Онлайн чтение книги Смерть и танцующий лакей
Глава 4. УГРОЗА

1

Переодеваясь к обеду, Мандрэг размышлял, как Джонатан разместит своих гостей за столом. Он даже пытался на листке почтовой бумаги с гербом поместья набросать план, который позволил бы разъединить воюющие стороны. Но понял, что задача ему не по силам. Конечно, можно было просто рассадить их по разным концам стола, но тогда рядом оказались бы симпатизирующие друг другу люди, и такой намек на их привязанности мог бы вызвать ярость кого-нибудь из гостей. Ему просто не могла прийти в голову мысль, что из всех возможных комбинаций Джонатан с безрассудной бравадой выберет наиболее рискованную. Но именно так он и поступил. Вместо длинного обеденного стола поставили круглый. Мадам Лисс сидела между Джонатаном и Николасом, Клорис — между Николасом и Уильямом. Справа от Джонатана сидела Сандра Комплайн, а ее соседом был доктор Харт. Рядом с доктором Хартом сидела Херси Эмблингтон, а сам Мандрэг — между Херси и Уильямом.

После того как каждый нашел свое место, Мандрэг понял, что скорее всего эта затея с обедом может провалиться из-за соседства миссис Комплайн и доктора Харта. Они пришли последними, миссис Комплайн — уже после того, как Кейпер возвестил, что обед подан. Оба были крайне бледны, а когда увидели, что карточки с их именами находятся рядом, обоих, казалось, охватила дрожь. «Шарахнулись, как испуганные лошади», — промелькнуло в голове у Мандрэга. Когда все расселись, Харт бросил странный взгляд через стол на мадам Лисс. Она в ответ твердо посмотрела на него. Джонатан разговаривал с миссис Комплайн, доктор Харт с видимым усилием повернулся к Херси Эмблингтон. Николас, усевшись с видом бывалого человека, привыкшего обедать в обществе, тут же принялся болтать. Его пустые речи, предназначенные мадам Лисс и Клорис Уинн, сопровождались изящными наклонами головы, дерзкими и такими мужественными взглядами, поглаживанием светлых усов и прерывались потоками смеха.

«В прошлом веке, — подумал Мандрэг, — его называли бы фатом. И до сих пор для подобных ужимок не придумали иного слова».

Но его усилия были восприняты вполне благосклонно. И мадам Лисс, и Клорис оживились и явно получали удовольствие от его разглагольствований. Уильям хранил упорное молчание, а доктор Харт, разговаривая с Херси, время от времени бросал взгляды на мадам Лисс.

По всей вероятности, Джонатан выбрал круглый стол именно для того, чтобы легче было поддерживать общий разговор, и это ему удалось. Как ни была сердита Херси на своего кузена, она, видимо, решила честно сыграть предназначенную ей Джонатаном роль хозяйки. Мандрэг, мадам Лисс и Николас тоже не оставались безучастными, и вскоре разговор за столом мог бы показаться даже веселым.

«Зря мы волновались, — сказал про себя Мандрэг. — Из всей затеи вышел обыкновенный прием, который идет то лучше, то хуже, хотя тут вполне достаточно подводных камней». Но не успел он это подумать, как заметил, какими глазами смотрит доктор Харт на Николаса, потом, повернувшись к Уильяму, понял, что тот упрекает в чем-то Клорис. Смутившись, Мандрэг посмотрел на миссис Комплайн и увидел, что она дрожащими руками кладет нож и вилку на крошечную, так и не съеденную порцию. Мандрэг залпом осушил бокал и стал наблюдать за Херси Эмблингтон, которая в это время говорила с Джонатаном как раз о нем.

— Мистер Мандрэг только презрительно хмыкнул на мое предложение, — сказала она. — Не правда ли?

— Разве? — сконфуженно спросил Мандрэг. — А какое предложение, леди Херси?

— Ну вот! Он даже не слушал меня, Джо. Перед обедом я предложила вам тему для сюрреалистической пьесы.

Прежде чем Мандрэг нашелся, что ответить, в разговор внезапно вмешался Николас Комплайн.

— Вы непочтительны с мистером Мандрэгом, Херси, — сказал он. — Смотрите, какое у него строгое лицо. Ведь не глупенький же он.

У Мандрэга было такое чувство, будто он летит вниз в оборвавшемся лифте. Внутри у него все перевернулось, а кончики пальцев похолодели. «Господи! — подумал он. — Знают. Сейчас начнутся шуточки о меблированных комнатах в пригородах. — Он замер, не донеся вилку до рта. — Какая гнусная особа, — подумал он, — какая гнусная! А этот проклятый ухмыляющийся тип».

Он повернулся к Херси и по выражению ее лица решил, что ей действительно все известно. Мандрэг отвел глаза и, испуганно осматривая сидящих за столом, внезапно увидел толстые стекла очков Джонатана, который как-то по-особому поджал губы. В этом движении было столько самодовольства и удовлетворения, что Мандрэг сразу все понял. «Это он разнюхал, — с бешенством подумал он, — разнюхал и рассказал им. Как раз в его духе. Найти слабое место и уколоть. А потому и он сам, и его сестрица, и этот чертов приятель будут снисходительно посмеиваться и говорить, как они прегадко вели себя с бедным мистером Стэнли Глупингом». Но Джонатан продолжал любезным голосом:

— Я заметил, Обри, что дилетанты всегда жаждут забросать художника идеями. Херси, дорогая, неужели ты полагаешь, что Обри без разбора накидывается на всякую эстетскую чепуху?

— Но у меня действительно хорошая мысль.

— Извините ее, Обри. Боюсь, что у бедняги нет чувства меры.

— Мистер Мандрэг обязательно простит меня, — сказала Херси, в улыбке которой было столько дружеской теплоты, что его страх рассеялся.

«Я ошибся, — подумал он. — Опять ложная тревога. Почему я так нелепо чувствителен? Другие меняют имена и не боятся». Какое-то время он ничего не ощущал, кроме огромного облегчения, и слышал только, как все спокойнее бьется сердце. Но внезапно осознал, что в разговоре за столом наступило затишье. Подали десерт. Был слышен лишь голос Джонатана, который, судя по всему, говорил уже довольно долго.

2

— Ни один человек, — говорил Джонатан, — не воспринимается окружающими одинаково. Ведь индивидуальность не абсолютна. У каждой личности столько же ипостасей, сколько существует людей, вступающих с ней в общение.

— Гм, — произнес доктор Харт, — это и моя излюбленная теория. Истинное «я» никому не известно.

— А есть ли оно, это истинное «я»? — возразил Джонатан. — Может, об этом и толковать не стоит, если для каждого случая в человеке припасено особое «я»?

— Я не понимаю, что вы имеете в виду? — спросил Уильям с тревожным видом человека, пытающегося в чем-то разобраться.

— Я тоже, Уильям, — успокоила его Херси. — Джо, мы всегда знаем, как люди поведут себя в той или иной ситуации. Поэтому и говорим себе: если случится так, то от такого-то не будет никакого проку.

— А я утверждаю, что именно этого мы и не знаем.

— Но, мистер Ройял, — воскликнула Клорис, — мы на самом деле знаем, например, что некоторые люди никогда не занимаются сплетнями.

— Мы знаем, — продолжал Николас, — один в критической обстановке останется хладнокровным, другой ударится в панику. Вот на войне…

— Ой, давайте не будем говорить о войне, — попросила Клорис.

— Вот в моей роте есть ребята… — начал было Уильям, но Джонатан предостерегающе поднял руку, и он замолчал.

— Хорошо, — согласился Джонатан, — может быть, и так. Раз некое «я» имеет множество проявлений, мы можем попытаться угадать одно из них, и допускаю — успешно. Но настаиваю, что отгадка будет чисто случайной, как выигрыш в рулетке, и только в обстоятельствах обычных. В незнакомой же, непредвиденной ситуации все это весьма спорно.

— Например? — спросила мадам Лисс.

— Парашютный десант… — начал было Уильям, но мать быстро перебила его:

— Нет, Уильям, только не война.

Это были первые слова, которые она произнесла сама, а не в ответ на чье-нибудь обращение.

— Согласен, — сказал Джонатан. — Давайте не будем брать военных примеров. Предположим… Ну, что бы нам взять такое…

— Что Архангел Гавриил пролетел через дымоход со своей трубой и продудел тебе в ухо, — предположила Херси.

— Или вот: Джонатан объявил нам, что сегодняшний прием в духе Цезаря Борджиа: шампанское отравлено, и жить нам осталось минут двадцать…

— Или, — произнес Джонатан, вглядываясь в темноту комнаты, освещенной лишь стоящими на столе свечами, — что у моего нового лакея, который сейчас вышел, внезапно появилась мания убийства, и он завладел каким-то смертоносным оружием. Вообразим хотя бы, что мы заперты в комнате, и над нами нависла смертельная опасность.

Он замолчал, и за столом воцарилась тишина.

Вернулся новый лакей. Вместе с Кейпером они двинулись вокруг стола. «Все-таки предлагают шампанское на случай, если дамы не захотят коньяк и ликеры. Кейпер поступает разумно. Никто не пьян, хотя не поручусь за Уильяма и Харта. Здесь я не уверен. Остальные в полном порядке, будьте спокойны», — подумал Мандрэг.

— Так как, — продолжал Джонатан, — вы думаете, я буду вести себя в таком безнадежном положении? Я не обижусь даже на самые резкие суждения, уверяю вас. Сандра, начинайте вы, что вы думаете?

Миссис Комплайн повернула к нему свое изуродованное лицо.

— Как бы вы себя вели? — переспросила она. — Я полагаю, Джонатан, вы бы ораторствовали.

В первый раз за весь вечер все непринужденно рассмеялись. Джонатан тоже хихикнул.

— Браво! — сказал он. — А вы, мадам Лисс?

— Я думаю, что первый раз в жизни вы бы вспылили, мистер Ройял.

— Ник?

— Я не знаю. Я думаю…

— Смелее, Ник. Вы меня ничуть не обидите. Кейпер, наполните бокал мистера Комплайна. Ну что, Ник?

— Я думаю, вы потеряете голову.

— Я не согласна, — быстро сказала Клорис, — наоборот, он возьмет на себя все заботы и будет руководить нами.

— Уильям?

— Что? Я полагаю, вы позвоните в полицию. — И Мандрэг услышал, как вполголоса он пробормотал: — Само собой разумеется, можете и свихнуться.

— Уверен, что вы получили бы от этого удовольствие, — быстро сказал Мандрэг.

— С этим я согласна. — К удивлению Мандрэга, к нему присоединилась Херси.

— А вы, доктор Харт?

— До какой-то степени я с этим согласен. Я полагаю, вам было бы безумно интересно наблюдать за поведением ваших гостей.

— Видите! — в восторге проговорил Джонатан. — Разве я был не прав? Смотрите, сколько Джонатанов Ройялов. Пойдем дальше. А вы не хотите узнать наши мнения о каждом из вас? Но только прошу не обижаться. Давайте попробуем!

«Ну что ж, это не глупо со стороны Джонатана, — размышлял Мандрэг, потягивая коньяк. — Больше всего на свете людей интересуют мнения о них самих. Конечно, тут таится и большая опасность, но зато они разговорятся».

Они и разговорились. Миссис Комплайн полагала, что Николас, человек легко ранимый, способен терзаться мучениями, но при необходимости проявит смелость и находчивость. Николас, который, по мнению Мандрэга, подсознательно ощущал материнское покровительство, сказал, что его мать призвана утешать и защищать. Уильям, согласившись с братом, намекнул, что сам-то Николас взвалит ответственность на других. Клорис Уинн почти демонстративно согласилась с женихом, предположив, со своей стороны, что Уильям прекрасно проявит себя в подобной ситуации, причем взгляд, брошенный ею на Николаса и миссис Комплайн, показал, что они недооценивают его хорошие качества.

Мандрэг, держа в руках рюмку с коньяком, почувствовал, как голова становится изумительно ясной. Сейчас он будет говорить с ними ритмичными, прекрасно обдуманными фразами и скажет им страшно важные вещи. Как бы со стороны он слышал свой голос. Он говорил, что Николас в подобном случае будет столь красноречив, что две женщины будут рукоплескать ему, а один мужчина высмеивать. «Но третья женщина, — торжественно провозгласил Мандрэг, пристально глядя на мадам Лисс, — она должна оставаться неизвестной. О ней я напишу пьесу. Вот так, так. Кажется, я немножко пьян». Он тревожно огляделся, но увидел, что никто его и не слушает. Неожиданно для себя он понял, что всю свою великолепную речь он произнес шепотом. Это открытие его поразило, и он решился не прикасаться больше к коньяку Джонатана.

После ухода дам Джонатан не удерживал долго мужчин в столовой. К тому времени Мандрэг оценил свое состояние и решил, что не мешает быть благоразумнее. Он заметил, что братьям Комплайнам и ему самому Джонатан разлил портвейн весьма умеренно, а вот Харту плеснул от души. Доктор был смертельно бледен, у крыльев носа залегли складки, а на губах блуждала неопределенная улыбка. Он молчал, устремив немного расплывающийся взгляд на Николаса Комплайна. Николас же был весел и говорлив. Он пододвинул свой стул к Уильяму и принялся над ним подтрунивать. От этих шуток Мандрэг ощутил неприятный холодок, а сам Уильям помрачнел и замкнулся. Встретившись взглядом с Мандрэгом, Джонатан предложил всем пройти в гостиную.

— С превеликим удовольствием, Джонатан! — воскликнул Николас. — А то от старины Билла и слова не добьешься, так стремится он к своей даме. Да и доктор Харт не лучше, только уж не спрашиваю, по той же причине или нет.

— Вы правы, — сказал доктор Харт немного заплетающимся языком, — такие вопросы задавать не следует.

— Тогда пойдемте, — быстро сказал Джонатан и открыл дверь.

В дверях Мандрэг обернулся и увидел, что Николас еще сидит. Его руки лежали на столе, сам он откинулся на спинку стула и улыбался, глядя на доктора Харта. Тот же поднялся и стоял, сильно наклонившись вперед. Эта сцена напомнила Мандрэгу какую-то картину: поднос с бокалами, на каждом из которых играл яркий блик света, глянец мебели красного дерева, белоснежные пятна крахмальных манишек, блеск медных пуговиц. Лицо доктора Харта, такое выразительное от сильнейшего душевного переживания, и покрасневшее лицо Николаса с дерзкой, насмешливой улыбкой. На столе свечи. Их неяркое пламя освещало картину, которую, подумал Мандрэг, можно было бы назвать «Оскорбление».

— Идем, Ник, — сказал Джонатан, но, увидев, что Николас его не слышит, пробормотал вполголоса: — Вы идите с Уильямом, Обри, мы тотчас вслед за вами.

Поэтому ни Мандрэг, ни Уильям не слышали, что Николас и доктор Харт сказали друг другу.

3

Мандрэг предполагал, что если что-нибудь и может погубить затею Джонатана, так это слишком пристальное внимание к мелочам. Уж очень все это было тщательно спланировано.

Мандрэг ненавидел салонные игры во всякого рода фанты и тому подобное, поэтому он мрачно подумал об аккуратно заготовленных новым лакеем отточенных карандашах и стопках бумаги. Но, видимо, он недооценивал хозяина. Все получилось как бы само собой. Джонатан рассказал забавный случай, как у кого-то в гостях играли в одну игру. Нужно было из букв составлять слова. У самого Джонатана собралось шесть букв, и когда ему дали седьмую, она прекрасно подходила, но слово получалось настолько неприличным, что произнести его вслух он не осмелился. Тем более там присутствовала одна очень строгих правил дама.

— Я взглянул на нее и, поверьте, встретил взгляд василиска. Поэтому и не отважился сказать. Но самое смешное, — продолжал Джонатан, — я уверен, что у этой дамы результат получился такой же. Играли мы на деньги, и она была вне себя оттого, что проиграла. Я намекнул ей на свои затруднения, и она посмотрела на меня так сочувственно, что мне все стало ясно.

— А что это за игра? — спросил Мандрэг, понимая, что кто-нибудь должен задать этот вопрос.

— А вы никогда в нее не играли, дорогой Обри? Сейчас она стала уже старомодной, но, признаюсь, я до сих пор питаю к ней слабость.

— Это что-то вроде кроссворда, — сказала Херси, — каждому дается листок с клеточками, как для кроссворда, и одна за другой называются вытащенные наугад буквы, пока игроки не заполнят все клеточки. Выигрывает тот, у кого получилось больше слов.

— Чем длиннее слово, тем больше у вас очков, — пояснила Клорис. — Например, слово из семи букв — пятнадцать очков, из трех букв — только два. Менять ничего, конечно, не разрешается.

— Звучит заманчиво, — обреченно сказал Мандрэг.

— Может, сыграем? — пытливо вглядываясь в гостей, спросил Джонатан. — Хотите?

Гости, которых шампанское и коньяк настроили на радушный лад, охотно согласились. Все перешли в курительную. Здесь Джонатан начал вполне убедительно копаться в ящиках в поисках нужных принадлежностей, хотя Мандрэг еще утром видел, как он прятал туда и заранее отпечатанные бланки, и необходимое количество карандашей. Вскоре все сидели полукругом у камина с карандашами наготове и с протестующе-озадаченными выражениями лиц. Джонатан назвал первую букву.

— «X», — сказал он. — Как Халиф.

— Ой, — воскликнула мадам Лисс, — может, какую-нибудь другую? Хотя нет, подождите минутку.

— «К», король.

Мандрэгу игра давалась легко и даже понравилась. Он придумал слово из семи букв и с притворно-скромным видом протянул свою карточку сидящей рядом Клорис, чтобы она посчитала очки. Сам же, взяв карточку Уильяма, смутился, увидев, как там все страшно напутано. То ли Уильям не понял правила игры, то ли она была выше его разумения, но он не записал и половины букв. Многие клеточки были пусты, и лишь в левом углу был нарисован маленький, важно шагающий петух, поразительно похожий на Николаса.

— Во всяком случае, — сказал Уильям самодовольно, — рисунок не плох, вы согласны?

От необходимости отвечать Мандрэга спас громкий возглас Николаса.

— В чем дело, Ник? — спросил Джонатан.

Николас был смертельно бледен. В левой руке он держал две игровые карточки. Переложив одну из них в правую руку, он скомкал ее в комочек.

— Я что-то сделал не так? — мягко спросил Харт.

— Вы дали мне два листка, — ответил Николас.

— Извините, наверное, я неожиданно прихватил второй.

— Но написано на обоих.

— Очевидно, один из них остался от прежней игры.

— Очевидно, — ответил Николас, глядя на доктора Харта.

— Мой листок тот, где написано слово «угроза».

— Я все понял, — сказал Николас и повернулся к мадам Лисс.

4

Мандрэг поднялся к себе в полночь. Не зажигая свет, он раздвинул занавески и открыл окно. Наконец, пошел снег. Тучи невидимых призрачных снежинок подлетали откуда-то из темноты к оконной раме, внезапно материализуясь в свете горящего камина. Некоторые из них попадали на стекла и, расплываясь, скользили вниз. И, хотя в комнате было совершенно тихо, в этом стремительно растущем за окном потоке снежных хлопьев Мандрэгу почудился величественный шепот ночи.

Мысль о светомаскировке заставила его закрыть окно. Он опустил шторы, зажег свет и подошел к камину помешать угли. Обычно он ложился поздно, и сейчас спать ему не хотелось. В мыслях он все время возвращался к сегодняшнему вечеру. Его мучило любопытство: что же такое было на этом втором листке, что заставило Николаса Комплайна побледнеть и так странно посмотреть на доктора Харта? Мысленно он видел, как рука Николаса засовывает скомканную бумажку между сиденьем и подлокотником кресла. «Возможно, она там до сих пор, — подумал он. — Конечно, там. Все-таки, почему он был так встревожен? Теперь я не засну. Бесполезно раздеваться и ложиться». А взглянув на книги, отобранные для него Джонатаном, Мандрэг пришел в полное смятение. Наконец, он переоделся в пижаму, накинул халат. Пройдя в ванную, он отметил, что из-под двери в спальню Уильяма света не было видно. «Значит, Уильям спит». Мандрэг вернулся к себе, открыл дверь в коридор и очутился в равнодушной тишине спящего дома. Не закрывая дверь, тихо прошел по коридору до лестничной площадки. Здесь, в нише, вечным напоминанием об англо-индийском дедушке Джонатана стоял большой бронзовый Будда, лукаво и спокойно посматривая на Мандрэга. Еще несколько шагов, потом вниз по лестнице в холл.

Дверь в курительную почти напротив лестницы. Николас сидел в четвертом кресле от края. Почему бы не спуститься и не посмотреть, что написано в этой смятой бумажке? Если кто-нибудь и окажется в курительной, он может пройти в библиотеку как бы за книгой и вернуться к себе. Да и нет ничего постыдного, если он взглянет, что написано на выброшенной во время игры карточке.

Прихрамывая, Мандрэг тихо подошел к лестнице, нащупал в темноте выключатель. На стене зажглась лампа. Мандрэг начал спускаться. Казалось, лестница наполнилась эхом его шагов, а одна ступенька скрипнула так громко, что он вздрогнул и замер с бьющимся сердцем. «Наверное, так чувствуют себя взломщики и тайные любовники, — подумал он. — Но я-то с какой стати?» И все же он пересек холл тихо, по-кошачьи, осторожно толкнул дверь и долго стоял в темноте, прежде чем дернуть выключатель.

Перед камином полукругом стояли девять кресел. Выглядело это так, будто здесь проходило безмолвное тайное совещание. Их расположение красноречиво говорило о людях, которые были здесь еще недавно. А вот и кресло Николаса Комплайна: пододвинуто к креслу мадам Лисс и презрительно повернуто спинкой к креслу доктора Харта.

Мандрэг взял с вращающейся этажерки какую-то книгу о спорте и только после этого двинулся к креслу Николаса, засунул руку в щель между сиденьем и подлокотником. Бумага была скручена в тугой комок. Мандрэг разгладил ее и прочитал пять слов, вписанных карандашом в сетку кроссворда: «УБИРАЙСЯ К ЧЕРТУ! ИНАЧЕ БЕРЕГИСЬ!»

Огонь в камине совсем погас, и только, замирая, потрескивали угольки. Недоверчиво улыбаясь, Мандрэг уставился на листок бумаги. Ему пришло в голову, что, возможно, он жертва хорошо продуманной шутки, что Джонатан сговорился со своими гостями, придумал историю их вражды и теперь злорадно ждет, когда Мандрэг, сгорающий от нетерпения, явится к нему, чтобы поделиться своей находкой. «Нет, тут что-то не то, — подумал он. — Как Джонатан мог предугадать, что я вернусь и разыщу эту бумажку? А Николас на самом деле переменился в лице, когда увидел ее. Значит, надо полагать, Харт и вправду написал ее и передал Николасу вместе с другой. В таком случае он просто свихнулся от бешенства, если ведет себя так нелепо. Неужели он надеется отпугнуть Николаса от этой женщины? Нет, это чепуха какая-то!»

Как бы отвечая мыслям Мандрэга, позади прозвучал голос:

— Уверяю вас, Джонатан, к добру это не приведет. Мне лучше уехать.

На мгновение Мандрэг замер, вообразив, что Николас и Джонатан вошли в дверь за его спиной. Но, повернувшись, увидел, что комната пуста, и понял, что Николас говорит за приоткрытой дверью в библиотеку. Он был взвинчен и говорил истерическим тоном:

— Будет намного лучше, если я уберусь отсюда сейчас же. Нечего сказать, приятная компания! Этот тип с ума сошел от ревности. Только ради нее, вы понимаете, ради нее… — Голос замер, и Мандрэг услышал, как Джонатан что-то тихо проговорил, но Николас нетерпеливо перебил его: — Плевал я на то, что они подумают! — Видимо, Джонатан настаивал, потому что вскоре Николас ответил: — Да, конечно, я понимаю, но должен сказать… — он понизил голос, и несколько последующих фраз были не слышны, — …не то чтобы… я не понимаю, почему… срочный вызов из части… Проклятый жирный нахал. Я вышиб его из игры, вот он и не унимается. — Опять ничего не стало слышно, а потом: — Если вам все равно, то мне — тем более. Я больше беспокоился из-за вас… Но должен сказать, Джонатан, что это письмо не первый случай. Хорошо, если вы так думаете… Хорошо, я остаюсь.

В первый раз Мандрэг ясно услышал слова Джонатана:

— Я уверен, Ник, что так будет лучше. А то, знаешь, получится, что ты поджал хвост. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказал Николас не слишком приветливо, и Мандрэг слышал, как открылась и вновь закрылась дверь, ведущая из библиотеки в холл. Потом из соседней комнаты донесся высокий тенорок Джонатана:

Мандрэг вздернул подбородок, пересек курительную и открыл дверь в библиотеку.

— Джонатан, — сказал он, — я подслушивал.

5

Джонатан сидел у камина в кресле, подобрав короткие ноги и уперевшись подбородком в колени. Он был похож на толстенького торжествующего гнома. Вот он повернул голову, свет отразился в толстых стеклах очков, и вместо глаз Мандрэг увидел два белых пятна.

— Я подслушивал, — повторил Мандрэг.

— Обри, дорогой мой, входите, входите. Подслушивали? Чепуха! Просто вы слышали, что говорил наш друг Николас. Прекрасно! Я как раз собирался зайти к вам и рассказать все. Забавное осложнение.

— Я слышал не так много из того, что он говорил. Я спустился вниз в курительную, — он заметил, что очки Джонатана нацелились на книгу, которая все еще была у него в руках, — нет, не за книгой.

— Конечно, не за этим. Ведь за книгами идут в библиотеку. Рад, что вам подошли те, которые я подобрал.

— Я хотел взглянуть на это. — Мандрэг, как провинившийся мальчишка, протянул правую руку и разжал кулак, показывающий смятый листок.

— А, — сказал Джонатан.

— Вы это видели?

— Ник рассказал. Я спрашивал себя, заинтересуется этим еще кто-нибудь? Можно? Спасибо. Располагайтесь, Обри.

Мандрэг сел, мучительно подозревая, не смеется ли над ним Джонатан.

— Видите, как вы заразили меня. Я просто не мог лечь спать, не посмотрев, что же было на этом листке.

— Я тоже, уверяю вас. Я сам уже собирался пойти и взглянуть. Как, может, вы слышали, Нику не дают покоя. Складывается впечатление, что и раньше он получал письма от Харта с требованиями оставить даму. Как утверждает Ник, Харт безумно влюблен в нее, мучительно ревнует.

— Вот наглец, — сказал Мандрэг.

— Что? Да, конечно. Положение странное и неловкое. Должен признаться, что Ник, наверное, прав. Вы обратили внимание на этот эпизод после обеда?

— Помнится, вы дали мне понять, что я должен удалиться со сцены.

— Да, верно. Но там ничего особенного и не произошло. Он просто уставился через стол на Ника и произнес что-то непонятное по-немецки.

— Не хватало еще услышать от вас, что он из «пятой колонны», — сказал Мандрэг.

— Вовсе нет. Просто он слишком легко выходит из себя. Но, я думаю, ему удалось напугать Ника. Я заметил, дорогой Обри, что из братьев Комплайнов вас больше интересует Уильям. Я знаю их с самого рождения и предлагаю вам обратить внимание на Николаса. Он быстро становится одним из главных персонажей нашей драмы, хотя роль первого любовника ему, возможно, и не сыграть. Перед нами самовлюбленный молодой человек, весьма напуганный. Он донжуан, которому доставляет удовольствие возбуждать ревность соперника. Но неожиданно он осознает, что разбудил в нем дьявола. Поверите ли, Николас хотел уехать сегодня ночью. Под всевозможными благовидными предлогами: и уважение ко мне, и к даме, и успех приема, но истина в том, что Ник трусоват и хотел удрать.

— Как вам удалось удержать его?

— Мне? — Джонатан поджал губы. — Мне всегда удавалось справиться с Ником. Я дал ему понять, что знаю истинную причину его отъезда. Он испугался, что из его бегства я состряпаю смешную историю и всем ее буду рассказывать. Победило его тщеславие. Он останется.

— Ну, а как он думает, что сделает Харт?

— Ник произнес слово «убийство».

Воцарилось долгое молчание. Наконец, Мандрэг произнес:

— Джонатан, я думаю, надо было позволить Николасу Комплайну уехать.

— Вот так-так, — воскликнул Джонатан, обхватив колени.

— Честное слово, я думаю, что могут быть неприятности. Харт на пределе.

— Что же, вы думаете, он бросится на Ника со столовым ножом?

— Я думаю, что он невменяем.

— Просто он был немного пьян.

— Но Комплайн тоже. Пока было шампанское и коньяк, он изводил Харта и получал от этого удовольствие. Теперь, видимо, он не так уверен в себе. Кстати, я тоже.

— Обри, вы меня разочаровываете. Наш эстетический опыт идет прекрасно, а вашим единственным ответом…

— Да, мне безусловно интересно. В конце концов, это ваш дом, и если вы ничего не имеете против…

— Ничего не имею. Я за все отвечаю. Я собрал труппу, а вам, дружище, предоставил кресло в партере. Пьеса успешно разыгрывается. Так зачем же вам останавливать ее после первого действия, которое превосходно заканчивается уходом Ника из библиотеки? И я думаю, что последнее, что мы услышим перед тем, как на сцене опустится занавес, это громкое щелканье.

— Что?

— Николас Комплайн запрет дверь своей спальни на ключ.

— Дай Бог, чтобы вы оказались правы.