Онлайн чтение книги Смерть призрака
Глава 6. Жесты

Мистер Кэмпион медленно поднимался по лестнице в гостиную, думая о том, что сложилась пренеприятнейшая ситуация. Он ужасался встрече с домочадцами. Бэлл, как он понимал, ищет в нем поддержки, которую он в этих обстоятельствах вряд ли способен ей оказать.

Холодное дуновение беды было ощутимо всеми, кто имел отношение к дому. А в холле было особенно знобко и вместе с тем на удивление душно…

Они все были намеренно насторожены инспектором — Кэмпион это отчетливо понимал, и вопрос о безумии также встал между ними. И чем больше он думал о данном ему поручении, тем меньше оно ему нравилось.

Он толкнул дверь гостиной и вошел внутрь.

Там находились все, кроме Линды и Розы-Розы. Бэлл сидела в своем обычном кресле перед огнем точно так, как это было накануне вечером, когда она так славно болтала с Кэмпионом. Теперь она была очень грустна, но на ее лице не ощущалось и следа слабости. Руки ее находились на коленях, и она неотрывно смотрела на пламя в камине, сжав губы и как бы о чем-то сожалея.

Лайза тихонечко плакала, скрючившись на скамеечке у ног Бэлл. По крайней мере, создавалось впечатление, что она плачет, ибо она то и дело вытирала свои маленькие черные глаза огромным белым платком.

В противоположной стороне от камина сидела донна Беатрис, единственная из всех присутствовавших, кто сменил наряд. Она теперь была облачена в черный жоржетт, с ее кушака свисала серебряная цепь с брелоками, а с шеи — массивный серебряный крест.

Макс мерил комнату широкими нетерпеливыми шагами. Подобно донне Беатрис он быстро уразумел все возможные Драматические последствия случившегося и, поскольку не Мог извлечь из них ничего пригодного для дела, явственно пытался найти хоть что-нибудь удовлетворительное в самой этой драме. На худой конец, это доказывало, что на том пятачке, где он строил свою жизнь, могут происходить и такие необычные вещи. Животрепещущий вопрос о том, положительно или отрицательно случившийся скандал сможет повлиять на репутацию Лафкадио, также встал перед ним.

Он довольно спокойно среагировал на безнадежный жест, который Кэмпион адресовал ему. Если бы он произнес: «Ужасное следствие, не так ли? Но выход должен быть найден!», то его мысль вряд ли была бы выражена яснее.

Приветствие донны Беатрис было значительно более бурным, и Кэмпион с неожиданным для себя злорадством вспомнил, что ее настоящее имя — Гарриэт Пиккеринг!

Она поднялась со своего кресла.

— Ваша аура, — продекламировала она, — ваша аура… Вы выглядите, как пламя, входящее в комнату, как энергичное космическое пламя!..

Лайза что-то возмущенно пробормотала на своем языке, но Бэлл положила ей руку на плечо, успокаивая. Донна Беатрис снова опустилась в кресло.

— Вибрация в этой комнате просто ужасная, — продолжила она. — Воздух полон злых духов, они кишат вокруг нас. Я ощущаю, как они угнетают меня, лишают сил. Это и к вам относится тоже, Лайза. Они проходят сквозь вас. Но я настроена на Высшие Сущности и знаю, что мы все в опасности. Силы зла создают миллионы вибраций вокруг нас. Мы все должны быть стойки, но я обязана быть очень храброй.

Бэлл оторвала глаза от огня и вяло взглянула на говорящую.

— Гарриэт, — произнесла она, — прекратите свои забавы!

Это была впервые услышанная ими от Бэлл сердитая реплика, но именно поэтому она возымела свое действие.

Макс позволил улыбке появиться на своем лице, Лайза перестала ворчать, а донна Беатрис испустила звук, похожий на изумленное кудахтанье, после чего с огромным задумчивым достоинством изрекла:

— Бэлл, милочка, вы должны прилечь. Эта ужасная вещь всем нам подействовала на нервы. Я могу ей противостоять, так как я обладаю твердым духом. Я, быть может, уже проходила через такие испытания во многих прежних своих воплощениях.

Бэлл, которая понимала, что против хронической глупости лекарства нет, проигнорировала ее монолог и протянула руку к Кэмпиону.

— Подойдите и сядьте рядом, дорогой, — сказала она. — И поведайте мне, кого они намереваются арестовать?

Кэмпион метнул на нее острый взгляд. Ее проницательность всегда изумляла его. Он заметил, что все взоры обратились к нему в ожидании новых вестей. Он отдавал себе отчет в том, что он их единственный друг, их единственная живая связь с тем жутким органом правосудия, который именуется полицией.

Мистер Кэмпион в свое время встречался со многими опасностями и сумел пройти невредимым через многие испытания, но в этот момент ему было отчаянно не по себе. Он откашлялся.

— Видите ли, Бэлл, — произнес он, держа ее за руку, — я должен вам задать не очень приятный вопрос. Не могли бы вы назвать кого-либо из тех, кто присутствовал на приеме, — он заколебался, подыскивая нужные слова, — кого-либо из домочадцев, кто способен на неконтролируемые припадки ярости? Я имею в виду — случались ли такие вспышки в прошлом? Не словесные вспышки, вы понимаете меня, а то, что могло носить опасный характер или грозить кому-нибудь?

Какого бы ответа он ни ожидал, все же немедленная реакция на этот вопрос изумила его до крайности. Он услышал вопль смешанного с ужасом страдания, и Лайза с искаженным, как от боли, лицом вскочила с места и, шатаясь, бросилась вон из комнаты. В открывшуюся дверь ворвалась струя холодного воздуха, а когда она захлопнулась с легким щелчком, этот звук породил одинокое эхо в затаившейся тишине гостиной.

— Лайза, кажется, тоже является проводником высших сущностей, — протянул Макс, явно рискуя показаться невежливым.

Донна Беатрис демонстративно задержала дыхание, а Бэлл сжала руку мистера Кэмпиона. Беатрис, наконец, пожала плечами.

— Это же должно было всплыть наружу, — заявила она. — Когда я впервые увидела эти ножницы, я подумала, что с ними должно произойти нечто странное. Что-то похожее на отвращение охватило меня, когда я к ним притронулась. Я же могла это предвидеть, могла же предвидеть!

Кэмпион посмотрел на Бэлл. Его взгляд казался колючим из-за стекол очков и голос прозвучал властно.

— Я полагаю, вы должны мне сказать, — проговорил он, — так что же это было?

Бэлл, по-видимому, было трудно заговорить, но тут вновь влезла донна Беатрис, да еще так рьяно, что всем стало крайне неприятно.

— Несколько лет тому назад, — сообщила она, — Лайза совершенно недозволенным образом напала на меня там внизу, в мастерской. Это и было как раз проявлением неуправляемой ярости.

— Беатрис! — Бэлл протянула к ней руку, останавливая.

— О, ерунда! Вы не можете скрывать подобные вещи. Мистер Кэмпион просит сказать ему правду, и мы должны это сделать. Кроме того, это для нас лишь благо. Если вы имеете дело с молодой, неуравновешенной душой, вы должны принимать практические меры защиты.

Мистер Кэмпион выслушал все это терпеливо, а Макс даже прервал свои «прогулки» и теперь стоял за креслом Бэлл, наблюдая за невозмутимым лицом Беатрис, хранящим самодовольно-утомленное выражение. Она была весьма озабочена производимым на публику впечатлением и излагала свою историю с некоторым напускным колебанием, что было особенно противно.

— Это произошло, когда Мастер был еще жив, — начала она, как всегда, потупляя глаза при упоминании о нем, — Лайза как раз начала терять свою красоту, все ее отличия, я полагаю… Она поведала мне, как ее это огорчает, и я попыталась ей помочь, рассказав о красоте духа. Я, конечно же, была еще не очень сведуща тогда, иначе я распознала бы в ней молодую душу, не способную должным образом воспринять мои слова. Как бы там ни было это бедное создание поддалось своему нраву и набросилось на меня. Я ей потом несколько раз напоминала об этом В свое время я не пожаловалась на нее куда следовало бы, ибо Мастер очень не хотел этого, но я никогда этого не забывала. Я закрыла ладонями лицо, но она порезала мне предплечье на глубину около четверти дюйма. Я и сейчас могу показать вам шрам на левой руке. Она пыталась меня обезобразить, вы понимаете?

Мистер Кэмпион глядел на нее с глубочайшим изумлением. Было не похоже, что она осознает всю тяжесть выдвигаемого ею обвинения.

— И вот почему она, подумав об этом случае, бросилась прочь из комнаты, — продолжила женщина. — Это, надеюсь, всем понятно?

Бэлл с тревогой следила за Кэмпионом.

— Это случилось двадцать пять лет назад, — сказала она. — Точно, двадцать пять лет назад. Я думала, мы все об этом давно позабыли. Джонни был так расстроен этим, а бедная Лайза так искренне каялась! Так стоит ли сейчас все это снова вытаскивать наружу?

Мистер Кэмпион уверенно ответил:

— Я не думаю, что стоило. Кроме того, этот случай несколько отличается от нашего, не так ли?

Донна Беатрис протянула к нему длинный белый палец.

— Я знаю, мы должны быть милосердными, — произнесла она. — И я знаю, что мы должны поступать правильно. Но есть кое-что, о чем умолчала Бэлл. Кое-что, представляющееся мне весьма значительным. Видите ли, Лайза напала на меня, держа в руке пару ножниц! В тот момент они почему-то оказались в ее руке…

— О Беатрис! — с горьким упреком воскликнула Бэлл. — Как же вы можете так?!

Мистер Кэмпион остался вполне индифферентен к этой новой информации. Он лишь подумал, что легко может вообразить любую женщину в ситуации, описанной донной Беатрис. Любую женщину, которую замучает это глупое воркование и которая прибегнет к любому оружию, лишь бы прекратить его. Он решительно покачал головой.

— Нет! — сказал он. — Инспектор Оутс не проявляет особого интереса к Лайзе.

— Разумеется, он не проявляет, — заметила донна Беатрис. — Он не проявляет особого интереса ни к кому, я надеюсь. Ведь совершенно очевидно, что бедный заблудший Дакр совершил самоубийство! Я же говорила инспектору, что видела злое свечение тускло-коричневое и цвета Индиго, лучи которого окружали голову парня прошлой Ночью. Прочитайте, что говорят о таком свечении все авторитеты. Я не надеюсь, что инспектор обратится к таким авторитетным людям, как Кунст или Хиггинс. Но тускло-коричневые и индиго лучи означают насилие, депрессию и снижение космического тона. Это абсолютно верный показатель самоубийства. И, кроме того, это единственный милосердный способ взглянуть на дело в целом.

— Вы видели эти лучи? — поинтересовался Макс, глядя на нее темными неподвижными глазами. — И вы готовы под присягой заявить, что вы в самом деле видели эти цветные лучи, окружавшие голову молодого Дакра?

Взгляд донны Беатрис куда-то уплыл, правда, не на слишком долгое время.

— Да! — решительно подтвердила она. — Я могу видеть лучи, окружающие голову каждого из вас. А в вашей собственной ауре, Макс, имеется слишком много темных тонов.

Он по-прежнему смотрел на нее со злым раздражением. Потом отвесил иронический поклон.

— Дорогая леди, вы великолепны! — проронил он, поворачиваясь к ней спиной и отходя с несколько преувеличенно-гневным жестом.

Но донна Беатрис была нечувствительна к таким выпадам.

— Перестаньте метаться, Макс, — наставительно произнесла она.

Бэлл, казалось, уже отключилась от этой сцены. Ее старые карие глаза смотрели как бы вовнутрь, а губы бесшумно шевелились. Вдруг она повернулась к Кэмпиону.

— Мой дорогой, — сказала она. — Но ведь я просила вас сказать мне… Какая разница, когда вы мне это скажете? Что все это значит? Кого они подозревают? Линду?

Мистер Кэмпион сжал ее руку, по-прежнему касавшуюся его ладони.

— Это всего лишь идиотская идея Станисласа, — произнес он неловко, — и, право же, беспокоиться тут не о чем!

Бэлл кивнула, не слушая его.

— О дорогая, — горько повторяла она, — о дорогая!

Макс и донна Беатрис оба позабыли о своем эффектном препирательстве, застыв от изумления.

— Линда? — извергла «Муза Лафкадио». — О, как это опасно! Как ужасно! О Бэлл, мы должны что-то предпринять. О-о! Как это опасно!

Макс встал перед Кэмпионом. У него был уже не такой экзальтированный вид, и он выглядел человечнее, чем когда-либо на памяти Кэмпиона.

— Это что же, очередная глупость Скотлавд-Ярда? — с горечью спросил он.

Поддавшись тревоге, мистер Кэмпион как бы вычеркнул что-то жестом.

— Ну ладно, — сказал он. — Дело в том, что мотив преступления имеется. Смешно сказать, конечно, но Дакр был женат на Розе-Розе. И это внушило инспектору… — он замолчал, не договорив.

— Дакр женился на маленькой натурщице? — вскричала донна Беатрис. — О, как это ужасно! О бедная Линда! Я понимаю, что могла она чувствовать. Бедная девочка! Должна ли я пойти к ней?

Макс и Кэмпион одновременно рванулись в ее сторону, как бы намереваясь остановить эту добрейшую даму силой, если понадобится.

Бэлл с суровым выражением, застывшим на ее лице, обратилась к Беатрис.

— Не будьте дурой, Гарриэт! Мы должны быть вместе и придумать, что нам надо предпринять. Разумеется, никто и не сомневается в невиновности бедной девочки, но ведь не каждый ее знает, как мы… Алберт, дорогой, что же нам делать?

Донна Беатрис начала рыдать. Ее изящные всхлипывания, наверное, были самым неприятным в мире звуком, и они довели состояние остальных присутствующих до почти невыносимого. Бэлл начала дрожать. Кэмпион видел, как она пытается сдержать слезы и старается не потерять нить мысли.

О Максе они на время забыли, поэтому, когда он заговорил, его протяжная речь их всех как бы отрезвила.

— Мои милые друзья, — сказал он, — прошу вас не волноваться и не переживать. Я думаю, это дело можно немедленно прояснить, и если вы, Бэлл, позволите мне воспользоваться телефоном, я думаю, все скоро прекрасно уладится.

Он прошел через всю комнату со всем присущим ему старомодным изяществом и, усевшись перед аппаратом, начал набирать номер.

Они стали прислушиваться, как это всегда делают люди, Присутствующие при чужом телефонном разговоре, с тем ощущением полудозволенного соглядатайства, которое тем не менее содержит что-то притягательное.

— Алло, это вы, миссис Леви? Говорит Макс Фастиен. Я могу переговорить с Айзадором? — Он помолчал и послал им ободряющую улыбку. Кэмпион припомнил, что Айзадор Леви был весьма пронырливый коренастый джентльмен, помогавший Максу Фастиену в его бизнесе на Бонд Стрит. — Алло, это вы, дружище? Послушайте. У меня мало времени. Вы должны послать мисс Фишер на выставку Пикассо. Она знает мою точку зрения и должна подготовить мою статью на этой неделе. Теперь слушайте… — Он продолжал говорить, явно игнорируя какие-то вопросы, поступавшие с другого конца провода. — Американец, вы знаете, кого я имею в виду, по-видимому, прибудет завтра. Покажите ему одного лишь Дега. Вы поняли? Ничего больше. Только Дега. Вы должны посетить зал в Лимингтон Касл без меня. Наша крайняя цена — пятнадцать тысяч. Ни одним пенни больше. Мы не будем ее возвращать, не спорьте, мы не станем ее возвращать!.. — Он помолчал слушая, потом снова заговорил, и его тон был настолько озабоченным, а слова произносились с таким трудом, что Кэмпиону показалось — человек еле вымучивает их, испытывая какое-то огромное напряжение. — Да, — произнес Макс Фастиен в трубку, — да, я должен уехать. На два или три дня… может быть, и дольше. Что? Что-нибудь важное? Да, в определенном смысле. Я полагаю, что так. — Макс поднял трубку вверх микрофоном и поглядел на притихшую группу около камина. Когда он убедился, что их внимание направлено целиком на него, он еще раз обратился к трубке. Его рука дрожала, а маленькие темные глазки непрерывно меняли направление взгляда. — Друг мой, друг мой, почему вы так настаиваете? Итак, я сейчас совершенно не могу вам сказать, когда вернусь. Я даже скажу, что мое возвращение вообще проблематично. Да… Видите ли, я сейчас должен пройти к тому мрачному полисмену, который засел в библиотеке Лафкадио… — Он взглянул на публику и добавил, наполовину адресуясь к ней, наполовину к телефонному собеседнику: — Я должен пойти и признаться в совершении убийства. Вот и все!