Онлайн чтение книги Смерть Ланде
IX

Было уже темно и луна еще не всходила, когда Ланде подходил к дому. Думал он все о Ткачеве, и думы его были упорны и мучительны.

«Когда он смеялся надо мной, он страдал больше, чем я сам; это я видел… Это ужас, но кто в нем виноват, он, я… или кто-то вне нас?.. Я не знаю… Надо бороться, но как бороться, когда я не понимаю даже, откуда это?..»

Было тихо. Ланде шел, упорно глядя невидящими глазами в темную землю, медленно уходившую из-под его ног назад.

— Па-а!.. — отчаянно, с болезненной мольбой закричал где-то поблизости ребенок, и вся тихая, пустынная и темная улица вдруг вспыхнула и ожила дикими, безобразными звуками.

— Папа… не буду… папочка! — беспомощно кричал и как будто рвался ребенок.

— Не будешь?.. Не будешь?.. Не будешь? — методично, все повышая и напирая на звук, скрипел отрывистый и какой-то сухой бас. И чудилось, что в коротких промежутках между обрывками слов делается что-то безобразное и страшное.

Кто-то стоял под окном флигеля и чутко прислушивался. Тоненькая, бледная тень девочки, с бледным личиком и большими блестящими жутким чувством глазами, колебалась в сумраке странно и неясно.

— Это вы, Соня? — смутно узнавая сестру Семенова и хватая ее за худенькую руку, спросил Ланде. — Что это такое?..

Слышите, он его убьет! — отозвалась она странным полудетским, полуженским голосом и с движением жестокого и дикого любопытства вытянула шею к окну.

Ланде, с трудом оторвавшийся от своих дум, вдруг понял, охнул, опрометью, стукнувшись коленом о невидимый в темноте тротуарный столбик, вбежал во двор, вскочил на крыльцо и толкнул дверь в комнату.

Там горела лампа большая и светлая, отражаясь снопом золотых искр в куче образов, нагроможденных в углу до самого потолка. А посреди комнаты, лицом к двери, странно и как-то сладострастно согнувшись, стоял Фирсов в одном форменном жилете с мелкими блестящими пуговками и равномерно, продергивая, стегал длинным тонким ремешком по покрасневшему маленькому телу, которое было крепко зажато между его длинными костлявыми коленями в серых штанах.

— Не будешь! Не будешь! — режущим голосом, стиснув зубы, повторял он и в каждом промежутке меж слов хлестко и с наслаждением стегал ремнем, прорезывавшим синими полосами нежно-розовое округленное мягкое тело.

Что-то холодное и туманное ударило в голову Ланде, и, прежде чем он успел сообразить, что делать, почти в бешенстве бросился к Фирсову, схватил тонкую жилистую руку и изо всей силы толкнул его в грудь. Фирсов дрыгнул поскользнувшимися ногами, уронил ремень и ребенка и ухватился за стол… Что-то зазвенело и разбилось об пол.

— Это еще что такое! Вам что надо? — заревел он, сжимая кулаки.

Ланде прижал к себе навзрыд плачущего ребенка и смотрел ему навстречу огромными гневными глазами.

— Фирсов, опомнитесь! — дрожащими губами, но со странной неотвратимой силой выговорил он.

С минуту Фирсов безумно смотрел ему в глаза, точно не узнавая, а потом вдруг густо покраснел и мрачный, и дикий огонь, горевший в его круглых глазах, сразу потух. Он судорожно провел рукой по голове и пробормотал:

— Ах, это вы, Иван Ферапонтович!.. Извините… я…

— Опять, Фирсов, опять! — с напряженным укором сказал Ланде. — Как вам не стыдно, как вам не грех!

Он отвернулся и легонько толкнул ребенка к Соне, молча стоявшей в дверях.

Желтое длинное лицо Фирсова сделалось медным.

— Позвольте, Иван Ферапонтович… — хрипло заговорил он. — Вы не знаете… я не без причины…

— Какая может быть причина! — с тою же силой и гневным презрением крикнул Ланде. — Никакая причина не может оправдать этого ужаса!

Фирсов вдруг ступил к нему и поднял костлявую дрожащую руку.

— Нет, есть! — как-то оскалив желтые корешки съеденных зубов и опять выкатив глаза, крикнул он. — Знаете, что он, пащенок, сделал? знаете? — с нарастающим торжеством выкрикивал он.

— Что?

— А, «что»!.. Вот полюбуйтесь! — со злобным торжеством отступил в сторону Фирсов и, вытянув длинный палец, ткнул им в образа.

Ланде недоуменно посмотрел и увидел сначала только ящик с красками, кисточку и стакан с грязной зеленой водой.

— Что? — повторил он.

— А вот! — с тем же торжеством повторил Фирсов и дернул Ланде за руку к образам.

Тогда Ланде разобрал, что две напечатанные на бумаге сцены из Священного Писания грубо и нелепо раскрашены детскими красками и к женским лицам пририсованы усы и бороды.

— А! — равнодушно сказал Ланде.

Ребенок тихо всхлипнул.

— Не плачь… Мы не дадим больше… — как-то машинально сказала Соня, не спуская глаз с Ланде.

— Да ведь это же ребенок, Фирсов! — беря его за руку и стараясь успокоить, говорил Ланде.

— Я знаю, что ребенок! — запальчиво и тяжело дыша, вздернул головой Фирсов, — Если бы это не ребенок был, я, может, убил бы его!..

— Что вы говорите! — с удивлением сказал Ланде, махнув рукой.

— Да… убил бы, убил! — стуча по столу костяшками пальцев, упрямо крикнул Фирсов.

— Оставьте, Фирсов, — властно приказал Ланде, беря его за руку и оглядываясь на Соню. — Оставьте, — из-за такого пустяка!..

Фирсов быстро выпрямился, как будто ждал именно этих слов.

— Пустяка-а? — неестественно растягивая слова, повторил он.

— Да, разве можно придавать этому серьезное значение? Неужели вы не понимаете, что вы бесконечное число раз больше грешите, чем бедный мальчуган? — убедительно и печально сказал Ланде.

— А!.. по-вашему, это пустяк? Так… — начал Фирсов и вдруг, точно нарочно пришпоривая себя, тем же фальшиво-бешеным голосом закричал:

— Пустяк? — и пронзительно завизжал и затопал ногами. — Вон, вон отсюда!.. Богохул, дьявол! Вон, чтоб духу твоего!..

— Фирсов, — удивленно проговорил Ланде, — что с вами?

— Вон! — нарочно не слушая, брызгая и топоча ногами и оттого в самом деле впадая в бешенство, кричал Фирсов.

Во второй раз в жизни Ланде показалось, что это кричит не человек, а кто-то хитрый и злой внутри его. Ему стало страшно и противно, и чувство это было так непривычно и мучительно для него, что он поскорее отвернулся и отступил.

— Я уйду… — поспешно сказал он. — Вы теперь какой-то странный… Лучше я завтра приду… Только я и Сережу возьму с собой, а то вы…

Фирсов задохнулся, вытаращил глаза и замолчал.

Ланде повернулся к Соне.

— Возьмем его к себе, Соня! — сказал он.

Соня вскинула на него глаза, молча кивнула головой, с усилием, сморщившись, подняла тяжелого заплаканного мальчика и отошла к двери.

— Мы уходим, Фирсов, и Сережу берем… — повторил Ланде.

— Скатертью дорога! — хрипло проговорил Фирсов, длинный и всклокоченный, точно прилипнув в углу около образов.

— Мы берем его только потому, что вы раздражены очень, — примиряюще говорил Ланде.

— Ладно, ладно! — злорадно кивал головой Фирсов. — А назад приведете… тогда увидим!

Ланде с секунду стоял неподвижно, жутко и скорбно глядя прямо в глаза Фирсову. Но Фирсов отворачивался и бегал глазами по иконам, по полу, по сторонам.

— Да что же это с вами? — горько воскликнул Ланде. — Никогда вы таким со мной не были.

— Ладно, ладно! — бормотал Фирсов. — А вы и сообразили о себе… Не думайте!.. Есть и почище вас, хотя, конечно, не лезут вперед… как иные! Да-с, а… этому пащенку я покажу, как…

— Да ведь это прежде всего сын ваш! — ударил себя кулаком в грудь Ланде.

— Не вам меня обязанностям к сыну учить! — опять дико огрызнулся Фирсов. — Понимаете?.. Не вам и не меня!.. Господь видит, где истинное!.. Сын, — я знаю, что сын!.. Нет у меня сына прежде Бога моего! — вдруг повернувшись, опять крикнул он. — Вот…

Он не мог договорить и только судорожно стал цепляться за иконы, что-то роняя на пол и нелепо бормоча:

— Все здесь… все… вот!..

Ланде посмотрел на Фирсова недоуменно, тяжело пожал плечами и пошел из комнаты.

— Я лучше уйду теперь… вас мое присутствие раздражает, должно быть… — сокрушенно и мягко проговорил он.

Соня стояла у крыльца с, ребенком на руках.

— Пойдемте, больше с ним говорить нельзя… Он какой-то сумасшедший сегодня! — сказал Ланде.

Он взял ребенка к себе на руки и понес, нежно прижав к щеке пухлую детскую щечку. Соня шла сзади и, машинально вытирая мокрую руку, смотрела в затылок Ланде каким-то неестественно восторженным взглядом.