Онлайн чтение книги Собрание сочинений в шести томах. Том 1
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Ты вкратце передашь и разом

Мне про Толедо все теперь.

Как ни старался б я, поверь,

Не утруждать тебя рассказом,

Его я долго поведу —

Я в этом случае не волен.

Но помни: и здоров и болен,

От смерти я лекарства жду.

Итак, король Энрике Третий,—

Его недаром Правосудным

Зовут в народе, оттого,

Что ни Катон, ни Аристид [132] Катон . — Катон Цензор (234–149 гг. до н. э.) — общественный и государственный деятель в республиканском Риме, прославившийся своей строгой справедливостью. Аристид (540–468 гг. до н. э.) — афинский государственный деятель, признанный олицетворением бескорыстия, справедливости и патриотизма.

С ним не сравнялись в правосудье,—

В четыреста шестом году

Сверх тысячи держал свой двор

В прекрасном городе Мадриде.

И здесь нежданно получил

Он донесение о том,

Что вероломно перемирье

Нарушил мавр, король Гранады,

И что не хочет он вернуть

Испанцам замок Аямонте [133] Замок Аямонте — укрепленный пункт и город на реке Гвадиане близ впадения ее в Кадисский залив.,—

Как ни грози, что ни сули

Ему наш двор, — и дань, как прежде,

Платить не хочет. Наш король

Тогда решил начать войну.

А чтоб вести ее достойно,

Так, как пристало королю

Старейшему в земле испанской,

И чтобы к ней привлечь родню

Из Арагона и Наварры,

Собрал он кóртесы [134] Кóртесы — собрания сословных представителей, созывавшиеся королевской властью в феодальных государствах Испании. В Кастилье кортесы существовали с XIII века. В данном случае устами Леонардо описываются кортесы, созванные Энрике III в 1406 г. в Толедо для окончательного решения вопроса о задуманном им походе против Гранадского эмирата. Руководствуясь старинной «Хроникой царствования Хуана II», Лопе де Вега дает в рассказе Леонардо подробный список представителей испанской знати, церкви и высшей бюрократии, участвовавших в этих кортесах. в Толедо.

Там совещаются сейчас

И все придворные чины,

И духовенство, и дворяне,

И города различных рангов

(Я рехидоров их, конечно,

В виду имею). В королевском

Дворце они, как подобает,

Ведут сейчас переговоры.

Средь них епископ Сигуэнсы,—

Он ныне церковью святой

И достославной мудро правит

В Толедо, оттого что там

Престол пустует с той поры,

Как отошел к святым дон Педро

Тенорьо, муж великой славы.

Среди других дон Санчо там

Де Рохас, ныне Паленсийский

Епископ, верный отпечаток

Своих достойных предков; он

Ждет назначения в Толедо.

Дон Пабло там из Картахены —

Ждет назначения он в Бургос.

В Толедо смелый дон Фадрике,—

Хоть графом Тристамарским он

Еще зовется, величает

Недаром герцогом Архонским

Его весь двор, и с ним, конечно,

Там дон Энрике Мануэль.

Они двоюродные братья

Монарху. Их мечи могли бы

Пожаром стать не для Гранады —

Для древней Трои. Руй там Лопес

Де Авалос, кому всегда

И счастье служит и оружье.

В Толедо коннетабль Кастильи,

Хвала высокая для рода,

И с ним великий камергер

Двора: он заслужил вполне

Свой сан и кровью благородной

И добродетелью своей,

Хоть было от кого в наследство

Их получить; он похвалы

Достоин всяческой и славы,—

Я о Хуане де Веласко

Вам говорю. И дон Диего

С ним Лопес де Эстуниига,

Кого верховным мы судьею

Кастилии зовем. И с ним

Уполномоченный короны

По сбору войск. Сказать довольно

О нем, что Гомес он Манрике,—

О славных подвигах его,

Деяньях редкостных и дивных

Немолчно говорят Гранада

С Кастильей. С ними оидоры [135] Оидоры — четверо из двенадцати членов королевского совета, законоведы по образованию.

Из королевского суда,

Там Перо Санчес дель Кастильо,

Родригес там из Саламанки,

И Перианьес…

Погоди,

Как Перианьес? Ты не видишь?

При этом имени вся кровь

Моя застыла…

Вот забавно!

Об оидорах королевских

Я говорю с тобой, а ты

Воображаешь, словно это

Наш Периваньес из Оканьи!

Тебя я только что просил

Мне рассказать о королевском

Походе, об его причинах,

Но слушать больше не хватает

Терпенья у меня. Итак,

Ведя с собою цвет Кастильи,

Король наш выступил в поход

К пределам тем, что защищают

В угоду злобному гранадцу

Те люди, что платить не склонны

Законной дани королю?

Да, это так.

Тогда послушай.

Одно тебе сказать хочу я,

В чем вижу важность для себя.

Пока в Толедо съездил ты,

Свой план привел я в исполненье.

Я Периваньеса к себе

Позвал и объявил ему,

Что мне угодно капитаном

Его назначить и поставить

Над сотней из крестьян моих,

Чтоб он готовился к походу.

Он усмотрел в том честь большую

(Так это было бы, когда б

Подкладкой не служил для чести

Позор грядущий), и теперь

Ее он заслужить стремится,—

Он тратит деньги на наряды.

Вчера на площадь, Леонардо,

Он вывел роту, а сегодня,

Как мне сказал Лухан, намерен

В Толедо выступить он с ней.

Прекрасно! И тебе Касильду

Оставит он на попеченье

Такой же гордой и суровой

В ее невежестве крестьянском,

Как прежде?

Да, но согласись,

Муж не вернется очень долго.

А между тем моя любовь

Окажет действие такое ж

На сердце, как вода на камень,

Свергаясь с высоты. Что это?

Как будто барабаны?

Да,

Его ты слышишь барабаны,

Не сомневайся.

Твой поручик

Пускай идальго приведет

Сюда на площадь. Захвати

И ты оружье, Леонардо,

Так лучше мы крестьян обманем.

Они увидят: для смотра

Свою ты тоже вывел роту.

Вот и они. Дождись меня!

Я, ваша светлость, прихожу

К вам пред походом попрощаться.

Любезны вы, я рад признаться.

Я на войне вам послужу.

Сеньору королю служите…

Ему и вам…

Пусть так.

Ему —

По долгу, вам же — потому,

Что вы мне честь воздать хотите.

Кто я? Сермяга да кирка —

Вот все, что видеть я достоин,

И вдруг я капитан и воин,

В хоругви конного полка

У короля!.. Но не доходит

Молва о нас так далеко —

Король стоит так высоко,

Пять чувств моих так превосходит…

Всё вы… Продли господь вам век!

Вас, Педро, возврати со славой!

Как я одет?

Недурно, право!

Совсем как знатный человек.

Сейчас я запасусь отвагой…

Не знаю, как и попросить…

О чем? Готов я вам служить.

Ах, ваша светлость, этой шпагой

Меня вы опояшьте!..

Рад.

Где шпага? В рыцарское званье

Я возведу вас в назиданье

Потомству. Вы — прямой солдат.

От вашей доблести недаром

Высоких подвигов я жду,

И вас в дворянство возведу

Одним я рыцарским ударом.

Сеньор! Вот шпага, вот она!

Меня ударом удостойте.

Я сам надену вам, постойте,

Раз мне служить она должна.

Ну, Блас, теперь не место лени —

Идальго станет он сейчас.

А мы при чем?

Да что ты, Блас,

Вся суть в тебе! Стань на колени!

Тебе, Белардо-старичок,

Его мечом бы надлежало

Ударить, а?

В ослице чалой,

В седле и в сбруе я знаток.

Как рыцарей вооружают

У нас в Кастилье, хоть я стар,

Не знаю…

Вот, прими удар!

И все?

Поклясться подобает

Служить сеньору королю

Мечом и господу владыке.

Клянусь я в том, господь великий,

Что честь им защищу мою.

Но эту честь, раз сами шлете

Вы на войну меня, должны

Вы оберечь, сеньор страны,

И вы ее обережете.

Молодожен, я вам вполне

Жену и дом свой доверяю,

Вы защитите их, я знаю,

Пока я буду на войне.

Они, как ваша светлость знает,

Дороже мне, чем жизнь моя.

И хоть вполне уверен я,

Что им ничто не угрожает,

Все ж справедливо, чтобы их

Оберегали вы по праву.

Сеньор! Разумны вы на славу

И справедливость слов моих

Поймете… С честью не сравнится

Ни жизнь, ни все, что в доме есть.

Кто знает, что такое честь,

Тот на нее не покусится.

Вы опоясали, сеньор,

Меня здесь шпагой — честь большая

(Когда не так, тогда не знаю,

Что мне и думать). С этих пор

Равны мы честью. Без обману,

Храня величие свое,

Должны вы защищать ее,

Иль я на вас истцом предстану.

Я сам, когда солживлю в чем,

Вам разрешу истцом явиться.

Так пусть случится, что случится!

Теперь, друзья мои, идем.

Во мне смущенье вызывает

Такая речь… Что скрыто тут?

Он хочет звать меня на суд.

Иль местью мне он угрожает?

Да нет! Виновною мечтой

В его невинности я, право,

Ищу какой-то смысл лукавый,

А он невинен предо мной.

Но вдруг… Так что ж меня тревожит?

Чем мне слова его страшны?

Что мне, властителю страны,

Несчастный пахарь сделать может?

Бунтарка! Злость свою кляня,

Моей ты станешь этой ночью,

И тот увидит смерть воочью,

Кто до зари смутит меня.

Итак, в дорогу муж вторично?

Уходит Педро на войну,

Меня бросает он одну,—

Как мне не плакать, горемычной?

О чем, Касильда, так тужить?

Не всем, поверь, притом так рано,

Дается должность капитана.

Ее придется заслужить!

С Инес я соглашусь охотно —

Перебери хоть всех мужчин

В твоем сословье. Этот чин

И для идальго чин почетный.

К тому ж, соседи говорят,—

Я не пойму твою заботу,—

Он отведет в Толедо роту

И будет тотчас же назад.

Живу одной я этой думой…

Чу, барабаны! Он?

Ведь грех

Так плакать о себе. О тех,

Кто с ним уходит, ты подумай!

Вон на балконе, в вышине,

Те, для кого мы так хлопочем,

Хоть сам я им не нужен, впрочем,

Как и они не нужны мне!

Вы так стары?

Мой капитан!

Была пора — меня пленяли

И ветер, и заря, и дали.

Я был пастух и сакристан [137] Сакристан — церковный служка, причетник, пономарь.,

Хватал я жизнь рукою хваткой,

Но выпал снег обильный… Тут

Мне церковь свой дала приют.

Вам три десятка и с девяткой?

Прибавьте три, чтоб счесть сполна,

Меня так нянька уверяла,

Да, верно, и сама не знала,

Под старость путала она!

Когда на свет явилась Кава [138] Кава . — В легендах и романсах, повествующих о захвате Испании маврами, Кава, или Флоринда, фигурирует как дочь вестготского графа Юлиана, оскорбленная королем Родриго. Мстя королю, граф Юлиан открыл маврам путь в Испанию и помог им в 709 г. высадиться в районе города Алхесираса.,

Прорезался мой первый зуб.

Ходили в школу?

Сотней труб

Моя уже гремела слава,

Хотя иные, признаюсь,

По злоязычью утверждали,

Что я читать умел едва ли,

И были правы в том, клянусь!

Но, вопреки людской природе,

Умел я петь, играть, плясать,

И, не читая, мог писать,

Согласно самой новой моде!

Ах, отважный капитан

Дум моих, моей печали!

Вам я, дама на балконе,

Этим знаменем обязан!

Покидаете Оканью

Вы, сеньор?

Свести в Толедо

Должен я моих солдат,—

То ревнивая забота

Чувств взволнованных моих.

Раз ревнивая забота

Овладела всей душой,

От нее вы бед не ждите —

Надломиться честь не может

Там, где ревность так крепка.

Не такая это ревность,

Чтоб я страхом не терзался.

Я не вас боюсь, сеньора,

Я причины той боюсь,

Что известна вам, конечно.

Если б вас я ревновал,

Не идти б солдатам этим

В путь-дорогу, да и с ними

Не пошел бы вместе я.

Нет, я так уверен в вас,

Что меня ведет в Толедо

Эта вера. На войне —

Мир она; в огонь и в воду

С этой верой я готов.

Я пришел проститься с вами

И сказать вам на прощанье:

Вам самой я вас вверяю,

В вас и с вами остаюсь я,—

Окажите ж мне ту милость,

Что всем новым капитанам,

Ожидая их трофеев

На войне, их дамы сердца

При прощанье воздают.

Вам не кажется ль, скажите,

Что я с вами говорю

Здесь с учтивостью, приличной

Знатным рыцарям одним?

Кто б подумал, что крестьянин,

Тот крестьянин, что вчера

На сухом жнивье к соломе

Зубы частые из стали

Приближал серпа крутого

Или ноги погружал

В сок багряный винограда,

Наводняя черной влагой

Камни гладкие давильни,

Или грубою рукою

За железный брался плуг,—

Чтобы он сегодня с вами

Говорил, как храбрый воин,

В перьях гордых притязаний

И со шпагой смелых чувств?

Так узнайте: я — идальго!

Речь такая и поступки

Мне к лицу. Меня, Касильда,

Опоясал этой шпагой

Командор по меньшей мере,

Только меньшее , когда

Мера сбудется со мною

Та, что я подозреваю,

Станет большим , но, по счастью.

Сам я менее не стану,

Верьте, добрым оттого.

Хоть о многом говорите,

Но язык ваш непонятен.

Впрочем, Педро, слово милость

Поняла я — вы, я знаю,

Этой милости достойны.

Только… Скромная крестьянка,

Что могу я подарить

Капитану?

Не хочу я,

Чтобы ставили себя

Вы так низко.

Вот вам лента

Шелку черного, мой Педро.

Ленту черную даете

Вы, супруга, мне?

Да разве

Есть приметы на войне?

В этой милости несчастье!

Траур лента предвещает

Иль изгнанье.

Ну, а вы

Что подарите, Костанса,

В вас влюбленному солдату?

Он ухаживаньем долгим

Заслужил ваш дар.

Держи,

Блас! Ремень дарю собачий.

Впрочем, ты идешь в страну,

Где поганых псов так много,

Что ремней себе из них

Ты и сам наделать сможешь.

Если мавров тех поганых

В бегство я не обращу

И не перебью всех разом,

Пусть господь позволит им

Из моей нарезать шкуры

Ремешков.

А ты, Белардо,

Что ж о милости не просишь?

Я из рук твоих, Инес,

Заслужил ее, конечно,

Хоть теперь солдат я старый,

А не новый твой любовник.

Туфлю нá мою! Лови!

Нет, сеньора, обождите!

Верьте, туфлею удар

С высоты такой опасен.

Вы живого приведите

Мавра мне, Белардо!

Что ж,

Сколько лет уже за ними

Я гоняюсь! Пусть не в прозе —

Я со сцены предлагаю

Мавра вам в стихах моих.

Держитесь так в строю, солдаты,

Как мною был приказ вам дан!

Что это?

Рота из дворян,

Идальго — все они женаты.

Крестьяне наши половчей,

Как посравнишь, поставишь рядом…

Не вышли, может, быть, нарядом,

Зато глядят куда бойчей!

Эй, подтянись по головному!

Солдату бравому — почет!

Чтоб нас, крестьян, вот этот сброд

Считал за грязную солому?

Ни в жизнь! Пусть выдумку свою

Проявит каждый в деле этом!

Копью идти за арбалетом

И оставаться всем в строю.

Ну что вы там ни говорите,

Нам показать себя пора!

Сейчас начнется здесь игра,

Мою вы дряхлость не дразните!

Чтоб пред дворянами и так

Кичились выправкой крестьяне!

Эй вы, в бою быстрей вы лани!

Проворней гончих вы собак!

Чуть мавр навстречу, побежали,

Едва услышат лишь о нем.

Когда сражались мы с быком,

Мы храбрость их не раз видали.

Ушли с балкона своего…

Инес!

Какой нарядный, пестрый

Мой капитан!

Что ж скрылись сестры?

Не знаешь разве, отчего?

Касильда так полна заботы —

Ты камня не найдешь мрачней.

А командор не мог бы с ней

Сегодня повидаться?

Что ты?

Нельзя и думать. Потерпи.

Узнать бы только, что обратно

Не будет Педро…

Ты приятной

Мне хочешь стать, так ослепи

Глаза у женщины жестокой —

Уж слишком честью дорожит!

Знай, со вчера не ест, не спит

Сеньор мой от тоски глубокой.

Пусть под окно приходит к нам!

Чем знать дадим мы?

Песнью сладкой.

Прощай!

Придешь ты?

Для порядка

Я храбрецов вот этих сдам

Поручику, чтоб разместились

В Толедо, и назад…

Прощай!

Бей, барабан! Ровней шагай!

Два наших солнца закатились.

Уехал он? Ты видел сам?

И что за конь! Такие кони

Незаменимы для погони

И верно служат беглецам.

Когда бы видел ты заботу,

С какой он вел своих солдат,

Спокоен был бы ты и рад.

Стройнее не видал я роту,

А все ж стройней, в том спора нет,

Его жена. Чтоб не скучала,

Я здесь…

Лиха беда начало!

В Толедо завтра на обед

Отряд их станет…

Без ночевок

Они идут…

Приказ им дан,

Чтоб ни солдат, ни капитан

В пути не знали остановок.

Для хлебопашцев переход

Такой — безделица пустая,

На барабане плясовая

Ведет их весело вперед.

Не сомневаюсь: до Гранады

Они могли бы так дойти.

Как долго ждать до десяти!

Убить нам это время надо.

Всего какой-нибудь часок,

Уж скоро девять — срок недален.

Ты так туманен, так печален!

От счастья ты на волосок,

А уж утратил вкус и нежность.

В любви надежды тешат нас…

Но запоздай любовь на час,

Родит надежда безнадежность.

Твой Леонардо где теперь?

Идет с тобой он?

Да, к невесте.

Так решено. Идем мы вместе.

Инес должна открыть нам дверь.

Чем даст он знать?

Придет он с песней.

Певцы споют ей что-нибудь!

Вы не боитесь дичь спугнуть?

Нам средства не найти чудесней.

Пусть шум и музыка, зато

Мы незаметно все устроим,

Откроем дверь и вновь закроем,

И не услышит нас никто.

Все так, а лучше обождать бы.

Сеньор! Послушай-ка меня:

Сошлась однажды вся родня

Поесть и поплясать в день свадьбы.

Пришел священник; вслед за ним

Отец явился посаженый,

И мать пришла, и нареченный,

И тамбурин с гудком таким,

Что уши нам дерет до боли.

Собрались все; одна беда —

Невеста не сказала «да».

Идет, вишь, замуж против воли!

Священник — к ней. Мол, так и так,

Чтоб жениху не отказала.

Девица трижды «нет» сказала,

И навсегда распался брак,

Все завершилось в одночасье…

К тому твой клонится пример,

Что я забыл средь стольких мер

Касильды получить согласье?

Подумай: сколько ты труда

Положишь, хоть тебе не в новость

Такую одолеть суровость!

Простое нужно было б «да».

Нет, лучше так. Не умолю я

Презренье сельское ее,

Обманом я возьму свое.

А все-таки идем вслепую.

Пришли певцы.

Хоть предстоит

Нам петь до самого рассвета,

Сеньор, мы рады делать это.

Лисардо я, вот Леонид!

Смотрите же, не подведите!

То честь великая, друзья:

Вам мысль свою вверяю я.

Вы к нам всегда благоволите!

Одиннадцать?

Да. Раз, два, три —

И все.

Учти свою потерю.

А восемь где?

Ушам не верю!

Зачем скрываешь, говори,

Ты верный бой часов?

Послушай,

О позднем часе ты просил:

Я три и счел…

Нет больше сил

Мне ждать…

Приди в себя, покушай!

Пошли господь тебе навек

Дурную пасху! Что за ужин?

Стакан вина хороший нужен.

Вино в снегу?

Найдется снег.

Между собою разделите.

Вот здесь ваш плащ…

Я поражен.

Что ты даешь?

Из шерсти он.

Нет, вы взбесить меня хотите!

Скоты! Он траурный притом…

Мне ваше не понять желанье.

Цветной?

Кто ж ходит на свиданье,

Цветным закутавшись плащом?

Опасен он для приключенья

И для суда приметный знак.

Цветной, я говорю!.. Дурак!

Кто, слуги вы или дуэньи?

Вот вам цветной.

В моей судьбе,

Любовь, ты будешь мой вожатый!

Дай ночь одну за дни, когда-то

Мной посвященные тебе!

А мне с тобой идти?

Конечно,

Раз Леонардо нет со мной.

Вы ж стройте лютни. Пусть их строй

Мне усмирит огонь сердечный.

Блажен, кому подобный конь

Судьбой ниспослан был в награду.

Он с ним забудет про досаду

В день бегства и в часы погонь.

Как вихрь, в Оканью до усадьбы

Меня домчал скакун назад…

Я на ночь разместил солдат.

О, как я мог теперь сказать бы:

Тростинка — честь! Твой жалок рок,

Речной тростник тебя сильнее.

Что наша честь? Увы! Над нею

Смеется каждый ветерок.

Тростинка — честь! Иль ты такою

Родилась хрупкой? Говори!

Твой гибкий ствол — он пуст внутри,

Одет он скудною листвою.

Тростинка! Внешностью прельщать

Мечту ты слабую умеешь,

Но как недолго зеленеешь,

И как легко тебя сломать!

Тростинка! На тебе сплошные

Узлы. Ты, честь, в узлах таких.

Ты хороша лишь для глухих,

Когда кругом живут немые.

Со мной, на волю ветерка,

В Оканье родилась ты вместе,

Но я не дам сломаться чести,

Я ствол подрежу тростника…

Себя хвалю я за старанья,

За то, что я тебя взрастил,

Кобылка! Не жалея сил,

Примчала ты меня в Оканью.

Благословляю тот ячмень,

Что я давал тебе охотно.

Да, службы более почетной

Не знала ты, чем в этот день.

Тебе признателен и весел,

Я плод трудов пожал сейчас.

Я на тебе скакал не раз,

Но я тогда немного весил —

Нас честь живит: она легка.

За то тебя благодарю я,

Что ты домчала ношу злую —

Обиду злую седока.

Кичится доброю бронею,

И доброй шпагой человек,

И добрым другом весь свой век,

И доброй славой, и молвою,

И доброй шапкою в пути,—

Таких вещей сыщу я много,—

А мне чудесную подмогу

В животном довелось найти!

Кобылка! Как ты с вихрем схожа

Три мили в час! Дивлюсь я сам.

С крылами вихрь рисуют нам,

И ты крылатой стала тоже!..

Вот дом Антона, вот и мой,

Родные стены изменились:

Они как будто покосились

В тоске глубокой и немой.

Я постучусь. Ведь, может статься,

Мне будет помощь чья нужна.

Эй, кто в дому?

Проснись, жена!

Не слышишь разве, как стучатся?

Эй, кто в дому?

Глухая ночь!

Кто там стучит?

Антон, откройте!

На голос выйду я… Постойте!

Быть может, чем смогу помочь.

Кто там?

Вы оба не узнали?

Я Периваньес, друг ваш!

Как?

Я тот, кого сегодня так,

О небеса, вы покарали!

А я в одежде спать прилег,—

Подняться думал я с рассветом,—

И рад, что лег я нераздетым.

Да в чем беда? Мне невдомек.

Антон мой! Должен чрез владенье

Твое я в свой проникнуть дом.

Есть вещи: нас тревожа днем,—

Чуть ночь, страшны своей нам тенью.

В Толедо в том, что я не лгу,

Ты убедился, вероятно…

Ну да, но я смолчал, понятно.

И все ж уверить я могу:

Касильда…

Ангелом считаю

Ее, о чем тут толковать!

Ты должен всем ей угождать!

Сосед! Впусти же, умоляю!

Ну что ж, войди. В твоей жене

Уверен так, что дверь открою.

И я ей верю всей душою,

Я ей принадлежу вполне.

А где свою оставил роту?

Поручик мой ведет солдат.

С собою я привез назад

Одну лишь спутницу — заботу.

Кобылка, нас двоих везя,

Устала, бедная, в дороге…

Творец! Да, от такой тревоги

Не обезуметь мне нельзя!

Вы оба станьте здесь со мной,

Здесь ветер музыке поможет.

Давай слова.

О, как тревожит

Мне сердце лютен сладкий строй!

Здесь у твоего порога,

О замужняя красотка,

Злым быком я был сражен,

Только ты мне не сказала:

«Помоги тебе господь!»

Ах, на свадьбе повстречался

На твоей с быком я злым,

Над падением моим

Целый город потешался.

Но насмешливо-суровых

Чувств не в силах побороть,

О замужняя красотка,

Ты одна мне не сказала:

«Помоги тебе господь!»

Тс! Дон Фадрике!

Ты, Инес?

Кому ж еще!

Я так страдаю!

Хоть не одиннадцать, я знаю,—

Прибавь!.. Пойми мой интерес…

Уйми мой пыл, смягчи страданье!

Где Леонардо?

Стережет

Он Периваньеса. Придет!

Инес! Ты мне устрой свиданье,

Бесценный камень дай узреть,

Твой друг придет, не беспокойся!

Промедлит долго он?

Не бойся,

За мужем надо посмотреть —

Хитер он…

Спорить я не стану,

А только близ Толедо он,

Желаньем льстивым ослеплен

Блеснуть одеждой капитана,

И это все его дела.

Теперь он спит, беды не чуя.

Могу войти?.. Войти могу я?

Я Леонардо лишь ждала.

Вот дверь.

Кончай играть, приятель!

Друзья! Прощайте до зари!

Входить Лухану? Говори!

Пошли удачу вам создатель!

А мы?

Коль не нужны мы тут,

Пойдем и выспимся на славу.

Красотка!

Да, такая, право,—

Завидки хоть кого возьмут.

Я перелез через забор

В саду Антона: мне забота

Попасть домой. Гляжу, ворота

Открыты. Я на скотный двор.

Вхожу, — я в птичнике укрыться

Решил. Уже к стене приник,

Да вдруг подумал: может крик

Поднять петух. Чтоб убедиться,

Где спит пернатый бедокур,

Я со стены фонарь снимаю,

Его я спящим обретаю,

С ним двадцать или тридцать кур

«Чудак! Как ты самоуверен! —

Ему я молвил. — Я одну

Не в силах уберечь жену,

А ты их всех сберечь намерен.

Я не могу заснуть, гляди:

С тоской смертельной неразлучен

Я петухом чужим измучен,—

Он с алым гребнем на груди».

Как вор, я в дом таким манером

Проник и в горницу вхожу,

Двух голубков в ней нахожу —

Они в любви всегда примером

Нам служат. Видя вновь и вновь,

Как с клювом клюв они, воркуя,

Сближали, в сладость поцелуя

Вливая всю свою любовь,

Воскликнул я: «О боже! Кару

Пошли стервятнику-орлу,

Когда, надменный, склонный к злу,

В любви смутит он эту пару!»

Тут гуси пробудились, вдруг

В хлеву захрюкал поросенок,

Волы проснулись и спросонок

Свой испустили рев. Испуг

Мне звери выразить хотели,

Мой верный скот. К кормушке пусть

Привязан он — тоска и грусть

И им внезапно овладели.

Ему привиделось во сне

Иль стало обо мне известно,

Какой петлей тугой и тесной

Беда сдавила шею мне?

Я плачу над своей судьбою…

Но, может быть, Касильда спит?

Нет, кто-то рядом говорит!

Я спрячусь за мешком с мукою

И свой услышу приговор.

Никто пусть в доме не узнает,

Что я вернулся. Пусть считает,

Что я в дороге, командор.

Я говорю: тут в доме кто-то…

Твои всё страхи и мечты…

С мужчиной говорила ты…

Я?

Ты!

Выдумывать охота!

Нет, об измене не хочу

И думать я. Залез грабитель?

Грабитель? Как? Господь спаситель!

Кричи!

Ах, нет!

Я закричу!

Так без причины, может статься,

Всех перебудим ты да я…

Не в силах больше страсть моя

Молчать, страдать, в тени скрываться.

Перед тобою командор

И твой хозяин.

Педро только —

Хозяин мой. Я вас нисколько

Им не считаю.

Твой сеньор,

Рабом я прихожу покорным.

Ты пожалей меня!.. А нет,

Узнает завтра же весь свет:

Тебя на ложе я позорном

Застал с моим слугой…

Страшусь

Я молний, — в них, не в громе, сила.

Так ты, сестра, мне изменила?

Ты обезумела, клянусь!

Простого пахаря супруга,

Крестьянка бедная сама,

Смотри: ведь ты свела с ума

Вельможу знатного! Как друга,

Прими его в своем дому.

Уж он твоей владеет честью,

Пришел он с лаской, а не с местью,

Должна отдаться ты ему.

В Толедо муж…

Волчица злая,

И та была бы мне родней,

Чем ты, сестра.

Уйдите! С ней

Один остаться я желаю.

Идем. Они наедине

Договорятся, поздно ль, рано…

Ты — командор, я — капитана

Жена. Не подходи ко мне!

Я стану бить тебя ногами,

Кусаться…

Стой, ты не уйдешь!

О честь моя! Чего ты ждешь?

Клянусь святыми небесами:

Я — пахарь бедный, он — сеньор.

Ужели с ним заговорю я?

Нет, лучше здесь его убью я.

Прости меня, о командор,

Но честь моя креста дороже,

Что на груди твоей блестит!

Ах, Иисусе! Я убит…

Пощады! А! Великий боже!

Ступай за мной, моя любовь,

Я защитить тебя сумею.

Я говорить с тобой не смею.

Господь! Твоя святая кровь

Скорбит. Тебе я оскорбленье

Нанес: я, раненый, молил,

Чтоб мой вассал меня простил…

Я застаю весь дом в смятенье.

Ах, вот Инес! Краса моя,

Зачем забилась ты под крышу?

Кто здесь? Я чей-то голос слышу.

Инес! Не бойся, это я!

Ах, Леонардо, неужели

Не видишь ты…

Мой господин!

Да, Леонардо.

И один?

Своей ты де добился цели?

Ты изнемог, совсем без сил…

Да что случилось здесь такое?

Наказан я за дело злое…

Наказан… Он меня убил…

Ты ранен? Кем?

Не надо мщенья,

Ни скорбных воплей… Ранен я

Опасно, и душа моя

Теперь нуждается в спасенье.

Оставь его и кротким будь —

Я заслужил конец печальный.

Снеси меня в исповедальню

И об отмщенье позабудь.

Я Периваньеса прощаю…

Но я, сеньор мой, не прощу.

Чтоб пахарь смел… Не допущу

Убить тебя…

Я допускаю.

Он дворянин. Ему вручил

Я с золотой насечкой шпагу,

И, полон мстительной отвагой,

Он шпагой сердце мне пронзил.

Снесу в обитель Покрова я

Тебя…

Господь! Ты мой покров!..

Я вас убью без дальних слов!

Не ранена, а уж мертва я!

Куда ты денешься, Лухан

Несчастный? Как уйдешь от мести?

Обоих вас убью на месте!

За что, сеньор мой капитан?

Косец!..

А я за что?..

С ним вместе

Ты предала меня вчера.

Я мертв!

Сеньора и сестра!

Там крови нет, где дело чести.

Вблизи ворот убил их я…

И справедливей нет расплаты!

Касильда! Будешь мне верна ты?

Я в счастье и в беде твоя!

Вот здесь кобыла. Вместе с нею

В Толедо встретим мы втроем

Зарю…

А нет — дойду пешком.

В таких делах бежать вернее,

Помчимся мы во весь опор.

Прости, господь, ему! Конечно,

Своей же страстью бессердечной

Убит был дерзкий командор.

Приятно чувства видеть мне такие!

Кастилья вся вступила в ратный строй.

Гнусна нам власть, что утвердил впервые

В Испанье нашей африканец злой.

Освободить хочу Андалусию.

Войска мои не станут на постой,

Пока зима не уберет снегами

Равнины те, что смягчены дождями.

Вы, коннетабль, отправитесь сейчас

С войсками в Вегу [139] Вега — плодородная долина на юго-востоке Испании, в XV веке находившаяся в пределах Гранадского эмирата., следуя приказам,

И подвиг ваш она вместит и вас.

Пускай молва, взбегая по алмазам

Отвесных скал, где золото не раз

Дарил нам Тахо, слух смутит рассказом,

И будет он стократно повторен

Обилием палаток и знамен.

Блеск алых стягов вмиг лишит охоты

Гранадца злою нам бедой грозить.

Я нынче ж соберу полки и роты.

Забыв про смех, он станет слезы лить.

Вот королева! С ней люблю заботы

Я государства моего делить.

Я удалюсь, когда я вам мешаю…

О госпожа! Останьтесь, умоляю!

Мой лучший клад! Когда, в каких делах

Вы мне своим не помогали словом?

Я речь веду здесь о моих полках,

В совете я нуждаюсь вашем новом.

Что дон Хуан? [140] Дон Хуан — сын Энрике III, будущий король Кастильи Хуан II.

Без вас, сеньор, в слезах.

Ты осени, господь, его покровом!

Как в зеркале божественном, видна

В нем слава прошлая, величия полна.

Принц дон Хуан мне оттого дороже,

Что он ваш сын и вам подобен он.

Сказать довольно, что и ваш он тоже,

И станет ясно: добрым он рожден.

Молю творца, чтоб стал еще похожей

Мой сын на вас, и будет им свершен

Тот путь добра, что я ему желаю.

Высокий дух я ваш, сеньора, знаю.

Ему два года. Жаль, в поход никак

Ему нельзя, чтоб увидать примеры

Великих дел…

О, если б этот стяг

И стяг Христов вознес он выше меры!

Чу, барабан!

Сеньор мой, добрый знак!

Пришли полки Эстремадуры, Веры,

Гуадалахары…

И Оканьи? Да?

Нет, государь мой, там стряслась беда.

А что случилось?

Говорят в народе,

Что дон Фадрике пахарем убит…

Как? Дон Фадрике, нужный мне в походе,

Чей алый крест всегда был знаменит?

И это правда?

Правда.

О невзгоде

Такой душа и плачет и скорбит.

В чем дело?

В ревности!

В какой?

В безумной.

Мой государь! Нет ревности разумной!

Тот пахарь схвачен?

Скрылся, с ним жена.

Какой позор! Вот как меня встречает

Толедо!.. Власть! Ужель ты не страшна?

Ужель мой суд Испанью не пугает?..

Прочесть указ! Пусть слышит вся страна,

Мадрид, Севилья и Оканья знают:

Я тысячу эскудо дам за них,

Коль мне доставят мертвых иль живых.

Идите. Пусть под страхом смертной казни

Никто им помощь не подаст свою.

Иду!

В делах не знаю я приязни.

Господь! Ты руку ополчи мою!

Знай, мой супруг: не из одной боязни,

Но, про награду услыхав твою,

Их выдаст алчность…

Здесь Арсео знамя

Твое привез.

Пусть явится пред нами.

Взгляни! Вот знамя, повелитель!

Поставьте прямо предо мной.

Чудесный лик!.. Христос! Он мой

И вождь и, вместе, искупитель.

Здесь надпись… Что за смысл в словах?

«Твори свой суд, господь», — вещают

Слова…

Но страх они внушают!

И нужно, чтоб внушали страх.

Что пред глазами здесь моими?

Кастильи замок, рядом лев

Леона, а в руке сей — гнев.

Что здесь стоит?

Мое лишь имя.

А как оно теперь звучит?

Отныне именем я чудным

Зовусь: не Третьим — Правосудным.

Пусть мир то имя изумит.

В слезах весь город, о великий

Король! Указ везде прочли.

И камни тронуться б могли.

Довольно! Как? Чтобы мотыки

Равняться смели со крестом

Сантьяго? Это невозможно!

Когда не скрылся он надежно,

О, он погиб!

Клянусь я в том,

Что казнью я казню такою

Убийцу — будет мир смущен!

К тебе пришел крестьянин. Он

Желает говорить с тобою.

Сеньора, сядем.

Посмотри,

Увидишь: с вестью он, с дороги…

Дай, государь, твои мне ноги

Обнять…

Вставай и говори.

Как говорить, сеньор, могу я?

Едва в лицо тебе взглянул я —

И онемел язык мой. Чувства

Вдруг помутилися мои…

И все ж я мужество найду

В себе. Другого нет исхода.

В твоем уверен правосудье,

Я речь такую поведу:

Я — Периваньес.

Кто, сказал ты?

Я — Периваньес из Оканьи,

Отнявший жизнь у командора.

Убить его, убить! Эй, стража!

Не на глазах моих, постойте!

Вы повинуйтесь королеве!

Ты приказал меня убить?

Меня ты выслушать не хочешь?

Энрике, ты, кого народ

Назвал владыкой правосудным?

Он прав. Вы, государь, должны

Его здесь выслушать.

Конечно,

Вы правы. Я забыл совсем,

Что показания сторон

Должны выслушиваться в деле,

К тому ж столь темном. Продолжай!

Я человек хоть из простой

Среды, крестьянской, — кровь моя

Чиста, без примеси позорной,

Нечистой крови. Я всегда

Был лучшим средь людей мне равных.

О чем бы речь ни заводили,

Мне отдавали первый голос.

Шесть лет носил я с честью жезл

Алькальда твоего в Оканье.

Женился, наконец, на той,

Что пред тобою, и она

Хоть из простой среды, но крови

Такой же чистой, как моя,

И добродетельна. Недаром

Косилась зависть на нее,

Всегда враждуя с доброй славой.

Недавно командор Фадрике,—

В твоем он городе Оканье

Владыкой был и командором,—

В нее, как юноша, влюбился.

Сперва он, будто за услугу,

Мой скромный дом почтил подарком:

Прислал мне пышные попоны,

Но тяжкий груз скрывался в них.

Потом упряжку подарил

Мне добрых мулов. Впрочем, мулы,

Как ни казались хороши,

Из грязи вытащить бесчестья

Повозку чести не смогли.

И раз он попытался ночью,—

Я говорю о командоре,—

Когда в Оканье не был я,

Добиться от моей жены

Любви насильно… Но обманут

В своих надеждах оказался.

Вернулся я, узнал про все.

Со стен я низких приказал

Убрать оружье, чтоб оно,

Как плащ, быка не привлекало.

Тут он меня однажды утром

Велел позвать и мне сказал,

Что получил он, государь,

Указ твой и что должен я

В походе послужить тебе

С людьми моими. Кончил тем он,

Что отдал под команду мне

Отряд из храбрых ста крестьян.

В высоком званье капитана

Я вышел с ними из Оканьи,

Но ясно было для меня,

Что той же ночью совершится

Мое бесчестье. На коне

Я быстром к десяти часам

Домой вернулся. От идальго

Я одного недаром слышал:

Тот счастлив, у кого найдутся

В беде такой в его конюшне

Два добрых скакуна. Итак,

Нашел я сломанными двери.

Жена моя простоволосой

Предстала предо мной. Она

В когтях у злого волка билась

Овечкой бедной и звала

На помощь. Тут вбежал и сразу

Извлек из ножен я кинжал

И шпагу ту, что я надел

Для службы верной королю,

А не для подвигов прискорбных.

Я грудь пронзил ему, и он

Тогда оставил лишь в покое

Овечку белую. Пастух,

Ее из лап жестоких волка

Сумел я вырвать, а затем

Бежал в Толедо и узнал,

Что власти тысячу эскудо

Дают за голову мою.

Тогда решил я, чтоб Касильда

Сама доставила меня

Властям, и ты, мой государь,

Ей эту милость окажи.

Она, конечно, заслужила

Ее вполне, и пусть моя

Вдова не будет лишена

Вознаграждения такого!

Как ваше мненье?

Я в слезах

Ему внимала — вот ответ,

Вполне достаточный, чтоб все

Могли понять: не преступленье,

А доблесть это…

Странный случай

Чтобы крестьянин скромный мог

Так дорожить своею честью!

Клянусь я господом, причины

Нет убивать его. Дарую

Ему я жизнь… Нет, здесь не дар,

А здесь одно лишь правосудье.

Хочу, чтоб человек столь храбрый

В походе этом капитаном

Был над людьми, которых он

Привел с собою из Оканьи.

А этой женщине награду

Немедля выдайте. Так слово

Свое сдержу я. А ему

В знак милости моей особой

Я после случая такого

Для нападенья и защиты

Носить оружье разрешаю.

По справедливости зовут

Тебя Энрике Правосудным!

А вам, достойная крестьянка,

Четыре платья прикажу

Я выдать из числа моих,

Чтоб одевались вы нарядно,

Супругой ставши капитана.

Сенат! (Сенатом называем

Мы наших зрителей.) На этом

Трагикомедию дозвольте

Нам знаменитую окончить

О командоре из Оканьи .