Онлайн чтение книги Смеющиеся глаза
Счастье старшины Самарца

Однажды старшина Самарец пришел ко мне с жалобой. Высокий, худощавый, он стоял передо мной в канцелярии заставы с унылым, сердитым видом. Злые огоньки преобразили его наивные белесые глаза.

Я заметил, что, с тех пор как пограничные наряды начали частенько возвращаться на заставу с «уловом», он, как это ни странно, делался все мрачнее. Недовольство почти не сходило с его лица. И без того строгий, он стал не в меру придирчив.

Но я начал свой рассказ не с того, с чего мне хотелось начать. Слишком уж забежал вперед, а положено рассказывать все по порядку.

Так вот. На эту дальневосточную заставу я попал незадолго до того случая, о котором начал рассказывать. Дело было давно, еще в тридцатые годы, но что сделаешь, трудно его забыть, это время. А точнее сказать, забыть его вообще невозможно.

Был я тогда еще совсем юнцом, только что закончил пограничное училище. Учился усердно, днем и ночью бредил границей и решил, что служба на заставе — это на всю жизнь. В училище подвели под меня, как говорится, солидную теоретическую базу, и я все не мог дождаться того дня, когда покажутся передо мной ворота заставы.

Закончили мы учебу, и мне предложили место на выбор. А в те годы, помните, самые героические события происходили на Дальнем Востоке. Хотелось туда, где труднее, интереснее, на самый боевой участок.

Поехал туда. Все здесь было для меня, городского жителя, ново: сопки, пади, тайга… В письмах домой писал потом, что живу возле пристани. А какая уж там пристань! Просто пароход два раза в году к берегу приставал.

Я попал на заставу, где начальника уже с полгода не было, а до моего приезда командовал старшина Самарец. Молодой еще старшина, из смоленских краев. Ну, думаю, обстановка такая, что сложнее и не придумаешь: оба молодые, практики маловато.

Присмотрелся я к заставе, вижу: дело идет неважно. Недостатков в службе хоть отбавляй. А главное — застава была что островок: с местным населением никакой связи. Посоветовался я с коммунистами, а потом спрашиваю:

— Ну, старшина, похвались, сколько у вас тут задержаний?

— Пока ни одного, — отвечает. — Но вы не сомневайтесь, службу народ знает.

— Знает или не знает — судить рано. Чего это наряды по самому берегу ходят? Галькой шуршат на весь Дальний Восток. Это, брат, японцам на руку. С завтрашнего дня наряды будем высылать не по гальке, а по тыльной дозорной тропе. На берегу останутся только секреты.

— Так там с сопки на сопку придется лазать, — удивляется Самарец. — Кругом тайга, пади. Бойцы ныть начнут.

— Ничего, старшина, — отвечаю, — поноют, поноют, да и перестанут. Или мы сюда для нытья собрались?

Старшина помалкивает. Перечить мне не смеет, а на лице его прямо написано: «Молод еще, кубари едва успел подцепить, а туда же, свои порядки заводить решил. Ничего, поживешь здесь — узнаешь».

— И еще, — говорю, — что же вы тут от народа совсем оторвались? Застава без помощи местного населения, что Антей без земли.

— Про Антея не слыхал, — отвечает Самарец, — а насчет местного населения — это как сказать. Здесь, товарищ начальник, не Европа, людей по пальцам пересчитать можно. Так что главная надежда на самих себя. Сам проворонишь, так никто тебе не поможет.

— Тут ты, Самарец, рассуждаешь, как самый отсталый и политически не подкованный человек, — рассердился я. — Охотники в тайге есть? Рыбаки на Амуре есть?

— Есть, — с невозмутимым видом поддакивает Самарец. — Конечно, есть. Один охотник на пятьдесят квадратных километров.

Вижу, трудно его переубедить. Однако линию свою начал проводить со всей решительностью. Наряды службу начали нести по-иному, скрытно. Вначале действительно кое-кто из бойцов и поворчал на новые порядки. Но, смотрим, дела пошли лучше. С местными охотниками дружбу завязали. Вскоре одного нарушителя задержали, потом второго. Чувствую, бойцы ко мне переменились, уважать начали. Я хоть и требовал, а душа в душу с ними жил, заботился.

И как только начались задержания, помрачнел мой старшина Самарец, испортилось его настроение. Так и пришел он ко мне для решительного разговора в тот самый день, с которого я и начал свой рассказ.

— Что с вами, товарищ Самарец? — спрашиваю.

— Да так, ничего, — отвечает.

— Нет уж, выкладывайте, — настаиваю я. — У вас такой вид, будто вы только что со дна Амура вылезли.

— Хуже, — подтверждает Самарец.

— Так вы и поведайте, в чем дело.

— Да тут и говорить нечего, — хмурится старшина и вдруг выпаливает: — До каких же пор это будет? Летучкин мне по пояс, и тот нарушителя притащил. Между прочим, товарищ начальник, без помощи местного населения. А я, старшина заставы, можно сказать, ваш первый помощник, с портянками вожусь да комбижир взвешиваю.

Это заявление мне понравилась, понимаю, к чему он клонит, но виду не подаю. Говорю ему:

— Что поделаешь? Везет людям.

Тут Самарец совсем раскипятился.

— Я, — говорит, — в тылах отсиживаться не намерен. Досадно это. И даже обидно.

— Что ж, — отвечаю, — горе ваше поправимое. И подоспели вы вовремя. Получены данные. Ночью должен пожаловать «гость» с той стороны. А так как я сам тоже хочу лично задержать нарушителя, то вы мне и составите компанию. Идет?

Просиял мой Самарец, словно того «гостя» уже за шиворот держит.

А данные поступили ко мне такие. Еще неделей раньше пост наблюдения, что был искусно замаскирован на одной из сопок, заприметил на сопредельной стороне японцев в штатском платье. Сигнал тревожный: раз прибыли новые люди, — значит, жди нарушения. Это меня комендант, старый пограничник, так сориентировал. Не прошло и трех дней, как наблюдатели докладывают: на той стороне готовится салик. Что, непонятно? Салик — это такой плотик из бревен на одного человека для переправы через реку.

Получил я это донесение, обдумал его, взвесил, доложил по команде. Все ясно. Ночью смотри да смотри. Наряды расставил получше, предупредил. Но сам спокойно сидеть не могу. Так и отправились мы в ту ночь на границу вдвоем: я и старшина Самарец.

Ночь выдалась темная. Тучи над тайгой повисли, не поймешь, куда верхушки кедров подевались. Видно, в тучи попрятались. Идем мы со старшиной по дозорке: я впереди, он сзади. Слева от нас тайга притаилась, справа Амур дышит. Идем, идем, остановимся. На реку смотрим до боли в глазах. Да только разве в такую ночь что различишь? Прислушиваемся. Время от времени спрашиваю:

— Слышишь что-нибудь, старшина?

— Нет, — говорит, — не слышу.

Я даже забеспокоился. Может быть, уже прозевали?

Прошли мы еще километра полтора. Вдруг слышу, вода как-то по-другому всплескивает. Такой звук получается, когда веслом сильно гребут. Останавливаюсь.

— Слышишь, старшина?

— Слышу.

— Что?

— Плывет кто-то.

Значит, не почудилось мне, а точно плывет. В этих премудростях я уже разбирался неплохо: знал, что звук от весла слышен хорошо в тот момент, когда человек пересекает середину фарватера. Тут ему нужно грести до кровяных мозолей. Иначе дело дрянь: на середине реки течение сильное, прозеваешь — утянет и салик, и человека на нем черт его знает куда. Поэтому тот, кто хочет переправиться и причалить к берегу, всегда гребет здесь изо всех сил и волей-неволей выдает себя шумом.

Ну, думаю, раз всплеск слышен напротив нас, значит, жди «гостя» ниже. Ведь он как только через середину реки переберется, так его само течение начнет к берегу прибивать.

— Бегом! — шепчу я старшине.

Побежали мы с ним что есть духу. Изредка все же останавливаемся, слушаем.

— Слышишь, Самарец?

— Нет, не слышу.

И точно, всплески прекратились. Теперь держи ухо востро! Пробежали мы по берегу, где нет гальки, еще с полкилометра. По моим расчетам, «гость» уже должен причалить. Но нет, все тихо, следов тоже вроде нет никаких. Что такое?

Сами не заметили, как добрались до маленькой речушки, которая в Амур впадает. Перешли ее вброд, снова бежим по берегу. И вдруг вижу: что-то плывет по воде возле самого берега. Присмотрелся: салик! Попадет на глубину, в омуток, тут вода его и крутит, будто играет с ним. Сердце так и екнуло: салик-то оказался без пассажира, пустой! Перехитрил все-таки, подлюга. Успел высадиться выше, пока мы брод форсировали. Но почему нет следов? Повернули мы обратно, думаем, на след нападем: все напрасно. Еще бы — темень такая, что дальше чем на шаг ничего не видно. Остановились на минутку передохнуть.

— Ну, старшина, — говорю я внешне спокойно, а у самого на сердце кошки скребут. — Кажется, мы с тобой отличились.

Молчит старшина, не отвечает, но вижу, напряжен он до предела и не успокоится, пока не найдет. Связался я с нарядами, информировал их, дал указания. Доложил и коменданту. Тот приказал соседу выслать часть резерва с собакой: на моей заставе собака, как на грех, заболела. Поинтересовался комендант, кто был в наряде, кто салик пустой заметил. Что поделаешь, докладываю все, как есть.

А Самарец сам не свой. Ходит и твердит:

— Все равно не уйдет.

И снова мы с ним отправились в поиск. Но сомнения душу терзают: ведь стоит нарушителю в тайгу пробраться — там его найти будет куда сложнее.

— А знаете, — вдруг говорит мне Самарец, — он же мог по речушке махнуть.

Идея! Недолго думая, ринулись мы с ним туда. Лазили, лазили по зарослям — и снова никаких результатов. Сгинул человек — да и только!

А тут уже понемногу и рассветать начало. От воды утренним холодком потянуло, на той стороне собаки залаяли. Присели мы со старшиной под большой кедр. Нужно было новый план действий наметить.

— Вот как, брат, бывает, — говорю я.

— Бывает, — хмурится старшина. — Что дальше делать будем?

— В чудеса не верю. Надо в тайгу идти.

— В тайгу?

— Да. И обязательно по берегу этой паршивой речушки.

Теперь уже старшина пошел впереди меня: он здешние места лучше знал. Шли-шли мы по берегу. Сейчас-то легко вспоминать — шли. Продирались через дремучие заросли, как сквозь колючую проволоку. Хорошо еще, хоть посветлее стало. Идем злые, измотанные, душу всю так и выворачивает: неужели упустили?

Вдруг слышу дикий возглас:

— Стой!

Я так и врос в землю. Это старшина рявкнул. Смотрю: прилег Самарец за поваленной сосной и целится из винтовки в человека. А тот стоит от него метрах в тридцати на тропке. Спокойно стоит. В оленью куртку одет, бахилы на ногах высокие, а в правой руке — охотничье ружье. Присмотрелся я, что-то уж больно знакомым он мне показался.

— Не стреляй, — скомандовал я старшине.

Самарец на меня оглядывается, плечами поводит: дескать, непонятна мне такая команда. А человек в оленьей куртке, убедившись, что находится в безопасности, поспешил к нам. Вблизи-то я его признал: Назаров, местный охотник, с которым я познакомился вскоре после своего прибытия на заставу.

— Здравствуй, начальник, — подал он мне руку. А старшине сказал с укоризной: — зачем так кричал? Спугнул, однако.

— Кого спугнул?

— Известное дело. Кого вы ищите. Однако языком не поймаешь. По следу гнать надо.

— Да след-то где? — удивился Самарец.

А Назаров усмехнулся и дулом ружья на речушку показывает.

— Сначала там шел. Какой след? Вода, однако. Теперь гнать надо. Бегом надо.

Длинноногий Самарец только этого и ждал. Рванулся вперед, аж кусты затрещали.

— На деревья, однако, поглядывай, — вдогонку ему проворчал Назаров.

Как мы ни торопились, Самарец был уже далеко впереди. Вскоре слышим: выстрел! За ним — второй! Мы бросились на помощь. Да только нам уже делать нечего было. Самарец вцепился в какого-то маленького человечка и руки ему назад крутит. Связал нарушителя, к Назарову подошел и руку ему пожал. Крепко пожал. Молча.

Привели мы «гостя» на заставу. Тут и соседи подоспели с собакой. Им до нас нелегко было добраться — путь дальний. Да уж все было сделано. Но собаку все же пустили. И что же? Нашла она плавательный резиновый костюм. Тут и загадку разгадали. «Гость»-то наш добрался до берега на салике и закрепил его у кустов, а сам еще порядком проплыл в своем костюмчике вниз по течению. Салик сбило водой и понесло. Он его с таким расчетом и закреплял. Хитро придумал: знал, что мы увидим салик и будем искать его выше. А потом не на берег вылез, а чтоб следов не оставлять, по речушке двинул. Вот почему так трудно было его разыскивать.

Потом уж пограничники старшину расспросами донимали. А он помалкивает. И про рану свою — никому ни слова. Мы сами заметили: левый рукав у него весь в крови. Оказывается, нарушитель не совсем промахнулся. Рана, к счастью, была легкая. Зато злость да тоску со старшины как рукой сняло. Еще бы! Как выяснилось, птица попалась крупная.

А наш редактор стенгазеты боец Самсонов этому случаю целую колонку посвятил. И озаглавил: «Счастье старшины Самарца». Только заголовок этот пришелся старшине не по душе.

— Причем тут счастье? — расшумелся он. — Тут помощь местного жителя. Охотника.

— Это который один на пятьдесят квадратных километров? — уточнил Самсонов.

— Во-во, — рассердился старшина. — Измени заголовок.

Заголовок изменили. И все же этот случай так и вошел в историю нашей заставы как счастье старшины Самарца.