Онлайн чтение книги Сокровища небес
ГЛАВА ВТОРАЯ. Охотники за сокровищами

– Интересно, куда подевалось то, что бултыхалось в яме? Не испарилось ведь, в самом деле? И жезл тоже сгинул…

– Ничто не пропадает бесследно. Если исчезло отсюда – объявится где-нибудь в другом месте.

– Хочешь сказать, в каком-нибудь квартале с небес обрушится большая куча?..

– Ага.

– Вот кому-то не повезет… Значит, палочка тоже будет в этой куче?

– Может будет, может нет. Кто ее знает, что это за палочка. Сначала привела к нам этот летающий пузырь с зубами, потом наводнила таверну лысыми синими кошками и скорпионами в клеточку…

– В полосочку.

– Хоть в горошек! Скорпионы с крыльями равнозначны явлению розовых летающих овец! И гляди, чем закончились превращения – часовней с болтливым Голосом внутри.

– Ты понимаешь, о чем он толковал? Я, признаться, ровным счетом ничего. Заумь какая-то.

– Как в любой религии. Главное – побольше зловещих и непонятных слов, дабы запугать непосвященных и внушить им почтение. Великий Дух Нужника да пребудет с вами! Трепещите и внимайте!

– Между прочим, Ши вчера вечером на радостях выплеснул в бедный нужник полкувшина шемского. Может, оттого Голос так и разобрало, что он вылез из своего угла?

– С шемского, особенно с того, что закупает Лорна, кого хочешь разберет.

– Например, кое-кто из моих знакомых немедля забирается под юбку к первой попавшейся на глаза особе… Как она, ничего? Стоит потраченных на нее стараний?

Хисс сбился с шага, вопросительно покосился на безмятежно созерцавшую сизовато-голубые небеса Кэрли и как можно равнодушнее поинтересовался:

– Ты о чем?

– Будто сам не догадываешься, – презрительно фыркнула девушка.

– В незапамятные времена, когда мы только-только имели несчастье познакомиться, – задушевно проговорил Хисс, – мы заключили определенное соглашение. Ты сама на нем настаивала. Как же оно звучало?.. Ага, вспомнил. Не лезть в личные дела друг друга, если таковые не угрожают нашему общему промыслу. Вполне разумный договор, не находишь? Или ты решила его пересмотреть? С чего бы? Я вроде старался честно соблюдать условия. Помалкивал, когда ты вертела хвостом на все стороны и шлялась с кем не попадя. Или… – он хитро прищурился, – или мы имеем приступ обычной ревности? Ай-ай, дорогуша, ты меня разочаровываешь. Не хватает только, чтобы ты подкараулила Лиа и устроила драку с тяганием за волосы и истошными воплями на целый квартал. Мне, конечно, будет весьма лестно… Однако согласись: скандал – это вульгарно. Ты ведь не обворованная торговка, чтобы визжать, причитать и грозить десятью небесными карами?

Кэрли зло пнула подвернувшийся под ногу камешек и ничего не ответила. Конечно, Хисс прав, зря она затеяла эту перебранку. Сама ничуть не лучше. Кто, спрашивается, ночь напролет любезничал с Ши Шеламом? И нечего ссылаться на излишне выпитое и туман в голове – прекрасно соображала, что делала.

– Так что скажешь? – не отставал Хисс.

– Мы компаньоны и друзья, – нехотя выдавила Кэрли.

– Ими и останемся, – подвел итог Хисс, и, дабы уйти от тягостного разговора, со смешком полюбопытствовал: – Как полагаешь, чем занят беглый нужник?

– Подыскивает местечко для нового жилья и учится быть бродячим проповедником, – с апломбом заявила девушка и хмыкнула. – Если не попадается на глаза особо рьяным последователям кого-нибудь из небожителей, может, и преуспеет.

– В нашем-то городе тысячи и одной веры, где большинству глубоко плевать на богов? – искренне удивился Хисс. – Да хоть объяви себя поклонником ритуального людоедства или всеобщего хождения на голове – никто не обратит внимания. Можно с полным основанием сказать: Шадизар – единственный город в мире, где разрешено все, что не запрещено, а запретов не существует. Признаваемых, я имею в виду, – уточнил он после некоторого раздумья. – Официальные-то попадаются, только кто их соблюдает?

Хисс и Кэрли пробирались через торговый квартал Сахиль, краем уха ловя зазывные выкрики торговцев и обрывки утренних сплетен, привычно лавируя между застревающими в узких улицах повозками и мимолетно раскланиваясь со встречавшимися знакомыми. Сахиль, обиталище всяческого рода перекупщиков, купцов, ростовщиков, мастеровых и прочего подобного люда, бурлил обычной жизнью. Свершался бесконечный круговорот денег, услуг, договоров, расписок и товаров, неотъемлемой частью которого являлась парочка мошенников. Их охотничьи угодья тянулись чуть дальше к полудню от Большого Каменного Рынка, в переулках возле длинной улицы Ишлаз – Пергаментной Аллеи, россыпи лавок книжников, антикваров, ювелиров и собирателей редкостей. Как утверждала молва, на Ишлазе можно найти что угодно – от подлинной летописи эпохи Гибели Кхарийской Империи и Ахерона и монеты времен Эпимитриуса до свежеукраденного розового алмаза из королевской сокровищницы Немедии, почти неотличимого от настоящего.

Сперва в этот замкнутый мирок проник Хисс, питавший необъяснимую тягу к любым старинным вещам – оружию, книгам, амулетам, украшениям и просто безделушкам. Постепенно он заразил тягой к рукописям и подружку, ранее считавшую изыскания в библиотеках уделом согбенных чудаковатых стариков, а ценность книг измерявшую количеством украшений и позолоты на переплетах. Теперь Кэрли научилась довольно уверенно определять подлинность угодившего к ней в руки тома, приблизительное время и место его создания, имя переписчика или автора, стоимость, и самое главное – отыщется ли для находки заинтересованный покупатель с упитанным кошельком. Выслеживание редких сочинений оказалось увлекательнейшим и доходным занятием, ненамного безопаснее обычного мошенничества.

В качестве места встречи с возможными работодателями и любителями пергаментных сокровищ парочка облюбовала таверну «Цветок папируса» – тихое, уютное заведение из числа именуемых «широко известными в узких кругах». Те, кому требовались услуги Хисса и Кэрли, заглядывали сюда, передавая вести через хозяина, и рано или поздно встречались с компаньонами.

Ишлаз выгодно отличалась от прочих улиц города заметным спокойствием: здешние обитатели придерживались разумного мнения, что торопливость не приносит добрых плодов. Молодые люди, подчиняясь общему течению жизни, пошли медленнее, задерживаясь почти у каждого прилавка, разглядывая выставленные на продажу вещицы и заодно узнавая свежие новости.

Таковые в основном посвящались вчерашним событиям на Воловьей площади и сорвавшейся церемонии наказания попавшихся воров и мошенников. Очевидцы живописно описывали состояние бешенства, в котором пребывал ныне верховный дознаватель Шадизара, месьор Рекифес. Шептались о возможном суде над шайкой гномов из квартала Чамган, схваченных с поличным при попытке вывести из города награбленное добро, и о том, что поиски главаря жуликоватых карликов, некоего Альбриха, пока ни к чему не привели.

– Он, наверное, сжевал от злости собственную бороду, – язвительно заметила Кэрли, ибо компания из «Уютной норы» могла добавить к россказням сплетников много захватывающих подробностей, касающихся предприимчивого Альбриха и его делишек. – Удирает сейчас куда-нибудь в сторону Граскааля, честя нас последними словами.

– Я бы не слишком на это надеялся, – отозвался Хисс. – Мы невольно сорвали его планы и поссорили с сородичами. Как бы в его туповатую гномскую голову не закралась мысль о мести.

– Кому, нам? – девушка легкомысленно махнула рукой. – Глупости! Ему намного важнее сберечь свою шкуру, чем отомстить каким-то жалким человеческим отродьям. Ты же знаешь, как подгорное племя относится к людям.

– Ему некуда бежать, – задумчиво протянул Хисс, изучая разложенные на деревянном лотке резные костяные фигурки из Кхитая. – И, по его мнению, виновны в этом мы…

– Да брось, – настаивала Кэрли. – Он давно смылся из Шадизара. Такой тип, как Альбрих, в любую щель без масла пролезет и устроится так, что обзавидуешься.

– Возможно, возможно, – рассеянно кивнул рыжеволосый мошенник, перебирая крохотные статуэтки. Ничего не выбрав, зашагал дальше. Отойдя на пару десятков шагов, ехидно ухмыльнулся, встряхнул кистью и на лету поймал выпавшую из рукава фигурку.

– Жабу спер, – удивилась Кэрли, разглядев добычу – изображение пузатой и чрезвычайно надменной лягушки, сидевшей на листе кувшинки. – Зачем она тебе понадобилась?

– Нравится, – Хисс погладил пучеглазую тварь по спинке.

– Она стоит сущую мелочь, мог бы просто так купить… А, поняла! – девушка обрадованно щелкнула пальцами. – Опять поклонение Великой Жабе, да?

– Какая ты догадливая, просто удивительно, – ядовито ответил Хисс и сунул приобретение в болтавшийся у пояса кошель. – К твоей сообразительности добавить капельку ума – цены б тебе не было.

Кэрли не обиделась. В конце концов, упоминание о «поклонении Жабе» – одна из распространенных шадизарских насмешек. Жаба или лягушка считалась символом жадности; таким образом, назвав человека «адептом Великой Жабы», ты просто-напросто обзываешь его скрягой. За Хиссом – что справедливо признавалось всеми его друзьями и даже им самим – водился подобный недостаток. Его подружка частенько страдала тем же недугом. Так, недавно она приобрела по случаю двадцать локтей ядовито-зеленого бархата и теперь ломала голову над тем, куда бы их приспособить. Ей совершенно не требовалось такое количество материи, но ведь отдавали задешево!

* * *

«Цветок папируса» встретил гостей долгожданной прохладой, шелестящими связками трав на стенах, сдержанными приветствиями завсегдатаев и обрадованным кивком хозяина, немедля выудившего из потайного ящика под стойкой увесистый квадратный пакет, тщательно замотанный в холстину и перевязанный тонкими веревочками.

– Велено передать, – с этими словами он вручил сверток Хиссу, присовокупив к нему две помятые оловянные кружки, традиционно заказываемый кувшин туранского «Лунного сияния» и тарелку со свежими медовыми лепешками. – Давненько вы не заглядывали. Заботы, хлопоты?

– Они, проклятущие, – Кэрли забрала блюдо. – Вертимся, крутимся, словно ослы на крупорушке, а толку – чуть.

– Тут с вами повидаться хотели, – тавернщик понизил голос и оглянулся. – Странноватый тип, я вам скажу… Поглядеть, так смахивает на последнего нищеброда, но золотишко у него водится, это точно.

– Этот тип не говорил, когда зайдет в следующий раз? – деловито уточнил Хисс, оторвавшись от вдумчивого развязывания веревок на посылке.

– Он тут живет, – с видом человека, открывающего страшную тайну, признался хозяин. – В пристройке на заднем дворе. Позвать?

Двое мошенников вопросительно переглянулись. Возможность заработать есть возможность заработать, а личность нанимателя никогда не имела для них особенного значения.

– Валяй, – решил Хисс.

Они только успели расположиться за отодвинутым в тихий угол столом, который уже привыкли считать своим, как рядом, пристукнув тяжелым дубовым посохом, возникла крайне загадочная фигура. Выцветший и обтрепавшийся по краям желтовато-коричневый дорожный плащ из толстого сукна, низко надвинутый капюшон и скрывавшие лицо многочисленные повязки создавали образ чего-то среднего между митрианским пилигримом и туранским пустынным кочевником. Кэрли уловила идущий от незнакомца причудливый запах – смесь кисловатой выдубленной кожи и сушеных цветков шандры. По ее представлению, так пахли старые книги или мумии. Встревоженная девушка на всякий случай отодвинулась от стола и украдкой проверила спрятанный в складках широкой юбки кинжал.

Голос у неизвестного оказался под стать облику – скрипучий, словно исходящий из горла, натертого песчинками.

– Можете называть меня Леук, – сообщил он, прислоняя посох к стене и присаживаясь напротив озадаченных молодых людей. Кэрли попыталась разглядеть глаза собеседника, но ничего не получилось – они надежно прятались в тени. – Вы – Хисс и Кэрли?

Хисс сдержанно кивнул. Незнакомец ему не нравился. В Шадизаре полно людей, к которым испытываешь неприязнь с первого взгляда, однако тут происходило нечто другое. Леук меньше всего походил на человека, интересующегося рукописями. Он, если на то пошло, вообще не поддавался определению. И вдобавок это имя – в переводе с шемского диалекта не то «Преследователь», не то «Охотник». Наверняка вымышленное, причем с умыслом. Может, не связываться? Но ведь до крайности любопытно, что он намеревается предложить…

– Итак? – не придя к определенному выводу, осторожно и по возможности вежливо начал Хисс. – Чем можем быть полезны?

Из-под тряпок донесся глуховатый смешок.

– Я ищу потерявшуюся вещь, – внятно проговорил Леук. – Меня заверили, будто вы неплохо разбираетесь в старинных книгах. Одна такая была похищена из частной коллекции и затерялась где-то в городе. Вы бы взялись ее разыскать? Предупреждаю, поиск может оказаться долгим и сложным – книгу наверняка неоднократно перепродавали. Если согласитесь, оплату любых расходов я возьму на себя.

– Как давно пропал раритет? – уточнила Кэрли, рассеянно отщипывая кусочки лепешки.

– Около трех лун назад, – немедля отозвался Леук.

– Почтеннейший Леук твердо уверен, что книга до сих пор в Шадизаре? – Хисс задумчиво вращал меж пальцев подобранную на столе тростинку.

Спрятанная под капюшоном голова решительно наклонилась, подтверждая.

– Автор, внешний вид, приметы? – азартно перечислил Хисс. Плевать, кто такой этот замотанный с ног до головы в драное тряпье Леук, главное – как выглядит его золото.

– Книга довольно большая, где-то три ладони длиной и две – шириной, – неторопливо, точно мысленно представляя себе похищенный том, начал описывать Леук. – Переплет выполнен из очень старой черной кожи с зеленоватыми пятнами. Корешок и обложка украшены бронзовыми накладками и застегиваются на два замка. Имя автора не сохранилось, однако на титульном листе имеется надпись – «Россыпь сочтенных песчинок». Язык… – он на мгновение замолчал, – кажется, древнекофийский, хотя поручиться не могу. Под заголовком рисунок красной тушью и золотом: солнечные часы, тень приближается к полудню. Слева от рисунка, если смотреть на просвет, проступает изображение черепа.

«Наверное, заумный философский трактат», – предположил Хисс, а вслух спросил:

– Приблизительное содержание? На тот случай, если нынешний владелец вздумает поменять обложку.

– Сборник жизнеописаний. К сожалению, мне в точности неизвестно, чьи именно биографии туда включены, – в бесстрастном голосе Леука послышалось слабое разочарование. – Так беретесь за розыск?

– Угу, – небрежно бросил Хисс. – Наши обычные условия: полсотни золотых немедийских ауреев вперед, дальнейшая оплата – в зависимости от обстоятельств. Каждые пять дней мы будем либо заглядывать сюда, либо оставлять весточки о том, как продвигаются дела. Если найдем – триста ауреев новой чеканки. Могут сгодиться и туранские империалы. Устраивает?

Вместо ответа Леук извлек из недр своей пыльной хламиды потертый кожаный мешочек, молча положил его посреди столешницы, встал, забрал посох и, не говоря ни слова, ушел. Посетители «Цветка», мимо которых он проходил, невольно умолкали и неприязненно косились ему вслед.

Нелепая фигура в тяжелом плаще миновала порог таверны и растворилась в солнечном мареве. Кто-то шумно и облегченно вздохнул – кажется, хозяин.

– Однако… – протянула не на шутку удивленная Кэрли. Нагнулась и зачем-то заглянула под стол.

– Ты чего там потеряла?

– Хотела проверить – не сыплется ли из него песок, – серьезно объяснила девушка. – Он похож на оживленного покойника, тебе не показалось? Глянь, что он нам подкинул? Если обжулил – разыщу и выпотрошу!

Хисс несколькими рывками ослабил завязки у горлышка кошеля, запустил внутрь два пальца и вытянул тяжелую, тускло поблескивающую монету, слегка обтершуюся по краям.

– Это что? – нахмурилась Кэрли.

– Офирский двуденарий, – Хисс повертел кругляш, прикидывая на вес и оценивая. – Отчеканен в правление короля Атридала Скупца, то есть лет двести пятьдесят назад. У менял и собирателей монет идет по пяти империалов за штуку… – склонив голову набок, он потряс мешочек. – Тут их не меньше десятка.

Девушка без труда подсчитала общую сумму и вытаращилась на своего приятеля. Тот недоуменно пожал плечами.

* * *

Построить деревянную будку в сущности не так сложно – три стены, наклонная крыша, навесная дверь, да еще доска с выпиленной круглой дырой. Убедившись, что Малыш прекрасно справляется без ее помощи, Лорна вернулась в таверну, к привычным обязанностям.

Постояльцы разбежались кто куда – добывать хлеб насущный, плести новые интрижки и собирать на свою голову очередные приключения. Райгарх незамысловато напился и побрел отсыпаться. Ши покрутился на заднем дворе, давая приятелю советы, пока ему не наскучило это занятие и он не смылся в город. Аластор и Феруза тоже исчезли – судя по отсутствующе-счастливому виду этой парочки, здраво рассудила Лорна, они не уйдут дальше дома гадалки, отстоящего на пару кварталов вверх по склону холма, и застрянут там до вечера, если не до следующего утра. Джай куда-то подевался – то ли поднялся наверх, вздремнуть, то ли ушел вслед за Ши.

Заваленный мешками фонтан подавал слабые признаки жизни, плюясь струйками воды. Над Шадизаром разгорался обычный летний день, тягостный и душный. Тавернщица свирепо покосилась на небо – ни единого облачка, нет даже малейшего намека на дождь. Опять жариться заживо. И посетителей не предвидится – кто по доброй воле выберется из дома в такой зной? Вот стемнеет, похолодает, тогда можно рассчитывать на гостей и прибыль.

Лорна наведалась в кухню, лениво поболтала с прислугой, отчитала девчонку-служанку Рилну, разбившую с утра пару тарелок. Захватила кувшин с вином, щедро сыпанула туда дорогих кусочков льда, плавившихся на глазах, и отправилась на задний двор – глянуть на успехи Малыша.

Мальчишка-варвар провозился до середины дня, однако справился с работой намного лучше, чем ожидала бритунийка. Она решила не обращать внимания на то, что дверь нужника висит слегка косовато и не закрывается до конца, равно как и на другое обстоятельство – строитель позабыл проделать хотя бы маленькое оконце. Мелкие огрехи она исправит сама или поручит Райгарху. В конце концов, самое важное – добрые намерения. Ведь из шайки ее постояльцев, кроме Малыша, никто даже не почесался, чтобы помочь бедной женщине, еле сводящей концы с концами!

– Неплохо, – одобрила владелица таверны. Стоявший рядом Конан глядел на дело рук своих с таким удивлением, будто только теперь осознал, над чем трудился. – Очень даже неплохо. Куда симпатичнее уродины, что торчала здесь раньше… Есть хочешь? Я велю, чтобы тебе чего-нибудь приготовили.

– Лорна, Райгарх здорово расстроился из-за ящерицы? – неожиданно спросил Малыш. Судя по его вопросительному взгляду, ответ имел большое значение, потому Лорна попыталась говорить можно честнее и точнее:

– Он, конечно, огорчился, но не настолько, чтобы считать жизнь прожитой зазря. Через пару дней он забудет про свою великую потерю. А что?

– Это я убил Мириану, – смотря куда-то в сторону, с явным трудом признался мальчишка и торопливо добавил: – Я не хотел. Так случайно получилось.

– Бедствие ты наше ходячее, – Лорна не выдержала и фыркнула. – Вечно-то у тебя все кувырком. Пошли, откроешь тайну, как ты прикончил бедную скотинку. Заодно и выпьем за помин ее души.

Повествование вышло недолгим – из-за привычки Конана к немногословности и потому, что рассказывать было особенно нечего. Тавернщица, слушая, изрядно повеселилась, заявив под конец, будто сама давно мечтала избавиться от ящерицы.

– Впрочем, если тебе приспичило искупить вину… – отсмеявшись, заметила она, – можешь добыть для Райгарха какую-нибудь особенную тварь. Только желательно тихую и спокойную. На худой конец, коли не найдешь ничего получше – купи собаку или кошку. Деньги найдутся? – кивок. – Знаешь, где в Сахиле расположен Блошиный рынок? – кивок. – Там продают всяческих редких животных. Сходи, это недалеко. Даже тебе не удастся влипнуть по дороге ни в какую историю. Иди, иди, нечего целыми днями торчать в таверне и маяться от скуки.

– Правда? – недоверчиво уточнил Малыш. Общество «Уютной норы» полагало, что ему пока не стоит соваться в город без сопровождения, дабы по незнанию местных обычаев не натворить бед. Лорна же считала, что мальчишка вполне способен как постоять за себя, так и отличить белое от черного.

Говоря по правде, она просто хотела отдохнуть после на редкость суматошного утра.

* * *

В Шадизаре очень любили двусмысленные загадки. Одна из них гласила: «Если на Зеленном рынке торгуют овощами, на Тряпичном – одеждой и коврами, а на Овечьем – шерстью, то что продается на Блошином?» Кое-кто утверждал, что вшей, блох и прочих захребетников мира насекомых там насчитывается гораздо больше, чем торговцев и расхваливаемых ими животных.

Неписаная заповедь Города Воров гласила: «На продажу годится все, чему отыщется покупатель». Потому с течением времени пришлось создать несколько рынков для живности: уже упоминавшийся Овечий; Лошадиный – с делением на места для породистых скакунов и обычной тягловой скотины; Мясной или Телячий, где по неведомым причинам преобладали свиньи, и, наконец, наиболее шумливый и пестрый – Блошиный.

Сюда стекались привезенные из дальних краев необычные создания природы. Тут любой желающий мог приобрести животных, специально выращиваемых для азартных игр – от бойцовых гусей и петухов до огромных мрачных тарантулов траурно-черного цвета. Здесь торговали дурно орущими павлинами и крохотными радужными птичками из Черных королевств, зеленовато-пепельными стигийскими гадюками, обезьянками, белками, причудливыми туранскими ящерицами и даже яркими рыбками с Вилайета, плававшими в больших стеклянных посудинах.

Продается все, что может быть продано. Только плати.

Побродив между рядами прилавков, Конан слегка растерялся. Обитатели клеток, вольеров и загонов верещали, рычали и щебетали, как оглашенные, явно стараясь перекричать своих владельцев. В различных углах рынка то и дело раздавались отчаянные вопли – либо животное укусило возможного покупателя, неосторожно сунувшего руку в клетку, либо какой-то зверь попытался удрать. Причем сбегали пленники не из стремления к свободе, а ради того, чтобы устроить славную кутерьму и заставить двуногих всласть погоняться за собой.

На глазах недоумевающего Малыша десяток человек с криками преследовал золотисто-коричневого зверька, похожего на упитанную крысу-переростка. Беглец весело шнырял между ящиками и мешками, вызывающе пищал и в конце концов, устав от беготни, добровольно вернулся в место своего заточения. Хозяин животного, узрев «беглую» крысу восседающей посреди клетки и деловито разгрызающей орех, схватился за сердце и рухнул, где стоял. К сожалению, он приземлился на немедленно порвавшийся мешок с семечками и исчез в вихре налетевших прожорливых голубей.

Идей относительно достойной замены Мириане в голову пока не приходило. Можно, конечно, приобрести одного из ее сородичей – вон они, азартно копаются в горке песка посреди большой клетки. Однако Конан уже успел невольно проникнуться всеобщим легким сумасшествием, и сообразил, что появление второй Мирианы особой радости не вызовет. Вдобавок ящерица наверняка не понравится Лорне. Нужно придумать нечто иное.

В какой-то момент он решил, что обрел искомое: внутри шара из мутно-желтоватого стекла шныряли странноватые рыбы – плоские, серебристые, с зловеще-туповатыми мордами и выпирающими зубами. Рыбки лихо выпрыгивали из воды, хватая пролетающих мух и слепней, яростно набрасывались на кусочки мяса, бросаемые в воду, и цапнули за палец зеваку, решившего поиграть с судьбой. К сожалению, кусачие рыбы пользовались спросом и раскупались быстрее, чем пирожки в разгар ярмарки. Малыш застал владельца рыб за лихорадочными попытками изловить маленьким сачком последних.

«Может, в самом деле собаку купить? – прислушавшись, мальчишка отлично различал разноголосый лай, долетавший из Песьего Угла. – Только Лорна без того держит двух, зачем приводить еще одну?»

Маленький загончик из небрежно ошкуренных жердей привлек внимание Малыша собравшейся толпой, удивленными возгласами и громкими разглагольствованиями продавца:

– Такого вы еще никогда не встречали, клянусь здоровьем моей мамы, чтоб она прожила тысячу лет! Сии поразительнейшие твари были с величайшими трудностями и опасностями изловлены не где-нибудь, но в самом Дарфаре – стране кровожадных людоедов! Если бы вы только могли представить, каких трудов стоило доставить их сюда, для развлечения и увеселения почтеннейшей публики, вы не смогли бы заснуть, опасаясь кошмаров!

– А какая от них польза? – скептически заметил кто-то из зрителей.

– Польза бывает от каплунов и хряков, – не замедлил с ответом бойкий торговец. – Эти же творения поражают воображение и заставляют ваших недругов исходить завистью, ибо им негде раздобыть подобное диво!

Толпа уважительно зашепталась. Если у тебя имеется нечто, чему завидуют остальные, значит, ты действительно сумел достичь успеха в жизни.

– Как они называются? – пискнул любопытный детский голосок.

– Что жрут? – добавил процветающего вида купец, за руку которого цеплялась вертлявая накрашенная девица.

– Сколько за штуку? – прозвучал самый главный вопрос, после которого начиналось самое захватывающее действо – торговля.

– В джунглях этого зверя прозывают «пекудо», что означает «носящий доспех», – важно сообщил торговец. – Кормить его следует свежим мясом, птичьими яйцами и фруктами. Кстати, он умеет ловить муравьев, змей и лягушек, отчего-таки приносит некий прок в хозяйстве. Что до цены, почтеннейшие, то…

Окончание фразы Конан прослушал, потому что сумел добраться до загона и увидеть зверя пекудо.

Обитатель дарфарских лесов оказался причудливым существом в локоть длиной, покрытым крупными светло-янтарными чешуйками. Спереди выглядывала лысоватая мордочка с парой блестящих глазок, принюхивающимся носом и дергающимися ушами, напоминавшими уменьшенные ослиные. Позади волочился длинный хвост, похожий на окованную железом дубинку. Зверьки, числом шесть или семь, пыхтя, быстро семенили по загону, иногда свертываясь в большие шары, задирали друг друга, пытались целеустремленно выкопать нору в окружавших бревнах и выглядели довольно забавно – эдакие живые сосновые шишки.

«Пожалуй, такой сойдет…»

Купец, к восторгу своей спутницы и несомненной выгоде продавца, сторговался на пятнадцати туранских полуимпериалах за животное. Плотный мешок с барахтавшейся внутри покупкой вручили одному из сопровождавших купца слуг (без того нагруженному свертками), дополнив поручение грозным наказом смотреть в оба и беречь пуще глаза.

«Не умеешь спорить о деньгах, поступай проще – набрось немного сверх того, что давал предыдущий покупатель, и постарайся успеть прежде, чем налетят другие желающие. Если держаться достаточно уверенно, подействует», – наставлял подопечного Джай Проныра и совет не прошел даром.

…Следующего зверька, выложив аж целых восемнадцать полуимпериалов, унес хмурый молодой человек варварского обличья – не то охранник из богатого дома, не то вышибала при дорогом заведении, а может, чей-то дружок или просто временно разбогатевший воришка. Продавец заикнулся было разузнать, для каких целей приобретается столь редкостное существо, но, по быстрому рассуждению, решил, что это не имеет особенного значения. Да хотя бы зверя изжарят на медленном огне в репейном масле или запихнут в золоченую клетку и будут хвастаться перед друзьями. Барыш получен до последней монетки, дальнейшая судьба чешуйчатых тварей зависит только от их нового владельца.

Прочих раскупили почти сразу. За последнего давали аж тридцать империалов и он послужил поводом к изрядной ссоре. Обзавестись пекудо желали разряженная в пух и прах содержанка местного богатея и не менее расфуфыренный туранец, величавший себя поставщиком двора Всевластного и Славнейшего Владыки Илдиза. Победил туранец, раскошелившийся на тридцать пять золотых. Красотка презрительно фыркнула и гордо удалилась, не преминув высказать, что она думает о туранцах вообще и в частности.

«В следующий раз надо раздобыть не семь штук этих зверюг, а хотя бы два десятка, – благостно размышлял торговец спустя некоторое время, посиживая в тихой таверне и ласково поглаживая бок непримечательного мешка из серой холстины. – Еще пяток распродаж – и можно обзаводиться домиком в приличном квартале…»

Светлые надежды не сбылись – спустя два дня предприимчивого сбытчика редких животных обокрали.

* * *

Пекудо совершенно не нравилось сидеть в заточении, что он высказывал всеми доступными животному способами – хрюкал, царапался, пыхтел и рвался наружу. Чтобы угомонить зверька, пришлось спешно купить цыпленка и забросить в мешок. Оттуда раздалось сначала чихание, затем довольное похрустывание. Пекудо перестал метаться и занялся вдумчивым обгладыванием косточек.

Спешить некуда. Подарок куплен, хотя на него ушли все невеликие сбережения. Можно не торопясь пройтись по городу, к наступлению сумерек вернувшись на постоялый двор.

И мальчик-варвар отправился наугад, в самом прямом смысле – куда ноги выведут. Обошел полуденную часть Сахиля, услышал сплетни о новом подвиге летучего Пузыря-с-Зубами (тот сожрал перекладину знаменитой городской виселицы Тетушки Амоны, не побрезговав заодно болтавшимся на ней трупом), поглядел, как уличная стража разгоняет драку возле Каменного рынка, свернул в какой-то переулок и неожиданно очутился на крохотной площади, втиснувшейся между торговыми складами и купеческими домами. Площадь могла похвалиться относительно неповрежденной каменной мостовой и героически выдерживавшими солнечный жар старыми платанами.

В углу площади торчала остроконечная вершина полотняного шатра. Украшавшие его некогда разноцветные полосы вылиняли, но жестяной флажок на макушке не потерял бодрости, многочисленные ленты и фестончики вяло трепыхались, а шумное скопление людей поблизости доказывало, что происходит нечто любопытное. Пекудо, кажется, объелся и заснул, отчего бы не глянуть на причину сборища поближе?

Под сенью шатра скрывались деревянные подмостки. За ними торчал ярко размалеванный холщовый задник, изображавший вид на спускающиеся к морю зеленые холмы, и стояло внушительного вида золотое кресло. Раскинувшийся в нем человек – красная мантия, съехавшая набок жестяная корона со множеством сверкающих камешков – тоскливо внимал яростной перепалке двух женщин. Очередная реплика спорщиц вызвала бурный хохот зрителей и подсказала Малышу, что он видит.

Некогда его новому воспитателю, Джаю Проныре, пришлось потратить немалое количество времени, слов и нервов, растолковывая подростку из дикарских краев смысл такого простого и привычного в Заморе, равно как и иной цивилизованной стране развлечения, как лицедейское представление. Для Конана не существовало четкого различия между вымышленным и действительным. Поначалу он твердо верил, что происходящее на сцене есть кусок обыденной жизни и льющаяся красная краска – настоящая кровь…

Отчаявшись вдолбить что-либо в тупую варварскую голову, Джай обратился за помощью к Аластору.

Взломщик отнесся к просьбе неожиданно серьезно и сумел подобрать нужные слова, объяснив Малышу, как нужно воспринимать игру актеров и почему нельзя вмешиваться в ход показываемых событий. Мальчишка внимательно выслушал, поблагодарил, однако для себя решил, что подобные увеселения ему не нравятся. Слишком правдоподобные для выдумки. Однако коли в городах принято смотреть такое – он постарается привыкнуть и разобраться, что к чему.

Действо шло своим чередом и, когда присмотришься, оказалось вполне понятным. Человек в кресле – судья. Толстуха в розовом – добродетельная мать семейства, возмущенная тем, что ее соседка содержит тайный веселый дом. Красотка в зеленом и черном – обвиняемая, которая отнюдь не собирается признавать свою вину. Дамы орали друг на друга, пока судья не треснул по ручке трона и не велел спорщицам замолчать. Огласили приговор: бордель разгоняется, его хозяйка отправляется за решетку. Вышли стражники и увели продолжавшую возмущаться женщину.

Картина с морским берегом сменилась нарисованной каменной стеной с зарешеченным окошком – надо полагать, тюрьмой. Содержательница, закутанная в драный плащ, металась от стены к стене, с жаром доказывая, сколько благодеяний она оказала бедным девушкам, трудившимся у нее, и сколь несправедлива жизнь. Отчаявшись, женщина бухнулась на колени и воззвала к Покровительнице Любящих – Иштар.

Позади тряпичного задника громыхнул раскат грома (поленом по медному листу), стена раздвинулась и в камеру снизошла богиня – как положено, вся в белом, с венком из роз на голове и потрепанным чучелом голубя в руке. Ее приветствовали смешками и радостным улюлюканьем. Иштар принялась сердито отчитывать свою поклонницу: сначала за то, что та отвлекает небожительницу всякой ерундой, затем – за неумение вести дела, не попадаясь. Содержательница послушно кивала головой, обещая впредь быть осмотрительнее, публика кричала что-то одобрительное, Малыш тоскливо недоумевал. Кажется, в этом городе вообще не существовало такой вещи, как уважение к богам. Обитатели Шадизара считали, что их небесные покровители вечно заняты другими хлопотами и не обращают внимания на выходки людей. Богов всегда можно задобрить богатым пожертвованием храму или громким покаянием, украдкой продолжая их высмеивать.

– …И последний совет, дочь моя, – актриса, изображавшая Иштар, кокетливо поправила сползший набок венок, – не вздумай опять именовать свое заведение тем, чем оно является. Это так – фи! – по-плебейски и так – фи! – вульгарно.

– Как же мне его назвать? – удивилась хозяйка. – Бордель – он и есть бордель, какое наименование ему не давай.

– Нет-нет, – богиня наставительно покачала указательным пальцем. – Я имела в виду совсем другое! Ты должна позаботиться, чтобы все думали, что ты, допустим, содержишь приют для сирот… или вышивальную мастерскую… или помогаешь небогатым девицам найти подходящих женихов… В общем, что-нибудь приличное и благопристойное. Благопристойность и незаметность – вот что я ценю больше всего, моя милая! Всегда помни об этом, и не пропадешь! А чем вы там занимаетесь – какое мне дело?..

Позади Малыша звонко и искренне расхохотались, захлопав в ладоши. Не выдержав, он оглянулся.

Возле шершавого ствола платана стояла девица. Обычная шадизарская девчонка – лет восемнадцати или побольше, скорее всего из торгового сословия, в меру подкрашенная, одетая без особой роскоши, но и не серая мышка, с корзинкой на локте и легкомысленной улыбочкой. Гладкие волосы цвета бронзы вспыхивали на солнце красноватым отливом, из-под вытянутых к вискам бровей на мир взирали беспечные светло-фиолетовые глаза с темными крапинками.

Джай, Ши или Хисс без колебаний отнесли бы девицу к числу «хорошеньких», причем Ши непременно потащился бы за ней следом в надежде завязать знакомство. Аластор, поглядев на незнакомку, изрек бы задумчиво: «В ней что-то есть…». Лорна назвала бы ее сметливой вертихвосткой. Кэрли почувствовала бы родственную душу – тяготеющую к легкому обману, игривому флирту и житью за чужой счет. Феруза… Впрочем, кто знает, что сказала бы Феруза?

Конан, не обладавший опытом своих друзей, видел только хихикающую над представлением девчонку.

Затихший пекудо даже нарочно не смог бы выбрать лучшего момента для рывка к свободе. Очевидно, он занимался тем, что старательно расширял обнаруженную в углу мешка дырку. Тяжкий труд завершился полным успехом. Холст затрещал, зверек вывалился на камни мостовой, встряхнулся и на удивление быстро заковылял в сторону шатра.

– Ой, – растерянно сказала девица, когда мимо нее процокало коготками непонятное создание, и на редкость проницательно заметила, обращаясь к замешкавшемуся Малышу: – Это твой? Он сейчас убежит!

– Сам вижу, – огрызнулся мальчишка. Пекудо, словно издеваясь, прокладывал путь к скоплению зрителей, где шанс поймать его становился ничтожнее песчинки.

– Стой, никуда не ходи, не вздумай спереть мою корзинку – там все равно ничего нет! – с этими словами девушка отшвырнула корзину (в ней что-то разбилось) и рванула вслед за удравшим зверьком. Они поочередно врезались в толпу и исчезли, сопровождаемые недовольным ворчанием тех, кому наступили на ногу или толкнули в бок.

Оставшемуся в одиночестве Малышу выпало подобрать корзину, из которой вытекла тонкая молочная струйка, и ждать, почти не надеясь ни на возвращение девицы, ни на обретение смывшейся зверюги.

На смену невнятному бурчанию пришли раздраженные выкрики – преследовавшая четвероногого беглеца незнакомка вошла во вкус, прокладывая себе дорогу локтями и пинками. Донесся отчаянный визг, затем цветастое и заковыристое изречение, сулившее мучительную смерть тем, кто устраивает тут гонки за мерзкими тварями. Шум, сопровождавший перемещения охотницы, добрался до подмостков, заставив актеров прерваться и взглянуть, что происходит. Вспыхнула какая-то возня, и все затихло.

«Наверное, Лорна права – мне всю жизнь суждено влипать в дурацкие передряги…»

Запыхавшаяся девчонка вынырнула из людского скопища, как выдра из речного омута. Мало того, у нее на руках лежал свернувшийся желтоватым клубком пекудо!

– Поймала! – торжествующе доложила она. Изумленно поглядела сначала на зверька, потом, еще более изумленно – на Малыша, и снова на животное. – Слушай, если не секрет, зачем тебе…такое? И что это?

– Подарок, – брякнул Конан. Девица склонила голову набок и вопросительно помахала ресницами:

– Подарок?.. Ладно, каждый сходит с ума, как умеет. Только в награду за то, что я носилась за этой тварью, мы сейчас пойдем куда-нибудь, где есть тень и где продают что-нибудь холодное, и ты мне все-все расскажешь – откуда взялась эта тварюшка, кто ты такой и по какому поводу преподносят столь странные дары. И вдобавок придется купить новый мешок, если ты не собираешься снова ловить своего зверя по всему городу.

– У тебя кувшин с молоком разбился, – неожиданно для самого себя проговорил Малыш. Девица пренебрежительно отмахнулась:

– Со мной вечно что-то случается, не обращай внимания… Кстати, если интересно – меня зовут Диери. Диери Эйтола.

Она слегка подбросила чешуйчатый шар и выжидательно уставилась на нового знакомого.