Онлайн чтение книги Сироты квартала Бельвилль
39. Сочельник

По всей республике шла веселая кутерьма. Началась она очень рано, хотя по случаю каникул можно было спать долго и будильники Боболь предусмотрительно не заводила. Наверное, кто-то проснулся в спальне девочек, когда за окнами еще стояла мутная белая полутьма, увидел на стульях у кроватей нарядные голубые платья и сверкающие лаком черные туфельки, подарки Матери, и тут же завопил от радости. А там уж и другие проснулись, тоже подняли шум, стали тут же на ночные рубашки и босые ноги примерять обновки, толкаться у зеркала. Думаете, мальчики повели себя сдержаннее? Как бы не так! Мальчики в своей комнате тоже обнаружили обновки: красные шерстяные рубашки с широкими поясами и коричневые вельветовые брюки. А вельветовые брюки и ковбойские пояса, сами понимаете, это была мечта каждого!

И, уж конечно, мальчишки вертелись у зеркала ничуть не меньше девчонок. Вскоре проснулись и малыши, тотчас вспомнили: «Сегодня елка!», «Сегодня подарки!», «Сегодня нам дадут трехслойное мороженое!» — и пошел разворачиваться праздничный день с бантами в кудрях, с крахмальными воротничками и галстуками, с запахом какао и ванили в столовой, с беготней по всему дому, пахнущему хвоей и снегом.

А снег! Сколько его нанесло за ночь — просто целые Альпы! Марсельцы с ума посходили, увидев эти горы снега: валялись в пушистых сугробах, лепили из снега фигуры, играли в снежки, катали друг друга на салазках. Пришли занесенные снегом матушка Венсан и Финэ — поздравили всех с праздником и сказали, что внизу, в долине, шоссе занесены так, что встали все машины, образовались не то что пробки, а просто-таки караваны машин, которые стоят неподвижно, занесенные до крыш. Снегоочистители пришли из Ла Мюра и Гренобля, но их мало, и они не справляются с заносами. Из Лавальданса и Мулен Вьё народ тоже пошел расчищать шоссе, но, сами знаете, в деревнях остались в основном старики — им не под силу много работать…

— Так что же, значит, теперь наши не смогут выбраться из Лотарэ? — вскрикнул чей-то плаксивый голос.

Ребята понурились. Даже малыши, почувствовав перемену настроения у старших, затихли.

Но тут в холле послышались шаги, двери отворились, и появились очень оживленные Мать, Патош и Андре Клеман.

— Хорошие новости! Хорошие новости! — объявил, едва войдя, Патош. — Только что звонили из отеля Лотарэ наши мальчики. Их там тоже присыпало снежком, но они успели еще вчера хорошо покататься и сегодня собираются спуститься с верхнего плато по всей трассе. Устроены очень уютно, хозяева гостиницы их кормят итальянскими блюдами. По случаю сочельника в гостинице мало приезжих, и наших мальчиков очень обихаживают…

— Они сказали, что, возможно, опоздают немного, — вмешалась Мать, которой тоже не терпелось поделиться с детьми хорошими новостями. — Автобуса не было из-за заносов, но уже пришли большие снегоочистители из Гренобля, и мальчики надеются, что скоро все расчистят… Они просили, если запоздают, начинать веселье без них. Горячо поздравляют всех с праздником и желают всем счастья.

— Спасибо! Браво! Браво! — закричали ребята, и все лица прояснились.

Андре Клеман поймал за руку пробегавшую с Шанталь Клоди.

— Тебе — отдельное поручение, — тихо сказал он. — Рири позвал к телефону меня и наказал передать, чтоб ты не забыла про какое-то колечко. Я и передаю, а что это означает — это уж твое дело. — Он дипломатично улыбнулся.

Клоди с досадой пожала плечами:

— Вот еще! Ничего особенного это не означает, мсье Клеман. Так, чепуха…

— Тебе виднее, конечно, — отвечал Старый Старожил и почему-то вздохнул.

На эстраде, возведенной в конце зала, уже собрались малыши. Свежий, чистый голосок Брижит затянул старую, любимую песню республики:

Хор звенящих высоких детских голосов подхватил:

И тихо-тихо, почти замирая, докончил:

Малышам и Брижит долго аплодировали. Розовые от возбуждения и гордости, они выходили кланяться, и пышные банты на темных и светлых головках взлетали и опускались, как большие экзотические бабочки.

Между тем Андре Клеман о чем-то пошептался с Патошем и незаметно для других вышел из зала. Анриетт поставила что-то плясовое на магнитофон. Уже начал кружиться хоровод вокруг елки, как вдруг за дверями раздался протяжный, сильный рев. Музыка смолкла. Малыши настороженно ждали.

— Кто там? — громко спросила Мать.

В ответ раздался тот же рев, только еще более сильный.

— Медведь, это, кажется, ты? — Патош направился к дверям, выглянул и вернулся, улыбаясь: — Дети, каждый год в этот день к нам приходит наш друг — медведь. Не нужно его бояться, он очень любит маленьких ребят и любит с ними играть и бороться. Входи, медведь, будешь нашим гостем, — сказал он, широко распахивая дверь. — Что же вы, дети, приглашайте медведя! — Патош и сам сделал приглашающий жест, но увидел, как испуганно жмутся к старшим некоторые малыши, как косятся на дверь. — Ну же, дети, позовите медведя, ведь он — ваш гость! Не бойтесь!

Кажется, первым расхрабрился совсем крошечный мальчик по имени Лоран. Он выглянул из-за елки и прокричал:

— Медведь, медведь, иди сюда, мы тебя ждем в гости!

— Медведь, иди сюда, мы тебя не боимся. — И Шанталь подбежала к самым дверям.

И тут из дверей навстречу девочке выкатилось что-то огромное, мохнатое, бурое, с большой лохматой головой. Перебирая лапами по полу, это мохнатое приблизилось к детям, сгребло трех или четырех малышей, посадило их на спину и принялось возить их по всему залу, порыкивая или, вернее, как-то странно похрюкивая от удовольствия. Малыши счастливо завизжали. Тогда и остальные, окончательно расхрабрившись, полезли на медведя, стали хватать его за голову, за пышную шкуру. Веселая свалка началась в зале под крики малышей и рычание медведя. И вдруг Шанталь, которая ухитрилась влезть чуть не на самую голову медведя, закричала во все горло:

— Это мсье Клеман! Дядя Андре!

И тогда все увидели доброе лицо Старого Старожила, выглядывающее из под свалившегося мехового капюшона.

Почему-то никто из малышей не был разочарован, и возня на полу еще долго продолжалась, пока не вмешалась Мать и не сказала во всеуслышание:

— Дети, дети, вы совсем замучили дядю Андре. Дайте же ему отдохнуть!..

И опять ребята пели песню республики:

А потом был бег в мешках за подарками, и перетягивание каната, и хороводы вокруг елки, и хохот, и радостный визг, когда малыш получал именно то, что он мечтал получить в подарок. Шанталь достался пушистый, мягкий заяц — серо-белый, с такими кроткими живыми глазами, что его тотчас хотелось погладить, прижать к себе, «взять в дети», как сказала Шанталь. Она вцепилась в новую игрушку и ни за что не хотела расстаться с зайцем даже за столом, хотя успела шепнуть Клоди:

— Ах, если б к этому зайчику еще был и ангел…

Однако ангела уже давно подобрала Боболь, которая обещала его починить так, что он снова станет как новый. Но Мать почему-то холодно отнеслась к ее обещанию — видно, ангел-калека уже перестал быть для нее счастливым талисманом.

А какой восторг был за столом, украшенным золотыми звездами! А какой вкуснейший обед: жареная индейка, салат, пудинг и знаменитое трехслойное мороженое — клубничное, фисташковое и сливочное, за которым старшие девочки, с Брижит во главе, накануне ездили на кондитерскую фабрику в Ла Мюр.

Отяжелевших от вкусной, обильной еды, счастливо уставших малышей наконец-то уложили по спальням. Почти на каждой подушке, рядом с головой ребенка, виднелась голова медведя, куклы, зайца, обезьянки — никто не захотел даже на время сна расстаться с новыми любимцами.

Снег за окнами все валил — крупные, влажные хлопья казались совершенно театральными, словно нарезанными из бумаги. Сумрачный белесый туман висел над горами.

Мать взглянула на часы.

— Так и есть, опаздывают… — пробормотала она. Вслух она сказала: — Мне кажется, пора начинать нашу программу. Скоро уже стемнеет.

— Нет, Анриетт, еще не скоро, — возразил Патош, поглядев в окно. — Темновато от снега. Но ждать наших, конечно, не стоит. Они сами, верно, торопятся.

Анриетт сделала знак Боболь, и та вышла на минуту из зала, чтобы возвратиться с Мари. На «гусыне» было трехцветное платье и красный фригийский колпачок, и, надо сказать правду, она выглядела очень неплохо в этом наряде. Из-под шапочки круто завивались ее черные волосы, глаза весело блестели. В руках Мари несла аккордеон, переливающийся в свете свечей всем своим перламутровым позументом.

— Первым номером выступят наши марсельские гости, — объявила Боболь. — Матросский танец. Аккомпанирует Мари Видаль.

И под залихватские переборы аккордеона марсельцы со всем своим южным темпераментом сплясали, чуть не разрушив эстраду, знакомый всем с детства «матлот».

Им долго и громко аплодировали.

— Мари Видаль исполнит «Колыбельную», — снова объявила Боболь.

«Гусиные лапки» Мари легко побежали по перламутровым клавишам, и аккордеон запел старую, как мир, колыбельную песню всех матерей. Боболь наклонилась к Патошу, сказала шепотом:

— Я только что была в Малом доме, слышала радио. Там предупреждают всех туристов, лыжников и водителей автомобилей о перемене погоды, ветрах, заносах и лавинах в районе Оузана и Лотарэ. Сказали, что центр по изучению снега в Сен Мартэн д'Эр выпускает срочно специальный бюллетень…

Патош заметно помрачнел.

— Только, пожалуйста, ни слова Анриетт. — Он повернулся к Андре Клеману: — Позвоним сейчас в отель Лотарэ. Надо убедиться, что наши мальчики уже выехали… Пойдешь со мной?

— Конечно, — кивнул Старый Старожил.

Между тем Мать, не обратив внимания на эти переговоры и на исчезновение Патоша и Андре, говорила ребятам:

— Мне бы так хотелось, дети, услышать наши старые песни. Песни времен Сопротивления, когда мы здесь, в доме, спасали от врагов беглецов из лагерей, советских военнопленных, английских летчиков. Это такое дорогое для меня воспоминание…

Ребята тихонько посовещались между собой.

— Мама, мы хотим спеть «Славу маки́», — сказала Брижит. — Стихи Арагона так хорошо звучат. И музыка хорошая.

Мать благодарно наклонила голову.

Ребята вновь заполнили эстраду. Запевалой была и на этот раз Брижит.

начала она немного глуховато.

Дружно, сильно вступил хор:

Хор внезапно смолк.

— Что случилось? Вы забыли слова? — недовольно спросила Мать. — А ведь так просто: «Слава храбрым маки…»

И тут она увидела, что все глаза устремлены на дверь. Там, облепленные с головы до ног снегом, стояли Патош и Андре Клеман.

— Что такое? Что случилось? — машинально повторила Мать.

Патош сказал негромко:

— Нужны пять мальчиков — постарше и посильнее. Возьмем лыжи, лопаты. Может быть, понадобится помощь. Попробуем пробиться. Отель Лотарэ не отвечает. Телефонная станция тоже. На нашей станции говорят, что там прошли лавины…

— Мы едем немедленно, — прибавил Клеман.

Клоди первая очутилась рядом с ними:

— Я тоже поеду.

— Ты останешься с Анриетт, — рассеянно сказал, думая о другом, Патош.

— С ней останутся все наши. И Боболь и Брижит, — сказала девочка. — Я должна… Я вас прошу, возьмите меня…

И перед натиском ее решимости, ее воли, ее волнения они — двое взрослых мужчин — отступили.

— Хорошо. Едем, — кивнул Клеман.