

— Уверен, что большинство людей даже не помнят в точности, что делали в такой-то вечер и в такое-то время. Я, например, не помню.

— А что, если мы прямо сейчас, ну, просто в продолжение нашего спора, представим наши алиби для одного из этих преступлений, — начал капитан Бэннерман, слишком уж явно избегая смотреть в сторону Аллейна. — Черт побери, я удивлюсь, если нам это удастся.

— Но ведь можно попробовать, — сказал отец Джордан, все это время не спускавший глаз с Аллейна.

— Можно, — подхватил тот. — Можно даже заключить пари. Что вы на это скажете, мистер Мэрримен?

— Обычно я не играю, но коль вам так хочется остаться с носом, рискну небольшой суммой.

— Неужели? И каковы же ваши условия, сэр?

Мистер Мэрримен задумался.

— Ну, ну, живей, — поторапливал его капитан.

— Прекрасно. Ставлю пять шиллингов, что большинство из присутствующих здесь не смогут представить убедительное алиби на любое из нужных чисел.

— Принимаю ваши условия! — воскликнул Обин Дейл.

Аллейн, капитан Бэннерман и Тим Мейкпис тоже заявили, что принимают условия мистера Мэрримена.

— Что касается того, можно ли считать алиби убедительным, предлагаю тем, кто в нашем споре не участвует, поставить этот вопрос на голосование. Идет? — спросил капитан у мистера Мэрримена.

Тот в знак согласия наклонил голову. Аллейн поинтересовался, какое они возьмут число, и слово взял капитан.

— Пусть это будет первое цветочное убийство, — провозгласил он.

Тут заговорили все разом, на фоне общего гула выделялся самодовольный голос мистера Кадди, который никак не мог понять, что за трудности могут возникнуть при выполнении столь простого задания. Между ним и мистером Мэррименом завязался спор, который еще больше разгорелся за кофе и ликером в салоне. Умело раздуваемый Аллейном, этот спор скоро охватил всю компанию. Почувствовав, что урожай созрел и нужно торопиться собирать плоды, пока кто-нибудь, прежде всего капитан или Обин Дейл, не набрались через меру, он спросил, воспользовавшись минутным затишьем:

— Ну, и как насчет нашего пари? Дейл принял вызов мистера Мэрримена. Нам всем нужно представить наше алиби на тот день, когда случилось первое цветочное убийство. Я вот даже не припомню, когда это было. Может, кто-нибудь помнит? Вы, мистер Макангус?

Мистер Макангус тотчас же оттолкнулся от зыбкой почвы своих ассоциаций. По его словам, он был уверен, что прочитал об убийстве в то самое время, когда впервые дал о себе знать его аппендикс, который впоследствии прорвало. Он уверен, что это было в пятницу 16 января. И все же… все же он может ошибиться. Он перешел на шепот, стал что-то считать на пальцах, безнадежно запутавшись в массе вводных слов и междометий.

— Вы знаете, по-моему, это случилось вечером пятнадцатого, — сказал отец Джордан.

— И только пять дней спустя, — послышалось довольное бормотание мистера Макангуса, — меня доставили в больницу Святого Бартоломью, где я несколько дней провалялся между жизнью и смертью.

— Коэн! — воскликнул Обин Дейл. — Ну конечно! Бедняжку звали Берил Коэн.

— Хоп-лейн, Паддингтон, — с усмешкой добавил Тим Мейкпис. — Между десятью и одиннадцатью.

Капитан Бэннерман бросил на Аллейна слишком уж заговорщицкий взгляд.

— Ну, так просим вас. Первое слово — дамам.

Миссис Диллинтон-Блик и Джемайма в один голос заявили, что они даже не надеются вспомнить, чем занимались в какой-то там вечер. Миссис Кадди смущенно и как-то загадочно сказала, что она предпочитает поддержать своего супруга и даже отказалась сделать попытку что-либо вспомнить.

— Вот видите! — торжествовал мистер Мэрримен. — Сразу три неудачи. Ну, а что скажет церковь? — обратился он к отцу Джордану.

Отец Джордан спокойно пояснил, что в ту ночь находился по соседству с местом преступления. Он проводил беседу в клубе для мальчиков в Паддингтоне.

— Потом один мой знакомый отвез меня назад, в общину. Помнится, я впоследствии сам думал о том, что оттуда до Хоп-лейн рукой подать.

— Подумать только! — воскликнула миссис Кадди с ужасным акцентом. — Подумать только, Фред!

— Что, как мне кажется, лишь подтверждает мое алиби, не так ли? — обратился отец Джордан к Аллейну.

— Думаю, что да.

Мистер Мэрримен, чья точка зрения на алиби, казалось, покоилась не на логичности рассуждений, а на придирчивости, возразил, что нужны доказательства, иначе результат будет неубедительным.

— О, свое алиби я смогу очень легко подтвердить, — спокойно ответил отец Джордан. — И убедительно.

— Лучше, чем я свое, — заметил Аллейн. — Мне кажется, в тот вечер я сидел дома, но провалиться мне на месте, если я сумею это доказать.

Капитан Бэннерман заявил во всеуслышание, что в тот вечер был вместе с судном в Ливерпуле, что он может без труда доказать.

— А теперь послушаем остальных, — сказал он, как бы по рассеянности схватив за локоток миссис Диллинтон-Блик. — Интересно, есть среди нас убийцы? — Капитан безудержно расхохотался собственной шутке и уставился на Аллейна, которого и без того мучили мрачные предчувствия. — Как насчет вас, мистер Кадди? Надеюсь, вы в состоянии отчитаться за свои поступки?

Интерес пассажиров поднялся до нужного уровня. «Если только капитан умерит свой тон, — думал Аллейн, — все будет так, как было задумано». К счастью, в эту самую минуту миссис Диллинтон-Блик сказала что-то такое, что немедленно отвлекло внимание капитана. Он погрузился в беседу со своей соседкой, а все остальные обратили взоры на мистера Кадди.

Похоже, тот рдел от удовольствия оказаться центром внимания, однако в то же самое время его не покидало подозрение, что его попутчики могут втайне над ним смеяться. Пятнадцатое января, сказал он, заглядывая в свою записную книжку и бессмысленно скалясь по сторонам, был вторник, а по вторникам проводятся заседания его ложи. Он дал адрес (Тутин), и когда мистер Мэрримен спросил у него, присутствовал ли он на том самом заседании, притворился обиженным и замолчал.

— За двадцать лет мистер Кадди не пропустил ни одного заседания, — вступилась за него супруга. — За это они сделали его старшим бизоном и наградили великолепной грамотой.

Джемайма и Тим Мейкпис переглянулись и поспешили отвести глаза.

Мистер Мэрримен, слушавший рассказ мистера Кадди с явным нетерпением, стал задавать ему вопросы относительно того, когда тот ушел из ложи, но мистер Кадди принял надменный вид и сказал, что ему нездоровится (судя по мертвенно-бледному цвету его лица, это соответствовало действительности). Сопровождаемый миссис Кадди, он удалился в дальний угол салона. Его отступление мистер Мэрримен воспринял как личную победу. Он распрямил плечи и надулся, как индюк.

— Это обсуждение не лишено интереса, — сказал он, обводя присутствующих взглядом. — Итак, до сей поры нам представили два убедительно звучащих алиби со ссылкой на доказательства. — Он отвесил шутливый поклон в сторону капитана и отца Джордана. — Остальные же, в том числе и дамы, потерпели неудачу.

— Да, но позвольте, дальнейшие справки… — начал было Тим.

— Вот именно! — воскликнул мистер Мэрримен. — Продолжим же. Мисс Эббот?

— А что вы скажете о себе? — вдруг подал голос из своего укромного уголка мистер Кадди.

— Да-да-да, — немедленно поддержала его супруга и разразилась целым каскадом раблезианского смеха. — Хо-хо-хо, — изрыгала она, не двигая ни единым мускулом лица. — Что вы скажете о себе, мистер Мэрибенд?

— Успокойся, Этель, — бормотал мистер Кадди.

— Господи помилуй! Да она же набралась, — тихонько сказал Тим на ухо Джемайме.

— Она осушала за обедом бокал за бокалом. Наверное, в первый раз за всю жизнь.

— Да она и впрямь набралась. Вот юмор-то!

— Хо-хо-хо, — не унималась миссис Кадди. — Где был этот Мэррибенд, когда погасили свет?

— Эт!

— Правильно! — поддержал ее Обин Дейл. — Ну-ка, мистер Мэрримен, давайте сюда ваше алиби.

— С превеликим удовольствием, — сказал тот. — У меня нет никакого алиби, поэтому я присоединяюсь к большинству. — Он говорил так, будто диктовал школьникам диктант. — В тот самый вечер я смотрел кинофильм в одном пригородном кинотеатре в «Кози», пишется через «к» — отвратительный вульгаризм! — на Боунти-стрит, Челси. По странному совпадению, этот фильм назывался «Масон». Но я абсолютно не в состоянии доказать, что был там.

— Весьма подозрительно. Все это, сэр, скажу я вам, весьма подозрительно, — заметил Тим.

Мистер Мэрримен удовлетворенно рассмеялся.

— Вспомнил! — вдруг завопил мистер Макангус. — Вторник! Телевизор! Нет-нет, постойте… Какое, вы говорите, это было число?

Аллейн назвал число, он замолчал и насупился как ребенок.

— А что нам скажет мисс Эббот? — спросил капитан. — Может, мисс Эббот представит нам свое алиби? Ну-ка, мисс Эббот, прошу вас. Пятнадцатое января.

Мисс Эббот в задумчивости уставилась в одну точку впереди себя. Воцарилось молчание.

— Я была дома, — наконец выдавила она и дала свой адрес. В ее манерах чувствовалась напряженность.

«Вот тебе на, — подумал Аллейн. — Сейчас кто-нибудь возьмет и переменит тему».

— Этого недостаточно, — игриво заметил Обин Дейл. — Доказательства, мисс Эббот, доказательства!

— Может, вам кто-нибудь звонил или вас кто-то навещал? — поспешила на помощь Джемайма.

— Моя подруга, с которой я живу в одной квартире. Она пришла без двадцати пяти одиннадцать.

— И как вам это удалось вспомнить? — удивилась миссис Диллинтон-Блик, всем своим видом давая понять, что в этом вопросе она обворожительно беспомощна.

— А до этого? — приставал мистер Мэрримен.

На скулах мисс Эббот проступили едва заметные красные пятна.

— Я смотрела телевизор, — сказала она.

— Ради удовольствия? — удивился мистер Мэрримен.

Ко всеобщему удивлению мисс Эббот вздрогнула.

— Это помогало… — она облизнула губы. — Это как-то помогало убить время.

Тим Мейкпис, отец Джордан и Джемайма Кармайкл, чувствуя неловкость мисс Эббот, старались отвлечь от нее внимание мистера Мэрримена. Однако тот определенно принадлежал к разряду людей, которые ни за что не откажутся от начатого разговора, покуда их сторона не восторжествует.

— Убить время! — воскликнул он, возводя глаза к потолку. — Был ли когда-нибудь оглашен столь обличающий приговор этому отвратительному, выхолощенному, взвинчивающему нервы зрелищу! Что же это была за программа?

— Ай-яй, я знаю. Увы, я знаю, — замахал руками Дейл. — От девяти до девяти тридцати каждый вторник. Да, да, я знаю. — Он подался вперед в сторону мистера Мэрримена. — Моя программа, помните? Та самая, которую вы так не любите. «Несите ваши беды». Та самая программа, которая, по-моему, вызывает несколько иную реакцию со стороны моей многотысячной аудитории. Разумеется, она отнюдь не идеальна, но, как бы там ни было, людям она по душе.

— Вот именно! Вот именно! — раздался из дальнего угла голос миссис Кадди. Язык ее не слушался, и она топнула ногой, чтобы донести свою мысль до общества.

— «Несите ваши беды». Ну конечно же! — воскликнула миссис Диллинтон-Блик.

— Мадам, будьте любезны и опишите нам в точности, что это были за «беды», которые переживали эти… м-мм… я просто не в состоянии подобрать правильный термин, характеризующий всех этих женщин. — Мистер Мэрримен не сводил своего строгого взгляда с мисс Эббот. — Разумеется, поклонники этой программы просветят меня на сей счет.

— Объекты, — предложил отец Джордан.

— Жертвы, — сказал Тим.

— Гости, — торжественно изрек Обин Дейл. — Я привык считать их своими гостями.

— Как здорово, как здорово, что вы их так называете, — завопила миссис Кадди.

— Успокойся, Эт.

— Я больше ничего не помню относительно программы, — сказала мисс Эббот и стиснула свои огромные ручищи. — Ничего!

Она поднялась было со своего места, но тут же в изнеможении плюхнулась назад.

— Мистер Мэрримен, довольно вам терзать мисс Эббот, — вступилась Джемайма. — По крайней мере, у вас, как я вижу, есть алиби, — сказала она Дейлу.

— Разумеется, есть! — воскликнул он, допил свое двойное бренди и тоже продел руку под локоток миссис Диллинтон-Блик. — О, между мной и Берил Коэн — все коммерческое телевидение. Что бы там ни говорил мистер Мэрримен, но двадцать миллионов зрителей ошибиться не могут.

— Но ведь программа кончается в половине десятого, — заметил Аллейн. — А что вы делали в течение следующего получаса?

— Снимал свои доспехи, любезный, потом отправился с братвой в веселый маленький кабачок.

Все уже было согласились, что алиби мистера Дейла доказано, как вдруг раздался робкий голосочек мистера Макангуса:

— Знаете… я, конечно, могу ошибиться, но мне почему-то кажется… мне кто-то когда-то говорил, будто эту самую передачу записывают в другое время… я хочу сказать… э-э-э… если речь шла именно об этой передаче…

— Вы что-то сказали? — Мистер Мэрримен разговаривал с ним таким тоном, словно перед ним был поднявший руку ученик. — Ну-ка, объяснитесь толково. Снимают? Записывают?

— Да. Но я, разумеется, мог и…

Мистер Мэрримен уже налетел на Обина Дейла:

— Что вы на это скажете, сэр? Эта передача в самом деле была записана на пленку?

Дейл ждал, когда взоры обратятся на него, как бы приглашая всех разделить с ним наслаждение, которое доставлял ему мистер Мэрримен. Он развел руками, растянул улыбку до самых ушей и легонько постучал пальцем по макушке мистера Макангуса.

— Умный мальчик. А я-то думал, мне все сошло с рук. Я просто не мог не разыграть вас, мистер Мэрримен. Надеюсь, вы меня простите, а?

Мистер Мэрримен даже не удостоил Обина Дейла ответом. Он лишь не мигая, глядел на него. Джемайма тихонько сказала Тиму, что он наверняка едва удерживается от того, чтобы не сказать Дейлу: «Зайдите после занятий ко мне в кабинет».

— Тогда, выходит, это не прямой эфир? — поинтересовался Аллейн.

— На сей раз нет. Хотя обычно эти передачи бывают живыми. В тот день я отбывал в Штаты и мы сняли ее на пленку.

— Вы на самом деле в тот день отбыли в Соединенные Штаты? — домогался мистер Мэрримен.

— Нет, на самом деле не отбыл. Произошла какая-то путаница с делами, поэтому я вылетел туда тремя днями позже. Из-за этой проклятой путаницы я вернулся в Англию лишь за день до отплытия.

— А как насчет вашего алиби? — наступал мистер Мэрримен.

На какое-то мгновение им стало неловко, словно всех осенило своей зловещей тенью подозрение. Они не знали, куда девать глаза. И тут совсем неожиданно на сцене появился мистер Макангус.

— Вспомнил все до мельчайших подробностей, — торжественно оповестил он присутствующих. — Это был вечер накануне первого симптома моей беды. Я смотрел телевизор!

— Программа? — тут же прицепился к нему мистер Мэрримен.

Мистер Макангус робко улыбнулся Обину Дейлу.

— О, я один из ваших рьяных поклонников, мистер Дейл, — сказал он.

Выяснилось, он на самом деле смотрел «Несите ваши беды». Когда его спросили, помнит ли он что-либо из увиденного в тот вечер, он без промедления ответил:

— Очень даже хорошо помню. Помнится, там была дама, которая все спрашивала, стоит ли ей выходить замуж.

Аллейн заметил, как мисс Эббот закрыла глаза, точно почувствовала внезапный приступ головокружения.

— Такие бывают чуть ли не в каждой передаче, — простонал Обин Дейл и изобразил на своей физиономии комическое отчаяние.

— Но этот случай был на самом деле очень сложным, потому что бедняжка была уверена, что, выйдя замуж, сделает очень одинокой свою лучшую подругу, тем более что ее лучшая подруга еще не знает о ее намерении, а узнав, очень расстроится. Наконец-то я вспомнил! — воскликнул мистер Макангус. — Еще бы установить точно, в какой это было вечер: двадцать пятого или… ой, нет, я хочу сказать пятнадцатого…

— Не могу сказать точно, когда это было, но я ее, бедняжку, помню. Судя по всему, я ей помог. Будем надеяться, что это так и случилось.

— Может, теперь, когда вы это рассказали, мисс Эббот вспомнит? — предположил капитан Бэннерман. — Тогда и ваше алиби получит подтверждение.

— Ну, мисс Эббот, вспомните же, — ныл мистер Макангус.

Все взоры устремились на мисс Эббот, но в ту же секунду всем, кроме самого мистера Макангуса, стало ясно, что она чем-то расстроена. У нее дрожали губы, и она прикрыла их рукой, будто силясь что-то вспомнить, но, увы, это была всего лишь жалкая пародия на глубокомыслие. Наконец она затрясла головой и ее глаза наполнились слезами.

— Не вспомните? — мистер Макангус рассеянно и часто моргал. — Ну, мисс Эббот, постарайтесь же. Это была темноволосая, довольно-таки полная леди. У меня, по крайней мере, создалось такое впечатление. Ведь нам не показывают их лица, даже их затылки и те не в фокусе. Правда, мистер Дейл? Она все твердила — я думаю, они как-то и их голоса изменяют, — что ее подруга будет ужасно расстроена, потому что у той кроме нее почти никого нет. А вы, мистер Дейл, были просто великолепны. Так тактичны. Если вы видели эту передачу, уверен, вы все вспомните. Мистер Дейл дал той леди много полезных и практичных советов. Не припомню точно, что это были за советы…

Мисс Эббот вдруг резко повернулась в его сторону и изо всей мочи закричала:

— Замолчите! Ради бога замолчите! Полезные советы! Да разве какие бы то ни было советы могут сгодиться в нашей адской жизни? — Она обвела всех взглядом, полным глубокого отчаяния. — Для многих из нас нет никакого выхода. Нет! Мы — рабы собственных душ. Ни выхода, ни утешения.

— Чепуха! — едко заметил мистер Мэрримен. — Всегда можно найти и выход, и утешение. Все зависит от того, есть ли у вас мужество и решимость.

Мисс Эббот хрипло всхлипнула:

— Прошу прощения, мне нездоровится. Я выпила слишком много шампанского. — Она отвернулась.

— Боюсь, мистер Макангус, вы нас не совсем убедили, — поспешил сменить тему отец Джордан.

— Итак, последнее алиби тоже летит за борт, — сказал капитан. — Выиграл мистер Мэрримен.

Он торжественно вручил ему пять шиллингов. То же самое сделали Аллейн, Тим Мейкпис и Обин Дейл.

Все заговорили разом и все, исключая супругов Кадди, избегали смотреть в сторону мисс Эббот. Джемайма подошла к ней и закрыла собой от остальных. К ней присоединилась миссис Диллинтон-Блик, вокруг которой тотчас же собралось небольшое общество. Таким образом между мисс Эббот и остальным миром образовался барьер, за которым она трубила в свой носовой платок.

Наконец, взяв себя в руки, она встала, поблагодарила Аллейна за вечер и покинула салон.

Тут из своего убежища выползли супруги Кадди, сгорая от нетерпения посплетничать о мисс Эббот, на что они сперва лишь намекали, а после заговорили в открытую. Их никто не поддержал. Мистер Макангус был в явном недоумении, Тим разговорился с Джемаймой, а капитан Бэннерман и Обин Дейл развлекали миссис Диллинтон-Блик. Мистер Мэрримен взглянул поверх своих очков на супругов Кадди, взъерошил волосы, сказал какую-то колкость на классической латыни и вышел вон.

Аллейн невольно почувствовал симпатию ко всем этим людям, среди которых он искал убийцу. Он уважал их за то, что они отказались сплетничать с супругами Кадди о несчастье, постигшем мисс Эббот, и вообще вели себя очень сострадательно, когда с той случилась истерика. Он видел, как Джемайма и миссис Диллинтон-Блик, посовещавшись о чем-то, выскользнули из комнаты, и он знал, что они пошли выяснить, не нуждается ли мисс Эббот в их помощи. Аллейн был очень тронут.

К нему подошел отец Джордан.

— Если не возражаете, давайте пройдем вон туда, — сказал он и увлек Аллейна в дальний конец салона.

— Все обернулось так неудачно, — заметил он.

— Мне очень жаль, что так получилось.

— Но кто бы мог подумать? Она так несчастна. Просто излучает несчастье.

— Виной всему эта проклятая дейловская программа духовного стриптиза, — сказал Аллейн. — Мне кажется, в ней было что-то такое, что на нее подействовало.

— Несомненно. — Отец Джордан улыбнулся. — Вы замечательно выразились: духовный стриптиз. Возможно, вы решите, что во мне говорит священник, но я глубоко убежден в том, что исповедовать должны исключительно профессионалы.

— Дейл, полагаю, таковым себя и считает.

— То, что он делает, вульгарно, опасно и прямо-таки отвратительно. — Отец Джордан говорил без злобы, но очень убежденно. — Правда, сам он, Судя по всему, неплохой парень.

— Но вы ведь еще что-то хотели мне сказать, не так ли? — спросил Аллейн у священника.

— Да, но не знаю, стоит ли. Вы ведь, вполне возможно, засмеете меня, если я вам скажу, что благодаря моей профессии, хотя, быть может, это не дано мне от природы, я очень чувствителен к… духовной атмосфере. Одним словом, когда я чувствую какой-то непорядок, что называется, чувствую душой, я, как правило, оказываюсь прав.

— Вы чувствуете его сейчас?

— И очень сильно. Мне кажется, в воздухе витает предчувствие беды. Но я не могу понять, от кого оно исходит.

— Может, от мисс Эббот?

— Не знаю, право, не знаю…

— И все равно это снова не то, что вы хотели мне сказать.

— Вы сами очень восприимчивы. — Отец Джордан в упор посмотрел на Аллейна. — Вы не задержитесь на минутку после того, как все разойдутся?

— Разумеется, задержусь.

— Вы ведь Родерик Аллейн, не правда ли? — одними губами сказал отец Джордан.

3

В опустевшем салоне пахло окурками и недопитым вином. Аллейн распахнул дверь на палубу. По небу неслись звезды, прямо перед ними раскачивалась мачта, по бокам глухо шумело и шипело ночное море.

— Простите, что заставил вас ждать, — сказал отец Джордан, подходя к Аллейну откуда-то сзади.

Аллейн закрыл дверь, и они сели.

— Позвольте сразу же заверить вас в том, что я уважаю вашу… э-э-э… анонимность. Нет, кажется, не то слово. Лучше инкогнито, правда?

— Меня не слишком волнует выбор слов, — сухо заметил Аллейн.

— Не беспокойтесь по поводу того, что я вас узнал. Это всего лишь страннейшее из совпадений. Можно сказать, что этому способствовала ваша жена.

— Моя жена?

— Я с ней не знаком, но восхищаюсь ее картинами. Недавно я был на ее выставке, и там меня буквально поразил один маленький портрет. Он был выставлен без подписи, однако мой собрат-священник, капеллан церкви Уинтон Сан Джайлс, который знаком с вами обоими, сказал мне, что это портрет ее мужа и что он и есть тот самый прославленный инспектор Аллейн. У меня очень хорошая память на лица, а сходство просто потрясающее. Я был уверен, что не ошибся.

— Трой будет очень польщена, — усмехнулся Аллейн.

— К тому же это пари с мистером Мэррименом… Скажите, оно ведь было подстроено специально, не так ли?

— Я, кажется, свалял дурака.

— Нет-нет, не вы. Вы были безупречны. Это капитан.

— Его так называемая непосредственность, похоже, была несколько неуклюжа.

— Вот именно. Аллейн, с какой целью вы подняли тему этого цветочного убийцы?

— Шутки ради. С какой же еще?

— Итак, вы не хотите сказать мне правду.

— У меня, по крайней мере, есть ваше алиби на пятнадцатое января.

— Но вы мне все равно не доверяете.

— Не в том дело. Ведь я, как вы сами сказали, полицейский.

— Я умоляю вас мне поверить. Вы об этом не пожалеете. Тем более что мое алиби очень легко проверить. В другой раз, когда то бедное дитя шло в церковь… когда же это было? Ага, двадцать пятого. Двадцать пятого я был на конференции в Париже. Вы можете немедленно получить сему подтверждение. Не сомневаюсь, что вы поддерживаете связь с вашими коллегами.

— Да, это несложно сделать.

— Тогда сделайте, умоляю вас. Если вы здесь в связи с этими безумными убийствами, о чем я отчасти догадываюсь, вам потребуется помощь.

— Помощь требуется всегда.

— Этих женщин нельзя оставлять одних. — Отец Джордан встал и выглянул через стеклянные двери на палубу. — Взгляните.

По палубе прогуливалась миссис Диллинтон-Блик. Проходя мимо освещенных люков машинного отделения, она остановилась. Ее серьги и ожерелье поблескивали в полумраке, повязанный вокруг головы темно-красный шарф слегка колыхался на ветру. Вдруг откуда-то из темноты появился мужчина и направился прямо к ней. Он взял ее за руку и оба растворились во мраке. Это был Обин Дейл.

— Вот видите, — сказал отец Джордан. — Если я не ошибаюсь, как раз этого мы и не должны допускать.

— Сегодня седьмое февраля. Преступления совершаются с интервалом в десять дней.

— Но ведь их было всего два.

— Была попытка совершить преступление пятого января. Об этом не сообщалось в газетах.

— Да что вы говорите! Пятое, пятнадцатое и двадцать пятое. Но в таком случае выходит, что десять дней уже прошло. Если вы на истинном пути, хотя вполне может оказаться, что этот интервал лишь обычное совпадение, опасность велика.

— Наоборот. Если в этой теории декад что-то есть, миссис Диллинтон-Блик в настоящий момент вне опасности.

— Однако ж… — Отец Джордан испытующе посмотрел на Аллейна. — Уж не хотите ли вы сказать, что было совершено еще одно преступление из той же серии? После того, как мы отплыли? Но почему тогда…

— Примерно за полчаса до вашего отплытия и примерно в двухстах ярдах от судна. Поздно вечером четвертого. Убийца был поразительно точен.

— Господи помилуй! — вырвалось у отца Джордана.

— В настоящее время никто из пассажиров, за исключением одного, ничего не знает об этом убийстве. И не узнает до тех пор, пока кто-нибудь из родственников либо знакомых не удосужится послать в Лас-Пальмас телеграмму.

— Четырнадцатое, — бормотал отец Джордан. — Так вы полагаете, что до четырнадцатого нам ничто не угрожает?

— Надеюсь. Давайте пройдемся перед сном? — Аллейн распахнул двери. Отец Джордан встал.

— Конечно, вы вполне можете принять меня за человека, сующего нос не в свои дела, — начал священник. — Но это не совсем так. Дело в том, что я чувствую дьявола на нюх и считаю своим долгом по мере возможности предотвратить грехопадение. Я, если так можно выразиться, духовный полицейский. Возможно, с вашей точки зрения, я несу чепуху…

— Я привык уважать чужие точки зрения, — сказал Аллейн. Какое-то время мужчины молча смотрели друг на друга. — К тому же, сэр, я склонен вам доверять.

— Это, по крайней мере, шаг вперед. Оставим все так, покуда вы не проверите мое алиби?

— Если вас это устраивает.

— Иного выбора у меня нет, — задумчиво сказал священник. — К тому же сейчас этот самый интервал. Вы сказали до четырнадцатого февраля?

— Если только моя теория верна.

— Думаю, нам бы очень пригодился психиатр.

— Доктор Мейкпис, например. Я намерен с ним проконсультироваться.

— Но… ведь у него нет алиби. Он сам это сказал.

— Говорят, виновный никогда не скажет вам, что у него нет алиби. У виновного оно всегда есть. Какое угодно. Выйдем?

Они вышли на палубу. Дул легкий бриз, но было совсем не холодно. Корабль уверенно разрезал надвое густой мрак ночи. Он жил своей жизнью, пульс которой не смолкал ни на минуту. Хотя скорей это была не жизнь, а состояние величественного покоя. Когда они шли вдоль правого борта нижней палубы, прозвучало восемь склянок, четыре по две.

— Полночь, — сказал Аллейн.

Мимо неслышной поступью прошли матросы. В дальнем конце палубы появились миссис Диллинтон-Блик и Обин Дейл, державшие путь в свои каюты. Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.

— Сегодня днем мы прибываем в Лас-Пальмас, — сказал отец Джордан, взглянув на свои часы.


Читать далее

Глава 5. До Лас-Пальмаса

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть