Онлайн чтение книги Смерть в Голливуде
ГЛАВА V

На следующее утро Эллери позвонил в Главное полицейское управление Лос-Анджелеса и попросил связать его с дежурным офицером отдела Информации.

— Сержант Лоджетти слушает.

— Сержант, это Эллери Куин… Да-да, спасибо, а как вы? Сержант, я здесь, в Голливуде. Хотел набрать материала для книжки… Да нет, просто эти журналисты никак не могут поверить в такое простое объяснение, я уже смирился с их тупостью. Сержант, мне нужны кое-какие сведения… для полноты сюжета… Нет ли у вас в Голливуде какого-нибудь офицера, кто согласился бы уделить мне пару часов? Какого-нибудь легкого на подъем парня, имеющего опыт расследования убийств и слоняющегося у вас в данный момент без дела? Чтобы я мог свободно обращаться к нему время от времени… Опасности? Кто? Я? Сын кадрового полицейского? Господи, и вы тоже не принимаете мои слова всерьез… Так… Кто? К-и-т-с. Огромное спасибо… Что вы, что вы, сержант! Что хотите, то и сообщайте в прессу, это ваше дело.

Эллери перезвонил в полицейское управление Голливуда и попросил лейтенанта Китса. Ему ответили, что Китс сейчас разговаривает по другому телефону. Тогда Эллери оставил свой номер и попросил передать Китсу, чтобы тот позвонил ему сразу же, как освободится.

Через двадцать минут к его дому подрулил автомобиль, из него вышел высокий худощавый мужчина в элегантном строгом костюме и позвонил в дверь, с любопытством оглядываясь по сторонам. Эллери наблюдал за ним из-за портьеры, решая про себя, на кого больше похож гость. На торгового агента? Не очень, ведь в руках у него ничего нет. Да и не станет человек, озабоченный торговыми сделками, с таким интересом озираться вокруг. Тогда репортер? Но для журналиста нежданный гость что-то слишком аккуратно одет. Скорее он смахивает на спортивного комментатора или на рано вышедшего в отставку пилота трансконтинентальных рейсов.

— К вам полицейский, мистер Куин, — доложила миссис Вильямс, слегка нервничая. — Вы что-нибудь натворили?

— Что вы, миссис Вильямс, это была бы с моей стороны черная неблагодарность по отношению к вам! Лейтенант Китс? Я просто потрясен! Такая оперативность… Я ведь всего лишь просил позвонить.

— Мне позвонил сержант Лоджетти и все рассказал, — заявил голливудский сыщик, упираясь головой в притолоку двери. — Я подумал, что лучше поторопиться. Нет-нет, спасибо, я не пью на работе.

— На работе?!. Ох, миссис Вильямс, будьте добры — прикройте дверь. На работе, лейтенант? Но я же объяснил сержанту Лоджетти…

— Он говорил мне. — Китс снял шляпу и точным движением положил ее на спинку кресла. — Вам нужен специалист, что бы собрать материал для новой книги — детектива. Так? Какое убийство из описанных в лос-анджелесских газетах привлекло ваше внимание? В «Дейли мирор» были стоящие. В «Ньюс» тоже… Скажите, а что вы задумали на самом деле?

Эллери с удивлением взглянул на него. Затем они оба рассмеялись и обменялись рукопожатием. А потом уселись рядышком в кресла, как старые добрые знакомые.

Китс был русоволосым мужчиной тридцати восьми — сорока лет, с бледно-серыми глазами под рыжеватыми бровями. У него были крупные сильные ладони, которые внушали ощущение надежности, а на левой руке блестело золотое обручальное кольцо. Взгляд его светился умом, упрямо стиснутые зубы и квадратный подбородок выдавала готовность противостоять любым трудностям. Он держался слегка надменно и сдержанно. Славный полицейский, решил Эллери. Парень что надо!

— Вот спички, лейтенант. Зажечь?

— Эту штуку, — засмеялся Китс, вынимая изо рта полуизжеванную незажженную сигарету, — я курю «всухую». Пытаюсь бросить, мистер Куин. — Он швырнул измочаленную сигарету в пепельницу, вытащил новую и поместил ее на место прежней.

— Так что же вас интересует, мистер Куин? Какой случай? Что-нибудь такое, чего не стоит предавать огласке?

— Вчера утром меня буквально насильно втянули в одну историю. Известно ли вам что-нибудь о смерти владельца ювелирной торговой фирмы по имени Лендер Хилл?

— Значит, она добралась и до вас. — Китс пососал незажженную сигарету. — Наше управление уже занималось этим. Девчонка уже все уши прожужжала о какой-то мертвой собаке и записке, напугавшей ее отца до смерти. А где, спрашивается, эта самая записка? История любопытная, но скорее по вашей, литературной части, чем по нашей.

Эллери молча протянул Китсу листок с монограммой Хилла.

Лейтенант медленно прочел текст. Затем изучил листок вдоль и поперек. Эллери пояснил:

— Писал сам Хилл. Снимал копию. Я обнаружил это в его матрасе, в дыре.

— А где оригинал, мистер Куин?

— Скорее всего уничтожен.

— Даже если это и так, — Китс отложил листок, — здесь нет прямой связи со смертью Хилла. Я имею в виду — заранее продуманных действий, приведших к смерти. Конечно, жажда мести… но все же…

— Я понимаю, лейтенант. Такой случай для полицейского управления — как больная мозоль. Так и тянет отнести все это за счет сумасшествия, да еще вдобавок предполагаемая жертва преступления начисто отказывается сотрудничать.

— Н-не понял…

— Тот, второй, о ком упоминается в записке. — И Эллери рассказал Китсу о таинственном «подарке» Роджеру Приаму, и как Приам оговорился в его присутствии по поводу «призрака» и «тени». — Это не было сказано в запале гневного красноречия, вовсе нет. И хотя от Приама невозможно добиться ничего толкового, мы должны постараться расколоть его…

Китс пожевал незажженную сигарету. Эллери продолжил.

— Я сам не горю желанием принимать в этом участие. По самым разным причинам. — Он посмотрел на заброшенную пишущую машинку, и перед ним возник образ Делии Приам. — Но что поделаешь… Поэтому я хотел бы еще кое-что выяснить, прежде чем предпринимать конкретные действия. Сдается мне, что если мы поподробнее разузнаем о прошлом Хилла и Приама, содержание записки перестанет казаться бредом сумасшедшего.

— Это примерно в начале двадцатых?

— Да. Беретесь за это дело?

Китс некоторое время медлил с ответом. Потом взял записку и прочел ее.

— Я хотел бы взять ее с собой.

— Пожалуйста. Только с возвратом, — кивнул Эллери.

— Я сниму фотокопию. Буду держать вас постоянно в курсе. — Лейтенант поднялся. — Я поговорю с шефом, и если он даст добро, то я целиком буду в вашем распоряжении и займусь этой писулькой. Посмотрим, что удастся раскопать.

— И еще одно, Китс!

— Слушаю, сэр.

— Когда вы будете заниматься своими раскопками… наведите заодно справки о человеке по имени Альфред Уоллес. Это секретарь и помощник Роджера Приама.

Днем позвонила Делия:

— Странно, что застала вас дома.

— А где, вы полагали, мне следует находиться, миссис Приам?

При звуках ее глубокого, переливающегося в груди голоса кровь Эллери мгновенно превратилась в раскаленную лаву. Черт бы побрал эту женщину, не человек, а… крепкий коктейль на голодный желудок… после тяжелого рабочего дня.

Делия, поколебавшись, ответила:

— Ну, я думала, что вы где-нибудь… занимаетесь расследованием. Как это обычно делается.

— Я еще не давал своего согласия на участие в вашем деле. — Он изо всех сил старался говорить непринужденно и не выдавать своего волнения. — Я еще не пришел к окончательному решению.

— Вы сердитесь на меня за вчерашнее?

— Сержусь? Помилуйте, миссис Приам…

— Простите. Я думала…

«Ах, неужели ты действительно так думала, Делия?!»

— Понимаете, я совершенно не выношу всякие скандалы и неприятности, — продолжала извиняющимся тоном она. — Поэтому я всегда выбираю путь наименьшего сопротивления. И удаляюсь.

— Наименьшего сопротивления? Всегда? — многозначительно спросил Эллери дрожащим голосом. В ответ он услышал бархатистый смех:

— А что конкретно вас интересует?

С губ Эллери чуть было не сорвалось: «Я объяснил бы вам поподробнее, что именно… если бы вы заскочили ко мне, скажем, сегодня вечером.» Но вместо этого он холодно сказал:

— По-моему, это вас что-то интересует.

— О, как вы любезны, мистер Куин! — объявила она.

— Миссис Приам, я уже объяснял вам, что еще не решил, возьмусь ли за дело…

— Но, может быть, я могу как-нибудь помочь вам принять окончательное решение?

В голове Эллери пронеслось: «Эллери! Клюет! Теперь подсекай и тащи ее сюда! Не упусти момента…» Но вслух он сказал:

— Знаете ли, миссис Приам, вы делаете мне очень рискованные намеки… Миссис Приам?… Алло!

В трубке раздался ее быстрый шепот:

— Я больше не могу разговаривать, — и послышались гудки.

Эллери, весь мокрый от пота, повесил трубку. Он был так зол на себя, что пошел наверх принять холодный душ.

В течение следующих двадцати четырех часов его дважды навестила Лаурел Хилл. В первый раз она «просто проходила мимо» и подумала, что ей следует заглянуть к нему и сообщить, что пока еще ничего не произошло. Все спокойно. Приам отказывается встречаться с ней и, как она могла судить, находится по своему обыкновению в отвратительном настроении. Делия попыталась выведать у нее, что собирается делать Эллери, и чем он занят сейчас. С чего бы это? Она просто была не в силах скрыть своего крайнего интереса к его персоне.

Тогда Эллери бросил весьма красноречивый взгляд на свою пишущую машинку, и Лаурел тут же испарилась.

Она заявилась опять на следующее утро с откровенно воинственным видом.

— Собираетесь ли вы, наконец, приниматься за дело? Или нет?! Отвечайте, — потребовала она.

— Не знаю, Лаурел.

— Я встречалась с моими адвокатами. Дело о наследстве еще не совсем улажено, но я могу набрать денег и предоставить вам… компенсацию в размере пяти тысяч долларов.

— Дело не в деньгах, Лаурел.

— Если вам просто лень, то скажите прямо, и я подыщу кого-нибудь другого.

— Это ваше право.

— Но вы же просиживаете сутками дома, а не…

— Я просто навожу кое-какие предварительные справки, — терпеливо пояснил Эллери в надежде охладить ее гнев.

— Не выходя отсюда? Из этой вашей цитадели?

— Всего лишь загородного домика на холмах, Лаурел. И все мои дальнейшие шаги будут зависеть от того, что мне удастся сейчас разузнать.

— Да вы просто-напросто запродались Делии, со всеми потрохами! — в отчаянии закричала Лаурел. — А ей на самом деле вовсе и не хочется, чтобы расследование состоялось! Она выследила меня, выяснила мои намерения и разыграла здесь комедию. А сама ждет не дождется, чтобы Роджер протянул ноги! Мне-то все равно — меня волнует лишь Лендер Хилл. Но если Делия вздумает встать на моем пути…

— Вам действительно всего лишь девятнадцать лет, Лаурел, — изо всех сил старался не сердиться Эллери, что довольно плохо удавалось.

— О, конечно же, я понимаю! Я не в состоянии предложить вам того, что может она…

— Делия Приам ничего не предлагала мне, Лаурел. Речь о деньгах даже не заходила.

— А я вовсе и не деньги имела в виду! — Лаурел готова была разрыдаться.

— Только не надо истерик! — вспылил Эллери, все же стараясь изо всех сил быть мягким и деликатным. — Имейте же хоть немного терпения, Лаурел! Сейчас ничего не остается, как только сидеть и ждать.

Она молча повернулась и вышла.

На следующее утро за завтраком Эллери развернул газеты, ожидая увидеть лица Роджера Приама, Лендера Хилла и Гроува Макгоуэна. Так и оказалось. Мак красовался на дереве.

«УГРОЗЫ НЕ БЫЛО.

УБИЙСТВА ТОЖЕ.

Отрицающий получение каких-либо угрожающих его жизни писем, Роджер Приам, преуспевающий владелец ювелирной фирмы, захлопнул сегодня дверь своего уединенного жилища на голливудских холмах перед носом журналистов, интересующихся слухами о том, что он является вторым объектом заранее рассчитанного убийства, первой жертвой которого уже стал его партнер, Лендер Хилл, на прошлой неделе…».

Далее из этого шедевра репортерского стиля следовало, что мистер Приам после того, как избежал встреч с журналистами, передал через своего секретаря, Альфреда Уоллеса, короткое заявление. В нем он снова отрицал все слухи о предполагаемом убийстве и подчеркивал, что болезнь и кончина Лендера Хилла «зарегистрирована в официальном порядке».

«Следователи политического управления в Голливуде подтвердили сегодня утром, что дочь Лендера Хилла, Лаурел, настаивала на том, что ее отец «был намеренно испуган до смерти». Однако в полиции не нашли достаточных оснований для заведения дела, которое они охарактеризовали как «фантастическое».

Мисс Хилл, давшая интервью в своем доме, соседнем с владениями Приама, заявила: «Если Роджеру Приаму очень хочется зарыть голову в песок, то что ж — это его собственная голова». Она упомянула, что «имеет все основания полагать», что как и ее отец, так и Приам подвергаются смертельной опасности со стороны «какого-то их общего врага из прошлого».

Статья заканчивалась напоминанием, что «мистер Приам приходится приемным отцом двадцатитрехлетнему Гроуву Макгоуэну, тому самому Обитателю Деревьев Атомного Века, о котором недавно столько писали газеты. Это он отказался носить одежду и расположил свое жилище на ветвях дерева в лесу своего отчима, готовясь к концу света».

Отметив про себя со странным удовлетворением, что стиль газетных сообщений в Лос-Анджелесе ничуть не изменился, Эллери подошел к телефону и набрал номер Хиллов.

— Лаурел? Я не ожидал, что сегодня утром вы лично будете отвечать на телефонные звонки.

— Мне нечего скрываться, — слегка подавленно отвечала Лаурел. В ее голосе веял весьма ощутимый холодок.

— Один вопрос, Лаурел. Это вы натравили газетчиков на Приама?

— Нет.

— А если честно?

— Я сказала — нет! — Теперь в ее тоне явственно слышалось: «Что, доигрался?»

Такой поворот событий весьма озадачил Эллери, и он пребывал в озадаченном состоянии в течение всего завтрака, который миссис Вильямс безрезультатно пыталась именовать ланчем. Он допивал уже вторую чашку кофе, когда появился Китс с газетой в руках.

— Я надеялся, что вы зайдете, — приветствовал его Эллери, пока миссис Вильямс готовила второй прибор. — Спасибо, миссис Вильямс, дальше я сам управлюсь… Китс, я не знал точно, что к чему, поэтому не решился позвонить сам. Стараюсь держаться в тени. Эта пресса…

— Значит, это не вы подняли на ноги журналистскую гвардию? — с явным облегчением сказал Китс. — Благодарю вас. Не надо ни сливок, ни сахара.

— Конечно нет. Я сам подумал, не ваших ли рук это дело, — отвечал Эллери, наливая гостю кофе.

— Нет, не моих. Должно быть, этой девчонки, Лаурел Хилл.

— И не ее. Я узнавал только что.

— Странно!

— Да, очень. Как же вся эта история выплыла наружу?

— Кто-то позвонил в редакцию. Измененный голос, откуда — узнать не удалось.

— Женский, мужской?

— Говорят — мужской, но утверждают, что звучал он как-то необычно, и мог вполне быть измененным женским. Здесь, в Голливуде, актеров хоть пруд пруди, что хочешь изобразят. — Китс автоматически чиркнул спичкой, потом спохватился и задул ее. Затем хмуро повертел в руках сигарету и сказал:

— Понимаете, мистер Куин, если здесь действительно скрывается какая-то тайна, то источник слухов может быть… Я понимаю, это звучит нелепо, но…

— Вы хотите сказать, что источник слухов — это автор записки? — подсказал Эллери. — В глубине души я и сам так думал, лейтенант.

— С целью посильнее накалить обстановку?

— И поиграть у Приама на нервах, — закончил Эллери.

— У него самого, видимо, стальные нервы. — Китс поднялся.

— Ладно, нам это пока ничего не дает.

— Вы узнали что-нибудь о Хилле и Приаме?

— Еще нет. — Китс медленно раздавил сигарету. — Это сложнее, чем мы ожидали, мистер Куин. Я даже не знаю, за что ухватиться, с чего начать.

— Что же мешает?

— Я сам еще не понял, что. Подождите несколько дней.

— А как насчет Альфреда Уоллеса?

— Знаете, мистер Куин, когда все прояснится, я извещу вас.

День уже клонился к вечеру — тот самый знаменательный день шествия Великого Владыки Арабского Ордена, — когда Эллери, случайно подняв глаза от пишущей машинки, увидел в окне кремовый нос кадиллака Делии.

Ему с трудом удалось заставить себя дождаться, пока миссис Вильямс откроет дверь.

Когда он судорожно приглаживал волосы, раздался голос миссис Вильямс:

— К вам голый мужчина. Вы дома?

Макгоуэн оказался один. На нем был его обычный костюм Обитателя Деревьев: узкие плавки, на этот раз огненно-красного цвета. Он осторожно пожал руку Эллери и, с удовольствием приняв стакан виски, удобно расположился на софе, прижавшись голыми пятками к оконному стеклу.

— Кажется, мне знаком автомобиль, на котором вы приехали, — заметил Эллери.

— Да, это машина моей матери. У моей пустой бак. — Гигант бросил взгляд на пишущую машинку. — И как только вы управляетесь с этой штуковиной?.. Мне надо поговорить с вами. — Было заметно, что он чувствует себя слегка неуютно.

— О чем, Мак?

— Ну-у… Я подумал, что вы не хотите браться за расследование, потому что вам предложили слишком мало денег…

— Неужели?

— Может быть, я смогу доплатить столько, чтобы вознаграждение соответствовало потраченным вами усилиям и времени.

— То есть, попросту говоря, вы тоже собираетесь нанять меня, Мак?

— Ну да, — вздохнул он с явным облегчением от того, что главное уже сказано. — Я вот все обдумывал… эту записку и то, что Роджер получил в роковое утро… Мне показалось, что за этим действительно что-то кроется.

— Даже если это так, — с любопытством посмотрел на гостя Эллери, — почему вас-то волнуют эти проблемы? Причем настолько, что вы готовы платить из собственного кармана?

— Но ведь Роджер — муж моей матери, не так ли?

— Очень трогательно с вашей стороны, Мак. И когда это только успела разгореться такая почти сыновняя любовь и забота, а?

Загорелая кожа юного Макгоуэна начала медленно багроветь.

— Ну… в общем… да, конечно, мы с Роджером никогда не ладили. Он всегда старался подавлять меня, как и всех вокруг. Но из самых добрых побуждений…

— Видимо, ценя его доброту, вы отказались носить его имя, назвали себя Гроув Макгоуэн, а не Гроув Приам?

Гроув рассмеялся.

— Ладно, сдаюсь. Мне действительно противно видеть его мясистую рожу. Мы всегда враждовали, как две дикие кошки. Когда Делия вышла за него замуж, он не хотел официально усыновлять меня, чтобы я оставался в большей материальной зависимости от него. Я был еще совсем ребенком, но сразу же возненавидел его за это. Поэтому предпочел оставить за собой имя моего отца и никогда не брать у Роджера ни гроша. Правда, мне это удалось сравнительно легко, без больших жертв: я жил на проценты с приличной суммы, оставленной мне отцом. Можете себе представить, как бесился мистер Приам! — Мак рассмеялся, но внезапно оборвал смех. — За последние несколько лет я уже совсем вырос из пеленок. Стараюсь не конфликтовать с ним исключительно ради моей матери. — Он оживился, как будто сам только что понял мотивы своих поступков. — Да-да, именно ради матери! Вот почему я и хочу, чтобы вы выяснили все до конца. Вот в чем причина, мистер Куин.

— Ваша мать любит Приама?

— Она замужем за ним.

— Бросьте, Мак. Я уже говорил вам, когда мы сидели на вашем дереве, что Делия сама обратилась ко мне. За услугами. Независимо от Лаурел. О чем же вам беспокоиться?

Макгоуэн сердито поднялся.

— Да какое значение имеют мои мотивы? Я честно хочу предложить вам… Все, что мне нужно, чтобы эти проклятые тайны наконец раскрылись, исчезли, растворились! Назовите цену и приступайте к работе.

— Как любят писать в учебниках, Мак, — усмехнулся Эллери, — объяснения смотри ниже. Мак, я дам вам знать, если что-нибудь прояснится. Это все, что я могу сказать.

— Чего вы дожидаетесь?

— Второго предупреждения. Если все наши догадки имеют под собой хоть какое-то основание, то должно последовать предупреждение номер два. А до этого момента я не могу ничего предпринять. Приам упрям, как осел, а вы и ваша мать — единственные, на кого можно положиться в этом доме. Поэтому самое лучшее, что вы можете сделать, — это быть начеку и смотреть в оба. А я уж сам решу, что делать.

— Но чего же конкретно нам ждать? — недоверчиво усмехнулся молодой человек. — Еще одной загадочной коробки?

— Понятия не имею. Но что бы это ни оказалось — может, и не предмет вовсе, а какое-нибудь событие, короче, что бы ни случилось, Мак, каким бы глупым и нелепым вам оно ни показалось — сразу же дайте мне знать! Вы… — и Эллери добавил, как будто случайно: — ну, или ваша мать.

Зазвонил телефон. Он открыл глаза, чувствуя, что он звонит уже давно.

Эллери включил свет и взглянул на часы. 4.35. Он лег только в 1.30.

— Слушаю, — пробормотал он в трубку.

— Мистер Куин… Делия Приам!!!

— Да?! — Сон мигом слетел с него.

— Вы сказали, чтобы я или мой сын сообщили, если… — голос ее доносился откуда-то издалека, чуть испуганный.

— Да-да, что такое?

— Может быть, и ничего особенного. Но вы сказали Гроуву…

— Делия, да что стряслось?

— Роджеру плохо. Здесь доктор Волюта. Он сказал, отравление трупным ядом. Но…

— Я мигом буду!

Доктор Волюта оказался неряшливо одетым мужчиной с двойным подбородком и неопределенного цвета глазами, что с первого взгляда вызывало неприязнь. На нем была спортивная куртка ярко-голубого цвета, одетая поверх желтой шелковой рубашки, и поседевшие каштановые волосы торчали из-за воротника во все стороны. На ногах красовались мягкие домашние тапочки. Эллери несколько раз едва удерживался, чтобы не съязвить по поводу его внешнего вида, однако вовремя сообразил, что его собственный надетый наспех наряд из перепачканных белых парусиновых брюк и свитера с высоким воротом выглядит не лучше.

— Беда с вашим братом, обжорами, — бубнил доктор Волюта, вытряхивая мерзко пахнущую жижу из смятой простыни в стеклянную баночку с притертой пробкой. — Можно подумать, что им не терпится отправиться на тот свет. И так каждый раз, пока не скрючит… или не вывернет наизнанку.

— Да, вывернуло его солидно, — поморщился Эллери. — Пробка вон там, на раковине.

— Благодарю. Приам жрет, как свинья. Даже для здорового человека было бы чересчур. По всем медицинским канонам его пищеварительная система давно должна была бы выйти из строя. Сколько лет я постоянно твержу, ему, чтобы он прекратил набивать брюхо на ночь, особенно рыбой!

— Мне говорили, что он просто обожает рыбу.

— Ну и что из этого? Я обожаю блондинок, мистер Куин, — фыркнул доктор Волюта, — но я держу свой аппетит в определенных границах.

— А я-то думал, что причина в испорченном тунце, а не в его количестве.

— Разумеется, причина в тунце. Я уже взял пробы. Но речь не об этом. Я говорю, что если бы он следовал моим советам, он вообще ничего не ел бы на ночь и все было бы нормально.

Разговор происходил в буфетной, доктор Волюта лихорадочно рыскал глазами по полкам, прикидывая, чем бы накрыть пластмассовую миску, в которую он сложил остатки тунца.

— То есть вы считаете, доктор, что…

— Я уже сказал вам, что я считаю. Вот эта банка рыбных консервов испорчена. Вам известно, что такое испорченные рыбные консервы, мистер Куин? — доктор открыл свой саквояж, схватил хирургические перчатки и взялся за миску.

— Я уже проверил пустую жестянку, доктор Волюта, — заявил Эллери, выудив ее из помойного ведра (благо в Лос-Анджелесе было принято каждый вид отходов складывать в отдельную емкость). — Посмотрите, банка не вздулась и нет других признаков, что тунец был испорчен.

— С чего вы взяли, что именно в ней был этот тунец? — недоверчиво спросил доктор.

— Кухарка сказала. Сегодня она вскрывала одну-единственную банку с тунцом. Она откупорила ее перед отходом ко сну. Эта банка валялась прямо поверх остальных.

Доктор Волюта вытянул вперед руки с миской и стеклянной банкой.

— Прошу прощения. Мне надо помыть их.

Эллери проследовал за ним вниз, в туалет.

— Я не имею права ни на секунду упускать из виду содержимое миски и этой банки, доктор, — извиняющимся тоном пояснил он свое поведение. — Ну, пока вы не отдадите их в мое распоряжение.

— Неужели вы можете дурно подумать обо мне, мистер Куин? И неужели вы все-таки настолько серьезно относитесь к происходящему? Если уж это добро надо обязательно отдать на анализы, я лично доставлю его в полицию. Не будете ли вы так любезны немного посторониться? Я хотел бы прикрыть дверь.

— Тогда дайте мне банку, — сказал Эллери.

— Да ради Бога! — вспыхнул доктор Волюта, и оставив дверь открытой, отвернулся к раковине.

Они ожидали прибытия лейтенанта Китса. Было уже почти шесть утра и за окнами начали слегка вырисовываться туманные очертания окружающего мира. В доме было холодновато. Приам после промывания желудка крепко уснул. Его черная борода торчала из простыней с убийственным величием, так что Эллери невольно успел сравнить ее владельца с ассирийским царем Сеннахерибом в фамильной усыпальнице, пока Альфред Уоллес не захлопнул дверь перед его любопытным взором. И тут же запер ее изнутри. Оставшуюся часть ночи он провел на кушетке в комнате хозяина на случай повторной тревоги.

Гроув Макгоуэн не мог сдержать своего раздражения.

— Если бы не мое обещание, то Делия ни за что бы не позвонила. Меня страшно тошнит от этой вони. Пусть здесь остается доктор Волюта, а я ухожу. — И он, зевая, отправился к своему дубу.

Старый мистер Кольер, отец Делии, преспокойно заварил себе чайку на кухне и проследовал с ним наверх, на ходу бросив Эллери:

— Глупость и обжорство плохо уживаются вместе…

Делия же… Она вообще не показывалась. Эллери готовился вести себя сдержанно и корректно, но она, увы, не могла знать об этом и не явилась. Ко времени прибытия Эллери она просто поднялась к себе наверх. Отчасти он был даже рад, что ее чувство приличия так тонко. Как тактично с ее стороны! Но в то же время он ощущал какую-то тоскливую пустоту.

Эллери в упор разглядывал голубую спину доктора Волюты. Она была довольно внушительных размеров, с толстыми поперечными складками жира.

В общем, было бы несложно отделаться от доктора, а потом подняться наверх и постучать к ней. В подобных ситуациях всегда есть пара-другая вопросов, которые следует задать.

Интересно, как она себя поведет?

И как она выглядит в шесть утра?

Эллери некоторое время прикидывал, что делать.

— Ничего, — сказал доктор, оборачиваясь и протягивая руки к полотенцу, — ничего здесь нет такого, чтобы так беспокоиться. Обычно я посылаю всех зрителей, вроде вас, подальше. Чтобы не мешали. Но в этом городе врач, желающий иметь солидную практику, частенько вынужден идти против своих правил, приспосабливаться. А то эта Лаурел опять подымет крик, как со смертью Лендера Хилла. Уж я знаю подобных личностей как облупленных! Лишь бы привлечь внимание… — Он повесил полотенце на край раковины. Уверенным движением взял стеклянную банку и миску. — Не надо так смотреть на меня, мистер Куин! Как будто я собираюсь выплеснуть содержимое этих сосудов вам в лицо… Куда запропастился этот проклятый сыщик? Мне сегодня вообще не удастся поспать.

Так они стояли, в упор глядя друг на друга, пока не раздался шум подъехавшей машины и не вошел запыхавшийся Китс.

В этот же день в четыре часа пополудни Эллери притормозил свой взятый напрокат кайзер перед домом Приама. Машина Китса уже стояла тут. Горничная с тиком, который был сегодня особенно заметен, проводила его в гостиную. Китс стоял около мраморного камина, покусывая кончик бумаги. Лаурел Хилл, Гроув Макгоуэн и Делия Приам сидели в креслах напротив и наблюдали за ним с видом прилежных учеников на экзамене.

Когда Эллери вошел, их головы одновременно повернулись в его сторону. Ему показалось, что на лице Лаурел промелькнуло спокойное ожидание, на лице Мака — неловкость, а Делии — испуг.

— Простите, лейтенант. Мне пришлось задержаться на бензоколонке. Это что, отчет из лаборатории?

Китс протянул ему бумагу. Глаза присутствующих неотрывно следили за ней. Когда Эллери вернул бумагу Китсу, все опять перевели взгляд на лейтенанта.

— Может быть, вы, мистер Куин, объясните присутствующим суть дела, — сказал Китс. — А я продолжу.

Эллери кивнул.

— Когда я прибыл сюда около пяти утра, доктор Волюта высказал уверенность в пищевом отравлении. События развивались примерно следующим образом. Невзирая на медицинские рекомендации доктора Волюты, мистер Приам неизменно съедал что-нибудь прямо перед отходом ко сну. Эта его привычка была общеизвестна. Так как мистер Приам обычно засыпал с трудом, то он всегда ложился очень поздно. Кухарка же, миссис Гвитириз, наоборот, имела обыкновение отправляться на покой очень рано. Следовательно, мистер Приам обычно сообщал Альфреду Уоллесу, что сегодня вечером он изволит съесть, а тот уже передавал его пожелания кухарке. Перед тем, как ей лечь спать, миссис Гвитириз готовила, что приказано, и убирала еду в холодильник.

Прошлым вечером поступило распоряжение сделать тунцовый салат, до которого мистер Приам был особенный охотник. Миссис Гвитириз достала из большого шкафа в буфетной банку с консервированным тунцом, вскрыла ее и приготовила салат именно так, как предпочитает мистер Приам: с мелко нарезанным луком, сладким зеленым перцем, сельдереем. Все это было щедро полито майонезом, соком из половинки лимона, посыпано свежесорванным и измельченным жгучим перцем и солью. Этот шедевр кулинарного искусства довершило небольшое количество уочестерширского соуса вместе с половинкой чайной ложки сухой горчицы, щепоткой орегано и молотого чабреца. Готовое блюдо было помещено в салатницу, накрыто и поставлено в холодильник. Затем кухарка прибрала за собой и отправилась в постель. Миссис Гвитириз покинула кухню приблизительно без двадцати десять, оставив зажженным ночник.

Примерно в десять минут первого Альфред Уоллес отправился за тунцом, — продолжал свою речь Эллери, обращаясь исключительно к старинным испанским портретам над камином, с тем, чтобы ничья пара испытующих глаз не сбила его с мысли. — Альфред Уоллес вынул салат из холодильника, поставил его на поднос вместе с круглым ржаным хлебом, сладким маслом и закупоренной бутылкой молока. Все это он отнес в комнату мистера Приама. Приам ел жадно, хотя и не доел до конца. Затем Уоллес помог ему приготовиться ко сну, выключил свет и унес остатки еды в кухню. Он оставил поднос как есть, на столе, и поднялся к себе наверх.

Около трех часов утра Уоллеса разбудило оглушительное дребезжание звонка из комнаты мистера Приама. Уоллес сбежал вниз и нашел хозяина в ужасном состоянии. Уоллес немедленно позвонил доктору Волюте, взбежал наверх и разбудил миссис Приам. До прибытия врача они вдвоем делали все, что было в их силах.

Его прервал взволнованный голос Макгоуэна.

— Будь я проклят, если понимаю, к чему вы нам все так подробно расписываете!

Делия Приам положила руку на плечо сына, и он стих.

— Продолжайте, мистер Куин, — тихо сказала она. При звуках ее голоса Эллери весь напрягся. Интересно, подумал он, неужели она сама не осознает, как велика ее власть над ним?

— По прибытии сюда я обнаружил поднос на кухне. Там, где, по словам Уоллеса, он его и оставил. Уяснив обстановку, я вызвал лейтенанта Китса.

Дожидаясь его появления, я собрал все, что имело отношение к приготовлению этой ночной закуски — приправы, пустую жестянку из-под консервов, даже кожуру лимона. На подносе еще оставалось достаточно салата, ржаного хлеба, немного молока. Доктор Волюта тем временем упаковывал остатки пищи, извергнутые желудком мистера Приама. Когда появился лейтенант, мы все передали ему.

Эллери замолчал и закурил сигарету. Китс продолжил:

— Я отвез их в криминальную лабораторию и только что получил результаты. — Он бросил взгляд на бумажку:

— Я не буду докучать вам мелкими подробностями. Просто сообщу основное. Химические анализ содержимого желудка мистера Приама показал некоторое количество мышьяка. Все остальное — чисто. Приправы, жестянка из-под тунца, лимон, хлеб, масло, молоко — в общем, все. Кроме самого салата, в котором обнаружили мышьяк того же типа.

Следовательно, доктор Волюта ошибся, — заключил Китс. — Дело было не в пищевом отравлении испорченными консервами. Дело в отравлении мышьяком, который был добавлен прямо в салат. Кухарка поставила салат в холодильник около 9.40 вечера. Мистер Уоллес забрал его около десяти минут первого. В этот промежуток времени кухня была пуста, горел ночник. И кто-то пробрался в кухню и отравил салат.

— Вне всякого сомнения, — подтвердил Эллери. — Каждый вечер в холодильнике оставалась закуска для мистера Приама. В особой салатнице, используемой только для этой цели. Салатницу легко распознать — на ней золотыми буквами написано «Роджер». Это подарок Приаму от Альфреда Уоллеса на прошлое Рождество.

— Вопрос в том, — подвел итог Китс, — кто пытался отравить мистера Приама? — И лейтенант дружелюбно посмотрел на внимающую его речам троицу.

Делия Приам внезапно поднялась, прошептала:

— Это непостижимо! — и спрятала лицо в носовой платок. Лаурел улыбнулась ей в спину:

— Дорогая, со времени смерти папы я потеряла способность удивляться и поверю всему.

— Ради Бога, Лаур, — забеспокоился сын Делии, — не улыбайся ты так, словно сама леди Макбет, Кассандра или еще кто-нибудь похуже… Моя мать и я больше всего на свете боимся скандала.

— Да успокойся ты, Мак, — сказала Лаурел, — я просто рада теперь доказать вам, что мои подозрения не были бредовыми идеями.

— О да! Конечно, не были…

Делия повернулась к Китсу. Эллери заметил, что Китс разглядывает ее немного смущенно, но с некоторой долей дерзкого бесстыдства, допустимого в обращении с женщинами определенного сорта… А она сегодня превзошла саму себя: вся в белом, с большим золотым распятием на серебряной цепи, свисающем до талии. Никаких разрезов на юбке. Длинные рукава. Глухой воротник у самой шеи. Но вот спина… Боже, спина — совершенно голая до талии! Видимо, шедевр какого-нибудь местного голливудского модельера. Неужели она не понимает, насколько шокирует ее внешний вид, особенно мужчин?!

Но женщины, мрачно решил про себя Эллери, даже самые респектабельные женщины! — предпочитают не утруждать свои мозги подобными вопросами, чего не скажешь о бедняге-полицейском, вкалывающем с утра до вечера, как ломовая лошадь, до седьмого пота… Да еще вдобавок носящем на пальце золотое обручальное кольцо.

Она спросила:

— Лейтенант, полиция что, намерена заняться этим делом?

— Обычно, миссис Приам, я сразу же отвечаю на подобные вопросы, — Китс с трудом отвел глаза в сторону, сунул незажженную сигарету в рот и несколько раз нервно перекатил ее из одного угла губ в другой. Когда он заговорил, в его голосе появились жесткие нотки: — В данном же случае… небольшое исключение. Ваш муж — предполагаемая жертва преступления — начисто отказывается от нашей помощи. Он не желает даже беседовать на эту тему. Соизволил лишь сказать, что второй раз его так легко не проведешь, что он сумеет позаботиться о себе сам и что мне лучше забрать свою шляпу и убираться подобру-поздорову.

Делия отошла к окну. Наблюдая за ней со спины, Эллери заметил, что она испытывает что-то вроде облегчения. Словно чему-то радуется… Бог знает, что у нее на уме?! Китсу следовало бы заняться ее персоной поближе; эх, надо было сразу обсудить с ним, как раскрутить Делию, чтобы застать ее врасплох. Ведь, с другой стороны, ее явно что-то постоянно беспокоит.

— Скажите мне, миссис Приам, ваш муж слегка не в своем уме? — раздался голос Китса.

— Может быть, лейтенант, — пробормотала она, не оборачиваясь, — иногда.

— Хочу добавить, — резко сказал Китс, — что любой мог легко добраться до злополучного салата. Черный ход в кухню не запирается. От него идет дорожка, посыпанная гравием, прямо до леса. Так что для любого, кто знаком с домашним распорядком и знает об обычной полуночной трапезе хозяина, не составило бы большого труда привести свой план в исполнение. Особенно для того, кто имел в прошлом дело с мистером Приамом и мистером Хиллом, а потом выслеживал их в течение многих лет. Но я не исключаю возможности, что все эти предположения не стоят и выеденного яйца. Что вся эта версия о враге из прошлого — просто попытка навести на ложный след. И я склоняюсь именно к такой точке зрения. Что-то не верится мне в историю с местью и медленной смертью. И в прочую беллетристику. Я хочу, чтобы вы знали мое мнение на этот счет. У меня все, мистер Куин, — закончил Китс, не в силах снова оторвать глаз от обнаженной спины миссис Приам.

«Бедняга», — с сочувствием подумал Эллери. А вслух сказал:

— Может быть, вы и правы, Китс. Но мне хотелось бы обратить ваше внимание на один любопытный фактик в отчете из лаборатории. Результаты анализов показали, что доза мышьяка была «явно недостаточной, чтобы вызвать смерть».

— Ошибка преступника, вот и все, — пожал плечами Китс. — Это часто случается. Иногда переложат, иногда не доложат. Бывает.

— Во-первых, не так уж часто бывает, лейтенант. А судя по всему, наш преступник явно не относится к такому уж эмоциональному, импульсивному типу убийцы, чтобы действовать сгоряча, необдуманно. Скорее, это человек — очень осторожный и хладнокровный, хорошо умеющий заранее спланировать свои действия. И уж во всяком случае вряд ли способный допустить такую глупую ошибку — не доложить яду в салат. «Недостаточно, чтобы вызвать смерть». Все было рассчитано, сделано намеренно.

— Но с какой целью? — недоумевал Макгоуэн.

— А помнишь, Мак, записку? — торжествующе провозгласила Лаурел. — «Медленное умирание». Вот зачем!

— Да-а, здесь прослеживается связь с запиской Хиллу, — угрюмо подтвердил Эллери. — Несмертельная доза. Достаточная, чтобы заставить его хорошенько помучиться, но не умереть. «Медленное и верное… И перед каждым шагом к умиранию — предупреждение». Это отравление и есть второе предупреждение. Сущность первого нам неизвестна. Но второе — это отравленный мышьяком тунец. Славно задумано!

— Я не разделяю вашего восхищения, — заявил Гроув Макгоуэн. — Что это все значит? Что за ерунда?

— Это значит, Мак, что я вынужден принять ваше предложение, — сказал Эллери. — И ваше, Лаурел, и ваше, Делия. Я не собирался этого делать, но теперь уже ничего не попишешь, придется.

При этих словах Делия Приам обернулась, подошла к нему, взяла его за руку и, заглянув прямо Эллери в глаза, очень просто сказала:

— Спасибо, Эллери. Такое счастье сознавать… что это дело… будет в ваших руках.

И она слегка сжала его ладонь. Он знал, что этот жест был простым проявлением доверия и благодарности с ее стороны. Ведь все происходило на глазах ее же собственного сына… Но он не мог сдержать судороги в горле.

Китс расплющил сигарету в зубах.

Макгоуэн с интересом наблюдал за этой сценой.

Тогда Лаурел очень ровным голосом сказала:

— Ну вот, все так славно устроилось, — и вышла вон.