Онлайн чтение книги Собрание сочинений в шести томах. Том 3
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Меня ты назвала «сестрой»,—

Мне это лестно и приятно.

Твоя печаль мне непонятна.

О чем тоскуешь ты? Открой!

Недавняя валенсианка,

Вернулась ты в свои края…

Кастилья — родина моя,

В особенности — Саламанка.

Но дядя с тетей там грустят —

Ведь я у них одна отрада.

Я думала, ты будешь рада

Такому мужу, как мой брат,

А ты в печали и смятенье.

Я это вижу. Почему?

Он безупречен, я к нему

Питаю нежность и почтенье.

Я знаю это человек

Из благороднейшего круга.

Увы! Подобного супруга

Не заслужила я вовек.

Ах, Селия! Как мне ни больно,

Принуждена я дать отказ

Хуану.

Вот тебе и раз!

Ты, верно, чем-то недовольна?

Но чем?

Здоровьем.

Ты больна?

Я думаю о бедном муже:

Ну есть ли что на свете хуже,

Чем вечно хворая жена?

Наверно, ты в пути устала,—

Все это, милая, пустяк!

А впрочем, может быть, и так:

Ты недовольна, что попала

С дороги прямо в этот дом,

Где новая твоя золовка…

Но, может, ты хитришь, плутовка?

Нет, я горюю не о том.

Ты слишком, Селия, пристрастна,

Ты дурно судишь обо мне.

Поверь, что быть с тобой в родне

Почту я лишь за честь.

Прекрасно!

Вот ты приехала сюда,

Где вся семья к твоим услугам,

Где верным и надежным другом

Была бы я тебе всегда,

Но с дон Хуаном ты сурова,

Как с нелюбимым, как с чужим.

Тебя мы, верно, тяготим —

И я, и брат.

Я нездорова.

Мне просто надо подождать

С замужеством.

Ах, дорогая!

Совет подруге предлагая,

Ее могу ли принуждать?

Одну лишь окажи мне милость:

Меня своей сестрой зови

И в сестринской моей любви,

Когда бы, что бы ни случилось,

Не сомневайся никогда.

Для нас твое желанье свято.

Не хочешь замуж? В доме брата

Останься хоть и навсегда.

Фульхенсия! Я жду ответа.

Останешься у нас?

Сестра!

Ты так мила и так добра,—

Благодарю тебя за это!

Ах, ничего на свете нет

Возвышенней и благородней…

Амур сказал мне, что сегодня

Фульхенсия мне даст ответ.

Я верю доводам Амура,

Он — безошибочный пророк.

Но вот, перешагнув порог,

Я вижу — вы глядите хмуро.

Согрей, о солнце этих глаз,

Окоченевшего в разлуке!..

Прошу вас, обуздайте руки!

Ужели солнца свет погас?

Ведь мы должны на днях жениться,

А вы суровее…

Сеньор,

Запомните: до этих пор

Нельзя переступать границы.

И, не назвав меня женой…

На юге вы не зря гостили!

В былое время здесь, в Кастилье,

Вы были ласковей со мной.

Валенсия не изменила

Меня нисколько.

Может быть.

Вы постарались лишь забыть

Того, кто любит вас. Как мило!

В такой ничтожно малый срок!

В разлуке мы довольно долго.

Забыть об исполненье долга!

Какой мучительный урок

Я получил!.. Сеньора! Где вы

Забыли сердце?

Где, сеньор?

Сдвигаются громады гор,—

Не только чувства слабой девы.

Вернулись вы совсем иной!

Я вижу, вы отменно чутки!

Фульхенсия, оставьте шутки,

Не издевайтесь надо мной!

За брата вашего я выдал

Любимую сестру, хотя

Она совсем еще дитя,—

Не верил я, что вы, мой идол,

Моя богиня…

Ну и ну!

Какие пышные сравненья!

Что значит это все?

В тот день я

Мечтал, что обрету жену.

А разве вы меня спросили,

Хочу ли замуж я, сеньор?

Нарушить свой обет — позор

Для кавальеро из Кастильи.

А я поклялся видеть вас

Женой…

Как он самоуверен!

Я унижаться не намерен,

Но знайте: получив отказ,

Умру я.

Дон Хуан, поверьте:

Я не питаю к вам вражды,

Однако в спешке нет нужды.

Еще далеко вам до смерти,

И месяц подождете вы,—

Не так уж, право, долго это,—

Пока не получу ответа

Я из Валенсии.

Увы!

Я подожду, как вы решили.

Пойду. Устала я с утра.

С дороги отдохнуть пора.

Да, отдохнуть пора — в могиле.

Что это значит?

Сам гляди.

Не понимаю, что такое?

Казалось, счастье под рукою,

И снова — месяц впереди.

Валенсианки все жеманны,

Поднабралась у них она…

Фульхенсия пряма, честна,

Но чувства в ней непостоянны,

И это мне внушает страх…

Охотно головы мы кружим,

Но вряд ли ты, назвавшись мужем,

Возвысишься в ее глазах.

Нет, женщины полны опаски,

Едва зайдет о браке речь.

Хочу тебя предостеречь:

С Октавио — поменьше ласки!

Над мужем ты имеешь власть,

Поэтому необходимо,

Чтоб ты была неумолима,—

Пускай его сжигает страсть,

Покуда он не сдержит слова

И не пошлет сестру в собор.

Клянусь тебе: до этих пор

Я буду с ним весьма сурова.

А ведь, казалось, влюблена!

Два месяца — не два мгновенья!

И что за зелие забвенья

Нашла в Валенсии она?

Это постоялый двор

Для студентов. Здесь, наверно,

Будет нам не слишком скверно.

Плут! Одежду!

Вот, сеньор!

Я в восторге, видят боги,

От сегодняшнего дня.

Друг Клариндо! Вы меня

Осчастливили в дороге.

Расставаться только жаль,

А придется ведь когда-то!

Я вас полюбил как брата,

И меня гнетет печаль.

Здесь пробуду я с неделю

И махну в Вальядолид.

А зачем?

Так долг велит.

Вот досада, в самом деле!

Где ж мы встретимся теперь?

Где я буду — сам не знаю,

Дня четыре погуляю

И начну зубрить, как зверь.

Покажу вам для начала

Саламанку.

Милый друг!

Мне сегодня недосуг.

Накопилось дел немало.

Без меня гуляйте.

Но

Вы такой веселый малый…

Под вечер схожу, пожалуй.

Да ведь под вечер — темно!

Не взглянуть на город стыдно!

Разве город так хорош?

Говорят, он скучен.

Ложь!

Я вам расскажу подробно.

Чтоб увидеть Саламанку,

Поглядите в светлый Тормес,

В глубину его зеркальных

Вод, струящихся в Дуэро

И описанных чудесно

Гарсиласо де ла Вега

В удивительной эклоге, [119] Вод, струящихся в Дуэро И описанных чудесно Гарсиласо де ла Вега В удивительной эклоге, Где прославлен герцог Альба . — Река Тормес недалеко от Саламанки впадает в реку Дуэро. Гарсиласо де ла Вега (1503–1536) — выдающийся испанский поэт. Ему принадлежит 1-я эклога, посвященная герцогу Альба.

Где прославлен герцог Альба.

В Саламанке проживают

Родовитые семейства:

Соса, Васкесы, Мансана,

Пиментели, Мальдонадо,

Коронадо и Абарка,

И Родриго, и Варилья,

И Суньига, и Монройя,

И Солисы, и Бонали,

И Эррера, и Брочера,

Знатный дом Вильяфуэрте,

Знаменитые Гусманы

И Манрике…

Грандиозно!

А превыше гордой славы

Этих доблестных фамилий

Поднимается до неба

Слава университета:

Здесь колехио Куэнки, [120] Здесь колехио Куэнки и т. д. — Лопе де Вега перечисляет ряд коллегий (школ), из которых состоял Саламанкский университет в те времена. Все коллегии делились на привилегированные «старшие» (коллегии Куэнки, Овьедо, Святого Бартоломе или Старинная, Архиепископская) и «младшие» (Святого Томаса, святой Марии Ангелов, Всех святых, чаще называвшейся Монте Оливете, святого Пелайо, воспитанников которой называли «зелеными» — «вердес», «трехъязычная коллегия», где обучали древнееврейскому, греческому и латинскому языкам, и др.).

И колехио Овьедо,

И колехио Старинный,

И четвертый — Богословский.

Эти светочи науки

Знамениты всюду в мире,

Как и остальные, Санто

Томас и Санта Мария,

Вердес, Монте Оливете,

Как и тот, где обучают

Разным языкам, а также

Тот колехио…

Довольно,

Фабио, остановитесь!

Боже! Сколько знаменитых,

Мудрых, достославных членов

Королевского совета,

И ученых богословов,

Членов орденов духовных,

Воспиталось в этих стенах!

Легче было бы, Клариндо,

Сосчитать цветы в апреле,

В августе — плоды, снежинки —

В январе, песчинки — в море,

Даже атомы на солнце,

Чем пытаться перечислить

Знаменитостей, взращенных

В этом университете,

Первом в нашем королевстве.

Не забудем о военных

Орденах, [121] Не забудем о военных Орденах… — В Саламанкском университете были специальные коллегии, принадлежавшие духовно-рыцарским орденам, возникшим в период борьбы с маврами: орденам Сантъяго, коллегия которого называлась также Королевской, Калатравы и Алькантары, а также мальтийскому ордену Святого Иоанна Иерусалимского. что прославляют

Пиренейский полуостров:

Вспомним орден Калатравы,

И Алькантары припомним,

И Предтечи Иоанна.

Замок ордена Сантьяго

Называют королевским,

Перед ним струится Тормес

И стопы его лобзает.

Монастырские постройки

Так чудесны здесь, что в нашей

Бедной речи слов не хватит,

Чтоб восславить их достойно.

Ты в Валенсии, наверно,

Слышал о Сан Эстеване, [122] Ты в Валенсии, наверно, слышал о Сан Эстеване. — Помимо уже указанных коллегий в Саламанкском университете были также коллегии различных монашеских орденов: в частности, доминиканцам принадлежала коллегия Сан Эстевана. В тексте упоминаются коллегии августинцев Святого Августина (одного из отцов церкви, чей богословский труд «О граде божием» упоминает Лопе де Вега), бенедиктинцев — Святого Висенте и т. д. В конце XVI в. была создана также коллегия ордена иезуитов, о которой также упоминает Лопе де Вега, называя орден «Святым Воинством, пред чьим названьем преисподняя трепещет».

Где находится часовня,

Та, которую по праву

Сравнивают с ярким солнцем,

Потому что в ней хранятся

Ризы праведного мужа,

О котором говорят —

Он наследник Иисуса.

Также слышал ты, наверно,

О колехио святого,

Описавшего искусно

Божий град, и о другом —

В честь святого, даже камень

Оживлявшего перстами;

О монастырях Бернардо,

И Висенте, и Святого

Воинства, пред чьим названьем

Преисподняя трепещет;

О монашеских колехьо —

Троицы и Благодати,

Кармен; также об открытых

Женскими монастырями —

Санта Ана, Санта Клара,

И Мария де лас Дуэньяс,

Кармелиток, августинок,—

Чтобы все их перечислить,

Не хватило бы и суток.

Люди говорят, что зданье

Кафедрального собора —

Истинное чудо света,

Первое, а не восьмое.

Все три школы в Саламанке

Безусловно превосходят

Школы Греции и Рима;

Здесь любой учитель мог бы,

Бросив вызов Гиппократу,

Аристотелю и Бальдо, [123] Бросив вызов Гиппократу, Аристотелю и Бальдо. — Гиппократ (ок. 460–377 до н. э) — греческий врач, естествоиспытатель; Аристотель (384–322 до н. э.) — древнегреческий ученый и мыслитель; Бальдо (Педро де Убальдис; 1327–1406) — средневековый ученый-правовед.

Победить в единоборстве.

Здесь, в колехио, на шапках

Многочисленных студентов

Столько кисточек [124] …на шапках Многочисленных студентов Столько кисточек — каждая коллегия в университете имела свою форму, отличавшуюся цветом сутаны или плаща, а также цветом кисточек на беретах. зеленых,

Синих, красных, желтых, белых,

Что картина эта ярче,

Чем избрание на царство

Императора, когда,

Собираясь, государи

Всей империи германской

Ослепляют нас сверканьем

Золотых корон и стали;

Этот пестрый сад взращен

Нашей общей alma mater ,

Нашим университетом.

Здесь во всех церквах приходских

Все священники — дворяне,

Все они имеют званье

Королевских капелланов.

По старинному преданью,

Сто ворот имели Фивы, [125] Сто ворот имели Фивы. — Фивы — столица Древнего Египта, называвшаяся «Стовратными Фивами» в отличие от «Семивратных Фив» в Древней Греции.

Саламанку украшают

Лишь одиннадцать, но в эти

Ворота сюда вступают

Вот уж больше трех столетий [126] Вот уж больше трех столетий . — Саламанкский университет, старейший в Испании, был основан в 1243 году.

Темнота и бессловесность,

А выходит в них обратно

Лучезарно-светлый разум,

Лаврами наук венчанный.

Здесь в прославленной больнице

Санта Мария ла Бланка

Человеческие мощи

Набираются здоровья;

Есть и «Главная больница»,—

Можете о ней составить

Представленье по названью.

Здесь возникло братство Роха,

Что знакомо всем дворянам.

Здесь отцы-коррехидоры [127] Здесь отцы-коррехидоры. — Судейские чиновники.

Так знатны, что благородства

Их достало бы с избытком,

Чтоб прославить всю Кастилью. [128] …Чтоб прославить всю Кастилью . — Кастилия — центральная область Испании.

Если вы способны слушать,

Я скажу вам в заключенье

О колехио, доселе

Мной не названном, — скажу вам

О колехио немых. [129] Я скажу вам в заключенье… О колехио немых. — Коллегией немых в шутку называли в те времена в Саламанке один из студенческих кабачков.

Это зданье близ острога

Лишь один этаж имеет

И два выхода на площадь.

Здесь в меха налиты вина,

И, покуда их не выпьют,

Жители хранят молчанье,

Выпив — обретают голос.

Табернилья, Табладилья [130] Табернилья, Табладилья Всюду в мире так известны. — Табернилья и Табладилья — популярные среди саламанкских студентов кабачки.

Всюду в мире так известны,

Что, конечно, я не в силах

Это обойти молчаньем.

Яства здешние не стану

Вам расхваливать, Клариндо,—

К сожалению, придется

Вам в трактирах и харчевнях

Знаменитой Саламанки

Их отведать самому.

Друг мой Фабио! Я слышал,

Как тут люди обсуждали

Вещь одну, которой очень

Я заинтересовался.

Вот, послушайте!

Скажите.

Здесь, в колехио, который

Называется Старинным,

Говорят, устав издревле

Существует нерушимый,

И по этому уставу

Должен развлекать ученых

Некий шут.

Да, это верно.

Любопытнейшие вещи

О таких шутах я слышал.

Да, они отменно шутят.

А еще слыхал, что нынче

Нет у них шута.

Возможно.

Вам-то что?

Мне безразлично.

Только, право, хорошо ли

Допускать в ученом мире

Нарушение устава,

Освященного веками?

Вы со мной хитрите!

Что вы!

Рейнель!

Да, сеньор?

Постели

Приготовлены?

Служанка

Простыни вам постелила.

Эта баба — галисийка —

Непорочна, как святая,

Но страшнее обезьяны.

Ладно, оставайтесь с богом.

Да хранит господь и вас!

Только бы от нас подальше!..

Уф! Наконец-то он умолк!

Каков болван! Не понимаю,

Зачем приятель ваш собрал

Все, чем Испания гордится,

В одно ничтожное местечко?

А ну его!.. Дон Гарсеран!

Скажите; что мы будем делать

В проклятой этой Саламанке?

Зачем вы назвались Клариндо,

А я — Чаконом? Как найдете

Свою возлюбленную даму?

Ведь здесь кругом одни чужие.

Что с нами будет?

Я, Марин,

У Фабио спросил недаром

Про старый тот устав: я слышал,

Что университетский шут

Имеет вольный доступ всюду,

Во все дома всех кавальеро,

И — мало этого! — дворяне

Издревле почитают честью,

Чтоб университетский шут

К ним приходил. Так вот, любезный,

Найди две куртки из дерюги,

А также два плаща дырявых,

И мы направимся с тобою

В колехио, где нет шута.

Я дураком прикинусь, чтобы

Шутом остаться у студентов.

Тогда, Марин, тогда смогу я

И днем, и вечером, и утром

Ко всем являться на дом, видеть

Мою Фульхенсию…

Сеньор,

Поймите! Мне за вашу дерзость

Придется жизнью поплатиться.

Попробуй только мне перечить!

Клянусь, что я…

Сеньор!

Марин!

Любовь слепа, она не видит,

Что впереди: позор иль честь,

Жизнь или смерть, — ей безразлично.

Поэт Овидий и другие

Рассказывают, как Юпитер

Бывал для женщин то быком,

То лебедем. [131] Поэт Овидий и другие Рассказывают, как Юпитер бывал для женщин то быком, то лебедем. — Публий Овидий Назон (43 до н. э. — 17 н. э.) — римский поэт, автор сборника «Метаморфозы», построенного на древних греко-римских мифах о превращении богов и людей. Юпитер — по римской мифологии верховное божество; он похитил Европу, явившись в образе быка, и появился перед дочерью этолийского царя Ледой в образе лебедя. Что это значит?

Что любящий меняет облик,

Желая повидаться с дамой.

Так вот, накинь дырявый плащ

И называй меня: племянник.

Нет, нет, вы слишком благородны

Осанкой и лицом! Студенты

Вам не поверят.

Полно, друг!

В Испании таких шутов

Немало бродит по дорогам.

У них не будет даже тени

Сомнений.

Ладно! Значит — в бой!

Вперед, хозяин! Я недаром

Прослыл повсюду хитрецом.

А как вас величать?

Как? Паблос.

Что ж, это неплохое имя.

А где родились вы?

Я? В Корье.

Ах, в Корье? Ладно, не забуду!

Учитесь быть шутом скорей!

Пусть я возлюбленной моей

Хоть именем приятен буду.

Теперь ты понял, отчего

Я так подавлен и несчастен?

Мужчина над собой не властен,

Когда так оскорбят его.

Нет, от Октавио такого

Коварства я не ожидал!

Октавио вам слово дал?

Пускай теперь он держит слово.

Не успокоюсь я, пока

Не догадаюсь, в чем тут дело.

Что милую мою задело,

И отчего ее тоска?

Чем вызваны ее досада

И раздраженье — не пойму!

Она сердита. Почему?

Я ждал ее — она не рада.

Она влюбилась, может быть,

В провинциального актера?..

Но — за два месяца?.. Так скоро

Едва ли можно полюбить!

Вполне достаточно сеньоре

Двух месяцев. Сперва река

Шумна, бурлива, глубока,

Потом стихает, влившись в море!

Послушай: если это страсть,—

Она ведь ждет письма?

Конечно!

А ждать придется бесконечно —

Никто не сможет к ней попасть

С письмом, с приветом…

Как жестоко!

Брат выбивается из сил,

Он музыкантов пригласил.

Где ж музыканты?

Недалеко.

Боюсь, от музыки, увы,

Она еще сильней заплачет.

Позвали музыкантов — значит,

О чем-то догадались вы?

Скажите: что бедняжку гложет?

Вот Селия, а с ней она.

Мой друг! Я тяжело больна,

Лишь смерть мне, кажется, поможет.

Да, меланхолия — недуг,

Который болью душу точит.

Она одна остаться хочет,

Не нужен ей ни брат, ни друг.

Твой взор не должен быть сердитым.

Вот видишь: брат мой ждет тебя!

Вы снова плачете, скорбя

О чем-то, от меня сокрытом!

Наверно, я тому виной…

Не так я, сударь, неучтива,

Чтоб вас винить несправедливо

За происшедшее со мной.

Недуг усилился жестоко,

Когда спросили вы о нем.

Вы сами виноваты в том,

Что я не знал его истока.

Меня тревожит ваш недуг,

И это вызвано любовью,

Вниманьем к вашему здоровью…

Фульхенсия! Ведь я ваш друг!

Какие гложут вас печали?

Я недостаточно богат,

Но сотню жизней дать бы рад,

Чтоб люди вас не огорчали.

Певцы пришли.

Зови сюда.

Я верю, что напевов звуки

Развеют тень душевной муки.

Прошу садиться, господа!

Плотней и гуще мрак забвенья.

Давно ль вернулась я домой?

Прошел лишь месяц… Боже мой!

Мелькнуло краткое мгновенье,

А он уже меня забыл!

В любви мне клялся мой любимый

И в верности ненарушимой,

Но миг прошел — и умер пыл!..

«Без вашего благословенья,—

Твердил он, — я сойду с ума…».

Проходит месяц — нет письма,

И все чернее мрак забвенья!..

Сеньор Октавио! Мы ждем.

Какие вам нужны напевы?

Развеселите сердце девы,

Окованное тяжким сном.

Должны вы нынче петь чудесней,

Чем Амфион, [132] Должны вы нынче петь чудесней, Чем Амфион. — Амфион — сын Зевса, замечательный музыкант. Одно из преданий рассказывает, что стены Фив складывались из камней сами собой под звуки лиры Амфиона. (Ант. миф.) — как он, должны

Вы покорить гранит стены.

Мы развлечем вас новой песней.

Воздух чист и неподвижен

Над Валенсией весенней,

Над ее лазурным морем,

Над душистыми цветами

Апельсиновых деревьев,

Где качаются на ветках

Птицы, вестницы любви.

О легкие зефиры!

Пускай летит мой вздох

К благоуханной роще

Валенсии моей.

Как много в этой песне пыла!

Мне так понравилась она!

Нам эта песня не нужна,

И петь ее не надо было.

Зачем Валенсия?

Сеньор!

Мы знаем этого поэта,—

Живет близ университета

Он в Саламанке с давних пор,

Но о Валенсии зеленой

Слагает песни.

А зачем?

Затем, что это наш Эдем,

Что дорог он душе влюбленной.

Как сладостен романс о нем!

Я долго слушать вас готова.

Не знаете ли вы другого,

Похожего?

Друзья, споем!

Девушка-валенсианка

Мне бросает апельсин.

Апельсин я бросил деве,—

Превратился он в цветок.

А у печального поэта,

Как видно, несчастливый рок.

Он незадачливый игрок,—

В романсах чувствуется это.

Он с дерева в саду своем

Метафоры свои срывает

И мук сердечных не скрывает.

Ах, спойте!

Хорошо, споем.

Я поднялся в ранний час,

Подошел к ее оконцу

И увидел: светит солнце

В глубине любимых глаз.

Этот взор — как он жесток!

Вижу, завистью томимый:

Апельсин в руке любимой

Превращается в цветок.

Валенсианские напевы

Так грустны!

В них не только грусть!

Хуан ревнует.

Ну и пусть!

Ни ревности его, ни гнева

Я не боюсь. Но я больна,

Опять меня гнетет кручина.

Валенсия — вот в чем причина

Того, что мается она.

Ах, как бы мне сейчас хотелось

Быть королем!

Давно пора!

Зачем же?

Чтоб моя сестра

В парчу и злато разоделась.

Ах, если бы я был король,

Она бы веселилась вечно,

И, целый день резвясь беспечно,

Душевную забыла боль!

Нет, пусть грозит мне разоренье,

Но я сестру развеселю!

Не все подвластно королю.

За их божественное пенье

Благодарю тебя, мой брат!

Пойдемте, музыканты, в сад,

Продлим чудесное мгновенье!

Сеньора! Каждый горд и рад

Вам подарить отдохновенье.

Над заливом валенсийским

Ночь темным-темна,

И душа свиданьем близким

Преображена.

Какой стремительный успех!

Сеньор дурачился отменно.

Они поверили?

Мгновенно,—

Вы убедить сумели всех.

Как видно, опыт был немалый,—

Уж очень вы искусный шут.

Они еще, наверно, ржут

От наших шуток.

Да, пожалуй!

Служить бы вам у Тамерлана [133] Служить бы вам у Тамерлана. — Тамерлан (Тимур, 1336–1405) — среднеазиатский полководец и завоеватель, проявлявший крайнюю жестокость в завоевательных походах.

Шутом, сеньор!

А ты, дружок,

Наверно, рассмешить бы мог

И кровожадного султана.

А что, неплохо разыграл

Я деревенщину?

Отлично!

Но только фыркал неприлично.

Ты так самозабвенно врал…

Комедия начнется скоро,

Все это был пролог пока.

Марин! Теперь наверняка

Недалека моя сеньора.

Ах, только бы Амур ко мне

Был благосклонен — впредь, как ныне!

Теперь уж со своей богиней

Вы свидитесь наедине.

Под сенью университета

Шуту везде открыта дверь,

Поэтому для вас теперь

Ни в чем не может быть запрета.

Марин! Как счастлив здесь дурак!

Когда бы люди захотели

На всех безмозглых в самом деле

Напялить шутовской колпак,

Он стал бы головным убором,

Привычным большинству людей.

Не признаю твоих идей

И не согласен с Пифагором. [134] И не согласен с Пифагором. — Пифагор (ок. 580–500 до н. э.) — древнегреческий математик, философ.

На эту точку зренья став…

Ученые студенты спорят.

Как быть?

Пока он ересь порет,

Вам надо быть шутом.

Ты прав.

Я утверждаю: древние не знали

Субстанции небесных тел, не знали,

Utrum sint animata, an non. [135]Одушевлены они, или нет (лат.)

Вниманье!

В античном мире спиритуалисты

Считали, что небесные тела

Носители души и что движеньем

В небесной сфере управляет дух.

Но их концепция неадекватна

Реальности, понеже, как известно,

Сенсуализм и рационализм

Несвойственны планетам.

Как сказать!

Тот самый интеллектуальный фактор,

Благодаря которому я мыслю,

Одушевить материю способен.

Едва ли сей интеллектуализм

Возможно прилагать к небесной сфере

И думать, будто, как душа и тело,

Светила могут быть слиянны с духом.

Сия гипотеза противоречит

Простейшим силлогизмам…

Contradictio! [136]Противоречие (лат.)

Дух ангелический и ясен, и могуч

И по своей природе не способен

Cum materia componere rem unam . [137]С материей (плотью) составлять единое целое (лат.)

Душа соединяться с телом может,

Дух не сольется с плотью никогда.

Я повторяю — nequaquam [138]Никоим образом (лат.) не может

Соединиться с телом; per se nata

Est subsistere . [139]Рожденный сам по себе, только так и может существовать (лат.)

Как понять, однако,

Слиянье ангелического духа

С материей небесной?

Происходит

Лишь соприкосновенье этих сфер

С высокой нравственной природой духа.

Душа, однако, у небесных тел

Не больше, чем у судна, чьим движеньем

Руководит в нем заключенный кормчий.

Ты разъяснил лишь то, что я сказал.

Сеньор, пора! Поговорите с ними,

Внушите им доверье.

Эй, коллеги!

О чем ведете, дурни, разговорус?

Шут!

Чучело!

Дурак!

Он, видно, новый!

Вот дурни, новый! Ну, конечно, новый!

На этом свете все мы новички.

Откуда он?

Из университета.

Прошу не обижать его, сеньоры!

Клянусь вам честью, это мой племянник.

Его сюда недавно я привел,

Боюсь оставить.

Как тебя зовут?

Кого?

Тебя.

Меня? Я — Паблос. Дядю

Зовут Хуан Викарио, он брат

Папаши моего, моя мамаша

Приходится мне матерью, однако

Ей он не брат, но мне он все же дядя,

Который не приходится мне тетей,

Отцом, и бабушкой, и даже дедом.

Мы все благовоспитанные люди,

А в Саламанку прибыл я учиться

И скоро стану капелланом в чине,

Гласящим: шут шутиссимус шуторум.

Сеньоры! Ради бога, не сердите

Племянника: он в гневе — сущий дьявол.

Эй, дядя! Замолчите, а не то

Я запущу им в голову булыжник.

Пока что этим грязным забулдыгам,

Которые несли о небесах

Невероятную абракадабру,

Хочу я дать один совет.

Ты понял,

О чем мы рассуждали?

Что за хитрость —

Понять, какую ересь вы плели

О небесах! Что небо, дескать, может

Само собой вертеться в пустоте

И что на небо залетают души…

Какой ученый шут!

Так вот, пьянчуги:

Вы смели небо обозвать бездушным,

А небо душами кишит, и много

Подобных душ я в Кории встречал.

Как этот шут умен!

Рисело! Знаешь

Октавио? Он давний мой приятель.

Я, посетив его, впервые встретил

Его сестру. Ее ты видел?

Видел.

Она зачахла от тоски, а брату

Никак бедняжку не развеселить.

Он музыкантов звал — не помогает.

На празднествах она сидит и плачет.

А он ведь в жены обещал ее

Приятелю. Так вот, не привести ли

К ним этого шута? Как полагаешь?

Октавио, наверно, будет рад,

Коль шут развеселит сестру.

Эй, Паблос!

Не хочешь ли сходить к моим друзьям,

Где вкусно угостят?

С одним условьем:

Что в этом доме куча пирогов

И сочная телятина.

Ручаюсь:

Там будет это все, и много больше,

Чем ты сказал.

Что ж, дядюшка, пойдем!

Сеньор! Дела идут не так уж плохо!

Ты думаешь?

Но только для начала

Поосторожнее, сеньор!

Пойдемте,

К тому ж мы пообедаем.

О боже!

А вдруг я в этом доме получу

Весть о моей Фульхенсии!

Мы с вами

Дворяне, и таиться нам невместно.

Ты прав, Марин. Я это слышать рад.

Недолго будет глупый маскарад!

Твоя привязанность, родная,

Мне бесконечно дорога,

А все же на земле одна я.

Увы! Мне чужды берега,

Где полюбила я, не зная,

Как вероломен и жесток

Тот недостойный кавальеро,

Который растоптал росток…

Любви моей угасла вера,

Увял трепещущий цветок!

Могла ли горькое признанье

Тебе я сделать до сих пор?

Но вынесен мой приговор,

И мне придется в наказанье

Принять невиданный позор.

Надеждой зыбкой я дышала,

Жила виденьем, как во сне,

Мечтами правду украшала,

Но лжи безжалостное жало

Вонзилось прямо в сердце мне.

Мне это объяснять не нужно,

Понятна мне твоя вина.

Ты тетушкой увезена

В далекий край, на берег южный.

Была в Хуана влюблена,

Два месяца прошло — и что же?

Мой брат Хуан тебе не мил.

Но кто же стал тебе дороже,

Тебя, бедняжку, истомил?

Я думать не могу без дрожи

О том, что стала жертвой ты

Какого-то пустого хвата.

Сама во всем я виновата.

Увы! Развеялись мечты,

Взлелеянные мной когда-то.

Валенсианец Гарсеран

В любви признался мне учтиво.

Он говорил красноречиво

Про боль, своих сердечных ран,

А я внимала терпеливо

Его мучительным признаньям.

Я молча слушала сперва

Все эти льстивые слова

Из жалости к его терзаньям,

Но против воли голова

Пошла от красноречья кругом,

Меня увлек волшебный пыл.

Он так красиво говорил,

Он клялся быть мне верным другом,

И вот…

Что?

Он…

Тебя забыл?

Я вижу, ты сама не рада,

А впрочем, так тебе и надо!

Влюбляешься на стороне!

За легкомыслие награда

Тобой заслужена вполне.

Его слова меня сгубили,

А все ж я верю лишь речам

Возлюбленного…

Как! Не ты ли

Сейчас твердила мне, что там

Тебя бессовестно забыли?

Больного то бросает в пот,

А то дрожит он от озноба.

То любишь ты его до гроба,

А то обманщик он, и вот

В душе твоей клокочет злоба.

Чем был сильнее жар души,

Тем яростней лютует стужа.

Поверь мне: дон Хуан не хуже,

Чем тот! Фульхенсия, реши,—

Найдешь в нем преданного мужа.

Теперь, когда прошла беда,

Я полюблю Хуана снова

Еще сильнее, чем тогда,

Когда не встретила другого!

О ясная моя звезда!

Отчаянье душило прежде

Меня, к моей груди припав…

Нет, даже быстрой птицей став,

Вовеки не догнать надежде

Неуловимый женский нрав,

Ей не угнаться за сеньорой!

Вы словно недовольны мной?

Рассудок мой всему виной

И бедный бог Амур, который

Обид не прячет за спиной.

Обид?

Конечно!

То, что было,

Прошу вас, дон Хуан, забыть.

Сеньор! Я прежде вас любила

И вновь хочу вас полюбить.

Как! Та, что сердце мне разбила,

Сама… Могу ли верить вам?

Надеюсь, дон Хуан, теперь я

Уже не обману доверья.

Поверьте искренним словам!

Не ждал такого поворота!

В чем суть его, сестра?

Опять

Тебя, Хуан, гнетет забота?

Ты в женской ветренности что-то

Еще надеешься понять?

Дай слово мне, что будешь скромен,

Открою я тебе секрет.

Даю молчания обет.

Я знаю: ты не вероломен

И оградишь меня от бед.

Так вот: в Валенсии влюбился

В нее какой-то Гарсеран.

Он был, как видно, очень рьян

И благосклонности добился.

Теперь же от сердечных ран

Оправилась моя подруга.

Она готова все забыть,

Вернувшись в Саламанку с юга,

И честно хочет полюбить

В тебе законного супруга.

Сестра! Убила ты меня!

Предать!.. С каким-то Гарсераном!

Нет! Жизнь — проклятье! Западня!

В душе сомнения храня,

Смогу ли я не быть тираном?

Мне будет ненавистна та,

Кого…

Не придавай значенья!

В такие юные лета

У всех бывают увлеченья.

Твоя Фульхенсия чиста.

Смотрите, действуйте с умом!

Легко сказать — с умом! Видали?

С умом, дружище, я едва ли

Явился б в этот гнусный дом!

Сеньор Октавио вернулся?

Он был, да только что ушел.

Она?

Она.

Накройте стол!

Эй, живо! Я хоть и рехнулся,

А в брюхе воет сатана,—

Ведь голод, говорят, не тетка.

Узнав, что юная красотка

В отчаянье погружена,

Мы в стенах университета

Нашли занятного шута,

Который как из решета

Остроты сыплет…

Как? Вот этот

Лоб, что морщинами изрыт?

Вы, говорят, всех несчастливей?

Да вы, по-моему, смешливей

Валенсианских сеньорит!

Она вас слушает!

И что же?

Не из Валенсии я, друг.

Да, вот где лечат от разлук!

Там лечат, но болеют тоже.

Да ведь больна не я.

А кто же?

Моя подруга.

Вот-те на!

Вы — муж?

Надеюсь, буду скоро,—

Пусть улыбнется та сеньора,

Которая сейчас грустна.

Тяжелая у вас работа

И невеселые дела,—

Она отставку вам дала?

Ее сманил, наверно, кто-то?

Дурак попал не в бровь, а в глаз!

Пускай сюда придет больная.

Я не могу смешить, не зная,

За что она не любит вас.

Шут! Как тебя зовут?

Никаком.

А в самом деле как?

Никак.

Я шут гороховый, дурак,

Я до чужих обедов лаком,

А больше знать вам ни к чему.

Шут! Отвечай без глупой блажи!

Он — Паблос, мой племянник, я же,

Хуан Викарио, ему

Решился дать образованье,—

К наукам у него призванье,—

В колехио.

Сюда идет

Та, что ко мне, увы! сурова —

Быть может, шутовское слово

Ее, жестокую, проймет.

Поговори с ней полюбезней

И объясни ей мой недуг.

Вы совершенно правы, друг:

Смех лечит от любых болезней.

Я знаю множество микстур

От несваренья, от чесотки,

Но равнодушие красотки

Излечит только балагур.

Ну, Паблос, я тебя покину,—

Ты будешь тут и сыт и пьян.

Прощайте, дядюшка Хуан!

Сеньор! Скажите господину

Октавио про наш приход.

Он поблагодарит отменно.

Эй, возвращайтесь непременно!

Когда же?

Ровно через год.

Поверьте, дон Хуан: мне стыдно!

Вас мучит совесть?

Вот-те раз!

Гайферос этот любит вас? [140] Гайферос этот любит вас? — Гайферос — герой старинных испанских народных романсов каролингского цикла; в одних из них он изображается как приближенный Карла Великого, в других — как его противник.

Надеялся на брак, как видно,

Но получил от вас отказ?

Исус!..

Что с вами?

Что за чудо?

Она без чувств!

Презренный шут

Внезапно оказался тут,

Поэтому ей стало худо.

Ну, не такой уж он урод,

Чтоб падать в обморок…

Ах, надо

Ей дать немного лимонада!

Вина, вина ей влейте в рот!

Очнись, Фульхенсия, сестрица!

Беда, Марин, беда!

Зовут

Меня иначе!

Я не шут!

Ты видишь сам, что здесь творится.

Сеньор!

Марин!

Ах, господин!

Мой вид ей показался странен…

Сеньора! Я простой крестьянин,

Но знаю заговор один.

Какой?

Волшебный.

Ну, какой?

Чтоб он помог легко и скоро,

Должны вы отойти, сеньора,—

Он снимет хворость как рукой.

И все пройдет?

Могу ручаться!

Скорей!

Святая простота!

Он корчит из себя шута,

Чтоб только с вами повстречаться.

Мой бог!

Заговорила?

Да,

Кудесник лишних слов не тратил!

А если Гарсеран и спятил,

То от любви к вам.

Вот вода.

Пускай вода в окошко льется,—

Напиток нужен ей иной.

Какой?

Шипучий, ледяной —

Из валенсьянского колодца.

Что? Что?

Да где уж вам понять!

Друзья! Теперь промочим глотки!

Эй, колбасы, бутылку водки,

И не одну, а лучше пять!

Фульхенсия! Я здесь, я рядом!

Тебе нехорошо?

Нет, нет,

Худое кончилось.

Мой свет!

Согрей своим лучистым взглядом

Влюбленного! Я здесь, смотри!

И я!

Довольно, шут!

А что же?

Нет, нет, шутов гонять негоже,

Не зная, что у них внутри.

Меланхоличная сеньора!

Взгляните на меня: я — шут,

Шуты обыкновенно врут

И мелют слишком много вздора,

Но нас пугаться ни к чему.

В конце концов шуты не воры,

А если бы коррехидоры

Сажали дураков в тюрьму,

Пришлось бы людям потесниться,

Тюрьмой бы стали все дома.

Я ж от любви сошел с ума,

Меня измучила девица.

Я послан тем, кто дамский пол

Боготворит, а сам посланец

Вас любит, как и тот испанец,

Которым послан тот посол.

Вы разлюбили дон Хуана,

Он рассказал об этом сам.

Мне это — нá сердце бальзам.

Неправда ли, немного странно,

Что я так рад чужой беде?

Как ваше имя?

Имя? Верность.

В нем музыка небесных сфер!

Оно звучней, чем, например,

Порочность, Лживость, Лицемерность.

Измена мне внушала страх,

Я все забыть была готова,

Но солнце засияло снова…

И лютня вновь у вас в руках.

Он шутит чересчур избито.

Я прогоню его!

Нет, нет!

С ним весело.

Каков ответ!

Я вам представлю, сеньорита,

Смешную сценку.

Но о чем?

О меланхолии.

Ну, ладно.

Я скоро возвращусь обратно.

Поговорим, сестра!

Пойдем.

Подольше там поговорите,—

Ей-богу, на глазах у всех

Трудней вернуть веселый смех

Меланхоличной сеньорите.

Лечи ее.

Я как во сне!

Ужель я вижу Гарсерана?

Потише! Радоваться рано!

Еще вы не наедине.

Что с ней? Скажи мне ради бога!

Припадок этот объясни.

Жеманство!

Не ушли они?

Придется обождать немного.

О, дай мне руки!

Нет, не дам.

Наглец! Я на тебя в обиде.

Ко мне в таком дурацком виде

Явиться…

Ты сердита?

Срам!

Идальго — в шутовском наряде!

Безумец — видно по всему.

Позволь, тебя я обниму!

Зачем ты это сделал?

Ради

Твоей небесной красоты.

Оставь слова ненужной лести!

Раз ты теперь лишился чести,

Любить меня не смеешь ты.

Поверь, что так необходимо,

Что только, нарядясь шутом,

Я мог проникнуть в этот дом.

О, если я тобой любима,

Скорее мерзость эту сбрось!

Ах, боже! Что нам дурни эти,

Которые повсюду в свете

Судят, рядят и вкривь и вкось?

А шутовской надел костюм я —

И вот могу надеждой жить.

А ты не можешь мне служить

Без этих признаков безумья?

В одежде кавальеро?

Нет!

Здесь, в этой чопорной Кастилье,

Меня бы с лестницы спустили.

Втереться в университет

Я мог лишь так, в кафтане драном.

Конечно, трудностей не счесть,—

На карту я поставил честь,

Соперничая с дон Хуаном.

Когда б на брак склонил он ту,

Кого люблю, — тогда, понятно,

Униженно уйти обратно

Пришлось бы жалкому шуту.

Мой друг! Нет глупости дороже,

Чем глупость умного. Должна

Сказать…

Что?

Я обречена

За дон Хуана выйти.

Боже!

Я, значит, ревновал не зря!

Тебе несу я только горе.

Они грозят моей сеньоре,

Они бесчинствуют, хитря!

Как! Неужели гром не грянет?

О, если в самом деле так

И неминуем этот брак,

То силы у меня достанет

Покончить с мачехой-судьбой!

Так даже говорить не надо!

Ужели ты не будешь рада,

Когда покончу я с собой?

Ужели…

Прекратите пренья!

Вы спорите уж битый час,

Божок Амур глядит на вас,

Но скоро выйдет из терпенья,

Сбежит, сбежит наверняка,

А после — поминай, как звали!

Но в этом колпаке едва ли

Могу я…

Вот моя рука!

Фульхенсия! Моя царица!

Аминь! Творец, благослови

Сих любящих!

Моей любви

Теперь придется покориться!

Это ты, сестрица?

Да.

Возраженьям не внимаю

И больную обнимаю.

Кто ты?

Тот, кем был всегда.

Я с луны упал намедни.

Паблос — мой приятель… Он

Остроумен и учен…

Он в колехио…

Вот бредни!

Заморочила она

Голову мне, — ах, создатель!

Вы что, брат ей?

Да, приятель.

Но она была грустна…

Ты, я вижу, принял меры,

Чтоб развеселить сестру.

Грусть рассеется к утру,—

Не тревожьтесь, кавальеро.

Братец! Он такой шутник!

Сразу стало веселее

На душе…

Его жалея,

Оторвался я от книг.

Как? Меня жалея?

Ясно!

Кавальеро! Ради вас

В этом деле я увяз,

Хоть оно весьма опасно.

Апельсиновый цветок

Сохнет в середине мая,

И, на голову хромая,

Прибыл я сюда, дружок,

Чтоб веселым балагуром

Эту девушку развлечь.

Что ж, игра не стоит свеч?

Стоит, — решено Амуром!

С дядей в университет

Я приехал для ученья,

Буду мерзнуть тут в теченье

Нескольких веселых лет,

Возвращусь лисенсиатом

Разных шутовских наук

И, приняв немало мук,

Буду знатным и богатым.

Славный шут!

Он очень милый,

Как не полюбить его!

Сударь! Это существо

Я люблю с неменьшей силой.

Не такой уж он дурак!

Я болтаю ахинею!

Например, о том, что с нею

Я вступлю в законный брак.

Это шутки скомороха!

Ну, сестра, накрыт обед.

Гость уже обедал?

Нет,

Но поесть всегда неплохо.

Так что, если позовут,

Я согласием отвечу.

Мы отметим нашу встречу

И сыграем свадьбу.

Шут!

Мы о дон Хуана счастье

За столом поговорим.

Что ж, сеньор, благодарим

И согласны на участье.

Дядя приглашен ведь?

Тот

Славный пожилой крестьянин?

Да.

Тогда вопрос твой странен.

Он наш гость — пускай придет.

Нас зовут обедать, дядя.

Паблос — парень хоть куда!

Привезя его сюда,

Не останусь я внакладе:

Здешний университет

Даст ему образованье

И лисенсиата званье.

А пока он съест обед.

Ура, Марин! Все — как по маслу!

Сегодня, жениху назло,

Вам несомненно повезло.

Я счастлив: нежность не погасла

В душе моей любимой.

Так!

Шута вы корчите отменно.

Марин! Сегодня непременно

Обманет умника дурак.

Ну что ж, вполне обычно это:

Дурак всегда в конце концов

Обманывает мудрецов.

Во исполнение обета

Я храм любви построю здесь.

Над входом в этот храм повесь

Эмблему университета.