Онлайн чтение книги Слово о солдате
Евгений Иосифович Габрилович

Фронтовое письмо

Дорогая Лиза! Получил вашу посылку и письмецо. Я очень тронут этой посылкой, особенно записной книжкой, в которой вы написали: «Коле Медведеву от Лизы Луковской» и списали песню «Синий платочек». Спасибо вам, милая Лизанька. Почему это вы вдруг вспомнили обо мне и написали мне в первый раз письмецо?

Вы спрашиваете, как я живу.

Мы очень далеко от вас, Лизанька! Я в отряде, углубившемся в расположение противника по специальным заданиям. Пищу, боеприпасы, вооружение доставляют нам пешком через болота, леса, иногда ползком. Вокруг немцы, каждый день они атакуют нас, мы для них — словно сучок в глазу. В общем «до смерти четыре шага», как поется в песне, которую часто передают по радио.

Лиза! Как часто вспоминаю я наш городок и техникум, где мы вместе учились!

Многие представляют себе, что на войне ни о чем не думаешь, кроме атак да стрельбы, ни о чем не вспоминаешь. Это неверно: нигде так много не вспоминаешь, не раздумываешь, как на войне. Многое из того, что казалось значительным, серьезным, кажется пустяком и, наоборот, то, на что раньше не обращал внимания, кажется вдруг серьезным, глубоким, трогательным. Так-то, милая Лизочка, дорогой товарищ по техникуму!

Особенно я люблю рассматривать сейчас фотографии тех времен, у меня их здесь, к сожалению, совсем мало. На одной из них мы сняты вместе с вами, знаете, та фотография, где все мы на лодке, — вы, я, Сеня Петров, Катя Люсицкая. Сеня и я за веслами, а вы с Катей на корме, и Катя смотрит на Сеню влюбленными глазами: помните, как все в техникуме подшучивали над ее любовью.

Вот о Сене я и хочу вам написать. После мобилизации мы с Сеней вместе окончили школу лейтенантов и вместе попали на фронт в одну и ту же дивизию. Это знаменитая, прославленная на войне дивизия, и служить в ней великая честь. Нас с Сеней назначили в разные полки. Мы распрощались, и Сеня сказал:

— Как бы не сплоховать, Николай! Шутка сказать — такая дивизия! Давай поклянемся, что не подкачаем!

И мы дали друг другу клятву, так как оба были из далекого приуральского городка, в первый раз слышали канонаду, и нам, по правде сказать, было не очень-то по себе.

С тех пор долго не виделись. Я много слышал о Сене, читал в армейской газете о его подвигах.

В феврале наша дивизия ударила по врагу во фланг и двинулась по снежной целине, отрезая его коммуникации и окружая крупную фашистскую группировку.

Вот читали мы много книг о наших людях и все спорили, каковы качества нового человека, — помните наши споры, — а он уже существует, этот замечательный советский человек. Нигде это так не обнаруживается ясно, как на войне. Вот сибирский, уральский, рязанский колхозник идет рядом с тобой, идет уверенно, спокойно, без отдыха, несет не только свое личное вооружение, но еще части пулемета или миномета, ротные припасы, не дрогнет, не пожалуется, только пошутит над собой да над соседом, когда особенно туго придется.

Скажешь какому-нибудь политруку, который раз двадцать водил роту в рукопашный бой, сотню раз побывал под бомбежками, под орудийным обстрелом, живет с бойцами, не вылазит с передовых.

— Чудесный вы человек, особенный!

Удивляется.

— Особенный, чем? Вот уж самый обычный партийный работник из далекой глубинки, даже в районном городе редко бывал.

Война разоблачает все ложное, раздутое, случайное, и сразу видно, где настоящее и где фальшивое; видно, что настоящих, действительно советских людей у нас миллионы.

Вот тогда-то, в этом походе, и встретил я Сеню. Было это вечером, в метель. Ночь была такая темная, что в трех шагах не видать. Столкнулись нос к носу. Страшно обрадовались, обнялись. Всю ночь шли вместе. Он рассказывал о своих делах, я — о своих. Когда был подан сигнал к отдыху, уселись рядышком, спина к спине. Вьюга, ветер, снег так и сыплет; то и дело встряхиваемся, как утки.

— Давай, — говорит Сеня, — о чем-нибудь хорошем вспоминать, теплее будет.

Стали мы вспоминать о техникуме, об учителе алгебры, о стороже Федосеиче, о кино, о вас, о Кате Люсицкой, об экзаменах, о футболе. Сеня спрашивает:

— Теперь тепло?

— Теплее, — говорю.

— Ну, а теперь, — говорит Сеня, — давай попоем тихонько.

Стали мы напевать тихо-тихо наши студенческие песни и всякие другие — и грустные и веселые, — и опять вспоминали о техникуме и о футболе и снова тихонько тянули мелодии.

— Вот и хорошо, — сказал Сеня, — теперь совсем жарко.

А потом стали говорить о разных личных делах, признались, кто в кого влюблен, и Сеня сказал, что был влюблен в Катю Люсицкую и только робел ей об этом признаться. Лиза, расскажите это Кате при случае.

Утром мы прощались. Снова я не видел Сеню месяца два и только недавно узнал, что он погиб. Дело это было геройское: вместе с горсткой бойцов он оборонял высоту, дрался трое суток, остался один у пулемета — бойцы были ранены или убиты, — так он один держался до тех пор, пока к нему не подоспела подмога. Он не ушел тут и продолжал бой. Вскоре он был ранен, его привезли в медсанбат.

Я побежал в медсанбат. Впустили меня. Он меня сразу узнал.

— Коля, — говорит, — помнишь, во время метели в лесу мы с тобой песни пели?

— Помню, — говорю, — я все помню.

Помолчали.

— Ну, как, Коля? — спрашивает. — Не подкачал я, клятву сдержал, дрался неплохо?

— Ты, говорю, герой.

— Герой, говорит, не герой, а не подкачал, воевал, как мог.

Вскоре я ушел, а вечером получил от него записку: «Дорогой Коля, если я умру, напиши моим старикам, что я умер легко и спокойно. Я ненавижу фашизм. Ненавижу кровавую, грабящую, убивающую фашистскую нечисть, ненавижу всеми силами своей души, и если бы у меня была вторая жизнь, я бы отдал и ее. Напиши им, что я счастлив, что был бойцом в этой великой битве. Прощай, не забывай меня, Коля».

Через два дня он умер. Его похоронили с почестями, под орудийный салют, как героя.

Милая Лиза, придет день, и мы выгоним Гитлера с нашей земли; настанет утро, когда не будет больше слышно пушек и бомб в этих прекрасных лесах и наступит удивительная тишина и снова запоют птицы. Тогда приезжайте сюда из нашего далекого городка. Я вам покажу места, где мы дрались, холм, где лежит Сеня. Пройдем тихим оврагом, где мы слышали столько грохота, я проведу вас по пустым окопам, блиндажам и расскажу о людях, которые, как и Сеня, бились с врагом, не жалея крови и жизни. И если бы у них была вторая жизнь, они отдали бы и ее за этот светлый день грядущей победы.

Пишите мне, Лиза. Если бы вы знали, как приятно получить на войне письмо, вы бы писали часто-часто, может быть, каждый день.