Онлайн чтение книги Так дорог моему сердцу So Dear to my Heart
Глава третья

Два дня спустя Вирджинии позвонил в отель доктор Хансон и сказал, что хотел бы в ней увидеться. Когда она предложила зайти к нему в кабинет еще раз, он ответил, что предпочел бы поговорить с ней в холле отеля, если ей будет это удобно. В час послеполуденного чая, как и договорились, она сидела за небольшим столиком в углу зала.

Он вошел безупречно одетый и ухоженный, каким она его видела всегда, но темные глаза его казались еще темнее, а гладкие черные волосы идеальной линией лежали над отчетливыми бровями. Вирджиния в то утро прошлась по магазинам и не могла противостоять искушению купить себе одну их элегантных муслиновых блузок с вышивкой, которые были так популярны в этой части мира — хотя они стоили довольно дорого, и надела ее с мелко плиссированной юбкой, а на плечи накинула светло-голубой кардиган.

Ее волосы тоже были уложены швейцарским парикмахером, они блестели напоминая полированное ореховое дерево.

Доктор Хансон тоже заказал себе чай, хотя она не была уверена, что это одна из его повседневных привычек, и сидел, несколько мгновений глядя на нее в молчании, прежде чем объяснил, для чего он желал ее видеть.

— Я хотел, чтобы вы знали, что я нашел для вас более подходящее место для проживания, чем это, — сказал он так, словно у нее просто не могло быть никаких возражений. — Я думаю, там вам будет гораздо лучше, а ваша сестра, вероятно, будет меньше волноваться, зная, что за вами есть кому присмотреть.

— О? — сказала Вирджиния, несколько удивленная, ожидая от него более подробных объяснений. Но он достал портсигар и протянул ей, осторожно зажег ее сигарету, затем свою, прежде чем продолжил:

— Моя тетушка с радостью примет вас у себя в доме, — сказал он, и от этого заявления у нее чуть не захватило дух. — Она живет в доме, который слишком велик для нее, и иногда чувствует себя одиноко, потому что теперь у нее не так много развлечений, как бывало раньше. Ей всегда особенно нравилась молодежь, так что вы поступите исключительно любезно, если останетесь с ней, пока не придет время вам и вашей сестре возвращаться в Англию.

— Да, но!.. — Вирджиния сомневалась, — Я не могу принять такое любезное предложение!.. Ведь ваша тетушка никогда меня не видела!

— Верно, — согласился он, подняв брови в удивлении. — Но разве это основание для того, чтобы вы не могли остановиться у нее? Как я уже объяснил, она с восторгом примет вас у себя, и если только вы не имеете других планов…?

— Нет-нет, — уверила она его. — У меня вообще нет никаких планов.

— Тогда, может быть, у вас есть возражения против того, чтобы остановиться у моей тетушки?

— Конечно, нет! — воскликнула она, в ее голосе чувствовалось возмущение, потому что он намеренно не понимал ее. — Я думаю, что это мило со стороны вашей тетушки и… но как же вы не понимаете? — она развела руками, и румянец смущения залил ее щеки. — Я не могу воспользоваться выгодами подобного предложения, потому что… мы совершенно незнакомы…

— Да, я понимаю, — сказал он с прохладными нотками в голосе и взглянул на нее с серьезным блеском в глазах.

— Вы, англичане, имеете непреодолимую страсть к независимости, не так ли? И хотя если вы будете настаивать на вашей независимости, это может означать, что ваша сестра, которая нуждается в вас, может остаться здесь в одиночестве, без единого близкого человека рядом, в такое время, когда необходимо поддерживать ее моральные силы. Вы предпочитаете, чтобы случилось это, но не примете гостеприимство моей родственницы, которая будет только счастлива приютить вас под своей крышей. Ну, в таком случае…

Щеки Вирджинии стали пунцовыми, и она сделала попытку смягчить то, что теперь как ей казалось, выглядит в некоторой степени грубостью.

— О, нет! — сказала она. — Я сделаю все, чтобы остаться рядом с Лизой! Просто ваше предложение остановиться у вашей тети застигло меня врасплох.

— Теперь, когда вы преодолели свое изумление, вы готовы рассмотреть эту идею? — голос его немного смягчился. — Сейчас я отвезу вас к ней, и вы вдвоем побеседуете? Тетя Элоиза, возможно, убедит вас, отбросить излишнюю щепетильность.

Вирджиния чувствовала, что он подсмеивается над ней, но когда он поднялся, как будто был твердо уверен, что она не может отказаться встретиться с его родственницей, она поднялась тоже, хотя все еще немного колебалась. В нем было что-то решительное, даже неумолимое, и она чувствовала, что было бы неприятно включиться в действительно серьезный спор с ним. И в любом случае, у нее было чувство, что он победит, каков бы ни был спор.

— Я не могу отнимать у вас так много времени?

— Чепуха! — сказал он. — Сегодня у меня есть несколько свободных часов, так что мы можем ехать сразу, если вы готовы?

Она не стала возвращаться в номер за шляпой и прошествовала за ним по отелю, в этот час наполненному посетителями до отказа. Он помог ей сесть в длинную черную машину и сел рядом с ней за руль. Его руки казались такими гибкими и твердыми на руле, что заворожили ее, и она поняла, что ему, вероятно, нравится водить машину. В любом случае, это была роскошная машина, и она прокладывала свой путь вдоль берега озера так беззвучно и легко, что создавалось впечатление, будто она летит над дорогой.

Красота озера завораживала. В этот час солнечного заката ослепительной и почти неземной белизны снега на горных пиках достигли своего совершенства. Сады вокруг вилл, дремавших на берегу озера, все были в необузданном цветении пурпурных и белых сиреней, розовых каштанов и альпийских роз. Плодовые сады разливались, как море белой и розовой пены, почти нависая над кристально чистой водой, а глубокий зеленый цвет новой листвы приносил в душу покой.

— Вы еще не решили, нравится вам здесь или нет? — неожиданно спросил ее доктор Хансон, когда они в молчании проехали несколько минут.

— О, да, — сразу ответила Вирджиния. — Я думаю, это даже слишком красиво. И все выглядит таким необыкновенно чистым, — добавила она, — как будто все дома каждое утро умываются какой-то волшебной росой!

— Вы в первый раз в Швейцарии?

— Да. Мы не путешественники. Наверное, потому что мы никогда не могли себе этого позволить, — честно ответила она.

Он искоса взглянул на нее и сбавив скорость, дал ей возможность полюбоваться одним из самых очаровательных садов на берегу озера, над которым возвышался белый дом, словно миниатюрный дворец из сказки. У потертых ступеней была привязана лодка, ступени вели в прозрачные воды озера.

— Это дом Ван Лунов, — сказал он. — Это мои друзья, очень обаятельные американцы.

Вирджиния вспомнила, что в вечер их знакомства в ресторане отеля его прелестная спутница Карла, напомнила ему, что они собирались к Ван Лунам. Она подумала, что за вечер они провели вместе?

Тетушка Элоиза — или мадам д’Овернь — ждала их в комнате, которая заставила Вирджинию думать о пышном салоне. Все ее представления о том, какой должна быть вилла, были основаны на изучении рекламных объявлений в английских газетах, предлагающих сомнительные «виллы в Илинге», или Твикенхаме, или другом подобном районе.

Вилла мадам д’Овернь была не такой большой, как вилла Ван Лунов, и вид у нее был не такой сказочный, но это место могло бы восхитить самый эстетский вкус. Салон, в котором ждала их хозяйка дома стоя у большого окна, выходившего на все экзотические прелести сада, был не только великолепных пропорций, но и изысканно обставлен. А сама тетушка Элоиза была похожа на великую герцогиню, с высоко уложенными седыми волосами и лицом, которое могло бы соперничать с любой молодой женщиной. Она была одета как будто для приема какого-то важного гостя, в платье из синевато-серого бархата. На ее груди была приколота не одна сверкающая брошь, а вокруг шеи в несколько рядов обвивался жемчуг.

— Так вот вы какая, моя дорогая! — воскликнула она при виде Вирджинии.

Она улыбнулась и наклонилась вперед, держась одной рукой за тонкую эбонитовую трость, но не поднялась им навстречу. Позднее Вирджиния узнала, то она страдала отревматизма, который не мог вылечить даже ее племянник.

Она излучала радушие, а в голосе было какое-то искрящееся веселье.

— Как мило, — сказала она, — как ужасно мило, что Леон оказался способен убедить вас! Я надеюсь, вы захватили с собой все свои вещи, дорогая моя? Вам совсем не нужно возвращаться обратно в отель.

Вирджиния почувствовала на себе взгляд доктораХансона, а в нем несколько саркастический блеск.

— Сначала, милая тетушка, — сказал он, — вам придется убедить мисс Хольт, что ее действительно примут с радостью и что она ни в малейшей степени не стеснит вас. Кроме того, мне кажется, что она испытывает свойственный всем англичанам ужас перед зависимостью, и с этим вам придется что-то сделать!

— Ах, Боже мой, — мадам д’Овернь. — Мы что-нибудь придумаем.

Она смотрела на Вирджинию, как будто не могла найти ничего приятнее для глаз.

— Какие у вас славные волосы, моя дорогая, — сказала она. — Они очень напоминают мне мои собственные, какими они были до того, как стали такими бесповоротно белыми!

Она дотронулась до колокольчика у своего локтя.

— Мы посидим за чашкой чая, побеседуем и познакомимся друг с другом. Леон может бежать к своим пациентам или к любому другому, к кому хочет бежать, так как для того, чтобы мы узнали друг друга существенно, надо чтобы его не было с нами.

Леон Хансон одарил тетушку обаятельной улыбкой, блеснув очень ровными белыми зубами, и в этой улыбке была несомненная привязанность.

— Я хладнокровно принимаю свою отставку, — сказал он. — Но мисс Хольт уже выпила довольно много чая сегодня, хотя я думаю, она будет не прочь выпить еще.

Англичанки получают великое утешение от бесконечных чашек чая, — он посмотрел на Вирджинию с еле заметным вызовом в глазах. — Мне прислать ваши чемоданы сюда, мисс Хольт? Если хотите, я улажу это дело с хозяином, а вы потом уладите его со мной.

— Благодарю вас, — ответила Вирджиния, понимая, что она будет выглядеть действительно грубой и неблагодарной, если все еще будет уклоняться от гостеприимства мадам д’Овернь. — Это будет очень любезно с вашей стороны.

Тетушка Элоиза с триумфом посмотрела на своего племянника.

— Вот так мне удалось сделать то, в чем ты почти потерпел неудачу, Леон.

— Видимо, так, — ответил он с едва заметной сухой интонацией в голосе.

Услышав за окном шум подъезжающего автомобиля, они увидели, как у ступеней террасы остановилась машина, и их нее вышла стройная и очень элегантная молодая женщина и направилась к застекленной веранде.

— Ах, это Карла приехала попрощаться! — воскликнула тетушка Элоиза. Она посмотрела на Вирджинию и объяснила: У Карлы есть голос — голос, как у птицы, и она собирается в Италию, петь в Ла Скала. А после этого она ненадолго заедет в Америку.

Но Вирджиния наблюдала за Леоном Хансоном. Он стоял у окна и не сводил глаз с грациозной девушки, которая приехала попрощаться. Его лицо было темным — темным и погруженным в некое непроницаемое уныние, в котором было что-то странное и угрожающее.

Она вспомнила, что он, как ей показалось, не особенно сочувствовал тому, что музыкальная карьера Лизы прервалась. Может быть, это было потому, что сама мысль о молодой женщине, избравшей музыку своей профессией, была мучительная для него? Может быть, нестерпимо мучительна!