Онлайн чтение книги Сон в Нефритовом павильоне
Глава девятнадцатая. О ТОМ, КАК СТАРУХА ОСЫПАЛА БРАНЬЮ ГОСПОЖУ ХУАН И КАК КРАСАВИЦУ ФЕЮ ОТПРАВИЛИ В ЦЗЯНЧЖОУ

Сын Неба собственноручно составил послание к Хун. Вот что в нем говорилось:

Император велел отправить гонца с посланием в ту же ночь.

Тем временем, печальная, как осенняя луна, оклеветанная, не в силах доказать свою невиновность, Фея вот уже полгода жила в семье Яна затворницей. Она не выходила на улицу, ночи напролет проводила без сна, глядя на огонек свечи, пряталась ото всех днем и все время плакала. Силы ее подходили к концу. Казалось, Небо забыло ее. Горе бедняжки было беспредельным, — участь хуже трудно представить!

А враги ее, госпожа Вэй с дочерью, продолжали придумывать, как бы извести Фею. Однажды госпожа Вэй сказала дочери:

— Скоро вернется Ян, а это опасно! Что-то надо делать, пока не поздно, ведь наложница наверняка затаила против тебя злобу. Когда приедет твой муж, она тебе отомстит!

Дочь опустила голову и промолчала.

— Всем известно, — влезла в разговор Чунь-юэ, — рано или поздно весну сменяет осень, а грехи сменяет раскаяние. Покайтесь! Скажите инспектору, что вы по неразумию совершили зло. Он вас простит!

Госпожа Вэй перебила ее:

— Что ты мелешь о своей госпоже, Чунь-юэ? Наша барышня —.доброе и слабое создание! Чем болтать попусту, предложи дельный выход.

Служанка в ответ:

— Есть такая поговорка: сорную траву рви с корнем.

— Как же надо рвать, чтобы корней не осталось? — спросила хитрая госпожа Вэй, взяв служанку за руку.

Чунь-юэ пожала плечами.

— Все, что мы делали до сих пор, оказалось без проку, — Фея цела и невредима. Вот если бы вы, госпожа, не пожалели ста золотых для Янь Цзюнь-пина,[226]Янь Цзюнь-пин — знаменитый прорицатель, жил в эпоху Хань. то я обошла бы всю столицу, а нашла бы карающий меч для Феи, и тогда не повторились бы страсти, которые кипели восемь лет после убийства чуского князя.

Хуан подумала и проговорила:

— Но это опасно и невозможно по двум причинам. Нам, вельможам, не подобает звать в дом наемного убийцу. И все понимают, что я не терплю Фею за красоту и ревную ее к мужу. Значит, если ее убьют, все догадаются, что тут замешана я, — от чужих глаз и ушей не скрыться. Нет уж, придумай что-нибудь другое.

— Я вас не узнаю, — возразила служанка. — Если вы так страшитесь молвы, то зачем засылали во флигель наложницы чужого мужчину и пытались ее опорочить? Я понимаю так: Фея не признала себя виновной, но с горя живет затворницей и ждет возвращения инспектора. Когда он разберется, что к чему, у него заболит душа, он места себе не найдет, пока не отплатит за унижение своей любимой наложницы. И вам придется вертеться, как бусинкам на гладком столе!

И тут Хуан сквозь зубы пробормотала:

— Ты права: или умрет эта девка, или я лишу себя жизни! На тебе сто золотых, и сделай все как можно скорее!

Переодевшись, Чунь-юэ отправилась в город на поиски наемного убийцы. Вскоре она привела в дом старушонку: ростом всего пяти чи, глаза налиты злобой, седые волосы растрепаны по плечам.

— Как вас зовут и сколько вам от роду? — спрашивает госпожа Вэй.

Та в ответ:

— Годков этак семьдесят я прожила, а имени моего знать вам не обязательно. Занимаюсь я тем, что всю жизнь людей спасаю: как услышу, что где-то беда, так и несусь со всех ног туда. Вот и про вашу беду от госпожи Чунь-юэ услышала и пришла помочь вам от чистого сердца. Убийство из мести — штука непростая, поэтому если на самом-то деле причина здесь другая и вы меня, значит, обманываете, тогда поберегитесь, — как бы вам потом худо не было.

Госпожа Вэй вздохнула.

— Я вижу в вас благородную женщину и обманывать не стану. Да и кто же по пустяку решится на такое дело?!

Она велела принести вина и закусок и принялась потчевать гостью да изливать перед нею свою душу.

— Женская ревность — частая гостья в этом мире. Над ревнивыми женами можно посмеяться, можно им посочувствовать, но месть из ревности — это вещь недопустимая! Однако наше дело совсем особенное, даже неслыханное. Дочь моя, выйдя замуж, стала жертвой козней одной гнусной твари, которая пыталась ее отравить. Коли вы, как и я, за справедливость, возьмите большой нож и отомстите за поруганную добродетель, спасите дочь, а я уж не поскуплюсь. Кончите дело ладно, тогда я вас тысячей золотых отблагодарю!

Старушонка покосилась на госпожу Вэй и с усмешкой говорит:

— Ну, ежели добродетель теперь такая дорогая, то воля ваша! Госпожа Чунь-юэ мне все разъяснила. Ждите меня с весточкой через несколько дней.

На другой день старуха с ножом явилась в дом Хуанов, о чем-то перемолвилась с госпожой Вэй и ее дочерью, а как настала ночь, направилась к Янам. Чунь-юэ проводила убийцу до ворот, объяснила, как устроен сад и где искать нужный флигель, и вернулась к хозяевам.

Стояла последняя треть третьей луны. Воздух был свеж, лунный свет струился с неба. Старуха перелезла через забор и огляделась. Сад, куда она попала, был прекрасен: облетели последние лепестки с абрикосовых деревьев, зато персиковые в полном цвету, на камнях изумрудный мох, журавли парами дремлют меж стволов, вьется залитая призрачным светом дорожка. Флигели справа и слева, на воротах крепкие засовы. Старушонка направилась к западному флигелю, перебралась через внутреннюю ограду и вошла во дворик, — направо и налево находились помещения для прислуги. Помня наставления Чунь-юэ, старуха подкралась к ближайшему дому, где рядом с дверью через маленькое оконце пробивался неяркий свет. Она заглянула внутрь: две служанки спят, а какая-то красавица сидит возле светильника, подперев рукой щеку. Вид у нее измученный, лицо изнуренное, но ничего прекраснее этого лица старушонка в жизни не видывала. Верно, весенний день сморил красавицу или одолели ее горькие думы, — уж конечно, ей не снится Сян-ван[227]Сян-ван. — Здесь автор повторяет распространенную ошибку: в легенде о фее, приходившей к царю в виде «облака и дождя» (см. коммент. выше), речь идет не о Сян-ване, а о Хуай-ване.[228]Сян-ван (IV в. до н. э.) — царь Чу. с облаком и дождем, нет, — в аромате пахучих цзяннаньских трав ее терзает печаль Цюй Юаня! Удивленная старушонка подумала: «Глаза у меня старые, но суть человека они распознают с одного взгляда. Здесь горе!» Она проделала дырочку в бумаге, чтобы лучше видеть, и прильнула к ней. Красавица вздохнула, вскинула нефритовые руки, сжав лоб ладонями, и склонилась над столом. Старуха горящими глазами осмотрела всю комнату. Взор ее снова упал на руки сидящей, и при свете свечи на белой, как снег, коже старуха увидела красное пятнышко, будто небесный журавль оставил свою отметину, будто душа покойного императора пролила каплю крови. Дело ясное: это не простая отметина, а «соловьиная кровь»! Старуха похолодела от ужаса, ноги у нее подкосились. Она вынула нож и подумала: «От веку жены ревнуют, а наложницы через то погибают. Мой удел — вызволять из беды Цзэн Цаня и Сяо-цзи. Всю жизнь я мечтаю о справедливости, и если бы не я, кто бы таких красавиц спасал?!» Она отворила дверь, вошла и остановилась на пороге. Девушка открыла глаза и окликнула служанок. Старуха с усмешкой бросила нож и говорит:

— Не беспокойтесь, госпожа. Разве вы не знаете, что два убийцы одолеют одного Юань Шао?

— Кто вы, бабушка? — спрашивает красавица.

— Убийца, которую наняли в доме сановного Хуана.

— Раз вы пришли за моей головой, отчего же не берете, чтобы отнести вашим хозяевам?

— Вы знаете, кто я, теперь откройтесь, кто вы. — Если вы пришли сюда убивать, — улыбнулась Фея, — то зачем вести долгие разговоры? Я преступница, что вы еще хотите услышать?

— Не много вы о себе сказали. Теперь послушайте обо мне. Родом я из Лояна, молодость провела в зеленых теремах, там и состарилась, любовники меня бросили, поклонники поостыли. Тогда я озлилась на весь белый свет и принялась убивать и мстить за обманутых женщин. К Хуанам я пришла как спасительница.

Фея оживилась.

— Я тоже жила в зеленом тереме Лояна, да занесла меня судьба сначала в Цзянчжоу, а потом сюда. Из-за того, что я была «придорожной ивой и подзаборным цветком»,[229]Придорожная ива и подзаборный цветок — гетера. не хранила верности своему господину да еще пыталась отравить его законную супругу, я и несу наказание.

Старуха с испугом спрашивает:

— Не Фея ли Лазоревого града ваше имя?

— Да! А откуда вы его знаете?

Старуха взяла Цзя за руки и залилась слезами.

— Ваше имя для меня что гром средь ясного неба, а ваши мысли, чистые, как первый снег, — зеркало моих собственных мыслей. И такую чистоту жена сановного Хуана оклеветала! Ну ладно, нож мой остер! Он обагрится кровью этой гнусной твари и ее мерзкой дочки, он еще порадует бесов!

Разъяренная, она собралась уходить, но Фея удержала ее, схватив за рукав.

— Вы не правы! Отношения между женой и наложницей — все равно что между государем и подданным, а разве стали бы вы вредить государю в пользу подданного? Только Небо может судить в таких делах. Если же вы со мной не согласны, то лучше моей кровью омочите свой нож!

Глаза Феи сверкали, как иней осенью, как ясное солнце летом.

— Вы слишком благородная женщина, — вздохнула старушка. — Так и быть, не стану пачкать нож кровью этих Хуанов. Хоть в этом и нет справедливости, но я покоряюсь вашей просьбе. Будьте счастливы!

Старушонка подняла нож с полу и повернулась к двери.

— Запомните! — крикнула ей вслед Цзя. — Если вы причините Хуанам вред, я этого не вынесу!

— Мне два раза повторять не нужно, — проворчала ночная гостья и выскользнула в дверь.

Когда старушонка подошла к дому Хуанов, восток уже заалел. Хуан и Чунь-юэ с нетерпением ожидали ее возвращения. Завидев убийцу в окно, служанка выбежала ей навстречу.

— Что так долго? А где голова негодной?

В ответ старуха схватила левой рукой Чунь-юэ за волосы, а правой выхватила нож и, указывая на госпожу Вэй, закричала с горящими от гнева глазами:

— Подлая! Встав на сторону своей ревнивой дочки, ты оклеветала благороднейшую и красивейшую женщину. Мне следовало бы отрубить тебе голову, но добрейшая госпожа Фея велела мне простить тебя. Да узнает Небо о ее благородстве и великодушии! Вы только подумайте, — избранница Неба, у которой алое пятнышко на руке, пробыла десять лет в зеленом тереме! Если вы только посмеете обидеть госпожу Фею, я вас отыщу хоть за тысячу ли отсюда и покараю вот этим ножом!

Сказала и, накрутив косы Чунь-юэ себе на руку, двинулась прочь, уводя служанку. Госпожа Вэй, опомнившись от потрясения, послала слуг схватить старуху. Но та обернулась к посланным и проговорила: — Если тронете меня, убью вашу хозяйку!

Слуги убрались восвояси, а старуха выволокла Чунь-юэ на людную улицу и принялась голосить:

— Пусть услышит мои слова всяк, в ком есть хоть капля совести и справедливости. Я наемная убийца. Жена превосходительного Хуана, подлая Вэй, прислала за мной служанку Чунь-юэ, вот эту, которую я держу, чтобы для ублажения ее гнусной, ревнивой дочки я принесла им за тысячу золотых голову госпожи Феи, наложницы инспектора Яна. Я отправилась в дом господина Яна и, только взглянула на госпожу Фею, сразу все поняла. Бедняжка лежала, печальная и изнуренная, одетая в какие-то лохмотья. Я до сих пор дрожу — ведь чуть не убила благороднейшую женщину, у которой на руке алое пятнышко «соловьиной крови»! Если узнаю, что другой убийца соблазнится тысячей золотых, которые сулит за убийство госпожи Феи эта подлая Вэй, тут же предстану перед ним, и да охранит его Небо! Тут старуха обернулась к Чунь-юэ.

— Про тебя не скажешь, что ты животное: с виду у тебя все на месте — и пять страстей, и шесть кладовых.[230]Шесть кладовых — то же, что пять кладовых тела (см. коммент. выше), только каждая из почек считается отдельно. Ты чуть не погубила достойнейшую госпожу Фею. Я готова убить тебя! Но тогда не останется свидетеля преступлений старухи Вэй. Поэтому я оставляю тебе твою подлую жизнь. Не забывай об этом!

С этими словами она взмахнула ножом, Чунь-юэ упала на землю, а старушонка исчезла. Пораженные прохожие кинулись к упавшей служанке и увидели: нет у нее носа и обоих ушей и все лицо несчастной залито кровью. Слух о происшествии быстро разнесся по столице, и про невиновность Феи и злодейство жены сановного Хуана узнали все.

Слуги, которые держались неподалеку, подняли Чунь-юэ и внесли ее в дом. Увидев, что сделалось со служанкой, госпожа Вэй и ее дочь затряслись от ужаса. Но госпоже Вэй урок этот не пошел впрок! Уложив Чунь-юэ в своей спальне, она села поджидать мужа.

Вернувшийся со службы Хуан, увидев удрученными и жену и дочь, спросил:

— Что у вас опять тут случилось?

— Право же, вы словно глухой и слепой, — скривившись, запричитала госпожа Вэй. — Не знаете, что в вашем собственном доме творится!

— Да в чем дело? Говори же поскорее! Госпожа Вэй указала на Чунь-юэ.

— Взгляните на эту несчастную!

Хуан раскрыл пошире подслеповатые глаза: какая-то женщина, вся в крови, без носа и без ушей, — смотреть страшно!

— Кто это?

— Наша служанка, бедная Чунь-юэ.

Хуан побелел и спросил, как это произошло.

— Прошлой ночью, когда пробило третью стражу, в наш дом забралась убийца и утащила Чунь-юэ. Нам удалось спастись, а бедняжке пришлось сами видите каково. Неслыханное варварство! До сих пор от страха дрожу, а виновница всего — Фея!

— А как вы догадались, что убийцу подослала Фея? — опешил Хуан.

— И догадываться не пришлось! Убегая, убийца сказала: «Я пришла за госпожой Хуан. Шла к Янам убить госпожу Фею, но, убедившись в ее чистоте, явилась сюда наказать жену и дочь превосходительного Хуана». Ясно ведь, что навела убийцу подлая наложница!

Выслушав жену, сановный Хуан разгневался и тут же решил отдать повеление по судебному ведомству о розыске убийцы, а государя просить о наказании Феи. Но госпожа Вэй покачала головой.

— Это не годится: в прошлый раз вы ведь тоже докладывали государю о Фее, но, кроме позора, ничего не добились. Пригласите лучше моего племянника, он ведь служит советником у государя. Скажите ему, что дело идет о подлежащем суду нарушении устоев морали, а долг племянника — как раз и заниматься такими вопросами.

Сановный Хуан согласился с женой, тотчас послал за племянником госпожи Вэй, которого звали Ван Суй-чаном, и пересказал ему все, что услышал от женщин. Ван Суй-чан был человеком недалеким и без труда дал убедить себя в правоте семьи Хуанов. Он обещал начать дело против наложницы.

Тем временем госпожа Вэй потихоньку от мужа пригласила придворную даму Цзя.

— Давно мы не виделись с вами, но я постоянно вспоминаю о вас. А сегодня решилась просить вас посетить наш дом, чтобы заручиться вашей поддержкой в одном непростом деле.

Указав на Чунь-юэ, она сказала:

— Эта бедная девушка — служанка моей дочери. С ней случилось несчастье: пострадала от ножа убийцы вместо госпожи. Она жива, но осталась на всю жизнь калекой. Муж говорит, что ее можно вылечить снадобьем из крови ящерицы. Однако это лекарство — большая редкость, и я не могу его раздобыть. Говорят, оно имеется у дворцовых лекарей. Не сможете ли вы облегчить судьбу бедняжки?

— В вашем доме большая беда! — воскликнула гостья. — Почему же вы не схватили убийцу, не привлекли к ответу негодницу, которая подослала, не наказали обеих?

— Такова уж судьба моей доченьки, — вздохнула госпожа Вэй, — а от судьбы никуда не денешься. К тому же муж мой стар и немощен, семейными делами заниматься не желает. Вот у меня и нет другой опоры, кроме вас!

Дама Цзя распростилась и ушла и вскоре прислала нужное снадобье. Затем она отправилась к императрице и пересказала ей историю, изложенную женой Хуана, от себя добавив:

— Дочь Хуана ужасно ревнива, но мне думается, что и эта Фея Лазоревого града не без греха. А госпожа Вэй оказалась меж ними, как меж двух огней. Надо бы ей помочь!

— Не верь ни единому ее слову, — улыбнулась императрица.

На другой день на приеме у Сына Неба советник Ван Суй-чан представил на высочайшее имя доклад, в котором говорилось:

Император гневно взглянул на сановного Хуана и вопросил, отчего тот молчит, ведь речь идет о делах его семьи. Сложив почтительно ладони, Хуан говорит:

— Я ничего не смею сказать вашему величеству, ибо стар и все мое время уходит на верноподданную службу, так что мне недосуг заниматься семейными делами.

Император помолчал, подумал и произнес:

— Вторжение убийцы в дом, даже если бы речь шла о жилище простого горожанина, — вещь из ряда вон выходящая, тем более ужасно, что насилие произошло в доме заслуженного вельможи. Но любой убийца осторожен, его трудно поймать, поэтому надо начать с выяснения — кто его подослал.

Сановный Хуан низко поклонился.

— Я уже докладывал вашему величеству о Фее Лазоревого града, но мои заключения были подвергнуты тогда сомнению. Больше я не осмеливался оскорблять слух вашего величества тем, что можно почесть пустыми женскими дрязгами и сплетнями. Однако эта Фея — женщина неслыханного коварства, она и подослала убийцу, тут даже и расследовать-то нечего. Сам убийца назвал ее имя, об этом все в столице знают!

Сын Неба вскипел.

— Зависть и ревность свойственны людям, но разве допустимо по этой причине покушаться на жизнь человека? Повелеваем схватить убийцу, а Фею Лазоревого града выслать туда, откуда она прибыла в столицу!

— Мы не знаем, откуда она прибыла, — вставил слово советник Ван Суй-чан. — Может быть, лучше заключить ее в тюрьму?

— Мы подумаем об этом, — ответил император. — Пока оставьте саму Фею и займитесь поимкой убийцы.

После приема государь отправился в покои императрицы и в беседе рассказал ей, помимо прочего, о деле Феи и принятых им мерах. Императрица улыбнулась.

— Я тоже слышала об этом. Думаю, что все это подстроено из ревности, и незачем двору вмешиваться в семейные дрязги. Жаль только, что невинный человек может поплатиться жизнью за свою доверчивость.

— Вы совершенно правы, — ответил Сын Неба, — но у меня есть один план, который я приведу в исполнение, как только вернется в столицу инспектор Ян Чан-цюй.

— Что же это за план?

— Для начала я временно вышлю Фею из столицы.

— Это разумно, — кивнула императрица, — по крайней мере, хоть все успокоятся. Обе стороны должны быть довольны.

— Вечно у этого Хуана что-то не ладится, а нам заботы да хлопоты, — нахмурился император.

— Да, и я соглашаюсь сейчас с твоим планом только ради тебя. Я-то знаю, что госпожа Вэй и ее дочь готовы на любой обман, знаю, что они творят зло, надеясь, что я их по давней памяти выручу.

Вызвав наутро сановных Хуана и Иня, государь сказал:

— Мы решили следующее. Поскольку каждый из вас доводится Ян Чан-цюю тестем, то вы должны помогать один другому в беде и действовать заодно. Сейчас вы отправитесь к Ян Сяню и передадите ему мое повеление относительно Феи Лазоревого града — она должна отбыть туда, откуда приехала в столицу. Семейные же раздоры должны быть немедленно прекращены! Окончательное решение мы примем после возвращения Ян Чан-цюя из похода!

Сановный Инь неплохо знал нрав Хуана и его жены, но подумал, что пока и в самом деле самое лучшее — отъезд Феи в Цзянчжоу.

— Ваше величество рассудили мудро, — сказал он. — Мы немедленно едем к Ян Сяню и объявим ему вашу волю.

Когда они вышли из дворца, сановный Хуан задумался: «Не все удачно сложилось в жизни моей дочери, но Фея уедет, и тогда в доме Янов воцарится покой. Поспешу-ка я к ним».

А что случилось потом с Феей, об этом в следующей главе.