Онлайн чтение книги Скалолазка и мертвая вода
Глава 5. Брюнетка из платяного шкафа

Помню, как однажды в пятом классе убедила подружек – и себя заодно, – что в школьном подвале дворник дядя Захар, кроме садового инвентаря, старых парт и банок с половой краской, хранит запас военного шоколада. Несколько ящиков. Еще с советских времен осталась партия. На случай атомной войны. Если вражеский удар настигнет школу в момент занятий, то ученики скроются в подвале и будут пережидать атомную зиму, поедая шоколадки. Тогда я считала, что в шоколаде содержатся все питательные вещества, на которых человек может прожить до полугода. Не знаю, с чего я это взяла. Кто рассказал, или сама придумала?

Как ярого сторонника «шоколадной теории», подруги благословили меня на проникновение в школьный подвал. Попасть в него можно было только через дверь, которая запиралась на амбарный замок. Ключ хранился в кармане кривоногого и страшного лицом дяди Захара (наш дворник иногда развлекался тем, что пугал второклашек, вынимая вставной глаз и прикидываясь циклопом). Я не стала красть ключ, если вы об этом подумали. Просто скользнула в приоткрытую дверь, когда дворник куда-то вышел. Пока я тайком шуровала в поисках военных припасов, Захар закрыл дверь на замок и отправился на выходные.

Так я осталась в темном подвале. Угодила в ловушку, которую сама себе и устроила.

Никакого шоколада на случай атомной войны, конечно, не обнаружила. Да и подвал был слишком маленьким, чтобы в нем могла уместиться вся школа. Зато испугалась до такой степени, что потом заикалась неделю.

Мои подружки тоже хороши. Вместо того чтобы позвать на помощь кого-нибудь из взрослых, которые вызвали бы дворника или, на худой конец, взломали дверь, целый день менялись у двери и утешали меня. Другого ничего не могли придумать. Боялись, что достанется от родителей по первое число. Но больше родителей они страшились гнева одноглазого дворника дяди Захара. Поэтому и на следующий день, в воскресенье, без толку болтались возле подвальной двери. В то время как мои бабушка с дедушкой в четвертый раз осведомлялись в морге, не поступала ли к ним одиннадцатилетняя черноволосая девочка.

В понедельник утром, когда дядя Захар вскрыл подвал, на пороге он столкнулся с призрачным чумазым созданием, при виде которого его самого едва не хватил инфаркт. Почувствовав свободу и узрев солнце, призрак дал такого деру, что пыль во дворе клубилась еще несколько часов. По крайней мере, именно так рассказывали свидетели из пятого «Б»…

Когда по трапу застучали тяжелые мужские шаги, мне не оставалось ничего другого, как броситься в хвост самолета. Туда, где находились туалет и полированные шкафы. Не разбираясь – не было времени, звуки шагов переместились уже в салон, – я влетела в первый попавшийся. Повезло – оказался с мужскими костюмами. Хорошо что не с подушками и наволочками, не влезла бы.

– Шкаф с костюмами, – прошептала я. – Пижоны…

Сквозь щелочку в двери видела кусочек салона. Как раз то место, где располагались стол и пара кресел. Мимо проследовала парочка в белых рубашках. Наверняка пилоты. Отправились сразу в кабину. За ними появились двое в серых костюмах. Таких же, что висели над моей головой.

Они остановились возле стола и заговорили на английском.

– Все равно не понимаю, – произнес один. – Зачем уничтожать то, что уже не существует?

– Голова тебе дана не для обдумывания приказов, а для их исполнения.

– Тупо исполнять не привык! – Голос непонятливого был с небольшой хрипотцой. – Я должен знать, что делаю.

– Появился еще один Получатель. Нужно изъять остатки. Дорога каждая капля, ты же знаешь…

О чем они? Еще один Получатель, к которому попал «черный лев»? А кто был первым Получателем? Доктор Энкель?

Вполне возможно.

Если честно, мне на их загадки наплевать. Мне бы выбраться из самолета. Только как? Дверь одна, и путь к ней ведет мимо этих серьезных мужчин.

Ну и что! Я их не знаю, значит, они меня тоже. Скажу, что гуляла, любовалась звездным небом. У меня тут рядом такой же самолет, вот и перепутала. Забралась не в свой.

Все! Решила! Нужно вылезать из шкафа.

Уже воображала, как скажу им: «А я еще подумала, кто это в салоне кресла передвинул!» – как услышала знакомые шаркающие шаги по ступенькам трапа. Раздавшийся следом голос поверг меня в шок:

– Ну что, расслабились? Расслабляться будете с пулей в голове.

Меньше всего я хотела снова услышать ужасный румынский акцент.

С первыми двумя мужчинами оставалась надежда выбраться из самолета. Когда упала в протоку, – платье отмылось от крови и сделалось почти чистым. Эти двое могли выпустить меня из самолета… Но вот появившийся третьим Чиву если и выпустит, то исключительно мои кишки. Он уже обещал сегодня почесать мне животик.

Я оказалась в той же ситуации, как и в темном подвале дворника Захара. Выход перекрыт. Я опять угодила в ловушку, которую сама себе устроила. Ловко это у меня получается. Сама капкан установила, открыла стальные дуги, да свою же руку в него и сунула…

Чиву выглядел ужасно. Череп бледный, над виском виднелся красный след от удара графином. (Моя работа. Даже небольшую гордость испытала.) Зубы румына скалились, с них разве что слюна не капала.

– Если кому-то и следует открывать рот, то безмозглому психопату – в последнюю очередь! – произнес мужчина, который чуть ранее пытался дойти до сути приказа.

Я едва слышно хихикнула в своем шкафу. Надо же, не одна я, значит, обратила внимание, что с количеством и качеством мозгов у Чиву определенные проблемы.

Румын взвился. Нервно завертел головой, зашипел. Не понравилось, что назвали безмозглым.

– Что ты сказал, Ричардсон? Да я тебе татуировку на печени сделаю! Клапаны на сердце ножичком прочищу!

– Слушай, – обратился мужчина к своему спутнику в сером пиджаке, – и зачем шеф таскает за собой этого придурка?

Чиву забулькал что-то на повышенных тонах, а я, нервно кусая ноготь, принялась думать, как же мне все-таки выбраться из самолета. Однако, сколько я не перебирала вариантов, все сводились к одному: пока Чиву здесь, нечего рыпаться. Скорее всего, Веры уже нет в живых. Убили, сволочи. И сбросили в реку. Черт возьми! Ей уже не помочь. Себя спасать надо.

Как же отсюда выбраться?

– Зачем шеф пихнул его в наш самолет? Летел бы с ним сам!

Фраза принадлежала Ричардсону, который переругивался с Чиву. Я насторожилась. Значит, самолет не один! И Том Кларк полетел в другом.

Может, и Вера жива? Может, она с Левиафаном-Кларком?

Ох, как я запуталась! Нужно скорее выбраться отсюда!

Из салона донеслось шипение гидравлики, следом раздался громкий хлопок. Мне не видно, но, кажется, закрылся люк.

Теперь я точно попалась.

В салоне прозвучал голос пилота, усиленный динамиком:

– Господа, пристегните ремни и приготовьтесь получить удовольствие от полета. До Плимута можете поспать.

Плимут! Если не ошибаюсь, это город-графство в Великобритании, стоит на берегу Ла-Манша. Совсем рядом, рукой подать…

Загудели двигатели. Самолет едва заметно дернулся и плавно покатился, разгоняясь. Я приоткрыла створку и выглянула из шкафа, надеясь разглядеть входной люк. Может, сумею открыть его и выпрыгнуть на ходу?

С моей позиции люк не просматривался. Зато если обернется кто-нибудь из людей в серых костюмах или, еще хуже, Чиву – я буду видна, как картина в Третьяковке.

Самолет катился по взлетной полосе. Костюмы над головой покачивались, дно шкафа мелко вибрировало.

Нет, уже не удастся выбраться из самолета, который превратился в мышеловку. Ведь не скажешь этим людям: «Уважаемые, притормозите возле светофора, я выйду». Может, в Плимуте смоюсь?

– Да, – пробормотала я едва слышно. – Ну и занесло тебя, Алена Овчинникова!

Насыщенный приключениями вечер вымотал меня, выжал, словно тряпку. Я силилась держать глаза открытыми, но веки падали, словно непослушный занавес. Когда шасси оторвалось от взлетной полосы, меня охватило вязкое забытье.

Я проснулась от хлопка.

Мигом открыла глаза. В голове никакого тумана. Сразу вспомнила, что сижу в платяном шкафу. Страшно перепугалась. Мне почудилось, что кто-то лезет сюда. Наверное, пиджак решил сменить.

Вокруг темнота. Мерный гул давал понять, что мы в воздухе. Продолжаем полет в Плимут. Сердце напряженно колотилось в груди, хотелось завопить что есть мочи. Я представила, как черная, невидимая в темноте рука вместо пиджака натыкается на меня…

Через секунду поняла, что сон спугнула не хлопнувшая створка шкафа, а дверь туалета, который располагался напротив. Кто-то вышел из него… Так и есть. Я услышала тяжелые шаги, звук которых смягчал ворсистый ковер.

В темени застучал молоточек, боль заполнила голову. Я сморщилась, зажмурила левый глаз. Ох!.. Боль распространялась оттуда, куда меня двинул бутылкой человек в шляпе. Том Кларк по прозвищу Левиафан. Начальник спецотдела ЦРУ.

Неужели все еще летим? Сколько же я спала?

Понятия не имею. Черного громоздкого монстра – часы «Кассио Джи-шок» – оставила дома. Они капельку не гармонировали со Светкиным обтягивающим платьем, которое, кстати, лопнуло на бедре.

Я пощупала.

Так и есть. Через прореху прощупывалось бедро. Вот оно – материальное свидетельство моих похождений на вечеринке Анри Жаке…

Повернулась, и тупые иголки вонзились в онемевшие ягодицы. Позвоночник превратился в палку. Расплата за сон в платяном шкафу. Единственная радость – выспалась.

Губы пересохли, хотелось пить. А еще – кушать. Причем так зверски, что готова была проглотить слона. Ведь на вечеринке ничего не успела съесть, кроме нескольких крошечных бутербродов с черной икрой.

– Я ему покажу… – раздалось из-за двери невнятное бормотание. Голос и акцент румына. – Американская собака! Я ему покажу, кто из нас безмозглый… Он узнает…

Бормотание переместилось от туалета в салон. Я приоткрыла створку шкафа.

В салоне было темно. Лишь два плафона тускло светились на потолке. Чиву удалялся от меня коронной шаркающей походкой. Его руки бережно сжимали дробовик.

Я с ужасом подумала, что Чиву знает обо мне! Случайно наткнулся, но не стал поднимать шум. Спокойно достал ружье, сейчас сообщит новость своим товарищам, которые мирно посапывают в салоне. Одного я даже увидела. Кажется, Чиву называл его Ричардсоном. Так вот, Ричардсон спал, закинув голову на подголовник кресла, которое стояло у противоположного борта. За его затылком виднелся иллюминатор с опущенной шторкой.

Но я напрасно за себя опасалась.

Вместо того чтобы обратиться к мужчине, румын встал перед ним и поднял ствол ружья.

Черное дуло уставилось в лоб спящему.

Я затаила дыхание.

Дробовик предназначался не для меня. Очень приятно. Но Чиву… Он что, никогда не читал про аварии в самолетах? Про то, как пуля или осколки взрывного устройства могут пробить кабину и на высоте двенадцать тысяч метров вызвать такую сумасшедшую декомпрессию, что нам всем мало не покажется! В том числе и самому Чиву.

Теперь я убедилась, что он действительно безмозглый. Но румын хотел доказать обратное.

Он ткнул ружьем в лоб Ричардсона, разбудив его.

– Ну что, американская собака?! – заорал Чиву бешено. Я невольно вздрогнула. – Сравним, у кого больше мозгов в голове?!

Все понятно. Его заела фраза, брошенная американцем на аэродроме. Румын так обиделся, что готов выбить коллеге мозги, рискуя собственной жизнью. Или не понимая, что он тоже может погибнуть.

– Вот идиот! – прошептала я.

Агент ЦРУ, в лоб которого упирался ствол, сжав губы, холодно изучал нападавшего. Рядом вскочил второй.

– Ты что, спятил? Брось ружье!

– А давай! – неожиданно произнес Ричардсон, обращаясь к румыну. – Стреляй! Хороший «Моссберг», мощный. Прошибешь мою голову и окно позади! Декомпрессия получится серьезная, не уверен, что пилот дотянет до посадочной площадки.

– Заткнись, американская собака! – завизжал Чиву. – Или нажму на курок!

Второй отступил. Испугался. Я сама покрылась мурашками. В самом деле – шутка ли! Под нами – двенадцать тысяч метров пустоты. Если вдуматься, ужас охватывает. Пассажирам бы сидеть в своих креслах – а кому-то в шкафу! – и молиться, чтобы самолет быстрее приземлился. Так нашелся же придурок, готовый разнести вдребезги скорлупку, хрупкую защитную скорлупку нашей птички!