Онлайн чтение книги Пение под покровом ночи Singing in the Shrouds
Глава 8. Воскресенье, десятое

1

В воскресенье в семь утра отец Джордан с разрешения капитана отслужил в салоне святое причастие. Из пассажиров на службе присутствовали мисс Эббот, Джемайма, мистер Макангус и, что весьма странно, мистер Мэрримен. Третий помощник, офицер связи, два младших офицера и Деннис представляли команду судна. Аллейн стоял в сторонке, слушал и не в первый раз чувствовал сожаление по поводу того, что ему все это чуждо.

Служба окончилась, и группка пассажиров высыпала на палубу, где вскоре к ним присоединился отец Джордан. По случаю такого дня, он, как и обещал, облачится в свою «приличную» сутану, которая ему очень шла. Легкий бриз шевелил его мягкие волосы. Мисс Эббот, по обыкновению стоявшая в сторонке, не спускала со священника глаз. Как заметил Аллейн, в них было уважение. Даже мистер Мэрримен притих, и только у мистера Макангуса, который только что вместе с мисс Эббот со знанием дела исполнил весь англо-католический обряд, был возбужденный и даже слегка легкомысленный вид. Он сделал несколько комплиментов Джемайме по поводу ее внешности и теперь, склонив набок голову, пританцовывал вокруг девушки. Его неестественно коричневые волосы отросли и уже закрывали шею, нелепыми космами нависая надо лбом и ушами. Правда, мистер Макангус почти никогда не снимал свою фетровую шляпу, поэтому данная неряшливость не слишком бросалась в глаза.

Выслушав вполне невинные комплименты мистера Мэрримена, Джемайма весело улыбнулась и обратилась к Аллейну:

— Не ожидала увидеть вас на палубе в столь ранний час.

— А почему бы и нет?

— Вы так поздно легли вчера. Все вышагивали по палубе, погрузившись в свои мысли.

— Что было, то было — не отрицаю. Ну, а вы? Вы-то почему не спали?

Джемайма вспыхнула.

— Я сидела вон на той веранде. Мне… нам не хотелось вас окликать — у вас был такой серьезный и сосредоточенный вид. Мы с Тимом спорили о литературе елизаветинских времен.

— Однако вы спорили не слишком жарко, — заметил Аллейн.

— Да-да. Но наши отношения с Тимом… понимаете, это вовсе не обычный флирт. По крайней мере, для меня.

— Не флирт? — Аллейн улыбнулся девушке.

— И не… Господи, я совсем запуталась! — воскликнула Джемайма и покраснела.

— Может, облегчите душу?

Джемайма взяла его под руку.

— Я уже достиг того возраста, когда очаровательные молодые девушки первыми берут меня под руку, — размышлял вслух Аллейн.

Они шли по палубе.

— Сколько дней мы находимся в море? — вдруг спросила Джемайма.

— Шесть.

— Вот! Всего шесть дней! Это просто неслыханно! Как можно за шесть дней разобраться в своих чувствах? Нет, это невозможно.

— Но ведь я сумел разобраться в своих. Даже за более короткий срок, — осторожно заметил Аллейн. — С первого взгляда.

— Да? И вы сразу прикипели к ней душой?

— Сразу. Ей же для этого понадобилось чуть больше времени.

— И вы…

— Мы очень счастливая супружеская пара, благодарю вас.

— Как чудесно. — Джемайма вздохнула.

— Но я вовсе не собираюсь толкать вас на опрометчивые поступки.

— Мне нет нужды об этом говорить. Я уже однажды сваляла дурочку. День нашего отплытия должен был стать днем моего бракосочетания. Он бросил меня тремя днями раньше. Я спаслась бегством, оставив моих несчастных родителей расхлебывать всю кашу, — высоким прерывающимся голосом рассказывала Джемайма. — Говорят, в тропиках люди становятся очень откровенными. Но, думаю, тут есть и ваша доля вины. Совсем недавно я сказала Тиму, что, попади я в беду, я бы пришла поплакаться на вашем плече. Он со мной согласился. Представьте себе, я так и делаю.

— Значит, вы в беде?

— Наверное, нет. Хотя мне нужно смотреть в оба. То же самое я сказала Тиму. Хотя вы убеждаете меня в обратном, я все равно не могу поверить, что за шесть дней можно все друг о друге понять.

— В открытом море за шесть дней можно больше узнать друг о друге, чем за шесть недель на суше, — сказал Аллейн.

— Пожалуй, вы правы. — Девушка задумалась. — Вообще, в открытом море с человеком происходят странные вещи. В голову такое лезет… Как-то мне даже показалось, что у нас на судне этот самый цветочный убийца.

В числе прочих навыков, приобретенных Аллейном на посту полицейского детектива, не последнее место занимало умение сохранить спокойное выражение лица при получении любой, даже самой неожиданной информации. Теперь это умение сослужило ему хорошую службу.

— Интересно, а что дало вам основание вообразить такое? — ничуть не изменившимся голосом спросил он девушку.

Джемайма привела те же самые доводы, которые вчера приводила Тиму.

— Разумеется, он реагировал на это так же, как и вы. У. М. П. тоже.

— Кто это — У. М. П.?

— Мы так прозвали Дейла. Ужасно Милый Парень. Только, боюсь, не в буквальном смысле.

— Но зачем вы рассказали о ваших страхах ему?

— Он меня подслушал. Мы с Тимом сидели на веранде, а он подкрался с ковриками и подушками и вмешался в наш разговор.

— Теперь, когда вы вытащили ваши страхи на божий свет, они, должно быть, померкли, а?

Джемайма подфутболила какой-то небольшой предмет и загнала его в шпигат.

— Не совсем. Хотя нет, на самом деле померкли, но вчера ночью, уже после того, как я легла спать, кое-что случилось. Ничего такого особенного, но мои подозрения ожили снова. Моя каюта слева, если идти по коридору со стороны салона. Иллюминатор прямо над постелью. Вам, наверное, знаком тот блаженный миг, когда сам не сознаешь, спишь или не спишь, а словно куда-то плывешь. Вот и я куда-то плыла, плыла… Вдруг встрепенулась и уставилась в иллюминатор. Все снаружи было залито лунным светом. На меня смотрела луна, потом замигали звезды, потом я снова увидела луну. Изумительно! Я закрыла от восторга глаза, а когда их открыла, на меня кто-то смотрел из иллюминатора.

— Вы в этом абсолютно уверены?

— О да. Там кто-то был. Этот кто-то заслонял собой луну и звезды. Он буквально просунул в иллюминатор голову.

— И кто это был?

— Не имею ни малейшего представления. На нем была шляпа, но я видела лишь контуры. К тому же это продолжалось всего какую-то долю секунды. Я его окликнула, не очень приветливо, разумеется, и он тотчас же словно канул вниз. Небось присел, а после смылся. Снова в иллюминаторе появилась луна, а я дрожала от страха и думала: «А вдруг это цветочный убийца? Вдруг он на самом деле на борту нашего судна и когда все расходятся спать, бродит по палубам?»

— Вы рассказали об этом происшествии Мейкпису?

— Я его еще сегодня не видела. Он в церковь не ходит.

— Может, это был Обин Дейл с его вечными проказами?

— Признаться, это мне не приходило в голову. Вы думаете, он способен на свои шалости даже ночью?

— Не удивился бы, кончись все игрушечной змеей у вас на подушке. Вы запираете дверь на ночь? А днем?

— Запираю. Нас предупредили, что на судне есть воришки. Может, это был какой-то жалкий воришка? Черт, а я так перепугалась. Небось рассчитывал выудить что-нибудь через иллюминатор.

— Это случается на судах.

Послышался удар гонга, сзывающего пассажиров к завтраку.

— Исходя из того, что вы мне сейчас рассказали, я бы на вашем месте задергивал на ночь иллюминатор шторой, — немного помолчав, сказал Аллейн. — А так как среди команды есть не слишком приятные личности, не советовал бы бродить одной по палубе с наступлением темноты. Вполне может подойти к вам и привязаться.

— Но ведь так можно умереть от скуки. Кстати, посоветуйте это миссис Д.-Б. Она большая любительница лунных прогулок или скорей танцев при луне. — Джемайма загадочно улыбнулась. — Мне кажется, она просто великолепна. В таком возрасте и такой безудержный темперамент.

Аллейн подумал одновременно о двух вещах: долго ли еще миссис Диллинтон-Блик сумеет наслаждаться тем, чем одарила ее природа и что еще преподнесет ему Джемайма.

— Она танцует при луне? С кем же?

— Одна.

— То есть порхает по палубе как фея? С ее-то весом?

— По той, что под нами. Ближе к носу. Сама видела. По-моему вес ей нисколько не мешает.

— Ничего не понимаю.

— В таком случае вам придется выслушать рассказ еще об одном ночном приключении. Это случилось в позапрошлую ночь. Жара стояла неимоверная. Мы с Тимом засиделись далеко за полночь. Нет, мы вовсе не амурничали — мы с ним спорили. Когда я вернулась в свою каюту, там было ужасно душно, и я поняла, что мне не уснуть. Я вышла в коридор и подошла к иллюминаторам, которые выходят на нижнюю палубу. Мне захотелось пролезть через один из них и вскарабкаться на нос. Пока я смотрела и размышляла, прогонят меня с носа или нет, прямо подо мной открылась дверь и на палубу, устланную черными тенями, упал квадрат света.

Светящееся от возбуждения лицо Джемаймы словно накрыло облачко.

— Сперва ничего видно не было — только тень на фоне освещенного квадрата, — продолжала свой рассказ девушка. — А потом мне показалось, что ожила кукла Эсмеральда. Мантилья, веер, широкая кружевная юбка… Снова я вспомнила про этого цветочного убийцу и…

— Ну, а дальше что было? — не терпелось узнать Аллейну.

— Дверь закрыли, и квадрат света исчез. Но я-то теперь знала, кто там. Она стояла на палубе спиной ко мне одна-одинешенька. И вот тут-то все началось. К тому времени уже поднялась луна, перевалила за борт и осветила палубу. Механизмы под чехлами отбрасывали чернильно-черные тени, между ними по палубе скользили лунные блики. Зрелище было восхитительное. Она играла своим веером, делала пируэты и приседания, прошлась плавным шагом назад, как это делают танцовщицы с кастаньетами. Ее лицо было закрыто мантильей. Вообще все показалось мне очень странным.

— Чрезвычайно странно. А вы уверены, что это была миссис Д.-Б.?

— Ну а кто еще? Согласитесь, во всем этом даже есть что-то трогательное. Танец продолжался всего несколько секунд, потом она убежала. Открылась дверь, ее тень метнулась в потоке света. До меня донеслись мужские голоса, смех, и все стихло. Я была просто поражена.

— Я сам сражен наповал. Хотя мне приходилось слышать о слонах, танцующих в уединенных уголках джунглей.

— Да она легка, как перышко. — Джемайма даже обиделась за миссис Диллинтон-Блик. — Полные всегда легко двигаются и танцуют, как феи. Но вы ей скажите, чтобы она больше этого не делала. Только, прошу вас, не говорите, что я видела ее лунное представление. Я даже считаю себя в некотором роде нарушителем ее одиночества.

— Ни за что не скажу. Вы тоже не гуляйте в одиночестве. Передайте мой наказ Мейкпису. Уверен, он меня полностью поддержит.

— Ну, это вне всякого сомнения.

Джемайма улыбнулась, и в уголках ее рта появились две маленькие ямочки.

К ним приближался отец Джордан в окружении своей паствы. «Завтрак!» — оповестил мистер Макангус, и Джемайма ответила: «Идем!» Она направилась в их сторону, обернулась, на ходу подморгнула Аллейну и крикнула:

— Вы просто прелесть. Спасибо вам… Аллейн!

И скрылась за дверью прежде, чем он успел ей что-либо ответить.

2

За завтраком Тим то и дело старался поймать взгляд Аллейна, однако в глазах его старшего друга был укор. Он подождал Аллейна в коридоре и, когда тот вышел, с наигранной веселостью обратился к нему:

— Я отыскал те книги, о которых вам говорил. Зайдете ко мне или я сам их вам занесу?

— Занесите, — попросил Аллейн и поднялся к себе.

Через пять минут раздался стук в дверь. Вошел Тим, нагруженный всяческой талмудистикой.

— У меня есть для вас кое-что, — сказал он Аллейну.

— Джемайма догадывается, что на судне этот цветочный убийца, о чем известно и Обину Дейлу.

— Откуда вы это знаете?

— От самой Джемаймы. И я, право же, удивлен, почему не от вас.

— До обеда у меня не оказалось удобного момента с вами поговорить, потом вы засели с Д.-Б. и Дейлом в салоне, ну а потом я…

— Потом вы обсуждали на веранде литературу елизаветинских времен, да?

— Совершенно верно.

— Понятно. А с чего это вдруг вы проинформировали мисс Кармайкл относительно моей настоящей фамилии?

— Черт возьми, все обстоит не настолько серьезно, как вы думаете. Дело в том, что… Выходит, она и об этом вам сказала?

— Она выкрикнула мою фамилию в присутствии всех пассажиров, когда мы шли завтракать.

— Она думает, что это вас зовут Аллейном.

— Но почему?

Тим рассказал ему, в чем дело.

— Мне самому стыдно. Как-то вырвалось само собой. Настоящий кретинизм.

— Да-а. Разумеется, всему виной этот маскарад. Сегодня чужие имена, завтра — фальшивые усы и бороды. Но ничего не поделаешь.

— Ей и в голову не приходит, кто вы на самом деле.

— Что ж, будем надеяться. Кстати, она собирается рассказать вам об одном событии, имевшем место минувшей ночью. Думаю, вы тоже сочтете его серьезным.

— Что стряслось?

— Да так, один любопытный субъект… Впрочем, она вам сама все расскажет. Еще она расскажет вам о том, как миссис Диллинтон-Блик порхает среди лебедок в лунном свете.

— Миссис Диллинтон-Блик?!

— Думаю побеседовать на этот счет с капитаном. Там будет и отец Джордан. Вам бы тоже следовало зайти.

— Зайду. Прошу извинить меня за мою оплошность, Аллейн.

— Бродерик.

— Простите.

— Она милый ребенок. Разумеется, это не мое дело, но, надеюсь, у вас серьезные намерения. Тем более что она уже пережила крушение надежд.

— Похоже, вам она доверяет еще больше, чем мне.

— У каждого возраста есть свои преимущества.

— С моей стороны все вполне серьезно.

— Ладно. Не спускайте с нее глаз.

К ним подошел отец Джордан, и все трое направились к капитану Бэннерману.

Разговор был не из приятных. Один из служащих компании «Кейп Лайн» еще в Лондоне предупредил Аллейна насчет упрямства Бэннермана. «Тупоголовый старый хрен, — выразился он. — Стоит хотя бы раз погладить его против шерстки, и он без конца будет вставлять вам палки в колеса. Здорово закладывает за воротник, в подпитии и вовсе не сдвинешь с места. Поддакивайте ему, тогда все будет в порядке».

Аллейн считал, что до сих пор ему удавалось следовать этому совету, однако же, рассказав о лунном представлении, подсмотренном Джемаймой в пятницу ночью, почувствовал, что, как говорится, наступил капитану на больную мозоль. Когда Аллейн предложил принять кое-какие меры для того, чтобы подобное не повторилось, он натолкнулся на категорический отказ. Что касается лица в иллюминаторе Джемаймы, то капитан пообещал дать соответствующие указания вахтенному офицеру, чтобы подобное не повторилось. Однако при этом добавил, что не видит здесь ничего из ряда вон выходящего, ибо в тропиках люди начинают вести себя весьма странно. (Сие Аллейн слышал тысячу раз.)

Что касается эпизода с танцами миссис Диллинтон-Блик, то капитан заявил, что он палец о палец не ударит. Ибо ни в коем случае не считает это нарушением правил, а следовательно, не собирается принимать каких бы то ни было мер. О чем, кстати, вынужден просить и Аллейна. Это, добавил он, его последнее слово.

Капитан стоял, засунув руки глубоко в карманы и уставившись через иллюминатор в бесконечность. Даже затылок говорил о его тупом упрямстве.

— Этого типа на моем судне нет, — громко чеканил капитан, не поворачивая головы. — Я уверен в этом так же, как и в том, что вижу перед собой вас. Я служу в компании «Кейп» вот уже двадцать лет и с первого взгляда распознаю того, кто может натворить беды в открытом море. Однажды ко мне на судно нанялся кочегаром убийца. Так я только увидел его и сразу понял: тут что-то не так. Чутье еще никогда меня не подводило. Этих я тоже рассматривал. Ни один из них ни капельки не похож на убийцу. — Капитан медленно повернулся на каблуках и наклонился к Аллейну. Его красное, как у вареного рака, лицо выражало самодовольство. — Вы идете по ложному следу, — изрек он, обдав Аллейна перегаром и вдруг выхватив из кармана волосатый кулак, грохнул им по столу. — Такое не может случиться на моем судне!

— Позвольте мне тоже кое-что вам сказать, — начал Аллейн. — Я бы ни в коем случае не осмелился вас беспокоить, не считай это дело неотложным. Того, за кем мы охотимся, может и впрямь не оказаться на вашем судне. Но допустим, сэр, что он, несмотря на вашу интуицию, все-таки здесь. — Аллейн указал пальцем на настольный календарь капитана. — Воскресенье, десятое февраля. Если он здесь, то до его ожидаемого пробуждения осталось четыре дня. Так не лучше ли нам принять все необходимые меры для того, чтобы не позволить ему сделать его страшное дело? — Аллейн взглянул на упрямца и добавил с мольбой в голосе: — Не лучше ли подуть на холодное, чем обжечься горячим?

— Ага, я и сам люблю эту пословицу, но в данном случае она не к месту. Тем более что ваши предложения идут вразрез с моими принципами. А раз так, я их не принимаю. Ясно?

— Разрешите мне сказать всего одно слово, — начал было отец Джордан.

— Не утруждайте себя. Я остаюсь при своем.

— Отлично, сэр. Будем уповать на то, что вы окажетесь правы. Разумеется, мы уважаем ваши пожелания, — сказал Аллейн.

— Я не позволю, чтобы эту даму беспокоили или… критиковали.

— Я отнюдь не собирался…

— Это равносильно критике, — пробормотал капитан. — Веселье еще никому не причиняло вреда.

По мнению Аллейна, эти комментарии были прямо-таки шедевром из области демагогии. Он не нашелся что возразить.

— Благодарю вас, сэр.

Они втроем направились к двери.

— Постойте! — окликнул их капитан. — Давайте выпьем.

— Мне сейчас что-то не хочется, — покачал головой Аллейн. — Большое вам спасибо.

— Почему?

— Как правило, я воздерживаюсь от употребления спиртного до тех пор, пока солнце не поднимется до уровня нок-реи, если я правильно выражаюсь.

— Вы и тогда не очень им себя балуете.

— Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей.

— А, умоешься — и все как рукой сняло. Разумеется, вы, как и я, подчиняетесь приказам, хотя очень часто это всего лишь напрасная трата казенных денег.

— Это общие места.

— Ну а вы, джентльмены? — обратился капитан к врачу и священнику. — Как насчет того, чтобы выпить?

Оба отказались.

— Надеюсь, вы на меня не в обиде?

Его заверили, что никакой обиды нет.

Аудиенция была окончена. Капитан, повернувшись к ним своей квадратной спиной, зашагал вразвалку к угловому шкафчику, в котором держал спиртное.

3

Остаток воскресенья прошел более или менее спокойно. Этот день был жарче всех предыдущих, и пассажиров разморило. Облаченные во все белое, миссис Диллинтон-Блик и Обин Дейл возлегали на своих шезлонгах на веранде и вяло улыбались всем, проходившим мимо. Время от времени их руки соприкасались, и тогда слышался бархатистый смех миссис Диллинтон-Блик.

Тим и Джемайма почти весь день провели под навесом возле бассейна в кормовой части нижней палубы. Супруги Кадди, занявшие удобную наблюдательную позицию в тени веранды, не спускали с них глаз. В конце дня мистер Кадди тоже решил принять освежающую ванну и облачился в потрепанные плавки кирпичного цвета. Он разыгрался в воде как дельфин, что вынудило Джемайму вылезти из бассейна, а Тима привело в состояние крайнего раздражения.

Мистер Мэрримен сидел на своем обычном месте, целиком отдавшись «Нилу Криму». А когда ужасы, описываемые в этой книге, были исчерпаны, погрузился в «то, что он любит», смакуя страшные несчастья, обрушившиеся на героинь романа. Время от времени он весьма неодобрительно отзывался о стиле произведения и о методах полицейского расследования, описанных в нем. А так как Аллейн сидел к нему ближе всех, он оказался мишенью всех высказываний мистера Мэрримена. Разумеется, разговор вновь зашел о цветочном убийце. Аллейну выпала честь узнать о себе, что он «медлительный невежда, облаченный недолговечной властью».

— Этот самый Аллейн, чьи фотографии дают во всех вечерних газетах, как мне кажется, личность весьма неинтеллигентная. — Мистер Мэрримен свирепо сопел.

— Вы так думаете?

— О, уверяю вас. Неинтеллигентнейшая, — с чувством сказал мистер Мэрримен. — Думаю, если доведется его увидеть какому-то неопознанному преступнику, тот несказанно утешится. Что, уверяю вас, сделал бы на его месте и я.

— Выходит, вы верите в то, что «люди читать по лицам мысли» все-таки умеют?

Мистер Мэрримен одарил Аллейна, можно сказать, одобрительным взглядом.

— Источники, контекст, — потребовал он.

— «Макбет», первый акт, четвертое явление. Дункан о Кавдоре.

— Очень хорошо. Я чувствую, вы хорошо знакомы с этой второсортной мелодрамой. Да, я убежден, что на лице есть отпечатки, могущие послужить отправной точкой для сведущего наблюдателя. Я, например, из целого стада олухов выберу смышленого ребенка. Но, поверьте мне, такая возможность предоставляется мне не столь уж и часто.

Аллейн спросил, применима ли эта теория для всех случаев жизни и верит ли мистер Мэрримен в то, что существует так называемый криминальный тип лица.

— Я, кажется, где-то читал, что полиция это отрицает, — как бы вскользь заметил Аллейн.

— Это единственный случай, когда полиция близка к истине, — не без ехидства заметил мистер Мэрримен. — Если вы спросите у меня, существуют ли лица, носящие на себе отпечатки жестокости или низкого умственного развития, я отвечу вам утвердительно. Но тип человека, о котором тут говорится, — он поднял книгу, — нельзя разгадать по его наружности. То, что этим человеком владеет какой-то свой, особый, дьявол, на его лице не написано.

— Именно этим выражением и в том же контексте пользуется отец Джордан, — заметил Аллейн. — Он полагает, что такой человек находится во власти дьявола.

— Неужели? Ну да, разумеется, таков взгляд церкви на эти вещи. И он что, представляет себе этого дьявола в виде животного с раздвоенными копытами и шпагой?

— Чего не знаю, того не знаю.

— Я верю в то, что в каждом из нас сидит свой дьявол, — сказала бесшумно подошедшая сзади мисс Эббот. — Твердо верю.

Она стояла спиной к заходящему солнцу. Ее лицо было темным и каким-то жалким. Аллейн хотел было предложить ей свое место, но она остановила его резким движением руки и взгромоздилась на крышку люка. Она сидела прямо, как струна, неуклюже свесив свои большие ноги в теннисных тапочках.

— А как еще можно объяснить жестокость? Бог дозволяет дьяволу испытывать нас, преследуя какие-то свои, непонятные нам цели.

— Да ведь мы очутились прямо-таки в самой цитадели ортодоксальности! — как-то уж слишком для него добродушно воскликнул мистер Мэрримен.

— Если не ошибаюсь, вы тоже верующий. Вы слушали мессу. Почему же тогда вы высмеиваете идею о дьяволе? — вопрошала мисс Эббот.

Мистер Мэрримен внимательно изучал ее через свои очки.

— Моя дорогая мисс Эббот, — после долгого молчания сказал он, — если вы сумеете убедить меня в том, что он существует, уверяю вас, я не стану высмеивать его дьявольское величество.

— Я в этом не сильна. Поговорите с отцом Джорданом. Он полон мудрости и знаний и вы с ним будете на равных. Очевидно, вы сочтете неуместным с моей стороны совать нос не в свое дело и приставать со своей верой как с ножом к горлу, но когда… когда я слышу, как смеются над дьяволом, я начинаю чувствовать его в себе. Кто-кто, а я его знаю. — Мисс Эббот неуклюже провела рукой по лицу. — Прошу прощения. Я думаю, что эта жара делает меня столь развязной.

На палубе появился Обин Дейл — эдакая эффектная фигура в белых блестящих шортах, малиновом свитере и экзотических сандалиях, которые он явно приобрел в Лас-Пальмасе. Наряд довершали солнечные очки невероятных размеров.

— Хочу окунуться, — объявил он, эффектно взлохматив волосы. — Перед обедом полезно, а водичка просто прелесть. Мадам, однако, не изъявила подобного желания. Может, мне кто-нибудь составит компанию?

Мистер Мэрримен молча уставился на Дейла, Аллейн сказал, что подумает над его предложением. Мисс Эббот слезла с крышки люка и удалилась. Дейл поглядел ей вслед и покачал головой.

— Бедное создание! У меня за нее душа изнылась. Для некоторых женщин жизнь — сущий ад, верно?

Мистер Мэрримен нарочито уткнулся носом в книгу, Аллейн уклончиво хмыкнул.

— В процессе моей несколько фантастической деятельности мне довелось столкнуться с сотнями таких вот бедняжек, — продолжал Дейл. — Я называю их одиноким легионом. Не вслух, разумеется.

— Понятно что не вслух, — буркнул Аллейн.

— Вы только задумайтесь над тем, что им, вот таким, остается? Религия? Исследование Центральной Африки? Что еще? Ей-богу не знаю, — философствовал Дейл. — Одним словом, что-то вроде этого. — Он вытащил из кармана трубку, покачал головой. — Ну ладно, я пошел, — сказал он и удалился вразвалочку, насвистывая мелодию модной песенки.

Мистер Мэрримен изрек нечто явно непечатное, Аллейн отправился на поиски миссис Диллинтон-Блик.

Она возлегала в своем шезлонге на веранде и обмахивалась роскошным веером — целая гора пышных форм, однако очень даже привлекательная. Она настойчиво пригласила Аллейна присесть рядом. Все ее движения говорили о том, что она буквально разомлела от зноя, хотя Аллейну бросилось в глаза, что ее белое платье, из-за декольте которого пикантно высовывается кружевной платочек, не измято, а голова в изумительном порядке.

— Вы похожи на свежий огурчик, — сказал Аллейн и присел на подножку дейловского шезлонга. — Какое на вас очаровательное платье!

— Нравится? — Она лукаво посмотрела на Аллейна.

— Все ваши платья изумительны. Вы одеваетесь с редким вкусом.

— Как мило, что вы обратили внимание! Спасибо за комплимент.

— Вы даже не представляете, какой он огромный. — Аллейн наклонился в ее сторону. — Я так критически отношусь к женской одежде.

— Ну да! Что же вам, позвольте спросить, особенно нравится в моей манере одеваться?

— Мне нравятся ваши платья тем, что они очень выгодно подчеркивают все прелести их владелицы, — сказал Аллейн, подумав про себя, что все это относится к Трой.

— Ах, какое наблюдение! Отныне я буду одеваться исключительно для вас. Вот так-то! — пообещала миссис Диллинтон-Блик.

— Да что вы говорите? Тогда я подумаю, в чем бы мне особенно хотелось вас увидеть. Сегодня вечером, например. А что, если я попрошу вас надеть то восхитительное испанское платье, которое вы купили в Лас-Пальмасе?

Воцарилось молчание, во время которого миссис Диллинтон-Блик украдкой поглядывала на Аллейна.

— Вам не кажется, что это чересчур? Ведь сегодня воскресенье.

— Ах да, совсем забыл. Тогда завтра, ладно?

— Понимаете, я как-то к этому платью охладела. Может, вы назовете меня дурочкой, но весь тот ужас с очаровательной куклой мистера Макангуса восстановил меня против этого платья. Согласитесь, все было более чем странно.

— Какая жалость! — Аллейн прикинулся огорченным. — Мы так много потеряли!

— Знаю, и все равно ничего не могу с собой поделать. Как только представлю себе Эсмеральду, похожую на тех бедняжек, и мне хочется швырнуть это чудесное платье за борт.

— Не вздумайте этого сделать!

— Нет-нет, не бойтесь! — Миссис Диллинтон-Блик хихикнула.

— Или кому-нибудь отдать его.

— Джемайма в нем утонет, а мисс Эббот и миссис Кадди при всем желании невозможно представить в роли испанок. Верно?

Мимо них прошел Обин Дейл, державший путь в бассейн. В своих шикарных плавках он смахивал на парня с рекламы роскошных лайнеров.

— Эй вы, парочка бездельников! — добродушно окликнул он их и проворно спустился на нижнюю палубу.

— Пойду переоденусь, — сказала миссис Диллинтон-Блик.

— Разумеется, не в это испанское платье?

— К сожалению, нет, хоть мне и очень жаль вас разочаровывать.

Она протянула Аллейну свои маленькие холеные ручки, предлагая ему помочь ей подняться с шезлонга. Что он и сделал.

— Как жаль, что мы больше никогда не увидим вас в нем, — вздохнул он.

— О, подождите горевать. — Она снова хихикнула. — Я могу передумать и снова в него влюбиться.

— И танцевать в нем при лунном свете?

Она на секунду призадумалась, потом одарила его восхитительнейшей улыбкой.

— Об этом знает только всевышний, верно?

Аллейн видел, как она проплыла по палубе и вошла в салон.

Думаю, ты согласишься с тем, — писал Аллейн вечером Трой, — что это обещание меня ни в коей мере не успокоило.

4

Двигаясь в южном направлении вдоль западного побережья африканского материка, «Мыс Феревелл» вошел в густое марево, и терпение пассажиров, не привыкших к такой погоде, оказалось на исходе. С материка дул слабый ветерок, несущий в себе едва уловимые запахи суши. Тонкая серая пелена, словно вся сотканная из мельчайших частичек пыли, затмила солнце, но не умерила его пыл. От жгучего прикосновения могущественного светила кожа мистера Мэрримена пылала так, будто у него сильный жар, однако он отказывался принять какие-либо меры. Среди команды вспыхнула дизентерия, которая не пощадила и мистера Кадди. Он то и дело консультировался с Тимом по этому поводу и с омерзительной откровенностью описывал свои страдания всем, кто имел желание его выслушать.

Обин Дейл несколько увеличил дозы своих возлияний, что отразилось на его поведении. То же самое, не без сожаления отметил Аллейн, можно было сказать и о капитане Бэннермане, который не только запил горькую, но еще и стал упрямей осла. Он наотмашь отвергал любую попытку Аллейна обсудить ситуацию и твердил со злобным упрямством, что на борту его судна нет и не может быть никакого убийцы-фанатика. Капитан сделался угрюмым, необщительным и до крайности упрямым.

Напротив, мистер Макангус стал ужасно болтлив. «Он страдает словесной дизентерией», — поставил диагноз Тим.

— Что касается мистера Макангуса, мне кажется, у него эндемическое состояние, — заметил как-то Аллейн. — Не надо все сваливать на тропики.

— Однако они его явно обострили, — устало заметил отец Джордан. — Вам известно о том, что вчера вечером у него была стычка с мистером Мэррименом?

— Из-за чего?

— Из-за этих отвратительных сигарет. Мэрримен говорит, что его тошнит от их запаха.

— Он отчасти прав, — сказал Тим. — Черт его знает, из какой мерзости их изготовляют.

— Они воняют гнилым навозом.

— Ладно, господа, вернемся к нашему делу, — подал голос Аллейн. — К нашему весьма неприятному делу.

После неудачной беседы с капитаном они втроем выработали план действий. С наступлением сумерек каждый брал под наблюдение одну из дам. Тим категорично заявил, что избирает своим объектом Джемайму. Отец Джордан попросил Аллейна взять на себя заботы о миссис Диллинтон-Блик.

— Я ее побаиваюсь, — признался он. — Мне кажется, она считает меня волком в сутане священника. Если я начну преследовать ее в темноте, она лишь окончательно в этом убедится.

— К тому же она имеет на вас виды, — заметил Тим и подморгнул Аллейну. — Вот будет здорово, если вы уведете ее из-под самого носа этого телепринца.

— В таком случае вам придется взять на себя двоих, — сказал Аллейн отцу Джордану. — Миссис Кадди, которая ни на секунду не отходит от мужа и…

— …бедную Кэтрин Эббот, которой, как вы прекрасно понимаете, особая опасность не угрожает.

— Как по-вашему, что с ней происходит?

— Мне кажется, несчастья мисс Эббот не имеют ни малейшего отношения к нашему делу, — с отсутствующим видом сказал отец Джордан.

— Я обычно задумываюсь над тем, почему люди ведут себя так, а не иначе. Когда мы занялись выяснением алиби, ее отчаяние, имеющее прямую связь с дейловской программой, показалось мне весьма и весьма многозначительным.

— Мне кажется, тут какая-то неразбериха. Я даже другой раз спрашиваю себя: а не была ли в тот вечер мисс Эббот жертвой Дейла?

— Нет, она была зрителем.

Отец Джордан испытующе посмотрел на Аллейна и отошел к иллюминатору.

— Как вы помните, жертвой была женщина, которая сказала Дейлу, что ей не хочется объявлять о своей помолвке, ибо это известие очень расстроит ее лучшую подругу.

— Так вы хотите сказать, что мисс Эббот и есть эта лучшая подруга? — спросил Тим.

— По крайней мере, это полней объясняет ее странную реакцию на ту передачу.

Воцарилось молчание.

— А чем она занимается? — поинтересовался Тим. — Она где-нибудь служит?

— Мисс Эббот служит в музыкальном издательстве, — пояснил отец Джордан. — Она большой знаток ранней церковной музыки, главным образом грегорианских песнопений.

— Надеюсь, она с ее голосом не поет, — вырвалось у Тима.

— Напротив, поет. И очень приятным голосом, — сказал Аллейн. — Я слышал, как она пела в ночь нашего отплытия из Лас-Пальмаса.

— У нее самый что ни на есть необычный голос, — пояснил отец Джордан. — Будь она мужчиной, я бы назвал ее голос высоким тенором. Три недели назад она представляла свое издательство на конференции в Париже. Я тоже там был и мне довелось познакомиться с мисс Эббот. Коллеги относятся к ней с большим уважением.

— Однако мисс Эббот в настоящий момент нас не интересует, — решительным тоном сказал Аллейн. — Солнце садится, а значит пора на вахту.

В соответствии с разработанным планом вечер одиннадцатого и двенадцатого Аллейн всецело посвятил миссис Диллинтон-Блик. Его поведение явно огорчило Обина Дейла, доставило огромное удовольствие Тиму, вызвало удивление со стороны Джемаймы и жадное любопытство со стороны миссис Кадди. Сама же миссис Диллинтон-Блик была на вершине блаженства.

Моя дорогая! Ты только послушай — я похитила Великолепного Брута! Вот радость-то! Ничего, так сказать, реального, и все же… Ах, такое явное внимание с его стороны. Когда над тобой так романтично светит тропическая луна, все может кончиться весьма и весьма благоприятно. В настоящее время, как только я удаляюсь после обеда на мою маленькую веранду, он тут как тут у моих ног. И это, клянусь тебе, все, и ничего, ничего более. Обин Дейл зеленеет и зеленеет, но это, как ты знаешь, доставляет мне только удовольствие, Видишь, я совсем и безнадежно лишена сострадания. Но мне все равно так хорошо…

Тринадцатого вечером, когда пассажиры собрались в салоне за кофе, Обин Дейл неожиданно объявил, что решил устроить в своих покоях вечеринку. Там стояла радиола, поэтому он пообещал прокрутить на ней кое-какие из собственных дисков.

— Приглашаются все, — сказал он и сделал широкий жест зажатым в руке стаканом с бренди. — Никаких отговорок не принимаю.

Отказаться и в самом деле было невозможно, хотя у мистера Мэрримена, да и у Тима был такой вид, будто им очень хочется это сделать.

«Покои» Дейла оказались великолепны. Все стены были увешаны фотографиями дейловской «крошки» с ее подписями и других телезвезд. Тут же висела фотография самого Дейла, изогнувшегося в подобострастном поклоне перед самой большой звездой. Дейл показал свои сувениры; среди них сигареты с монограммой — подарок турецкого хана, который, как пояснил хозяин, изобразив на своей физиономии уныние, является одним из самых пылких его поклонников. И тут же рекой полились всевозможные вина и даже более крепкие напитки. Мистеру Макангусу достался бокал с подвохом, из которого все содержимое вылилось ему прямо на подбородок, что он воспринял вполне безропотно, хотя и не был в восторге, в отличие от капитана, миссис Диллинтон-Блик и супругов Кадди. Обин Дейл извинился с видом напроказившего мальчишки и тут же великолепно сымитировал кое-кого из своих знаменитых друзей. Потом они прослушали четыре пластинки, после чего почти всех гостей сморила тропическая дремота. Первой откланялась мисс Эббот, за ней последовали остальные, кроме миссис Диллинтон-Блик и капитана. У Джемаймы от духоты разболелась голова, и она с радостью ухватилась за возможность выйти на свежий воздух. Они с Тимом присели под иллюминатором мистера Макангуса, выходящим на правый борт. Над ними тускло светила маленькая лампочка.

— Пять минут, и я отправлюсь спать, — сказала девушка. — Моя голова гудит, как орган.

— У тебя есть аспирин?

— Я, кажется, его куда-то засунула.

— Я сейчас тебе принесу что-нибудь. Только ты никуда не уходи, ладно?

Кресло девушки было освещено светом, падающим из иллюминатора мистера Макангуса и тусклой лампочкой над ее головой. Мистер Макангус стелил постель и пронзительным фальцетом мурлыкал себе под нос какую-то мелодию.

— Ладно. Мне что-то на самом деле не хочется карабкаться по снастям или расхаживать по канату. Нельзя ли выключить этот свет над головой? Он бьет прямо в глаза.

— Выключатель внизу на другом конце. Выключу, когда буду идти назад. Я быстро, Джем.

Когда Тим ушел, Джемайма откинулась на спинку и закрыла глаза. Она слышала стук машин, шум моря и пронзительное пение мистера Макангуса, которое очень скоро прекратилось. Джемайма почувствовала сквозь сомкнутые веки, что света убавилось. «Он погасил светильник, а теперь укладывает свою робкую плоть на девственное ложе», — подумала девушка. Она открыла глаза. Лампочка над головой все еще горела.

В следующий момент погасла и она.

«Тим идет назад. Как он быстро», — пронеслось у нее в мозгу.

Теперь ее окружала почти непроглядная темень. Дул легкий ветерок. Она не слышала шагов, но явно почувствовала, что сзади кто-то подошел.

— Тим, это ты?

Ей на плечи легли руки.

— Ты меня испугал.

Руки двигались к горлу. Она почувствовала, как они дернули за нитку с жемчугом. Бусы рассыпались. Она схватила эти руки. Они были ей незнакомы.

— Пустите! Пустите!! Тим!!!

Послышался топот бегущих шагов. Джемайма вскочила с кресла и стремглав бросилась в туннель крытой палубы, где попала в чьи-то объятия.

— Успокойтесь, все в порядке, — говорил ей Аллейн. — Это я.

5

Через несколько секунд вернулся Тим Мейкпис.

Джемайма все еще дрожала в объятьях Аллейна, бормотала что-то невнятное, прижимаясь к нему как маленькая девочка.

— Какого черта… — начал было Тим, но Аллейн не дал ему договорить.

— Лампочку погасили вы?

— Нет. Джем, милая…

— Вам кто-нибудь попался на пути?

— Нет. Джем!..

— Хорошо! Уведите ее. Она расскажет вам все, когда придет в себя. — Он осторожно разжал руки. — Вам больше ничего не угрожает. Вот ваш доктор.

Девушка очутилась в объятиях Тима, а Аллейн побежал по направлению к корме. Он шарил глазами вдоль ведущих вверх и вниз трапов, заглядывал за комингсы люков, искал за грудами сложенных кресел и в прочих укромных уголках, хотя и знал, что опоздал. Палуба была погружена в таинственный мрак. Аллейн стучал во все каюты, оправдываясь тем, что якобы потерял свою записную книжку, паспорт и рекомендательные письма. Один Дейл был одет и даже не собирался спать. Остальные уже были в пижамах и разговаривали с Аллейном с той либо иной степенью раздражительности. Он коротко проинформировал о случившемся отца Джордана. Решили снова пойти втроем к капитану.

Потом Аллейн вернулся к креслу, на котором сидела Джемайма. На сиденье и на палубе валялись жемчужины.

Он собрал их все до единой. Он уже решил, что больше не найдет ничего, как вдруг, ощупывая мятую и вылинявшую спинку кресла, кое-что обнаружил. Это был крошечный обрывок цветочного лепестка, который сохранял слабый аромат гиацинтов.