Онлайн чтение книги Смерть и семь немых свидетелей
7

Капитан шел быстро, но Эмиле, казалось, не стоило большого труда идти с ним в ногу. Засунув руки в карманы вельветовых брюк, она легко двигалась на длинных ногах, беззаботно насвистывая. «Музыкального слуха у нее нет, — отметил про себя Янда, — но мелодию узнать можно». Ему с трудом удавалось сдержать улыбку.

— Насколько я поняла, вы меня арестовали. И куда же мы теперь идем? — спросила Эмила, когда они вышли на Национальный проспект.

— Арестовал, — подтвердил капитан хмуро. — А веду я вас туда, где вы сразу признаетесь.

— Это — пожалуйста. Мне все равно, а вам приятно. Тут на меня всегда можете положиться.

— Вот это я люблю, — ответил Янда весело. — Никакой волокиты: признаюсь — и конец. В награду приглашаю вас на обед. Понимаете, когда ем один — теряю аппетит, — он открыл дверь «Монастырской винарии». — Представьте эту жуткую перспективу: ковырять в тарелке и пережевывать в голове вопросы и ответы. Прошу за мной.

— Но я… — она заколебалась, — я не одета…

— О чем речь, вы — очаровательны, — заверил ее Янда и направился к столику в углу, неподалеку от окна с тяжелыми шторами.

— Хорошо, пусть вельветовые брюки и вытянутый свитер будут вашим позором, — сказала она садясь. — За обеды с преступниками платит казна?

— Преступники стоят нам стольких денег, — он улыбнулся и подал ей меню, — что какой-нибудь жалкий шницель никто и не заметит. Советую заказать, его здесь еще не научились портить.

— Ну уж нет, — она сосредоточенно изучала меню, — я закажу печень по-пражски.

— Вам принесут большую колбасу на маленьком кусочке печенки, — предупредил Янда, но Эмила упрямо стояла на своем. Когда подали обед, выяснилось, что прогадал капитан, которому пришлось вступить в упорную схватку с жестким шницелем.

За кофе зашла речь об обедах в замке Клени, которые, как рассказала Эмила, были страшно однообразными.

— Так что, если мне выпадает случай хорошо поесть, я принимаю приглашение и от полицейского, — заявила она и сразу же виновато улыбнулась: — Я иногда несу чушь, Да? — потом, закурив сигарету, спросила: — Как вам понравились наши показания?

— Это было прекрасно, — улыбнулся Янда. — Вы все, как один, лгали.

Эмила в этот момент поднесла к губам чашку с кофе, но, не отпив, опустила руку.

— Один за другим, — продолжал безжалостно капитан. — Горы лжи, целый горный хребет.

Эмила напряженно смотрела на Янду, веки ее задрожали.

— Мне кажется, — проговорила она, слегка опомнившись, — этот обед мне обойдется дорого. Вы хотите сказать, пан капитан, что и я… некоторым образом…

— Конечно, — кивнул он живо, — я же говорю: горы лжи. Но пусть вас утешит то, что вы не одиноки.

— В чем же я, по-вашему, солгала? — спросила она обиженно.

— Вы знаете это так же хорошо, как и я.

Он замолчал. Эмила настороженно наблюдала за ним, делая короткие затяжки и стряхивая дрожащей рукой пепел мимо пепельницы.

— Было бы лучше, — произнес наконец капитан, — если бы вы сказали правду сейчас. Но я вам дам еще один шанс. Впрочем, его получат и все остальные — перед подписанием протокола. Если же подпишут свою несуразную ложь — совершат уголовно наказуемый проступок. А кому это надо? Есть такое понятие: «профилактика преступления», — улыбнулся Янда. — Когда они поймут, что разоблачены, а так же осознают, от каких неприятностей я их уберег, — заговорят по-иному. И следствие двинется вперед семимильными шагами. Может быть, сразу к финалу.

Эмила неотрывно следила за собеседником большими голубыми глазами.

— Вот, например, у нас есть такой метод, — продолжал капитан. — Если мы сравним показания, относящиеся ко времени происходивших событий, то получится, что и убитая говорила неправду. Она якобы из замка сразу отправилась в ресторан за Седлницким. Но вышла Залеска в половине девятого, а в «Раю» появилась в девять десять. А ей всего-то нужно было спуститься по косогору и перейти пути. Дарек Бенеш вышел из замка после нее, прошел кружным путем через деревню и еще договаривался в национальном комитете о фотографировании. Здесь он, кстати, говорит правду. Что из этого вытекает? — задал он риторический вопрос и тут же на него ответил: — Что по дороге она задержалась. Села на траву и любовалась вечерним видом окрестностей. Была полна забот, беспокойства. Сидела и размышляла. Я даже знаю, — добавил он гордо, — где она сидела. В самом низу, недалеко от насыпи.

Янда замолчал, потому что к их столу приблизилась старушка с корзиной, полной букетиков ландышей.

— Хотите цветы? — спросил он.

— Перестаньте! — возмущенно воскликнула Эмила и судорожно вздохнула.

— В следующий раз, — сказал Янда старушке, и та направилась к другой паре. — Ландыши за мной, — улыбнулся он Эмиле. — Или вы любите другие цветы?

— Перестаньте, — хрипло повторила она, как заклинание.

— Тогда я продолжу. Это страшно увлекательно, правда? — усмехнулся он. — Итак, Мария Залеска сидела у подножья горы и, возможно, пробыла бы там дольше и в «Рай» пришла еще позже, если бы ее кто-то не потревожил. Неизвестная личность, кравшаяся за ней по косогору, в тот момент чем-то себя выдала. Марию, и без того возбужденную, это привело в ужас, и мы можем предположить, что она помчалась в безопасное место, в данном случае в ресторан. Там Залеска даже поделилась своими опасениями. Подозрение пало на Бенеша, но Мария с этим не согласилась. Я не знаю, кого подозревала она, но зато знаю точно, кто за ней крался в темноте. Даже могу сказать вам: сегодня утром мне сообщили из городского отделения, что это запротоколировано в свидетельских показаниях путевой обходчицы.

— Я не кралась, — сказала Эмила. — Зачем мне это было нужно? Просто я медленно шла, а потом, когда перебегала пути… — в ее голубых глазах появились слезы. — Старая Нечасова меня узнала, да? Но она закричала «хулиганы», а не «хулиганка», вот я и решила… — голос изменил ей, она вынула платок и прижала к глазам. Голова ее опустилась, а плечи затряслись от плача.

— Успокойтесь! — Янда наклонился к ней через стол. — Здесь подумают, что мы разводимся.

— Я… удивляюсь вам… как вы можете… — вырывалось у нее прерывисто, — постоянные шутки…

— Я не шучу, Эмилка. Прошу вас, перестаньте плакать, ведь вы такая мужественная девушка. Откройте глаза, высморкайтесь… вот так, отлично. Я где-то читал, что интеллигентный человек может взять себя в руки в любой ситуации. Теперь вам надо чего-нибудь выпить. Что вам заказать?

Эмила спрятала платок, но продолжала сидеть, как статуя, сжав зубы и подавляя всхлипы.

— Выпейте, вам будет лучше, — убеждал ее Янда.

— Мне… чего-нибудь полегче, — наконец произнесла она.

— Очень жаль, — вздохнул Янда. — Но что делать, подчиняюсь необходимости. — Он подозвал официанта, который уже несколько минут с интересом наблюдал за ними.

— Два «мартини».

— Момент, сейчас принесу, — и действительно, бокалы появились через несколько мгновений. А официант вынул салфетку и стал сосредоточенно вытирать соседний столик.

— Выпейте, Эмилка. Кстати, я уже два раза назвал вас так, и вы не возразили. Значит, могу…

— Если вам нравится это противное имя… — она скривила слегка опухшие от плача губы.

— Мне нравится. Вас назвали так в честь кого-нибудь из родственников?

Официант тем временем закончил вытирать соседний столик и начал выравнивать стулья около другого, находившегося тоже в пределах слышимости.

Эмила еще раз высморкалась и сделала большой глоток из бокала.

— Отец, — ответила она, — был большим поклонником философии Жан-Жака Руссо. Я должна была родиться мальчиком, и меня хотели назвать Эмилем. По имени героя знаменитой книги.

— Но родилась девочка, — кивнул Янда. Официанта тем временем позвали новые посетители. — С вашим именем вы должны быть мужественной и готовой к жизненной борьбе.

Эмила кивнула и допила «мартини».

— Выпейте еще, — он незаметно пододвинул ей свой полный бокал. — Для меня это слишком сладко, а вам нужно собраться с силами. Итак, Эмилка, покончим с этим делом.

— Я действительно не понимаю, почему сразу не сказала вам, — она сделала глоток и поставила бокал. — Ведь в этом не было ничего особенного.

— Хорошо, скажите сейчас.

— Просто… ссора с Марией была мне очень неприятна. Я сделала великую глупость, написав ту статью, но это объясню вам позже. В моих показаниях там, у вас, — все правда до того момента…

— …когда вы увидели сквозь застекленные двери Яначека и Дарека, выходивших за ворота?

— Да. Но тогда я еще колебалась: идти мне за Марией или нет. Хотя перед этим она сама предложила мне поговорить, но потом, когда я ее окликнула, она даже не обернулась… Наконец, я, почти решившись, медленно пошла через двор. Никого не встретила и, видимо, меня никто не видел. Было уже довольно темно, я спускалась к насыпи, но не кралась — мне это было ни к чему. Марию я нигде не видела и решила, что она уже давно в ресторане. Я остановилась у путей и осмотрелась. И тут заметила Марию, сидевшую рядом с тропой под насыпью! На нее падал слабый свет от фонаря у будки. Я перебежала пути, и старая Нечасова подняла крик. Но так как она пользовалась ругательствами только мужского рода — а я довольно высокая, угловатая и хожу в брюках, — то решила, что она меня не узнала. Но ее крики испугали меня, и я спряталась в кустах под насыпью. Мария встала, огляделась и вдруг полетела как стрела. Перевела дух, наверное, только в ресторане. Я пошла за ней, но очень медленно, так как все еще колебалась. Наконец решилась войти в ресторан и уже взялась за ручку, когда навстречу мне выскочил Дарек. Весь взъерошенный, возбужденный, он сразу начал мне жаловаться, что его подозревают… и так далее. Мне стало его жалко, и у меня окончательно пропало желание заходить в ресторан. Я предложила ему вместе пойти домой, он с благодарностью согласился. Мы не спеша поднимались в гору и беседовали. А наверху, где тропа проходит через заказник, решили посидеть. Разговор шел какой-то странный. Даже сейчас, когда вспоминаю о нем, у меня мурашки бегают по коже. Речь шла о смерти и загробной жизни. Оп, бедняга, попал под влияние какого-то спиритического кружка. Я пыталась развеять его мистические убеждения, но не очень-то успешно. И тут я вдруг услышала, как наверху над нами заскрипел в замке ключ. Кто-то открыл и закрыл дверцу, ведущую из барбакана в заказник. Я невольно приглушила голос и стала смотреть, кто появится на тропе. Но там никого не было. Перепуганный Дарек схватил меня за руку. Он действительно суеверный. К тому же этот негодник Рафаэль порассказал ему местные байки — а он умеет преподносить их со страшно серьезным видом. Но настоящий мастер в этом деле — Яначек. Каждому встречному рассказывает о мрачных замковых стенах, пропитанных кровью. Я очень удивлюсь, если он вам этого еще не говорил Но представьте себе, в тот раз кто-то действительно крался, обходя нас стороной. От Дарека страх передался мне. И мы сидели, дрожали от страха, как две мышки, держались за руки и напряженно слушали темноту, пока это не обошло нас и не исчезло где-то внизу… Понимаю, конечно, что все выглядело страшно глупо…

— При всем уважении к вам, Эмилка, — выглядело. Хороша картинка! Можете хотя бы приблизительно сказать, в какое время происходил весь этот ужас?

— В самом начале одиннадцатого. В четверть мы были уже во дворе, и я посмотрела на часы.

— Хм… Скорее всего это была Лудвикова. Она шла вниз к ресторану.

— Вы уверены в этом? — удивилась Эмила. — Почему же она опасалась нас?

— Впрочем, это мог быть кто угодно, — пожал плечами капитан, — включая выжидавшего свой час убийцу.

— А вы еще удивляетесь, что мы испугались, — упрекнула Янду собеседница.

— Я уже ничему не удивляюсь. Вы говорите, что в четверть одиннадцатого были во дворе? Что делали потом? Пошли спать?

— Не сразу. Дарек предложил пройти к нему — вы, наверное, знаете, что ночует он в подсобной комнате, где есть электрическая плитка. Позвал меня на чашку кофе. Идея показалась мне замечательной, однако я обнаружила, что у меня кончились сигареты. Согласитесь: кофе без сигареты…

— Только не говорите, что вы пошли снова в ресторан. Это меня доконает.

— Ну что вы. Мы стали думать, у кого можно одолжить. Дарек не курит, но он вспомнил, что Беранек после обеда принес из магазина целый блок сигарет. Как вы знаете, у него появились деньги.

— Но Беранек был в ресторане.

— Да, но мы подумали, что в комнате может быть Яначек, а тот чужое отдаст охотно.

— В то время он больше часа должен был находиться в комнате.

— Но его не было. Мы стучали в окно, потом вошли в прихожую и стали барабанить в дверь каморки Беранека. Но она была заперта, и ключ изнутри не был вставлен.

— Может быть, крепко спал…

— Это невозможно. Мы так шумели, что разбудили бы и мертвеца. Потом нам пришло в голову — было еще не поздно — зайти к Ленке или Руде Гаклу. Оба курят. И мы направились на третий этаж.

— Это уже становится занимательным. Ну, Ленки дома не было.

— Гакла тоже. Мы заглянули в обе комнаты — наверху двери обычно никто не запирает, достаточно, что закрыт вход в замок, — но нигде никого не было. Мы решили: майская ночь…

— Цветущий куст нам шепчет о любви…

— Да, просто пошли куда-нибудь вместе погулять.

— Значит, вы остались в замке одни. Двое бедняг: зеленый «водяной» и бессовестный паренек.

— Что вы себе позволяете! — от возмущения Эмила даже привстала. — Сравнивать нас с кикиморами! — в волнении она схватила бокал и, только поднеся его к губам, сообразила, что он пуст. Янда рассмеялся, и это разозлило ее еще больше. — Если вы Дарека сравниваете с Развратом — ваше дело, хотя это и не очень красиво, потому что он несчастный парень. Но почему меня — с Завистью? Боже мой! — она резко встала и презрительно посмотрела на капитана. — Я — и зависть! Ну-у, попали в точку!

Янда принялся ее успокаивать, убеждать, что это была неуклюжая попытка пошутить.

— Вы отомстили мне за полицейского, — нашла она наконец объяснение дерзости Янды. — Ладно, счет равный.

Мир был восстановлен, и капитан предложил за это выпить. Заказал два виски со льдом. Эмила не возражала, даже попросила побольше льда, так как на улице было жарко. Пока их обслуживали, обсуждали необычно теплую для конца мая погоду.

— Давайте покончим с делом, а потом уже спокойно посидим за бокалом, — предложил Янда. — Что вы делали, когда обнаружили, что совсем осиротели?

— Нам стало как-то неуютно. Понимаете, вначале эти байки о привидениях, таинственные шаги, пустой замок на горе, темнота… Дарек заявил, что выпьет сильное снотворное, чтобы крепко заснуть. Я попросила его и мне дать таблетку.

— Что он и сделал.

— Конечно. Я проглотила таблетку сразу, в его комнате, потому что там в холодильнике была содовая вода. И, представьте, едва дошла до третьего этажа. Я не привыкла к снотворному, к тому же у его таблеток была огромная убойная сила. Я легла в постель, едва успела вздохнуть — в конец.

— Дарек тоже принял таблетку?

— Я же вам говорила.

— Подождите, Эмилка. Вы видели, — Янда подчеркнул это слово, — как он положил ее в рот?

— Минутку… — Эмила подняла глаза к прокуренному потолку. — А знаете, нет… Видимо, принял потом.

— Видимо, — кивнул Янда. — Дарек баловался наркотиками, и его таблетки с огромной убойной силой на него но действуют. Иначе как бы он ночью включал и гасил свет?

— Он это делал? — спросила она недоверчиво, но капитан только пожал плечами. Потом он заявил, что Эмила и Дарек — обманщики. Как после всего этого можно верить чьим-либо показаниям, даже занесенным в протокол?

Щеки Эмилы порозовели, она опустила глаза.

— Понимаете… я… когда это случилось… мы с Дареком договорились…

— Это мне ясно, — махнул рукой капитан. — Вы вдвоем слонялись в тех местах, где позже было совершено убийство. Никто не видел, как вы прошли в замок — и мне ничего не остается, как только поверить вам, так?

Эмила хотела что-то возразить, но ее прервал шум, с которым буквально ворвались в зал иностранные туристы. Они заняли свободные соседние столики и стали громко переговариваться между собой.

— Я пересяду к вам поближе, — предложил Янда, — иначе нам придется кричать друг другу через стол. Хоть рассмотрю вас получше, — добавил он с улыбкой и взглянул ей в глаза.

— Мне до сих пор все случившееся кажется нереальным, — сказала она. — Все. С той ночи — до этого момента.

— Такое всегда кажется нереальным, — произнес он как-то туманно. — Да, повторите, пожалуйста, — это уже относилось к официанту.

— Наверное, мы не должны… — слабо возразила Эмила.

— Не должны. По крайней мере я. Потому что в это время мне нужно было бы подъезжать к вашему институту, где меня нетерпеливо ждут. Прежде всего из любопытства.

— Я тоже любопытна, — Эмила бросила на капитана игривый взгляд. — У вас есть уже… какая-нибудь теория?

— Нет. Что вы, Эмилка, я и теория! До чего бы я докатился… Мне правится, что вы не краситесь. Иначе после тех слез у вас остались бы на щеках размазанные черные полосы. А сейчас только слегка покраснели веки, по это вас не портит. Я выслушал две теории, и обе интересны. Пан Гакл считает, что убийство связано исключительно с воровством. А вот пан Яначек видит это преступление на фоне стен, пропитанных кровью… и так далее. Все это вам известно: эмоции и роковые страсти.

— Я бы склонилась к Яиачеку, — поразмыслив, заметила мила. — Слушайте, я только сейчас вспомнила! Это, действительно, странно. Яначек всех расспрашивал, не догадывается ли кто-нибудь из нас, как выглядело орудие убийства — какой было формы и так далее… Какой-то нездоровый интерес, правда? Но с его теорией о стенах, пропитанных кровью, я, в общем-то, согласна.

— А я считал вас убежденной реалисткой. Кстати, что вы думаете о беспорядке в хранилище? Там, кажется, не все на месте?

— Кое-что уже нашли. Но если что-нибудь действительно пропало, то будет большой скандал. Но это выяснится в самом конце инвентаризации, — она отодвинула пачку сигарет, зажигалку и носовой платок, брошенный на стол, чтобы официант мог поставить перед ней очередной бокал. — Мне кажется, — заметила она с огорчением, — что сегодня меня следует сравнить с кикиморой под названием Обжорство и Пьянство. А вот Луизу де ла Вальер никак не можем найти.

— Луиза!.. — капитан почти крикнул.

— Де ла Вальер, — повторила Эмила печально, по сразу же рассмеялась: — Что вы на меня так смотрите? Если бы вы ее видели!

— Луиза, — повторил Янда на этот раз почти шепотом.

— Ее портрет, понимаете? — Эмила заговорила, как школьная учительница. — Семнадцатый век, масло на холсте, овал размером тридцать девять на тридцать два сантиметра. Я все это знаю уже наизусть. Автор — Пьер Миньяр. Он написал много портретов родственников и друзей Людовика Четырнадцатого. И самого короля писал, разумеется не однажды. Юная Луиза была придворной дамой жены брата Людовика. Происходила она из небогатого провинциального дворянского рода, при дворе не занимала какого-то особого положения, но, представьте себе, король от этого создания был без ума.

— Мне не надо объяснять, — прервал ее Янда, — кто такая Луиза де ла Вальер.

— Не понимаю вас, — пожала плечами Эмила.

— Она была моей первой любовью. А первая любовь, как известно, никогда не забывается. Мальчишкой — мы жили тогда в небольшом городке, отец там работал на почте — я много читал. Выбора, конечно, большого не было, как у всех других мальчишек. Мы обменивались между собой всякой приключенческой литературой, книгами о животных, о путешествиях… Да, «Три мушкетера». Этой книгой владел я, но одалживал ее редко, потому что постоянно перечитывал. А из всех книг о мушкетерах мне больше всего нравилась «Десять лет спустя», где одна из главных героинь — Луиза де ла Вальер. Я любил ее. Она была единственной женщиной, о которой я мечтал в юности. Я представлял Луизу такой, как описал ее Дюма: блондинка с небесно-голубыми глазами… Скажите, — нетерпеливо спросил он, — а вы видели ее портрет? Какая она там?

— Вынуждена вас разочаровать, — с грустью ответила Эмила. — Мы располагаем только описанием и размерами картины. «Мадемуазель де ла Вальер» в наших списках — среди самых ценных экспонатов. Я впервые провожу инвентаризацию в замке Плени, и пока именно эту картину Миньяра мы не можем найти.

— Какой-нибудь француз с толстым кошельком не пожалеет за нее больших денег, верно? Вот видите, — вздохнул Янда, — я уже вернулся на землю, и во мне снова говорит профессионал.

— Мария эту картину искала упорно, не отступалась. Может быть, Луиза еще и найдется. У нас ведь больше двадцати тысяч единиц храпения.

— Должна найтись! Да ради этого стоит перевернуть замок вверх ногами!

В зале стало потише: иностранные туристы принялись поглощать чешские кнедлики. И тут Эмиле показалось, что из соседнего зала, где был вход в ресторан, раздался знакомый голос.

— Для вас, маэстро, всегда найдется местечко. Прошу за иной, маэстро… — щебетал официант, провожая, видимо, очень важного гостя. Теперь его увидел и Янда.

Рафаэль Седлницкий двигался неуверенно, высоко поднимая ноги, и взгляд его был устремлен в нирвану. Посему он налетел на стул одного из обедавших. Официант принес за него извинения, а «маэстро» продолжал двигаться дальше, к столику в углу у окна. Капитана и Эмилу он увидел в самый последний момент.

— Ха! — воскликнул художник радостно и расставил ноги. — Глаза мне не лгут? Это не фата-моргана? — он слегка качнулся. Туристы перестали есть и принялись рассматривать его как одну из необычных культурных достопримечательностей Праги. — Может, это какое-нибудь неразгаданное явление природы, что-то вроде миража?

— Если уж пришли, то садитесь и не шумите, — строго сказал капитан.

Но Рафаэлю садиться не хотелось.

— Они здесь выпивают вдвоем! — загудел он и трагическим жестом показал на высокие бокалы, в которых таял лед. — И еще как выпивают! — только теперь он свалился на стул, который угрожающе покачнулся.

За его спиной появился официант с маленьким подносом, на котором стояла пузатая рюмка, наполненная коричневатой жидкостью.

— Унесите этот коньяк. Пан больше пить не будет, — сказал официанту Янда. — Вы же знаете предписание. Принесите ему кофе.

— Всюду слышу: кофе, кофе, — с насмешкой в голосе Произнес Рафаэль. — У одного приятеля был этот… попугай. Он все время кричал: «Кофе, кофе!» Больше ничего не умел.

Художник склонил голову и как будто задремал. А сам в это время с пьяным лукавством одним глазом стал рассматривать Эмилу.

— Значит, ты нашла, наконец, себе хахаля, — сказал он доброжелательно. — Правда, полицейский, но все-таки мужчина…

Эмила глубоко вдохнула воздух и открыла было рот, но сдержалась и крепко сжала губы. Взяла со стола сигареты, зажигалку и сунула их в карман.

— Вынуждена попрощаться с вами, пан капитан, — произнесла она с достоинством. — Благодарю за приглашение и приятное общество.

— Минуточку, Эмилка, я иду с вами, — Янда кивнул официанту, который приближался к ним с чашкой. — Посчитайте нам, пожалуйста. И кофе тоже.

Рафаэль посмотрел на него прищуренными глазами и забормотал, что отплатит, когда капитан приедет в замок Клени.

— Вы уже арестовали Гакла? — неожиданно выпалил он. У официанта затряслись руки, он сунул в карман мелочь и, лавируя между столиками, быстро направился к кухне.

— Почему именно Гакла? — спросил Янда.

— Мне надо идти, — заторопилась Эмила.

— Цыц, Мила! — Рафаэль наклонил голову. Он словно сразу протрезвел. — Потому что он ее убил. Никто… из нас… на это не способен.

«Его все еще гложет ревность», — подумал капитан.

— Пан Седлницкий, вам известна причина, из-за которой Гакл мог пойти на это?

— Не знаю, — Рафаэль потряс головой и несколько раз глухо икнул.

— Вот видите. Каково было бы вам, если бы Гакл обвинил вас?

— Я разбил бы ему голову! — Он стукнул по столу.

— Я ухожу, — Эмила решительно двинулась к выходу.

— Да-ама убегает от вас, — Седлницкий громко расхохотался.

— От меня не убежит, — ответил Янда и направился следом.