Онлайн чтение книги Сон в красном тереме
Глава сороковая

Матушка Цзя дважды устраивает угощение в саду Роскошных зрелищ;

Цзинь Юаньян трижды объявляет приказ на костях домино

Итак, Баоюй поспешил выйти и увидел служанку Хупо, она стояла перед каменным экраном у ворот.

– Скорее идите к старой госпоже, – сказала она, – вас ждут.

Когда Баоюй вошел в дом матушки Цзя, все были в сборе. Матушка Цзя, госпожа Ван и сестры советовались, как устроить угощение для Сянъюнь.

– Я вот что хочу предложить, – сказал Баоюй. – Поскольку будут все свои, не надо устанавливать количество блюд – каждый выберет себе то, что любит. А вместо столов, за которыми, как обычно, все рассаживаются по старшинству, можно поставить высокие чайные столики с одним или двумя излюбленными блюдами для тех, кто за ними сидит, а также поднос с холодными закусками и чайник с вином. Так будет интересней.

– Ты прав, – согласилась с ним матушка Цзя и тут же передала распоряжение на кухню: – Пусть завтра приготовят наши любимые кушанья на всех приглашенных, поставят их в короба и отнесут в сад. Там и будем завтракать.

Пока толковали, настало время зажигать лампы. Но о том, как прошел этот вечер, мы рассказывать не будем.

На следующее утро все встали рано. День выдался чудесный.

Ли Вань поднялась еще на рассвете и следила, как служанки сметают с дорожек опавшие за ночь листья, протирают столы и стулья, готовят посуду для чая и вина.

Фэнъэр, служанка Фэнцзе, привела старуху Лю и Баньэра и спросила Ли Вань:

– Вы очень заняты, госпожа?

Вместо ответа Ли Вань обратилась к старухе Лю:

– Говорила же я, что тебе не удастся уйти, а ты торопилась.

– Старая госпожа меня не отпустила, – ответила старуха Лю, – хочет, чтобы и я повеселилась денек.

– Моя госпожа велела вам передать, что чайных столиков может на всех не хватить, – сказала Фэнъэр, протягивая Ли Вань связку ключей, – поэтому она просит открыть башню и взять оттуда столы. Сама она сейчас не может прийти, потому что занята разговором с госпожой Ван.

Ли Вань приказала Суюнь взять ключи, а другой служанке – привести мальчиков-слуг, дежуривших у садовых ворот.

Ли Вань пошла к башне Роскошного зрелища вместе со слугами, приказала им подняться наверх, открыть покои Узорчатой парчи и принести оттуда столы. Мальчики-слуги, женщины и девочки-служанки дружно взялись за дело, и вскоре двадцать столов были внизу.

– Осторожно! – говорила Ли Вань. – Не спешите, а то обломаете резьбу, ведь она из слоновой кости!

– Можешь тоже подняться наверх, поглядеть, – предложила Ли Вань старухе Лю.

Старуха обрадовалась и, увлекая за собой Баньэра, легко взбежала по лестнице. В помещении, где она очутилась, царил полумрак, стояли ширмы, столы, стулья, разноцветные фонари и еще какие-то вещи, красивые, дорогие, которых старуха отродясь не видела. Помянув несколько раз Будду, старуха спустилась вниз, после чего дверь снова заперли на замок, а слуги и служанки разошлись по своим делам.

– Совсем забыла, – спохватилась Ли Вань, окликнув служанок. – Может быть, старой госпоже захочется покататься на лодке, так приготовьте на всякий случай весла, зонты и пологи!

– Слушаемся! – ответили служанки, вернулись в башню и принесли все необходимое. Затем они послали мальчика-слугу предупредить лодочниц, чтобы пригнали в пруд две лодки.

Пока Ли Вань хлопотала, в сад явилась матушка Цзя в сопровождении целой толпы женщин. Ли Вань вышла навстречу, поклонилась и сказала:

– Видимо, госпожа, вы в хорошем расположении духа и решили пожаловать к нам! А я думала, вы только собираетесь умыться и причесаться, и вот нарвала хризантем, чтобы вам послать.

В этот момент Биюэ поднесла матушке Цзя блюдо, по форме напоминавшее лист лотоса, на котором лежала целая гора хризантем разных цветов. Матушка Цзя выбрала ярко-красную, приколола к волосам и с улыбкой обернулась к старухе Лю:

– Возьми и ты цветок.

Фэнцзе за руку подвела старуху Лю к блюду и промолвила:

– Позвольте мне вас украсить!

Взяв с блюда несколько хризантем, Фэнцзе воткнула их как попало в волосы старухи Лю. Глядя на нее, трудно было удержаться от смеха.

– За что это моей голове выпало такое счастье?! – воскликнула она.

– Неужто ты не швырнешь цветы в лицо этой насмешнице?! – подзадоривали старуху женщины. – Ведь ты сейчас похожа на старую красотку!

– Да, теперь я старая, – сказала в ответ старуха Лю, – а в молодости и в самом деле была красоткой! И очень любила пудру и помаду!.. А сейчас пусть я буду старой красоткой!

За разговором незаметно дошли до беседки Струящихся ароматов. Девочки-служанки принесли парчовый матрац и расстелили на скамье со спинкой. Матушка Цзя опустилась на него, знаком пригласила бабушку Лю сесть рядом и с улыбкой спросила:

– Ну как, нравится тебе сад?

– Мы люди деревенские, – ответила старуха, несколько раз помянув Будду, – но перед Новым годом всегда ездим в город за праздничными картинками, а потом любуемся ими и мечтаем: «Хоть бы разок погулять в таком саду!» Я думала, такая красота только на картинках! А сегодня, как только вошла в ваш сад да поглядела вокруг, поняла, что он в десять раз лучше! Вот если бы ваш сад нарисовали и дали мне картинку дома показать. Ради этого и жизни не жалко!

Тут матушка Цзя произнесла, указывая пальцем на Сичунь:

– Эта моя внучка хорошо рисует. Хочешь, велю ей нарисовать сад?

Вне себя от радости старуха Лю подбежала к Сичунь, схватила ее за руку и воскликнула:

– Барышня ты моя! Ты такая большая да красивая и еще умеешь рисовать! В тебя наверняка воплотилась фея!

Неподдельный восторг старухи всех насмешил.

Отдохнув немного, матушка Цзя повела старуху осматривать сад. Сначала подошли к павильону Реки Сяосян. Едва миновали ворота, взору предстала усыпанная гравием дорожка с пышным мхом по краям. По обеим ее сторонам рос бирюзовый бамбук.

Старуха всех пропустила вперед, а сама пошла чуть поодаль.

– Идите по дорожке, бабушка, – предупредила ее Хупо, – мох скользкий, можно упасть.

– Ничего, мне не привыкать, барышня, – ответила старуха, – лучше смотрите, как бы туфельки не испачкать!

Она шла, болтая, не глядя под ноги, и в конце концов с шумом упала, споткнувшись о камень. Все захлопали в ладоши и так и покатились со смеху.

– Негодницы! – крикнула матушка Цзя. – Вместо того чтобы помочь почтенной женщине встать, вы смеетесь!

Но старуха уже сама поднялась и воскликнула:

– Вот те на! Не успела похвастаться, как тут же свалилась!

– Спину не ушибла? – участливо спросила матушка Цзя. – Ну-ка, пусть служанки хорошенько разотрут!

– Да разве я неженка? – возразила старуха Лю. – Дня не припомню, чтобы раза два не упасть! Что же это меня каждый раз растирать!

Цзыцзюань тем временем отодвинула дверную занавеску, матушка Цзя вошла в комнату и опустилась на стул. Дайюй поднесла ей чай на подносе.

– Не надо, прошу тебя, – сказала госпожа Ван, – мы пить не будем!

Тогда Дайюй приказала служанке принести стул, на котором обычно сидела у окна, и предложила госпоже Ван сесть.

Старуха Лю, увидев на столике кисти и тушечницу, а на полках – множество книг, с удивлением воскликнула:

– Это, наверное, кабинет вашего внука?!

– Нет, это комната моей внучки, – с улыбкой ответила матушка Цзя, указывая на Дайюй.

Старуха Лю внимательно посмотрела на Дайюй и произнесла:

– Никогда не скажешь, что здесь живет девушка! Не у каждого ученого человека есть такой кабинет!

– Что это Баоюя не видно? – спросила матушка Цзя.

– Он на пруду, в лодке, – ответили ей.

– А кто распорядился приготовить лодку? – удивилась матушка Цзя.

– Я, – не замедлила ответить Ли Вань. – Когда мы открывали башню Роскошного зрелища, я подумала, что вам вдруг захочется покататься, и велела приготовить лодки.

Матушка Цзя хотела что-то сказать, но в это время на пороге появилась служанка и доложила:

– Госпожа Сюэ.

Матушка Цзя поднялась гостье навстречу, а тетушка Сюэ, улыбаясь, приветствовала ее.

– О, у вас, видно, хорошее настроение, почтенная госпожа, – промолвила она, – раз вы так рано сюда пришли!

– Я как раз только что говорила, что опоздавших будем штрафовать, – улыбнулась в ответ матушка Цзя. – А вы опоздали!

Пошутив так, матушка Цзя вдруг взглянула на окно и сказала:

– Когда-то шелк на этом окне был очень красивым, а сейчас от солнца выгорел и поблек! Зеленый шелк сюда не годится, он не будет оттенять бамбук, который растет во дворе, а персиков и абрикосов здесь нет. Помню, у нас был тонкий шелк разных цветов, специально для окон. Завтра же надо его найти и заменить этот выгоревший.

– Недавно я видела в кладовой, в большом ящике, несколько кусков тонкого ярко-красного шелка «крылышки цикады», – сказала Фэнцзе. – И еще шелк с узорами: летучие мыши среди облаков и порхающие среди цветов бабочки. Шелк мягкий, краски яркие, живые. Я никогда такого не видела и взяла два куска на покрывала для кроватей. Великолепные получаются покрывала!

– Тьфу! – плюнула матушка Цзя, рассмеявшись. – А еще говоришь, что видела все на свете! Попробуй только еще раз похвастаться!

– Сколько бы она ни видела, с вами ей не сравниться! – улыбнулась тетушка Сюэ. – Вот вам хороший случай наставить ее, а мы охотно послушаем.

– Дорогая бабушка, наставьте же меня! – принялась просить Фэнцзе.

– Этому шелку лет больше, чем всем вам, вместе взятым! – промолвила матушка Цзя. – Его часто принимают за «крылышки цикады», но настоящее его название «легкая дымка»!

– Название поистине красивое, как и сам шелк, – согласилась Фэнцзе. – Я и в самом деле такого никогда не видела, хотя шелков нагляделась вдоволь.

– Сколько тебе лет? – с улыбкой спросила матушка Цзя. – И сколько шелков ты видела? А еще смеешь хвастаться! Шелк, о котором мы говорим, бывает четырех цветов: цвета ясного неба после дождя, осенних листьев, зелени сосны и серебристо-красный. Сделать ли из этого шелка полог для кровати или затянуть им окно, издали он будет похож на дымку или туман! Потому и получил такое название! А вот серебристо-красный шелк называется «отблеск зари». Даже шелк, который выделывается сейчас при императорском дворе, не обладает такой мягкостью и плотностью!

– Фэнцзе не виновата, что не видела такого шелка, – заметила тетушка Сюэ. – Я тоже не видела, хоть и прожила больше.

Пока шел этот разговор, Фэнцзе успела послать служанку за шелком, о котором шла речь.

– Вот о нем я и говорила! – воскликнула матушка Цзя, когда служанка принесла шелк. – Прежде им только затягивали окна, а уже потом стали шить пологи и покрывала! И получилось очень хорошо! Завтра же, Фэнцзе, разыщи несколько кусков серебристо-красного шелка и вели затянуть здесь окна.

Фэнцзе кивнула. Все восторгались шелком, а старуха Лю, не преминув помянуть Будду, сказала:

– Нам платья и то было бы жалко шить из такого шелка! А вы придумали им затягивать окна!

– А что с ним делать? – удивилась матушка Цзя. – Ведь на платья он не годится!

Не успела она договорить, как Фэнцзе приподняла полу темно-красного шелкового халата и обратилась к матушке Цзя и тетушке Сюэ:

– Вот, поглядите!..

– Шелк замечательный, – похвалили матушка Цзя и тетушка Сюэ. – Но с «легкой дымкой» ни в какое сравнение не идет, хотя делают его в императорских мастерских.

– Говорят, будто шелк этот вырабатывают специально для императора! Как же он может быть хуже того, в который прежде одевались простые чиновники? – спросила Фэнцзе.

– А ты поищи такой шелк, у нас, наверное, сохранился, – прервала ее матушка Цзя. – Если найдешь два куска, подари бабушке Лю. Может быть, есть еще и лазурный, принеси мне – я сделаю полог для кровати. А что останется, отдадим служанкам на подкладку для безрукавок. Зачем материи зря лежать – ведь сгниет.

– Совершенно с вами согласна! – произнесла Фэнцзе и приказала служанкам унести шелк.

– Здесь тесновато, – заметила матушка Цзя, – давайте прогуляемся!

Тут в разговор вмешалась старуха Лю.

– Я слышала, – сказала она, – что знатные семьи живут в больших домах. И вот вчера мне довелось побывать в покоях почтенной госпожи: там все большое – и сундуки, и шкафы, и столы, и кровати. К примеру, шкаф больше комнаты в нашем доме! Не удивительно, что во дворе стоят высокие лестницы. Сперва я не поняла, для чего они, думала, чтобы лазить на крышу сушить белье! А потом догадалась, что без них не достать вещи из шкафа! Но эта маленькая комнатка кажется мне лучше больших! И вещи здесь все замечательные, только я не знаю, как многие из них называются. Мне даже жаль уходить отсюда!

– Я покажу вам места покрасивее! – сказала Фэнцзе старухе. – Пойдемте!

Все покинули павильон Реки Сяосян, и еще издали заметили на пруду лодку.

– Раз уж лодку пригнали, покатаемся немного, – предложила матушка Цзя и направилась к отмели Осоки, у острова Водяных каштанов.

По дороге на пруд они встретили женщин, которые несли короба, обтянутые разноцветным шелком с золотыми узорами.

– Где прикажете накрыть завтрак? – спросила Фэнцзе у госпожи Ван.

– Спроси старую госпожу, – ответила та, – где она прикажет, там пусть и накрывают.

– Неплохо бы устроиться у Таньчунь, – услышав их разговор, предложила матушка Цзя. – Ты со служанками займись завтраком, а мы пока покатаемся.

Фэнцзе вместе с Ли Вань, Таньчунь, Юаньян и Хупо кратчайшим путем направились в кабинет Осенней свежести. Женщины с коробами последовали за ними.

Столы накрыли в зале Светлой бирюзы.

– Мы насмехаемся над мужчинами, которые собирают гостей, чтобы хорошенько поесть и выпить, – заметила Юаньян. – А сегодня мы принимаем важную особу.

Простодушная Ли Вань не поняла намека, однако Фэнцзе сразу догадалась, что Юаньян имеет в виду старуху Лю.

– Вот посмеемся! – улыбнулась она и стала советоваться с Юаньян, какую бы устроить шутку.

– От вас никогда ничего доброго не дождешься! проговорила Ли Вань. – Вы хоть не дети, а на уме одно баловство. Непременно расскажу старой госпоже!

– Это я придумала, – сказала Юаньян, – вторая госпожа Фэнцзе тут ни при чем.

Вскоре подошли остальные и стали садиться где вздумается. Служанки подали чай, а Фэнцзе стала раскладывать оправленные серебром палочки из черного дерева.

– Принесите сюда тот кедровый столик, – распорядилась матушка Цзя, – для бабушки Лю.

Служанки исполнили приказание. Фэнцзе подмигнула Юаньян, та отвела старуху Лю в сторонку и тихо сказала:

– Кто за столом оплошает, над тем все смеются – так у нас в доме заведено. Ты уж не обижайся!

Наконец все расселись. Тетушка Сюэ успела позавтракать дома, поэтому есть не хотела, сидела в стороне и пила чай. Баоюй, Сянъюнь, Дайюй и Баочай заняли места за одним столом с матушкой Цзя. Госпожа Ван и Инчунь с сестрами расположились за другим столиком. Старуха Лю сидела за отдельным столом рядом с матушкой Цзя.

Матушка Цзя привыкла, чтобы во время еды возле нее стояли служанки с полоскательницами, мухогонками и полотенцами. В обязанности Юаньян это не входило, поэтому, когда она взяла мухогонку и встала возле матушки Цзя, остальные служанки поняли, что она собирается подшутить над бабушкой Лю, и уступили ей место. Прислуживая матушке Цзя, Юаньян незаметно сделала глазами знак старухе Лю. Та сразу догадалась, в чем дело, и сказала:

– Не беспокойтесь, барышня!

Палочки для еды показались старухе слишком тяжелыми, и она то и дело роняла их. Это Фэнцзе и Юаньян нарочно положили бабушке Лю старые четырехгранные оправленные золотом палочки из слоновой кости, которыми давно уже никто не пользовался.

– Да это не палочки, а дубины! – вскричала старуха. – Тяжелее деревенских лопат! Разве с ними управишься!

Все рассмеялись. В это время одна из служанок открыла короб и вынула из него два блюда с закусками. Ли Вань поставила одно блюдо перед матушкой Цзя, а второе блюдо, с голубиными яйцами, взяла Фэнцзе и поставила перед старухой Лю.

– Ешь, пожалуйста, – сказала матушка Цзя.

– Ах, старая Лю, старая Лю! – воскликнула старуха, вставая с места. – Аппетит у тебя что у быка, зараз можешь слопать целую свинью!

Она похлопала себя по щекам, вытаращила глаза и умолкла. Сначала никто не мог понять, в чем дело, а когда догадались, раздался дружный взрыв хохота.

Сянъюнь даже поперхнулась чаем, Дайюй повалилась на стол и только восклицала: «Ай-я»! Баоюй от хохота стал икать и прильнул к матушке Цзя, а та, едва сдерживая смех, гладила его, повторяя: «Ах, мой мальчик!» Госпожа Ван от смеха не могла произнести ни слова. Тетушка Сюэ прыснула чаем, облив Таньчунь юбку, а Таньчунь вылила полную чашку чая на Инчунь. Сичунь, вскочив с места, кричала своей тетке, заливавшейся смехом, чтобы та не толкала ее в бок. Служанки кто выбежал вон, не в силах удержаться от смеха, кто побежал за новым платьем для Инчунь. Только Фэнцзе и Юаньян как ни в чем не бывало продолжали угощать гостью.

Старуха Лю снова было взялась за палочки, но они ее не слушались.

– И куры у вас здесь умные! – говорила она. – Какие мелкие и красивые яйца несут! И этакую диковинку я могу отведать! Подумать только!

В ответ на ее слова раздался новый взрыв смеха. У матушки Цзя даже слезы навернулись на глаза, и Хупо, стоявшая позади, стала хлопать ее по спине.

– Это все негодница Фэнцзе подстроила! – произнесла наконец матушка Цзя. – Вы ей не верьте!

Пока старуха Лю хвалила яйца, Фэнцзе, смеясь, поторапливала ее:

– Ешь скорее! Ведь каждое такое яйцо стоит целый лян серебра! А если остынет, будет невкусно.

Старуха Лю хотела палочками ухватить яйцо и переворошила всю чашку, но когда наконец ей это удалось и она поднесла яйцо ко рту, оно выскользнуло и шлепнулось на пол. Она отложила палочки и наклонилась, чтобы поднять яйцо.

– Эх! – вздохнула старуха. – Потеряла целый лян серебра и даже не услышала, как оно звенит!

Никто ничего не ел, все корчились от смеха.

– Кому пришло в голову подать эти палочки? – спросила наконец матушка Цзя. – Ведь гостей мы не ждали, пира не устраивали! Это все проделки Фэнцзе! Замени их сейчас же!

Палочки из слоновой кости принесли, разумеется, не служанки, а Фэнцзе с Юаньян, чтобы подсунуть их старухе Лю. Но после слов матушки Цзя быстро убрали их и положили другие – из черного дерева, оправленные серебром – как у всех остальных.

– Убрали золотые, дали серебряные! – заметила старуха Лю. – Но мне они все равно не с руки.

– Если в закусках окажется яд, – сказала Фэнцзе, – с помощью серебра это сразу же обнаружится.

– Уж если в таких кушаньях есть яд, то те, которые едим мы, один мышьяк! – воскликнула старуха Лю. – Пусть лучше я отправлюсь, чем оставлю хоть что-нибудь!

Глядя, с каким аппетитом поглощает старуха Лю все подряд, матушка Цзя приказала отдать ей все блюда со своего стола, а также распорядилась положить в чашку Баньэра все самое вкусное.

После завтрака матушка Цзя, а за ней и все остальные пошли в спальню Таньчунь. Блюда убрали и стол водворили на место.

Обращаясь к Фэнцзе и Ли Вань, сидящим за столом друг против друга, старуха Лю сказала:

– Мне нравится такой обычай в вашем доме! Верно говорят: «Церемонии исходят из больших домов!»

– Не обращайте внимания, – улыбаясь, произнесла Фэнцзе, – мы ведь просто шутили.

– Не сердитесь на нас, бабушка, – добавила Юаньян, – во всем виновата я, простите меня!

– Да что вы такое говорите, барышни? – удивилась гостья. – Почему я должна сердиться? Я рада была немного позабавить старую госпожу. Когда вы сделали мне знак глазами, я сразу смекнула, в чем дело, и постаралась всех насмешить. А если бы я рассердилась, не стала бы разговаривать.

– Почему до сих пор не налили бабушке чаю? – обрушилась Юаньян на служанок.

– Мне только сейчас барышня наливала, я уже выпила, – поспешила сказать старуха Лю. – Не беспокойтесь, лучше сами кушайте, барышня!

– И в самом деле, давай поедим, – сказала Фэнцзе, беря Юаньян за руку, – а то опять будешь жаловаться, что голодна!

Юаньян села к столу. Служанки поставили перед ней чашку и положили палочки.

Когда с едой было покончено, старуха Лю с улыбкой проговорила:

– Гляжу я на вас и удивляюсь: поклевали чуть-чуть, и все! Видно, не приходилось вам голодать. Недаром ветер подует – вы падаете!

– Кушаний сколько осталось! Куда подевались служанки? – спросила Юаньян.

– Все на месте, – последовал ответ. – Ждем, когда вы прикажете, что с ними делать.

– Им не съесть столько. Положите в две чашки закуски и отнесите ко второй госпоже для Пинъэр, – распорядилась Юаньян.

– Не нужно, она утром хорошо поела, – сказала Фэнцзе.

– Не съест сама, накормит кошку, – проговорила Юаньян.

Одна из женщин тотчас поставила в короб две чашки и унесла.

– Где Суюнь? – спросила Юаньян.

– Она тут, ест вместе с другими служанками, – ответила Ли Вань, – зачем она тебе?

– Ладно, пусть ест, – сказала Юаньян.

– Надо бы послать Сижэнь угощение, – заметила Фэнцзе.

Юаньян тотчас распорядилась, а затем снова обратилась к служанкам:

– Вы все приготовили, уложили в короба?

– Успеем, время есть, – отвечали женщины.

– Поторопитесь, – приказала Юаньян.

– Слушаемся!..

Фэнцзе между тем пошла в комнату Таньчунь, где беседовали матушка Цзя и другие женщины.

Таньчунь очень любила чистоту и простор, поэтому в ее доме перегородки убрали и три комнаты соединили в одну. Посредине стоял большой мраморный стол, на нем – листы бумаги с образцами каллиграфии, несколько десятков драгоценных тушечниц, стаканы и подставки для кистей – их был целый лес. Здесь же стояла жучжоуская фарфоровая ваза объемом в целый доу с букетом хризантем, напоминавшим шар. На западной стене – картина Ми из Санъяна [285] Ми из Санъяна – прозвище писателя и художника эпохи Сун. Известен также под именем Ми Наньгун или Ми Фу (см. примеч. 34). «Дымка во время дождя», а по обе стороны от нее – парные надписи кисти Янь Лугуна, которые гласили:

Под картиной стоял на столике треножник, слева от него на подставке из кипариса – большое блюдо, наполненное цитрусами «рука Будды», справа, на лаковой подставке, – ударный музыкальный инструмент бимуцин, сделанный из белой яшмы, и маленький деревянный молоточек для игры.

Баньэр уже не робел, как вначале, и даже попытался взять молоточек, чтобы ударить по бимуцину, но служанки его удержали. Потом ему захотелось отведать цитрус. Таньчунь выбрала один, дала ему и сказала:

– Можешь поиграть, только не ешь, он несъедобен.

У восточной стены стояла широкая кровать, покрытая пологом из зеленого газа с узором из пестрых цветов, травы, бабочек и разных букашек.

Баньэр, вне себя от восторга, подбежал к пологу и, тыча в него пальцем, закричал:

– Вот кузнечики, а это саранча!

– Паршивец! – прикрикнула на него старуха Лю и дала ему затрещину. – Тебя пустили посмотреть, а ты озорничаешь!

Баньэр разревелся, насилу его успокоили.

Матушка Цзя сквозь тонкий шелк окна поглядела во двор и сказала:

– Утуны возле террасы очень красивы, только мелковаты.

В этот момент ветер донес до них звуки музыки и удары барабана.

– Где-то свадьба! – произнесла матушка Цзя. – Ведь улица недалеко.

– Да разве здесь слышно, что делается на улице? – вскричала госпожа Ван. – Это наши девочки-актрисы разучивают пьесы.

– А не позвать ли их? – сказала матушка Цзя. – Сыграют что-нибудь для нас. И сами развлекутся, и мы повеселимся. Что вы на это скажете?

Фэнцзе распорядилась позвать девочек и приказала служанкам поставить посреди зала подмостки и застлать их красным войлоком.

– Пусть лучше играют в павильоне Благоухающего лотоса, – промолвила матушка Цзя, – там, над водой, музыка будет звучать еще красивее. А мы перейдем в покои Узорчатой парчи, где попросторнее, оттуда хорошо будет слышно.

Все согласились, а матушка Цзя обратилась к тетушке Сюэ:

– Пойдемте! Молодые не любят гостей, боятся, как бы у них в комнатах не напачкали! Не будем надоедать, покатаемся лучше на лодке, а потом выпьем вина.

С этими словами матушка Цзя поднялась с места.

– Что это вы, бабушка, говорите? – запротестовала Таньчунь. – Мне так хотелось, чтобы вы с тетушкой у меня посидели, а вы уходите!

– Хорошая у меня третья внучка, – улыбнулась матушка Цзя. – А две другие, у которых мы были, совершенно не умеют себя вести! Вот сейчас мы напьемся и пойдем к ним скандалить! – заявила она под общий хохот.

Все последовали за матушкой Цзя и, немного пройдя, очутились на островке Листьев вилларсии. Привезенные из Гусу лодочницы уже успели подогнать к берегу две лодки – обе из грушевого дерева. Служанки подхватили под руки матушку Цзя, госпожу Ван, тетушку Сюэ, старуху Лю, Юаньян и Юйчуань и усадили в лодку. За ними спустилась в лодку Ли Вань. Фэнцзе заняла место на носу и заявила, что будет грести.

– Ты не шути, – предупредила ее матушка Цзя. – Здесь не река, но все равно глубоко! Иди лучше ко мне!

– Не бойтесь, бабушка! – улыбнулась Фэнцзе. – Ничего не случится!

С этими словами она схватила шест и оттолкнула лодку от берега. Но на середине пруда лодку сильно качнуло, и Фэнцзе, испугавшись, отдала шест лодочнице.

Во второй лодке разместились Инчунь, Баоюй и сестры. Мамки и няньки шли по берегу, следуя за лодками.

– Как жаль, что поломали листья лотосов! – воскликнул Баоюй. – Но зачем их отсюда убрали?

– Чтобы привести сад в порядок! – с улыбкой произнесла Баочай. – Ведь в этом году что ни день, то пиры и гулянья, надо же было сделать уборку!

– Я не люблю стихи Ли Ишаня[286] Ли Ишань (Ли Шаньинь, IX в.) – крупный поэт, писатель и государственный деятель эпохи Тан., – вмешалась в разговор Дайюй, – но две строки у него мне нравятся, и я вспомнила их, глядя на лотосы:

– В самом деле прекрасно! – согласился Баоюй, – Я ни за что не стал бы убирать увядшие лотосы!

Тем временем подплыли к заливу Лиан. Повеяло холодком. Трава на берегах поблекла, и здесь еще сильнее чувствовалось дыхание осени.

Заметив неподалеку высокое строение, матушка Цзя спросила:

– Это здесь живет барышня Сюэ?

– Здесь, – ответили ей.

Матушка Цзя велела пристать к берегу, поднялась по каменной лестнице и вошла во двор Душистых трав. Здесь воздух напоен был чудесным ароматом. Травы и редкостные лианы зеленели все ярче, по мере того как становилось прохладнее, и на них алели бусины плодов и семян.

В доме было пусто, как в снежном гроте, никаких безделушек, только на столе стояла белая динчжоуская ваза[287] Динчжоуская ваза. – Такие вазы выделывались при династии Сун в округе Динчжоу. с несколькими хризантемами, а рядом – две книги да чайный прибор. На кровати с простым матрацем и одеялом лежал полог из темного флера.

– Эта девочка, Баочай, чересчур скромна! – вздохнула матушка Цзя. – Почему бы ей не попросить украшения у тети? Мне никто не напомнил, а самой в голову не пришло, что она ничего с собой не привезла из дому.

Матушка Цзя велела Юаньян принести сюда несколько старинных безделушек и обрушилась на Фэнцзе:

– До чего же ты мелочная! Неужели ничего не могла прислать младшей сестре для украшения комнаты?

– Мы посылали! – с улыбкой возразили госпожа Ван и Фэнцзе, – а она все вернула.

– Она и дома не очень увлекалась такими вещами, – вставила тетушка Сюэ.

– Это никуда не годится, – покачала головой матушка Цзя. – Так, правда, хлопот меньше, но что скажут родственники, если придут? И потом, если в комнатах барышень все так просто и скромно, нам, старухам, выходит, нужно вообще жить на конюшне! Ведь вы знаете из книг и пьес, как красиво должна выглядеть женская спальня! Наших девочек, конечно, нельзя сравнивать с теми барышнями, которых изображают в пьесах, но если есть чем, почему не украсить комнату? Ведь не обязательно загромождать ее мебелью. Прежде я очень хорошо умела украшать комнаты, но сейчас у меня нет ни малейшего желания заниматься подобными пустяками. А девочкам этому непременно надо учиться. Тонкий вкус – вот что главное. Без него даже дорогие вещи потеряют свою прелесть. Попробую сама убрать эту комнату. Ручаюсь, все будет красиво и просто. У меня сохранилось кое-что из моих личных вещей. Хорошо, что не показала их Баоюю, тогда ничего не осталось бы!

И матушка Цзя приказала Юаньян:

– Принеси каменную чашу, шелковую ширму и треножник из черного камня. Поставим их на столе, и ничего больше не нужно. А потом принесешь белый шелковый полог с надписями, сделанными тушью, а этот снимешь.

– Слушаюсь! – с улыбкой ответила Юаньян и добавила: – Но эти вещи спрятаны в сундуке, а сундук в верхней комнате, так что придется долго искать. Лучше я сделаю это завтра.

– Завтра или послезавтра – все равно, – кивнула матушка Цзя, – только смотри не забудь!

Посидев еще немного, матушка Цзя отправилась в покои Узорчатой парчи. Здесь ее встретили Вэньгуань и другие девочки-актрисы, справились о здоровье и спросили, какие арии госпожи желают послушать.

– Выберите несколько из тех, которые вы хорошо разучили, – ответила матушка Цзя.

Итак, девочки отправились в павильон Благоухающего лотоса. Но об этом мы рассказывать не будем.

Между тем Фэнцзе привела служанок и сделала необходимые приготовления. На небольшом возвышении справа и слева поставили две тахты, разостлали на них парчовые коврики, положили лотосовые циновки. Перед каждой тахтой стояло по два резных лаковых столика. Были и другие столики, самые разнообразные: в форме цветка бегонии, цветка сливы, листа лотоса, корзинки подсолнуха, одни круглые, другие – квадратные. На каждом столике – курильница и небольшой короб.

На две тахты, стоявшие на возвышении перед четырьмя столиками, сели матушка Цзя и тетушка Сюэ, а госпожа Ван – на стул возле двух столиков внизу. Для всех остальных поставили по одному столику. С восточной стороны села старуха Лю, с западной стороны заняли места по порядку Сянъюнь, Баочай, Дайюй, Инчунь, Таньчунь и Сичунь и, наконец, на самом дальнем краю – Баоюй. Столик Ли Вань и Фэнцзе стоял у перил возле шкафа. Короба с кушаньями на столах имели форму самих столов. Кроме того, перед каждым стоял заморский резной графин из черненого серебра и узорчатый эмалированный кубок.

Когда все расселись, матушка Цзя с улыбкой сказала:

– Выпьем по два кубка вина и будем играть в «застольный приказ».

– Вы уже успели придумать, что будете делать, почтенная госпожа! – улыбнулась тетушка Сюэ. – А нам как быть? Может быть, позволите нам выпить еще немного, мы опьянеем и тоже что-нибудь придумаем?

– Уж очень вы нынче скромны, – ответила ей матушка Цзя. – Заскучали, видно, со мной, старухой?

– Что вы, что вы! – вскричала тетушка Сюэ . — Просто я испугалась, что не сумею выполнить застольный приказ и надо мной станут смеяться!

– Не сумеете, выпьете лишний кубок, – засмеялась госпожа Ван, – захмелеете и отправитесь спать. Тогда вряд ли над вами будут смеяться!

– Хорошо, повинуюсь, – кивнула тетушка Сюэ. – Пусть почтенная госпожа выпьет вина и объявит приказ.

– Разумеется, объявлю! – произнесла матушка Цзя и осушила кубок.

Фэнцзе вскочила с места, подбежала к матушке Цзя и сказала:

– Уж если играть в застольный приказ, пусть распоряжается Юаньян.

И все поняли, что приказ, который собирается объявить матушка Цзя, придумала Юаньян.

– Верно, правильно! – послышались восклицания. Фэнцзе знаком велела Юаньян подойти.

– Раз мы играем в застольный приказ, незачем стоять, – заметила госпожа Ван и приказала девочке-служанке: – Принеси стул и поставь на циновку возле второй госпожи.

Юаньян сначала отказывалась, но потом все же села, выпила вино и с улыбкой сказала:

– Застольный приказ все равно что военный, ему обязаны подчиняться все. За нарушение – штраф!

– Само собой, – согласилась госпожа Ван. – Говори поскорее!

Вдруг старуха Лю вскочила с циновки и замахала руками:

– Я лучше уйду! А то вы будете надо мной смеяться!

– Это никуда не годится! – зашумели все.

Юаньян жестом велела усадить старуху Лю на место, и девочки-служанки снова потащили ее на циновку, подхватив под руки.

– Пощадите! – взмолилась старуха.

– Скажешь еще хоть слово, оштрафую на целый чайник вина! – пригрозила Юаньян.

Старуха Лю умолкла.

– Сейчас я возьму домино, буду открывать кости и объявлять очки, – продолжала Юаньян, – начну со старой госпожи и кончу бабушкой Лю. Сперва открою по порядку три кости: первую, вторую и третью. Потом назову общее число очков. На каждую кость нужно ответить стихотворением, песней, пословицей, поговоркой. Кто ошибется, тому штрафной кубок.

– Замечательно! – раздались одобрительные возгласы. – Объявляй скорей!

– Итак, открываю первую кость! – объявила Юаньян. – На левой кости две шестерки, «небо»[288] …две шестерки, «небо». – В китайском домино кости имеют свои названия. В данном случае играющие должны сочинять строки в рифму этим названиям. Шестерка называется небом, ибо она синего цвета..

– Над головою синий купол неба, – ответила матушка Цзя.

– Хорошо! – закричали все.

– Кость в середине я открываю, вижу «пять-шесть»[289] …вижу «пять – шесть». – Пять очков в китайском домино условно означают сливу или цветы сливы, потому что точки на костях темно-красного цвета. на ней, – объявила Юаньян.

– Сливы цветы у шести мостов[290] Сливы цветы у шести мостов. – Под шестью мостами подразумеваются мосты, построенные поэтом Су Дунпо на озере Сиху., их запах проник до костей, – ответила матушка Цзя.

– Теперь одна осталась кость! – выкрикнула Юаньян. – На ней «один и шесть»!

– Один лишь солнца красный диск на небе в тучах есть![291] …солнца красный диск на небе в тучах есть. – В китайском домино имеется очко красного цвета, которое сравнивают с солнцем, а небом является шестерка.– ответила матушка Цзя.

– Это все растрепу беса вместе составляет! – воскликнула Юаньян.

– Этот бес Чжун Куя[292] …солнца красный диск на небе в тучах есть. – В китайском домино имеется очко красного цвета, которое сравнивают с солнцем, а небом является шестерка. ноги крепко обнимает, – отпарировала матушка Цзя.

Все захлопали в ладоши, бурно выражая свое восхищение. Матушка Цзя снова осушила кубок.

– Налево кость открыла я и вижу «дупель пять», – продолжала Юаньян.

– Цветы на сливе стали все под ветром танцевать, – тотчас же ответила тетушка Сюэ.

– Направо кость открыла я – вновь «дупель пять» в руках, – произнесла Юаньян.

– Десятый месяц, сливы цвет и аромат в горах, – опять ответила ей тетушка Сюэ.

– На средней кости семь очков:[293] …семь очков… – Подразумевается день седьмого числа седьмого месяца, когда Ткачиха встречается с Пастухом. По легенде, к востоку от Небесной реки (Млечного Пути) жила дочь небесного владыки, которая упорно трудилась – ткала для неба облака. Ее трудолюбие тронуло небесного владыку, и он выдал ее за пастуха, жившего на западном берегу. Выйдя замуж, девушка перестала трудиться, и разгневанный небесный владыка разлучил ее с мужем и вернул на восточный берег, разрешив видеться с мужем лишь раз в году – седьмого числа седьмого месяца. В этот день в старом Китае устраивалось празднество. здесь пять напротив двух, – сказала Юаньян.

– Ткачиху встретит в день седьмой седьмой луны пастух, – ответила тетушка Сюэ.

– Вместе все: Эрлан гуляет по Пяти вершинам[294] …Эрлан гуляет по Пяти вершинам… – Согласно преданию, Эрлан боролся с нечистой силой и помогал богине милосердия Гуаньинь. Под пятью вершинами подразумеваются пять священных гор Китая., – продолжала Юаньян.

– Радостей святых и духов в мире не найти нам, – мгновенно нашлась тетушка Сюэ.

Все в знак одобрения осушили кубки.

– Продолжаю! – объявила Юаньян. – Слева вижу «длинный аз» – две звезды сияют[295] …две звезды сияют… – Имеется в виду кость домино «один – один»..

– Небеса и землю месяц с солнцем освещают, – ответила Сянъюнь, до которой дошла очередь.

– Справа тоже «длинный аз» – две звезды сияют, – опять объявила Юаньян.

– Лепестки цветов на землю тихо опадают, – ответила Сянъюнь.

– В середине открыла я новую кость, «аз – четыре» я вижу на ней, – сказала Юаньян.

– Возле солнца, у самых собравшихся туч, абрикос[296] Абрикос – условное обозначение четверки. разгорелся красней, – ответила Сянъюнь.

– Вместе вышло: девять раз вишни созревали![297] …вишни созревали. – Подразумеваются четверка и пятерка, имеющие красный цвет.– вновь воскликнула Юаньян.

– В императорском саду птицы их склевали, – ответила Сянъюнь.

Сказав это, Сянъюнь осушила кубок.

– Дальше, – объявила Юаньян. – Слева кость открыла я – «дупель тройка» вышел[289] …«дупель тройка» вышел. – В этой кости точки расположены одна против другой в таком порядке, что похожи на двух сближающихся друг с другом ласточек..

– Слышишь, ласточки попарно говорят под крышей, – тотчас послышался ответ Баочай.

– И справа опять я «длинную тройку» нашла[299] …«длинную тройку» нашла… – Имеется в виду «дупель тройка»., – продолжала Юаньян.

– Кувшинок зеленая длинная нить[300] …кувшинок зеленая длинная нить. – Фраза из стихотворения Ду Фу. Точки в тройке расположены в одну линию и как бы напоминают растянувшиеся по воде ниточкой листья водяных растений. под ветром в воде поплыла, – отпарировала Сянъюнь.

– Найдя в середине очки «три и шесть», я девять очков получаю[301] …девять очков получаю… – строки из стихотворения Ли Бо, описывающего событие периода Хань, когда на юге империи обрушились три горы. На кости домино по диагонали обозначена красная тройка, ассоциирующаяся со склоном горы..

– Обрушилась вниз половина трех гор у неба лазурного края.

– В конце получается: челн одинокий прихвачен железом замка[302] …железом замка… – Шестерка напоминает челн, а тройка – натянутую цепь., – сказала Юаньян.

– Повсюду, повсюду лишь волны и ветер, повсюду, повсюду тоска, – ответила ей Баочай и выпила вино.

– Я вижу, что слева лежат «небеса» предо мной, – тотчас продолжила Юаньян.

– И день так прекрасен, и виды чудесны, но я неспокойна душой, – ответила Дайюй, дождавшаяся своей очереди.

Баочай повернула голову и с удивлением взглянула на Дайюй, но та, занятая мыслью, как бы ее не оштрафовали, не заметила этого взгляда.

– «Парчовая ширма»[303] «Парчовая ширма» – условное название кости «четыре – шесть». Снизу на ней – синяя шестерка – «низ ширмы»; сверху – красная четверка, напоминающая вышитые узоры на верхней части ширмы. на средней кости, расшита цветами она, – произнесла снова Юаньян.

– И нет уж Хуннян – обо мне рассказать за шитым узором окна[304] …за шитым узором окна… – строки из пьесы «Западный флигель», в которых рассказывается, как главный герой пьесы студент Чжан Шэн из-за болезни не мог видеть служанку Хуннян, связывавшую его с любимой Инъин., – ответила Дайюй.

– Осталась кость, где «два и шесть»[305] …«два и шесть». – Кость «шесть» условно означает императора., а вместе восемь точек! – объявила Юаньян.

– Кто видел дважды государя, быть верным трону хочет, – ответила Дайюй.

– Все вместе: с корзиной в руках люблю в саду собирать цветы[306] …собирать цветы, – Условным обозначением корзины с цветами является кость «шесть – два» или «шесть – четыре»., – произнесла Юаньян.

– На посохе старец отшельник несет душистых гортензий цветы, – ответила на это Дайюй и осушила кубок.

– Налево кость «четыре – пять» – на кости девять точек, – объявила Юаньян.

– Цвет персика под проливным дождем, – ответила Инчунь.

– Штраф, штраф! – закричали все. – Это не рифмуется и по содержанию не годится.

Инчунь засмеялась и отпила глоток вина. Дело в том, что Фэнцзе и Юаньян не терпелось поскорее послушать старуху Лю, поэтому они попросили Инчунь ошибиться. Дошла очередь до госпожи Ван, но Юаньян пропустила ее и обратилась к старухе Лю, которая сидела следующей:

– Теперь ты!

– Мы в деревне тоже играем в такие игры, – сказала старуха Лю, – но так гладко у нас не получается. Ладно, попробую!

– Вот и хорошо, – сказали все хором, – Главное – не молчать, остальное – неважно.

– «Большую четверку»[307] …«Большую четверку»… – Имеется в виду кость «четыре – четыре». я справа беру – стоит один человек, – начала Юаньян.

– Наверное, деревенский? – осведомилась старуха Лю.

Все разразились хохотом.

– Ты верно подметила, о том и речь, – подбодрила ее матушка Цзя.

– Не смейтесь, – попросила старуха Лю, – ведь мы, деревенские, люди невежественные, что знаем, то и говорим.

– Из середины «три – четыре»[308] …Из середины «три – четыре»… – В китайском домино тройка зеленого цвета, а четверка красная. Поэтому ниже говорится о гусенице и огне, так как гусеница зеленая, а огонь красный., зеленый с красным цвет, – возвестила Юаньян.

– Горит большой-большой огонь – и гусеницы нет, – ответила старуха Лю.

– И такое случается, говори, не стесняйся!

– Справа вижу «аз – четыре»[309] …вижу «аз – четыре»… – Единица в китайском домино условно называется «редькой», а четверка – «чесноком, распадающимся на дольки». – посмотреть приятно, – продолжала Юаньян.

– Вижу я большую редьку и чеснок, понятно, – отвечала старуха Лю.

– Получилось вместе: ветка, где цветы краснеют![310] …ветка, где цветы краснеют… – Под цветами подразумевается четверка, под веткой – тройка. – воскликнула Юаньян.

– Где цветы опали – завязь, тыква там созреет, – сказала старуха Лю под общий хохот.

В этот момент снаружи послышался шум, закричали служанки.

Если хотите узнать, что произошло, прочтите следующую главу.