Онлайн чтение книги Собрание сочинений в шести томах. Том 3
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Когда ж конец слезам и горю?

Что ж мне осталось, кроме слез?

Злой рок все радости унес,

И я уж больше с ним не спорю.

Причуды все прошли как сны,

Пришел конец моей гордыне.

Меня карает небо ныне,

И все мужчины отмщены.

О, пожалей меня, друг милый!

С собой покончить я решила.

Не говорите пустяков!

Нет, нет. Мой скорбный путь таков,

Что мне один исход — могила.

Жить больше не могу, храня

Мое безумье и страданье.

Всю жизнь мою страдать в молчанье

Не хуже ль смерти для меня?

Что ж медлить? Что еще могло б

Меня удерживать на свете?

Мне страшно слушать речи эти…

Позор мой скроет только гроб.

Когда узнаются причины

Самоубийства моего,

То оправдают все его.

Ты, Флора, в час моей кончины

Записку у меня найди,

И в ней прочтешь ты объясненье,

А я в предсмертные мгновенья

Бумагу спрячу на груди.

Обдумать только остается,

Как жизнь печальную пресечь.

Быть может, лучший способ — меч?

Могу мечом я заколоться.

Но боль черты мне исказит.

Повеситься? Нет, не годится:

Рот у меня перекосится,

Язык распухнет… Страшный вид!

Быть может, яд? Глоток питья?

От яда почернею я

И очень безобразной стану.

Для легкой смерти нужно рану…

Вот мысль! Я кровь пущу из жил!

Такую смерть избрал Сенека: [172] Такую смерть избрал Сенека. — Сенека, Луций Анней (род. между 6 и 3 гг. до н. э. — ум. 65 н. э.) — римский философ, политик и писатель, покончил жизнь самоубийством, вскрыв себе вены.

Он был примером человека —

Достойно умер, как и жил.

Сладка мне будет смерть такая.

Да, да, ее я изберу,

И, как философ, я умру,

По капле кровью истекая.

Я только сделаюсь бледней,

Но в смерти буду я прекрасна.

Не трать же времени напрасно.

Беги к цирюльнику скорей:

Ведь кровь пускать — его занятье.

Скажи, зачем его зову.

Потом повязку я сорву,

И тихо буду смерти ждать я.

Какие речи! Вы в бреду!

Нет, я убить себя решила.

Спаси нас боже и помилуй!

Спеши — иль я на все пойду!

Кинжалом… петлей… иль жаровней…

Да, я, как Порция, усну. [173] …я, как Порция, усну. — Порция — жена убийцы Цезаря Брута — покончила жизнь самоубийством после смерти мужа. Имя Порции стало символом супружеской верности.

За то ль, сеньора, что сестру

Нельзя беречь нежней, любовней,

Чем вас всю жизнь я берегу,

Что в доме выросла я с вами,

Что я молю вас со слезами,

Я ждать доверья не могу?

Что с вами?

Не скажу ни слова.

Так пусть, как жили мы вдвоем,

Одною смертью мы умрем!

А! Если только ты готова,

Две жизни в смерть соединя,

Покинуть этот мир со мною,—

Мой друг, я поделюсь с тобою

Моею тайной роковою.

Я, — ты это знаешь,—

Родилась в Мадриде,

И росла на радость

Матери с отцом,

И меня любили

Беспредельно оба,

На руках носили…

Я еще ребенком

Женихов имела.

Из Восточных Индий [174] Из Восточных Индий . — Индиями в те времена в Испании называли заокеанские колонии в Центральной и Южной Америке.

В дом отца потоком

Без конца лились

Серебро, чтоб щедро

Тратить на расходы,

Золото, чтоб делать

Ценные оправы

Драгоценным камням.

И, меня балуя,

Не жалел он денег

На мои наряды,

На мои уборы.

Брат мой был студентом.

Но гораздо меньше

Тратил он на книги,

Лошадей и слуг,

Чем я — на перчатки,

Зеркала и сласти.

В неразумье детском

Так я возгордилась,

Что найти мне мужа

Не могли родные.

Правда, тридцать тысяч

Что за мной давали,

Привлекали больше

Всех моих достоинств.

Толпами спешили

Все меня увидеть,

Думали — увидев,

Победить меня.

Но гордилась глупо

Я своим богатством,

Красотой своею

И своим умом.

Я вдалась в причуды,

Но в такие, Флора,

Что я скоро стала

Притчей во языцех.

Так, я уверяла,

Что лицо и руки

У меня живые,

А сама я вроде

Деревянных статуй.

Не ходила в церковь,

Где изображен был

Ангел, победивший

Адского дракона.

Страх всегда внушал мне

Христофор святой,

Так как на иконах

В виде великана

Был изображен.

В церкви же я в чашу

Со святой водою

Даже и в перчатках

Рук не опускала —

Чтоб не утопиться!

Я не выходила

В ветреные дни;

Если ж я гуляла

И случайно сильный

Ветер поднимался,

В голос я кричала,

Что меня наверно

Ветром унесет.

В жизни не ходила

Я на бой быков,

Чтоб они ко мне

Не перескочили

Через все барьеры.

Не переезжала

Через Мансанарес

По мосту, хоть это —

Ручеек, не речка.

Чтобы сесть в карету,

Я брала с собою

Тысячи реликвий,

Ладанок и четок.

В жизни слив не ела,

Так как мне сказали,

Что они нередко

Прорастают в теле.

Ни за что улиток

Не хотела есть,

Потому что домик

Свой не выметают.

Никогда портному

Мерки не давала

Я с себя снимать,

Чтоб меня не обнял.

Также и башмачник

Мерки снять не смел.

Он мне делал туфли

Разных номеров,

Чтоб из кавалеров

Не узнал никто

Номер моих туфель.

Ни за что на свете

В карты не играла.

Как увижу пики —

В жилах стынет кровь.

Но к чему я это

Говорю тебе?

Ты сама все знаешь,

Да и слов не хватит

Все пересказать.

Я из-за каприза

Отказала многим

Женихам достойным:

Богачам, вельможам,

Знатным кавалерам

Разных орденов,

Находила в них

Только недостатки.

О, сказать ли правду,

Раньше чем умру?

Стыдно мне признаться…

Но уж коль решилась —

Колебаться поздно…

Я влюбилась страстно!

И в кого? В раба,

Что в залог к нам в дом

Альгуасил привел!

Так угодно богу.

Не шучу я, Флора!

Я с собой боролась,

Я себя хотела

Победить, но тщетно!

Ведь любовь — жестокий,

Строгий судия —

Смертию карает

За борьбу такую.

Я не сплю, не ем,

И сама не знаю,

Что из этих мыслей

И мучений выйдет.

Как я издевалась,

Как я презирала

Тех, кто был мне равен,—

И в раба влюбилась!

Ах, не зарекайся

И не говори:

«Я из этой речки

Пить воды не стану!»

Время ведь всесильно:

Унижает гордость,

Возвышает скромность,

Из причуд творит

Важные событья,

Бедным шлет богатство

Нищету — богатым…

Как несправедливо

Этот мир устроен!

Прихоть согрешает,

Честь за это платит.

Что я ответить вам могу?

Чтобы вам не было обидно,

Молчу, хотя за вас мне стыдно.

Однако все же не солгу…

Безумье это! Где ваш разум?

Ведь красота, где ни живет,

Красой быть не перестает.

Иль быть перестает алмазом

Рожденный в руднике алмаз,

Коль к недостойным попадает

И на руке у них сверкает,

Иль скрыт перчаткою от глаз?

Но если б эти все страданья

Тебе случилось пережить,

Тебя не стала б я винить,

Себе ж не вижу оправданья

И потому на смерть иду.

На смерть! Как страшно это слово!

Поищем выхода иного!

Что, кроме смерти, я найду?

Все обойдется, только стоит

Его немедленно прогнать.

На то не согласится мать.

К тому ж разлука страсть удвоит.

Пусть на него клеймо наложат,

Чтоб не осталось ничего

От этой красоты его,—

Вас это исцелить поможет.

То, что пленяет вас теперь,—

Когда он безобразным будет,—

В вас только ненависть возбудит.

Не может даже хищный зверь

Любить и ненавидеть вместе.

Он любит Зару! Близок с ней!

О, ревность только жжет сильней!

Что ж делать вам? Совет мой: взвесьте!

Нет! Я умру!

А смертный грех,

Сеньора? А души спасенье?

Ах, Флора! Кончено сомненье:

Вот аргумент сильнее всех!

Я жить должна! Так без раздумья

Ужасный твой совет приму:

Быть может, этому клейму

Удастся выжечь все безумье.

Раб будет заклеймен клеймом —

Так зеркало мы разбиваем,

Когда мы больше не желаем

Свое лицо увидеть в нем.

Вот ваша матушка!

Уйдем!

Нет! Будет так, как я хочу,

Элисо. Рвите и мечите,

Но мне обоих уступите.

Но я же долг мой уплачу?

И то: прислали альгуасила

Вы, чтоб залог за долг мой взять,

Теперь хотите вы отнять

То, что мне дорого и мило?

Вы кавальеро или нет?

Тогда не будьте так упрямы.

Извольте же на просьбу дамы

Дать подобающий ответ.

Вот совпадение какое!

И у меня есть просьба к вам,

И потому рабов отдам,

Но помните: их будет трое!

Как трое?

Третьего раба,

Сеньора, вы во мне найдете,

А почему — легко поймете:

У вас в руках моя судьба!

А! Речь идет, я полагаю,

О браке с дочерью моей?

Вы, кажется, знакомы с ней:

Ее характер…

Да, я знаю,

Мечта безумна и смела,

Но все ж вы с ней поговорите

Наедине?

Как вы хотите…

Она здесь только что была…

Вам убедить ее нельзя ли?

Известен вам мой древний род,

К тому ж ведь вы с меня вперед

Подарки свадебные взяли.

Вы отдаете мне рабов?

Сейчас же с ней поговорю я.

Скажите, что, не протестуя,

Причуды все сносить готов!

Элисо! Друг мой ненаглядный!

Мой Фелисардо дорогой!

Ну как живешь тут?

Милый мой!

Я этой встречи ждал отрадной,

Как птица солнечных лучей.

Мне очень тяжело томиться

В темнице.

С Селией — темница?

Нам и встречаться трудно с ней.

Скажи скорей: какие планы?

Нельзя ль покинуть этот дом?

Как он? Узналось ли кругом,

Что я — виновник этой раны?

Идальго жив, но очень плох.

Пока сиди в надежном месте,

Не то тебе придется вместе

С ним испустить последний вздох.

Вот положение, о боже!

Здесь безопасно вам вдвоем,

Как бы в убежище святом.

А Селию как?

Ищут тоже.

Как ей живется?

Ничего…

Хотя одно ее смущает:

Служанка слишком угощает

Меня от сердца своего.

О! Ревность?

Прямо до кинжала!

Однако разойтись пора:

Застать нас могут.

Со двора

Выходишь ты?

Покамест мало.

Прощай!

Ну, полно, успокойся,

Моя Белиса! Если так

Тебе уж ненавистен брак,

О нем и речи нет, не бойся!

А, Педро!

Что угодно вам?

Вот каково мое решенье…

Прошу: неверного значенья

Не придавай моим словам,

Но я купить тебя решила.

И что ж? Купили вы меня?

Ты — раб мой с нынешнего дня.

Да, я Элисо упросила.

Он разве не сказал тебе?

Он огорчить меня боялся.

Ты огорчен, что здесь остался?

Нет, я признателен судьбе,

Служить вам рад я без сомненья,

Но он хозяин первый мой.

О, ты монетою плохой

Мне платишь за благоволенье!

Мне честь и радость вам служить,

Как вас благодарить — не знаю.

Тебе я больше дать желаю,

Чем можешь ты предположить.

В избытке чувств уста молчат:

Словами чувства не нарушу.

Я… я люблю тебя как душу.

Целую ноги вам стократ.

Эй! Кто там?

Зара.

Ты? Без зова?

Зачем?

Я прислана за ним:

Сеньору он необходим.

Иди скорей!

Уже готово?

Тебя, как видно, угощать

Уж начинает и хозяйка?

Не только Флора? Отвечай-ка!

Ох! Подозрения опять!

Но ты даешь мне повод явный…

Эй, что за разговоры там?

Как это не пристало нам!

Мне Педро обещал недавно

Молитвы выучить помочь.

А ты не знаешь?

Нет, сеньора.

Пускай тебя им учит Флора.

На кухню, негодяйка! Прочь!

Ага! Так и она задета!

Ну, подожди! Я отомщу!

В какую бездну я лечу!

Невольник! Раб! Да что же это?

Такие мысли уж позор!

Но все в моем воображенье

Его лицо, слова, движенья,

Меня пленяет гордый взор,

Мне все в нем нравится, все мило…

О сжалься, сжалься, бог любви!

Безумие останови,

Чтоб я себя не погубила!

Так ты купила Педро, мать?

Решила я, узнав об этом,

Прийти к тебе с одним советом.

Каприз какой-нибудь опять?

Он беглый раб, мне говорили!

Вели же наложить ему

На обе щеки по клейму —

Чтоб мы вперед спокойны были.

Клеймить красавца хочешь ты?

Не все ль равно? Он раб ничтожный.

Белиса! Это невозможно!

Лишать подобной красоты…

Он так, по-твоему, хорош?

О, выдает меня волненье!..

Ну что ты! Раб!

Так брось сомненья!

С клеймом его убережешь.

Но это будет безрассудно!

Продать невольника с клеймом

Все то же, что ковры с гербом:

И захотим, так будет трудно.

А так сбежит он без труда.

Да лучше уж раба лишиться,

Чем по капризу баловницы

Лицо испортить навсегда.

Ну да! Меня ты ненавидишь —

Отказы слышу я одни.

Но ведь и я тебе сродни,

И это скоро ты увидишь,

Хоть сыну — вся твоя любовь.

Эй, Флора! Полог мне отдерни,

Я лягу! И беги проворней:

Пусть мне немедля пустят кровь!

Мне умереть пора настала.

Бегите же скорей к врачу!

Сама отбросить я хочу

Ту жизнь, что ты мне даровала!

Тогда поймешь ты, может быть,

Что более тебе приятно:

Меня утратить безвозвратно,

Навек — иль мавра заклеймить!

Не понимаю, что с ней сталось.

Бывало, как при ней чуть-чуть

Возвысит голос кто-нибудь,

Так насмерть уж она пугалась,

И новый вдруг каприз готов:

Безумной злобою пылает

И наложить клеймо желает

Прекраснейшему из рабов!

Настаивает так свирепо…

Иль нрав переменился в ней?

Мне не понять ее затей.

Жестоко это и нелепо!

Сестра! Я, право, в беспокойстве:

Хоть дело смертью не грозит,

Но страшен мне Белисы вид.

Что с ней? В каком она расстройстве!

Она отчаянье само!

Причуда новая напала:

Затеяла во что б ни стало

На Педро наложить клеймо!

Купила ты раба, конечно?

И не успела я купить,

Как с ним желает поступить

Белиса так бесчеловечно!

Характер дьявольский! Но с ним

Жестоко было б и бесцельно

Так поступить, — клеймом поддельным

Обоих лучше заклеймим,

И так плохого не случится.

Что до Белисы — ты ведь мать…

Ее опасно раздражать,

Она ж очей твоих зеница.

А как придать подделке этой

Вид настоящего клейма?

Устроить все легко весьма.

Ну что ж, послушаюсь совета.

О, нрав ее неукротим!

Что делает она со мною!..

Так ты устроишь все?

Устрою.

Таким путем ей не дадим

Вреда наделать нашей чести,

Иначе нам грозит позор.

Вот он!

А, Педро!

Мой сеньор?

Ну как живешь на новом месте?

Пока все хорошо идет,

Меня все любят.

Сомневаюсь.

Сеньора любит, в том ручаюсь,

Но дочка — та наоборот:

Она клеймить тебя велела.

Поставить хочет на своем,

А я хоть тут и ни при чем,

Взялся устроить это дело.

Клеймить? Как? Бог меня прости!

Я ваш, но я предупреждаю,

Что за себя не отвечаю:

Мне оскорбленья не снести.

Тот, кто придумал низость эту,

От моего меча падет!

Рабыню тоже это ждет.

А! Ну, теперь конец секрету!

Сюда! Пусть все сюда идут!

Сюда! Себя закону выдам!

Я, я преступник и под видом

Невольника скрывался тут!

Сюда, сюда!

Мне жаль бедняги:

Не помнит он, что говорит.

Наваррский рыцарь мной убит

Одним ударом метким шпаги.

Постой, опомнись, подожди!

Ума лишился он от страха!

Бегу! Пускай грозит мне плаха,

И смерть я встречу впереди!

Постой, постой! Чтоб успокоить

Белису, предложил я план:

Хотим пойти мы на обман —

Клейма подложные устроить.

Я знаки краской наложу.

Будь совершенно без опаски —

Легко сотрутся эти краски.

Ну, если так, одно скажу:

Своим рабом меня зовите!

Так жди — я возвращусь сюда!

Кто был с тобой? Тиверьо?

Да.

Ну как с Лисардой вы дружите?

Чтоб ты спокойною была,

С ней избегаю оставаться.

А как с Белисою?

Признаться,

Иначе тут идут дела.

А что такое?

Очень худо,

И наша жизнь с тобой берет

Пренеприятный оборот:

Взбрела ей новая причуда.

Какая?

Вот скажу сейчас:

Судьба, что так нас наказала,

Задумала во что б ни стало

Совсем рабами сделать нас.

Как?

Нас хотят клеймить.

Откуда

Подобный ужас взяться мог?

Кто это выдумал? Мой бог!

Белисы новая причуда.

Открой же им, кто ты такой!

Нет! Краской нам клеймо наложит

Тиверьо. Это нам поможет:

Так не узнают нас с тобой!

За нас спокойнее я буду,

Клеймо — такой надежный щит!

А дон Элисо говорит,

Что нас усердно ищут всюду.

О, если б милые черты

Пятном позорным осквернили,

Мое бы сердце заклеймили

В тот самый миг: ведь в сердце — ты!

Как неразлучны эти двое!

Их никогда не видишь врозь.

Их разлучить надежду брось:

Они — как точка с запятою,

С печатью подпись.

У него

Вид и осанка дворянина,

Красив негодник как картина.

Умен к тому же.

Каково?

С ним разговаривать приятно.

Вы побеседовали б с ним:

Он остроумием своим

Пленит вас.

Очень вероятно,

Но если так уж он умен

И так красив, то не сумею

Я восхищаться тем, что с нею

Беседует так часто он.

Пока не видит нас никто,

Целуй меня без колебанья!

Ах, ты всегда мои желанья

Предупреждаешь!

Это что?

А он схватил ее в объятья —

Так попросту бы я сказал.

Ты что тут делаешь, нахал?

Нас видел дон Хуан!

Проклятье!

Вот наглость! Ах, паршивый пес!

Да за такое поведенье…

О нет, сеньор! Прошу прощенья,

Я ей обиды не нанес.

Коль вы любовь предположили

В том, как я обращаюсь с ней,

То вы ослеплены скорей,

Сеньор, в своем любовном пыле.

Но ей крещенья путь открыт,

Спасающий от бездны адской,

И я ей поцелуй дал братский,

Как христианский долг велит.

Будь небу власть дана спуститься,

Дало б ей поцелуй оно.

Что в небесах разрешено,

То на земле должно проститься.

Ступай в конюшню ты, собака!

Прочь с глаз моих!

Простите! Но,

Сеньор, ужели быть грешно

Христианином?

Гм… Однако

Его я живо припугну.

Эй, Педро!

Что тебе угодно?

Долг исполнять свой — превосходно,

Но ты перетянул струну:

О долге чересчур радеть

Не подобает христианам

В лобзанье братском, слишком рьяном.

У нас не принято, заметь,

Чтоб раб с рабыней целовались.

А принято у вас, скажи,

Чтобы сеньоры и пажи

Одной рабыни добивались?

О да!

Ах, да? Ну подожди!..

Ох, от него всего дождешься!

Напрасно, Зара, ты смеешься.

Меня с ума ты не своди!

Как я любить бы вас посмела,

Пока не христианка я?

Крестись — и пусть любовь твоя

Мне будет отдана всецело.

Пусть так, но чести не отдам.

Но что ты подразумеваешь?

Чем для меня ты быть желаешь?

Хочу я быть женою вам.

Для дворянина ведь такая

Жена — позор.

А не позор,

Что предлагает мне сеньор?

Но ты раба — тут речь иная…

И вы могли бы стать рабом,

И вы свободу б потеряли,

Когда бы вы в Алжир попали. [175] И вы свободу б потеряли, Когда бы вы в Алжир попали. — Как известно, в то время Алжир был центром, откуда европейские пленники, обращенные в рабство, направлялись в другие страны Востока.

И так ведь я в плену твоем!

О нет! В плену вы б не посмели,

В плену вам было бы нельзя,

Моей невинности грозя,

Так дерзко добиваться цели.

Так мне велит любовь моя.

А мне — и честь, и род высокий.

О, там, на родине далекой,

Знатней и выше много я,

Чем здесь сеньор!

Побудь немного!

Напрасно тешитесь мечтой.

Чтоб овладеть могли вы мной,

Законный брак — одна дорога!

Сюда идут!

Готов вполне

Ее поверить увереньям,

Что мне равна она рожденьем

В своей далекой стороне.

Сеньора матушка идут.

И в шутку трудно мне решиться

Клеймить красивые их лица.

А, сын мой, дон Хуан! Ты тут?

Сеньора, я у ваших ног.

Откуда ты?

Я был на Прадо. [176] Я был на Прадо . — См. прим. 81.

И ты здесь? Что тебе тут надо?

Чем я так испугать вас мог?

Как сумасшедших не бояться?

Прошу, не думайте о нем.

Поговорить хочу…

О чем?

Ваш раб готов повиноваться.

Ваш новый раб уж чересчур красив

И благороден для раба, а это

В невольнике огромный недостаток.

Пускай он лучше пьяницею был бы —

Любовь и пьянство побороть способна.

Пускай бы воровал! Любовь ведь хуже:

Ворует души, достоянье неба.

Пускай сбежал бы — денежный убыток,

И только. Но любовь сильнее пыток,

Свободу, честь и жизнь — все отдает,

А все-таки надеется и ждет.

Продав его, избегнем беспокойства:

В рабе нам не нужны такие свойства.

Продать его?

Немедленно, сейчас —

Вот мой совет. Я не предвижу спора

Коль не хотите продавать его,

То можете вернуть его Элисо,

Сказав, что вам одной рабы довольно.

Ну что ж! Когда ты требуешь, чтоб Педро

Я продала или назад вернула,

Обоих я Элисо возвращу.

Не нужно мне рабы такой красивой,

Легко ей слишком возбудить любовь,—

Любовь ведь хуже пьянства, потому что

Вино своею силой побеждает,

И хуже воровства — ворует души,

И хуже бегства, так как не бежит,

А ждет, пока и жизнь и честь погибнут.

Но вам раба не нанесет бесчестья.

Чем может раб мне нанести бесчестье?

Хоть тем, что обнимается с рабыней.

Ты это видел?

Видел. И Каррильо —

Он тоже видел.

Кто? Хорош свидетель!

Да я же видел ясно, как они

Усердно обнимались и друг друга

Похлопывали нежно по плечам,—

Так голубки друг дружку в клюв целуют

И в перышки слова любви воркуют.

Все это ревность, дон Хуан! Иль мало

Есть женщин и прекрасных, и свободных?

Оставь, оставь ты эту мавританку

И не старайся соблазнить ее!

Ведь это может стоить нам и чести,

И денег, да, и денег. Обещаю,

Что Педро я как должно пожурю,

Я запрещу ему ходить наверх

И даже проходить по галерее.

Ушла?

Ушла — с обеими ногами

И с башмаками.

Вот как мать моя

Старается приятное мне сделать!

Молчите уж! Вы тоже хороши!

Зачем вы Педро продавать хотите?

Он вежлив, тих, как истый дворянин.

О небеса! В моем страданье

Взываю к вам! Куда пойти?

Здесь на земле мне не найти

Ни помощи, ни состраданья.

Что вижу я? О злодеянье!

Я понимаю: это мать,

Начавшая подозревать,

Что сердцем я во власти Зары,

Решила уничтожить чары

И выжгла страшную печать.

Ужели так?

Да, это так.

Взгляни, Каррильо! Неужели…

Не сомневайтесь: выжжен знак.

Чего же вы так побледнели?

Пришлось ей плохо в этом деле.

Хотели вы любви, а ей

Лицо испортили уродством,

Чтоб этим положить скорей

Конец всем вашим сумасбродствам,

Несовместимым с благородством.

Пусти! Дай мне взглянуть скорей

На эти нежные ланиты,

Чьи розы в красоте своей

Навеки от людских очей

Руками властными сокрыты.

Жестокость торжествует тут,

И беспощадней эти руки

Тех рук, что острый нож берут

Или в Алжире цепь куют,

Чтоб пленника вести на муки.

О небеса души моей!

Какая черная комета

Затмила лучезарность света

Горящих золотом лучей?

Вы, розы розового цвета,

Какой вы дали черный плод!

Так туча иногда найдет

И скроет яркий блеск рассвета,

И вся земля вдруг тьмой одета,

И ночь — и смерть — вдруг настает!

И гибнут вместе блеск денницы

И жизнь моя! Да, и она!

Но кто на белые страницы

Нанес такие письмена,

Не ведал, как душа полна,

Не знал, что чары я разрушу

И что к позорному клейму

Любовно приложу я душу,

У злобы силу отниму

И боль жестокую уйму.

Ко мне на грудь! Забудь мученья!

У вас нет права быть со мной.

Любовь дает мне позволенье.

Могу ль быть близкой к сыну той,

Кто гибели моей виной?

О да! Права, конечно, ты!

Но — розы чистые! Терпенье!

Я отомщу за оскорбленье

Небесной вашей красоты.

Она свершила преступленье —

Я приговор ей подпишу.

Каррильо! Мы пойдем с тобою…

Куда?

Для брака все устрою,

С ней обвенчаться поспешу —

С клеймом она прекрасней вдвое!

Но с мавританкой в брак вступать

Закон никак не разрешает!

Нет! Месть мою узнает мать!

А вас бесчестье не пугает?

Безумье страха ведь не знает!

Не лучше ль стихнуть гневу дать?

Гнев и любовь не могут ждать!

Поверил дон Хуан всецело

В мою позорную печать,

Я обмануть его сумела,

А тут ведь в ревности все дело…

Мой Фелисардо так красив —

В любом наряде вид сеньора!

Белиса, мать ее и Флора

В него влюбились, стыд забыв.

Того гляди — и вспыхнет ссора!

Из-за каприза все мученья.

Ты здесь?

Как видишь, милый, да.

Но как же ты зашел сюда?

Любовь дала мне позволенье,

Она мне крылья придала,

И что ей может быть препоной?..

Как ты с клеймом твоим мила!

Из-за тебя хожу клейменой,

Однако же из-за клейма

Хуан совсем сошел с ума:

Боюсь, что мать убить он может

Иль руки на себя наложит.

Любовь нас завела в тупик,

Должны спасенья мы дождаться.

Пока, однако, здесь скрываться

Риск наименее велик,

И мне приходится мириться

С клеймом на личике твоем.

Печать любви я вижу в нем —

Могу им только лишь гордиться!

Так стала я совсем твоей.

Мои пять чувств все это знают,

Все вместе радость ощущают,—

Уста, и слух, и взгляд очей,—

Что ни забвенье, ни изгнанье,

Ни дней грядущих череда

Твое отныне достоянье

Отнять не могут никогда.

Мы связаны пред целым светом.

Глаза ты только подними:

Клейма — наш знак перед людьми!

А ты что думаешь об этом?

Скажу, что видит их мой взор,

Уста мои их восхваляют,

И между ними возникает

Невольный и любовный спор.

О, так клеймо твое прекрасно,

Что овладеть им хочет взгляд!

Уста ж на это говорят,

Что будто им оно подвластно.

Но будет помириться им

Легко в подобной нежной ссоре:

В касанье уст и в нежном взоре

Мы два клейма соединим.

О, дай устам в лобзанье слиться!

Любовь манит — душа боится…

Ого! Мы вовремя как раз.

Ты, пес! Тебе сказали строго

Здесь не переступать порога!

Прошу прощения у вас,

Но тут желанье не мое —

Пришел по поводу такому,

Чтоб взять тут кое-что по дому…

Затем, чтоб обнимать ее?

Она жена мне.

Что такое?

С тех пор как мы заклеймены,

Мы с нею соединены,

Мы суть одно, хотя нас двое.

Закон не разрешает брак

Христианина с мавританкой.

Она же станет христианкой:

От вас зависит сделать так,

Чтоб завтра же она крестилась.

Ты хочешь этого?

О да!

Я кровью царскою горда,

Хоть я свободы и лишилась,

И равен мне по крови он.

Мерзавка! Убирайся вон!

Чем я разгневала сеньору?

На кухню — прочь без разговору!

Я ухожу…

И ты ступай!

Я вижу, ты не научился

Приказов слушать, негодяй!

Чего ты ждешь?

Чтоб гнев смягчился!

Любовь его смягчить могла б,

Будь ты любить способен, раб!

Но… подойди ко мне…

Сеньора?

Скажи: почувствовав ожог,

Страдал ты очень?

Видит бог,

Страдал я больше от позора.

Лицу уж больше красотой

Не вызвать в людях восхищенья,

Но мне больнее ощущенье,

Что этим я обязан той,

Чье заслужил я уваженье.

Ты думаешь, что я была

Причиной сделанного зла?

А кто же? В этом нет сомненья.

Нет! Это дон Хуан.

Ваш брат?

Пыл ревности тут виноват.

Скажи: тебе уже не больно?

Утихла боль?

Утихла, да,

Но не утихла боль стыда.

Вы губите себя… Довольно!

О Флора! Свел меня с ума

Он красотой и благородством.

Как? Даже и с таким уродством?

Он стал красивей от клейма!

Оно нисколько не мешает.

Урода портило б оно,

Но, как родимое пятно,

Красавца только украшает.

О как караешь ты, судьба,

Мою причуду роковую!

К рабыне жалкой я ревную

И страстно влюблена в раба.

Ты мне дала плохой совет:

Клеймо его не изменило,

А я рассудку дверь закрыла,

И для меня спасенья нет.

Хотела я своим советом

Помочь вам честь свою спасти.

На все готова я пойти,

Чтобы его утешить в этом,

Коснуться бы его руки…

Подумаешь, как это трудно!

Вам не впервой быть безрассудной,

И средства все для вас легки.

Пред силою любви могучей

Причуды отступают вспять.

Но как бы мне его обнять?

Иль упущу я этот случай?

Вот до чего доводит страсть,

Когда так разгорится бурно!

Да притворитесь, что вам дурно,

Извольте в обморок упасть,

И только, а уж я устрою,

Чтоб он отнес вас на руках.

Какая умница!.. Ах, ах!

Что с вами?

Боже! Что со мною?

Мне палец укусил москит,

Пронзил, как молнья… Умираю!

От комара? Не понимаю!

Ах, ах! Она без чувств лежит.

Она не то что все другие —

Мне это видеть не впервые:

Так на нее находит вдруг…

Без чувств?

Да, и поверь мне, друг,

Что не очнется трое суток.

Однако тут уж не до шуток…

Бери ее — мне не поднять.

Как? На руки ее мне взять?

Ну да, а что же тут такого?

Раз ты так хочешь — вот, готово!

Я приготовлю ей кровать.

Глубокий обморок какой!

Со стороны смотреть мне жалко.

Теперь вот в виде катафалка

С такой покойницей и стой!

Куда с такою ношей странной?

Подобье смерти бездыханной

Я на руках своих держу.

Она тут в обморок упала —

Нельзя мне бросить госпожу.

О, мне теперь все ясно стало!

Несправедлив ты и жесток:

Хотя ни в чем я не повинна,

Но ты ревнуешь беспричинно,

И мне всегда готов упрек,

А я была тебе верна,

Ты ж дал причину мне такую,

Что не напрасно я ревную.

Ты, Селия, понять должна:

Изгнанником, переодетым,

Служить я должен в доме этом,

Но вот и вся моя вина.

Чего с безумной не бывает?

Ужалил палец ей москит,

И вот она теперь лежит —

Лишилась чувств и умирает.

И прикасаться к ней не смей!

Да как же мне ее оставить?

Коль хочешь радость мне доставить —

Оставь… А нет — останься с ней!

В твоих объятиях — другая!

И это я терпеть должна?

Как мертвая, лежит она.

Мертва?

Холодная, немая…

Мертва? Какие пустяки!

Но если впрямь, так сбрось скорее

Ее ты с этой галереи,—

Пусть разобьется на куски!

Чего бы лучше! Ведь меня

Она смертельно ненавидит.

Не то что мать! Та спит и видит,

Чтобы в нее влюбился я.

Сегодня — только захоти —

У ней я стану казначеем.

Ах, Фелисардо! Как сумеем

Мы выход наконец найти?

Чем кончатся все наши муки?

Нашла ты время рассуждать!

Уж я устал ее держать,

Она мне оттянула руки.

Да брось постылую ты ношу!

Ко мне в каморку мы пойдем

И там поговорим тайком.

Ну хорошо, ее я брошу.

Идем.

Как мертвая лежит!

Посмотрим, как все разыгралось…

Помочь судьбе я постаралась:

Ее капризу путь открыт.

Подумать: как она гордилась!

Влюбленным не было числа,

Она ж с презреньем всех гнала —

И в низкого раба влюбилась!

Ну что ворчать напрасно, Флора?

Ты знаешь ведь, какую власть

Имеет над сердцами страсть!

О господи! Вы здесь, сеньора?

Да как же он вас не унес?

Ведь он при мне вас взял в объятья.

Дай руку… Попытаюсь встать и…

Тебе отвечу на вопрос.

Не для меня объятья эти,

Не мне те дорогие сети.

Как только ты от нас ушла,

К его груди я прилегла,

И так лежать я и осталась,

А про себя я улыбалась,

Отдавшись сладостной мечте.

Сама ж, как будто в дурноте,

Лица и рук его касалась.

О, это был блаженный час!..

Вдруг входит Зара, видит нас

И, как ревнивая ремора [177] И, как ревнивая ремора. — Морская рыба, присасывающаяся к различным телам. В древности существовала легенда о том, что ремора способна остановить корабль.

(Та рыба, что в легендах, Флора,

Путь преграждает кораблю),

Мою ладью остановила,

А до тех пор ее ветрила

Несли к тому, кого люблю.

Я слышала их объясненья,

Слова любви и примиренья.

О, эта пытка тяжела!

И все же, Флора, я была

Сносить готова оскорбленья,

Моей врагини торжество,

Лишь про себя молила бога,

Чтоб мне еще хотя немного

Остаться на груди его.

Чего я только не слыхала!

В какой я лабиринт попала

Любви извилистых дорог!

Какие странные сплетенья

Услышать в эти мне мгновенья

Притворный обморок помог!

Открылись тайны мне опасней,

Чем мы могли предполагать,

Какие трудно отыскать

В любой поэме или басне,

В истории былых времен.

Какие тайны? Что, сеньора,

Узнали вы из разговора?

Не Педро — Фелисардо он,

Ее же он зовет не Зара,

А Селия.

О божья кара!

Насколько я в конце концов

Могла понять из беглых слов,

Из жалоб, страхов — поняла я,

Что есть тут тайна роковая,

Что вовсе не рабы они.

Вы ошибаетесь, сеньора.

Но почему же, объясни?

Они бы не снесли позора,

Себя бы не дали клеймить.

А впрочем… все ведь может быть.

Я к Педро раз вошла в чулан,

Вдруг вижу — шелковый кафтан.

Сказал он, что его знакомый

Кафтан тот где-то утащил

И Педро спрятать попросил,

Боясь его оставить дома.

Как, шелковый кафтан?

Прекрасный!

Что, если кавальеро он

И злой судьбою доведен

До участи такой ужасной?

Не будь клейма, сомненья тут

Быть не могло бы.

Флора! Что же

Нам делать?

Что? Молчать.

О боже!

А вдруг… а вдруг они сбегут?

Тогда погибну я, тем боле

Раз он не раб у нас в неволе,

А дворянин.

Ну, тут уж вам

Никак совета я не дам.

А! Мысль!

Но что…

Зови скорее

Каррильо.

Он идет сюда,

Меня избавив от труда.

Чтобы помочь моей идее,

Сам бог любви прислал его.

Что только в доме происходит?

До исступленья всех доводит

Любви капризной божество.

Хуан покорность забывает,

Сеньора плачет и рыдает,

Грозится в новый брак вступить,

Чтоб только сына проучить,

А юный дон Хуан, негодник,

Клянется страшною божбой,

Что обвенчается с рабой.

Что нового, любезный сводник?

А! Бью наперснице челом.

Ну, как с капризной нимфой этой,

С твоею липкою конфетой,

Себя возмнившей божеством?

Все так же ль ей страшны иконы,

Где нарисованы драконы?

Она же здесь! Молчи, дурак!

Как мне, Каррильо, не страшиться?

Какой дракон с тобой сравнится?

Простите! Это же я так…

Поверьте: быть сумею другом

Я для любимой госпожи.

Ну, если так, то окажи

Услугу мне.

Я весь к услугам!

Так вот, узнала я о том,

Что Педро бегство замышляет,

К тому ж себе он позволяет

Ходить к невольнице тайком.

Терпеть ли нам дела такие?

Так закажи у кузнеца

Ты цепь для шейного кольца

И… да, и кандалы ручные.

Все это есть уж налицо.

Тут с одного раба, сеньора,

Имеются у рехидора [178] Имеются у рехидора. — Рехидор — советник или член городского и сельского самоуправления.

И цепь, и шейное кольцо.

Он даст.

И попроси прислугу

Помочь с ним справиться скорей.

Напротив тут живет лакей —

Уж он-то не откажет другу.

С усами, бравый молодец,

Почище кучера любого!

Ступай! Как будет все готово,

Вздохну спокойно наконец.

Ступай! Пока же достоверно

Я разузнаю все о нем.

Чем кончится — мы подождем?

Да, чем-то кончится, наверно.

Ты смеешь мне грубить? Ну, подожди же!

Клянусь душою твоего отца,

Что скоро месть мою ты испытаешь.

Сдержись, сестра! Хуан еще так молод,

При том же он твой сын.

Он мне не сын!

Что это значит, дон Хуан?

Что значит?

Твои фантазии! Мне мать сказала!

Кто б стал клеймить красавицу такую?

Причуды переходят уж в жестокость!

А что тебе за дело до рабыни?

Большое: ведь она моя невеста.

Презренный! Из твоих ли уст я слышу

Такое поношенье нашей крови?

Он в раздраженье это говорит,

Он не таков, чтоб запятнать наш род.

Я вовсе не шучу.

Молчи, безумец!

Ах, вот что, дон Хуан? Так ты решился

Жениться на рабыне? Превосходно!

Тогда я выйду замуж за раба!

Моя ведь половина состоянья.

И ты, сестра, безумна, так чего же

Дивиться, что похож он на тебя?

Имея дело с сыном этим дерзким,

Неуважительным и непокорным,

Благоразумной быть я не могу.

Сегодня ж мы произведем расчет.

Пусть не надеется, что он получит

Всю часть свою законную сполна,—

Уже давно растрачена она.

Я на его долги и кутежи

Истратила дукатов тысяч пять, [179] Истратила дукатов тысяч пять. — Дукат — старинная золотая испанская монета.

Да что я — пять! Семь тысяч, больше — десять!

Так вы хотите замуж выходить

И бросить нас? Ну что ж, как вам угодно!

А мы с сестрою будем вместе жить

Куда достойнее, чем в вашем доме.

Мальчишка! Уходи отсюда вон!

Ты мать свою так дерзко оскорбляешь?

Чту в вас седины моего отца!

Как это я снести могу?

Что делать вы со мной хотите?

Что тут такое?

Посмотрите!

Я не скрываюсь, не бегу.

Так неужели было мало

Им осквернить мое лицо?

Зачем же цепи и кольцо?

Я этого не приказала.

Я это приказала, мать!

В чем я пред вами провинился?

Мать! Он бежать от нас решился!

Успела Зара мне сказать.

Ах, так? Скорей его в оковы!

Готовы цепи для кольца,

Четыре дюжих молодца

С ним мигом справиться готовы.

Закуйте крепче беглеца!

Эй, Санчо! На подмогу, брат!

Он очень сильный, говорят.

Идем!

За что же? Ради бога!

Причины нет карать так строго…

А я вам говорю, что есть!

А ну, мерзавцы, подходите!

Никак, готовится к защите?

Мою вам не затронуть честь!

Вы, гнусных негодяев шайка!

Эй, Мухамед, собачий сын!

Вас четверо, а я один!

Пошевелиться попытай-ка!

Эй, говорят, не шевелись!

Та, что меня так страстно любит,

Меня бесчеловечно губит!

А клепки хорошо сошлись?

На совесть сделали мы дело:

Не разломать такой замок.

О, вот когда жестокий рок

Довел несчастье до предела!

Ну, мы сковали молодца —

Теперь бы за услугу?..

Верно!

Идем! Давно нас ждет таверна,

Глотнем как следует винца.

Ни в чем не будет недостатка:

Конец посту мы пропоем.

К вину — олив два-три десятка…

Айда! Я буду фонарем!

Жестокая любовь! Рукой своею

Ты мне наносишь тяжкие мученья.

К чему железом стягиваешь шею

Тому, кто не бежит из заключенья?

Как? Премия за верность — истязанье?

Позор клейма за пламя чистой страсти?

Предшествует проступку наказанье?

Несправедлива ты в жестокой власти!

И вот победа! Вот венец лавровый!

Кто так тебе служил, тому оковы,

Клеймо, железо, цепи и терзанья.

Но убедить меня взялась ты ныне,

Что вид клейма хоть вызовет страданья,

Но не раскаюсь я в его причине.