Онлайн чтение книги Сон в Нефритовом павильоне
Глава двадцать девятая. О ТОМ, КАК ЛУ ЦЗЮНЬ ПРИВЕТСТВОВАЛ ДАОСА В ПРИЮТЕ НЕБОЖИТЕЛЕЙ, А СЫН НЕБА ПРИНИМАЛ ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦУ ЗАПАДА ВО ДВОРЦЕ БЕЗУПРЕЧНОЙ ЧЕСТНОСТИ

С давних времен известно, что многие несчастья страны происходят из-за людей, которых одолевает тщеславие или жажда богатства и знатности. Но слава и положение недолго радуют тех, кто обманывает государя и направляет его по ложному пути. Итак, Лу Цзюнь пригласил к себе Дун Хуна, отослал из покоев слуг и, взяв гостя за руку, говорит:

— Увы, скоро придет конец нашим встречам и беседам!

— Не понимаю, о чем вы, — удивился Дун Хун.

— Ты ведь знаешь, — тяжело вздохнул Лу Цзюнь, — Яньский князь — мой заклятый враг. По слухам, скоро он снова будет в чести у императора, и тогда меня ждут немилость и опала. Пока не поздно, лучше бросить службу да уехать в родные края, чтобы лечь в могилу рядом с предками!

— Не беспокойтесь понапрасну, — успокаивает Дун Хун. — Дни и ночи провожу я подле государя. Он принимает меня как сына, и мне известны все его сокровенные мысли. Император уважает вас, о Яньском князе и думать забыл.

Лу Цзюнь криво усмехнулся.

— Ты молод, еще не знаешь превратностей жизни. А я на государственной службе уже более сорока лет, при дворе поседел и всякого навидался. Все познал: победы и поражения, славу и позор. Мне ли не понимать, как дальше будет. Недаром говорится: «Старый конь сам дорогу знает». Государь любит, конечно, своих приближенных, но они для него что наложницы для мужа: одной всегда мало, потому что новенькое манит. Ты сейчас пока один в сердце господина: услаждаешь слух его музыкой и целиком владеешь его помыслами. Сын Неба тебя обласкал, должность тебе почетную пожаловал, но смотри, всего несколько лун миновало, а двор уже завидует тебе и ждет твоего падения. Любая красотка приедается, ее песни и танцы теряют прежнюю прелесть — и печальная участь грозит ей. Я ведь люблю тебя, потому и помогаю: если тебе хорошо — и мне хорошо, тебе плохо — и мне плохо. Видишь, я не так о себе даже беспокоюсь, как о тебе!

— Я очень ценю вашу заботу, — дважды поклонился Дун Хун, — и готов «вязать для вас травы». Запомню ваши советы: буду еще осторожнее, постараюсь поменьше попадаться на глаза придворным и все сделаю, чтобы не потерять милости государя.

— Ты правильно говоришь, — засмеялся Лу Цзюнь, — да только едва ли все это поможет. Знаешь пословицу: «Тигр, выбравшийся из западни, злее, чем тигр, в западню не попавший»? Для нас с тобой этот тигр — Яньский князь. И будь ты в три раза осторожнее, он, как вернется, найдет, в чем тебя уличить да обвинить.

Опустив голову, Дун Хун задумался, а потом говорит:

— Я еще несмышлён, мало что понимаю в жизни. Научите, как быть. За вами я готов в огонь и в воду!

Лу Цзюнь остался доволен ответом. Пригласил гостя отобедать у него в доме, увел его в потайную комнату, и там они беседовали до утра, и в юную душу вливался яд предательства. А между тем Сын Неба ничего не ведает, не подозревает, что благополучие могучей еще недавно державы висит на волоске: словно плоская глыба с горы Тайшань, вот-вот рухнут ее устои!

Однажды император в обществе Лу Цзюня и Дун Хуна наслаждался музыкой, что было заведено теперь каждый день. Мать-императрица, по обычаю выпустив в пруд рыбок, велела освободить из тюрем заключенных и пришла к сыну.

— Яньский князь был непочтителен с тобой, наговорил лишнего, но в сущности он — один из самых преданных наших слуг. Ты наказал его за дерзость изгнанием, но, я думаю, настала пора простить его и вернуть в столицу.

— Поверьте, матушка, — улыбнулся император, — я высоко ценю преданность Ян Чан-цюя: я возвел его в чин министра, отметил наградами его военные и гражданские заслуги. Однако он переусердствовал и злоупотребил данной ему властью, и я решил немного наказать его. Пока не пришло известие о его прибытии к месту ссылки, рано говорить о прощении. Пусть пройдет несколько лун, тогда я и призову его назад.

— Ты все же был чрезмерно суров, — покачала головой императрица, — не кажется ли тебе, что ты допустил ошибку?

Весь следующий день император принимал подданных, а вечером, сняв парадные одежды, удалился в свои покои. С востока светила полная луна, в небесах замигали первые звезды. Миновало уже одиннадцать лун года, а осень, казалось, все еще продолжается. Позвав к себе Лу Цзюня и Дун Хуна, император повелел подготовиться к развлечениям в Павильоне Феникс. Сын Неба пожелал пригласить туда членов императорской семьи с женами и наложницами, и когда все собрались, приказал Дун Хуну играть, а придворным дамам танцевать. Зазвучала музыка, закружились красавицы в красных и зеленых одеяниях, полилось вино. Лицо государя осветилось радостной улыбкой, он взял в руки цитру и самолично исполнил несколько мелодий. Гости в восторге провозгласили многие лета Сыну Неба. Император указал на семнадцатиствольную свирель и повелел Дун Хуну:

— Сыграй-ка нам древнее сочинение Ван Цзы-цзиня,[269]Ван Цзы-цзинь — сын чжоуского царя Лин-вана, мастер игры на многоствольной свирели шэн, автор пьесы «Пение феникса». Согласно легенде, улетел на небо на журавле. развей пыль будничных забот!

Дун Хун взял свирель и мастерски исполнил сочинение.

— Эта мелодия печальна и нагоняет грусть, — улыбнулся император, — недаром в древних стихах говорится: «Отчего же свирель так тоскует по иве?» Потому мелодию и назвали «Ивой». А теперь успокой нашу душу!

Дун Хун сыграл другое. Император похвалил его:

— Хорошо! Чистая, покойная мелодия, она смягчает сердце, недаром в древних стихах сказано: «Лунной ночью иду по дороге в Янчжоу».[270]Янчжоу — процветавший в свое время город в нижнем течении Янцзы. Отсюда и название ее «Янчжоу». Теперь исполни что-нибудь легкое и красивое!

Дун Хун переменил лад. Император слушал с явным удовольствием, а когда музыка кончилась, улыбнулся, хлопнул яшмовой ладонью по столику и воскликнул:

— Какое наслаждение приносит прекрасная музыка! Она пьянит душу, наполняет разум смятением. Это ведь «Цветы среди деревьев в саду императора»!

Дун Хун продолжал играть. Сын Неба в восторге оглядел присутствующих.

— Что за чудо! Кажется, будто мы с Ян-гуйфэй в Павильоне Орлиного Древа слушаем, как играют на лютнях красивые девушки, а подпевают им маленькие девочки! Эта мелодия даже прекраснее тех, что сочинял Ли Сань-лан![271]Ли Сань-лан — танский император Сюань-цзун (см.). Она прекраснее той, которою этот выдающийся музыкант заставил цветы быстрее распускаться. Ли Сань-лана после смерти поносили, имя его надолго предали забвению, но разве же одними делами измеряются заслуги правителя? Вот мы сейчас наслаждаемся его несравненной музыкой — кто осудит это? Особенно когда в присутствии придворных дам и наших приближенных ее исполняет императорский музыкант Дун Хун, таланты которого не уступят умению Ли Сань-лана! Мы думаем, все простят нам это увлечение!

Кончив говорить, Сын Неба велел подать вина и один за другим осушил несколько бокалов. На лице его появился персиковый румянец. Все гости пили за процветание молодого императора, а Дун Хун взял свирель и начал грустную мелодию: полились тоскливые, жалобные звуки, и поднялся ветерок, который долго и уныло витал по павильону, пока водяные часы не возвестили о наступлении утра и не ушли с небес луна и звезды. А ветерок стал колючим и сердитым, и в мысли гостей прокралась тревога, но тут Сын Неба поднял руку и дал знак Дун Хуну прекратить играть. Император долго молчал, потом обратился к Лу Цзюню:

— Знакома вам эта мелодия? Помните ли вы стихи: «День уходит на запад — река течет на восток, славу и честь мою уносят с собой облака»? Это же «Северные горы» У-ди![272]У-ди (правил в 140 — 87 гг. до н. э.) — император династии Западная Хань, в период расцвета ее могущества. В старину говаривали: «Кончается веселье — приходит печаль, кончается радость — приходит горе». Так и теперь: кончилось наше веселье, кончились наши радости. Как грустно, что проходит молодость, грустно, что волосы человека утром черны как смоль, а к вечеру серебрятся сединой. И никому, даже Сыну Неба, не избежать заката! Вы прочитали много древних книг, немало знаете о делах минувшего, скажите же: существует ли путь к вечной гармонии, к долгой и беззаботной жизни? К жизни, в которой есть одни радости и нет печалей, в которой только рождаются, но не умирают, в которой человек может полностью слиться с природой и пребывать в этом слиянии вечно?

— Говорят, — начал Лу Цзюнь, — что три великих императора древности правили по законам природы вместе восемнадцать тысяч лет, пять знаменитых могущественных правителей[273]…три великих императора древности… пять знаменитых могущественных правителей… — легендарные государи, имена которых в большинстве названы ниже, в тексте романа. сочинили законы, сотворили музыку и этим прогнали злых духов и даровали стране покой и процветание. Из них Хуан-ди[274]Хуан-ди («Желтый государь») — один из мифических первопредков китайцев, изобрел много полезных вещей, научил людей строить дома и повозки, рыть колодцы, шить платье и т. д. правил сто, прожил сто десять лет, Шао-хао[275]Шао-хао — мифический правитель древности, преемник Хуан-ди. правил девяносто, прожил сто сорок лет, Ди-цзюнь[276]Ди-цзюнь — первоначально то же, что Ди-ку, затем стал божеством-покровителем иньцев. пробыл на престоле восемьдесят лет, а в жизни — девяносто восемь, Ди-ку[277]Ди-ку — легендарный правитель самых далеких времен, отец Яо. был властелином семьдесят, а жил сто пятьдесят лет, Яо царствовал девяносто восемь лет, а прожил сто восемнадцать, на правление Шуня пришлось пятьдесят лет из ста десяти его жизни, чжоускому князю Му-вану Небо подарило для правления сто лет, для жизни — сто семьдесят. Я не самый большой знаток древних сочинений, и мой ответ вашему величеству не будет, может быть, точным, но, по-моему, только в зрелости человек познает гармонию природы и прикасается к вечному блаженству.

— Говорят, могила императора Хуан-ди находится в горах Цяошань, — с улыбкой проговорил Сын Неба, — циньский Ши-хуан[278]Цинь Ши-хуан (259–210 гг. до н. э., с 246 г. — царь Цинь, с 222 г. — император) — основатель первой объединявшей весь Китай империи Цинь, реформатор, строитель Великой стены. Правил деспотическими методами, истреблял недовольных ученых, вследствие чего стал олицетворением тирании. погребен в горах Лишань, а ханьский У-ди покоится на горе Маолин. Все они — герои древности, и все умерли! Значит, нет на свете бессмертия?!

— Ши-хуан и У-ди, — отвечал Лу Цзюнь, — всю свою жизнь опирались на силу и покоряли соседние народы, они были рабами своих желаний и потому не удостоились бессмертия. Император Хуан-ди, который улучшил правление страной, семь дней очищался от скверны прежних нравов на горе Кундуншань, а когда повстречался с Гуан Чэн-цзы,[279]Гуан Чэн-цзы — легендарный отшельник, у которого Хуан-ди постигал высшую мудрость. то вознесся на небо — в горах Цяошань погребены только его лук и меч, но не прах. Когда на престол взошли ваше величество, в стране воцарилось человеколюбие, смягчились нравы, народ обрел покой и благополучие и теперь прославляет ваши добродетели и возносит вам хвалы. Стоит вам подняться на гору Тайшань, вы обретете бессмертие и к вам спустится Дракон озера Динху, чтобы вознеслись вы, как некогда Хуан-ди, на небо, где вас будет ждать восьмиглавый скакун с Яочи.[280]Яочи — Яшмовый пруд, по даосским поверьям находящийся на небесах. Но если вы станете в бездеятельности проводить свои дни здесь, разве узнаете вы тайну полета Сянь Мэня[281]Сянь Мэнь — даосский кудесник, у которого Цинь Ши-хуан надеялся узнать секрет бессмертия. или Ань Ци-шэна,[282]Ань Ци-шэн (III в. до н. э.) — даос, занимавшийся торговлей снадобьями и пользовавшийся славой кудесника, у которого Цинь Ши-хуан пытался выведать тайну бессмертия. разве откроется вам состав эликсира бессмертия с горы Фанчжан или Пэнлай?![283]Фанчжан и Пэнлай — по даосским легендам, горы, плавающие в океане, на которых обитают бессмертные.

Государю понравился ответ Лу Цзюня, и он пожаловал ему звание первого секретаря императорской академии и должность начальника церемоний при палате астрологии, повелел собрать все сведения о небожителях и их деяниях. Лу Цзюнь призвал на помощь знатоков священных книг и прославленных магов: великое множество их съехалось ко двору из княжеств Янь и Ци. Вельможа выстроил в Запретном городе дом и назвал его Дворцом Безупречной Честности. Пышностью форм, изяществом перил и опор дворец превосходил многие знаменитые строения династии Хань. Государь лично начертал указ о создании Академии Безупречной Честности и о присвоении Лу Цзюню звания первого ее члена.

Как-то один из магов, приглашенных во дворец, обратился к Лу Цзюню:

— Ваша светлость желает познать тайны трех великих императоров и пяти могущественных правителей древности, а также небожителей Сянь Мэня и Ань Ци-шэна. Нужно найти умудренного знаниями даоса, принести жертвы Небу и вымолить эти тайны.

Лу Цзюнь кивнул.

— Мне известен этот путь, но у нас нет такого даоса. Если у тебя есть кто-нибудь на примете, скажи!

— Мир велик, и даосов в нем много, — ответил маг. — Я знаком с одним по имени Голубое Облако. Он сведущ в учении Дао, обладает без счету талантами, иногда его можно встретить и в Срединном царстве. Если его попросить как следует, он, думаю, не откажется помочь.

— Я выполняю повеление государя сделать страну счастливой, — усмехнулся Лу Цзюнь, — и ничего не пожалею ради этого!

Семь дней собирал он в дорогу магов, готовил дары для даоса. Перед отбытием те говорят Лу Цзюню:

— Даос Голубое Облако имеет обыкновение нежданно-негаданно появляться то в одном уезде, то в другом, так что, ваша светлость, будьте готовы к его приходу в любой час.

Даос Голубое Облако жил когда-то у своего учителя, даоса Белое Облако. Расставшись с Хун, Белое Облако решил улететь в Индию. Он призвал к себе ученика и сказал ему:

— Ты не до конца еще постиг учение, поэтому я не беру тебя с собой. Оставайся в нашей обители и совершенствуй свои знания! Способности у тебя немалые, но лень и беспечность — твои враги. Не вздумай до времени появляться среди людей и показывать им то, чему ты успел у меня научиться.

Голубое Облако почтительно поклонился учителю и остался один. Недолго соблюдал он запрет. Подумал он однажды: «Скучно проводить всю жизнь в обители, не испытать свое умение. Поброжу-ка я по миру, погляжу, чем он живет!» — и отправился в путь. Сначала пошел на запад, куда уходит вечером солнце, потом — на восток, откуда восходит солнце, покинув свой дом за горами Гуаньсяншань, потом — на север, где взобрался на гору Хэнтянъ и полюбовался деревьями, ветки которых тянутся на тысячи ли. Осмотрев эти края, он горестно вздохнул: «А еще говорят, мир велик! Да он весь не больше моей ладони! Стоит ли ради него замыкаться в далекой обители?!» И остался в северных краях, стал бродить среди людей, похваляться перед ними своими знаниями. Скоро слава о даосе Голубое Облако разнеслась по всем северным землям. «Север скучное место, не с кем даже поговорить», — подумал однажды даос и устремил свои взоры в направлении столицы. «Вот где образованные и подлинно просвещенные люди! Наверно, здесь можно встретить и настоящие таланты!»

Голубое Облако принял облик нищего и вошел в столицу, где стал ко всем внимательно приглядываться. Как раз в это время происходили известные нам события: доившись ссылки Яньского князя, власть в стране захватил Лу Цзюнь, который наводнил императорский дворец угодными ему людьми. Прослышав обо всем этом, даос не без радости подумал: «Давно известно, что в Срединной области, первой среди девяти областей Поднебесной,[284]…в Срединной области, первой среди девяти областей Поднебесной… — В древности Поднебесная, то есть тогдашняя территория Китая, делилась на девять частей. всегда полно беспорядка и суеты, — вот где я смогу развернуться!» Он принял облик мага, смешался с толпой тех, которые прибыли в Академию Безупречной Честности по приглашению Лу Цзюня, и стал ждать. Тут Лу Цзюнь задался целью разыскать даоса Голубое Облако. Узнав об этом, даос вышел из столицы с намерением перехватить посланцев Лу Цзюня, отправившихся на поиски прославленного мудреца. Через несколько дней он увидел магов с шелками и конями, предназначенными ему в подарок. Маги направились на юг, а даос незаметно пристроился к ним и не отставал ни на шаг. Как-то он услышал разговор посланцев Лу Цзюня.

— Много мы слышали о даосе Голубое Облако, но никогда не видели его в лицо, как же мы разыщем его?! — сказал один.

— Я слышал, ч±о этот даос способен только на фокусы, — сказал другой, — подлинных знаний у него нет. На что такой Лу Цзюню? Не отправиться ли нам в даосский храм и не пригласить ли настоящего мудреца, которого можно будет выдать за Голубое Облако?

Первый хлопнул в ладоши и рассмеялся.

— Прекрасная мысль! Если нам это удастся, то мы сможем разделить дары между собой!

Все согласились с предложенным планом и бодро зашагали дальше. Голубое Облако, который слышал разговор до последнего слова, пошел за посланцами, на ходу творя заклинания. Маги шли быстро, но когда миновало полдня, они вдруг заметили, что остаются там, откуда утром начали путь. Они оглянулись и увидели убогого нищего, который, припадая на одну ногу, подошел к ним и со смехом проговорил:

— Да вы не умеете управляться с конями, которых куда-то гоните! Дайте-ка я покажу, как это делается!

Он схватил кнут и начал хлестать коней. Те понеслись вскачь. Некоторое время маги с трудом за ними поспевали, но вскоре отстали безнадежно. А нищий оглянулся на них, осклабился и растворился в воздухе. Посланцы растерялись, они били себя в грудь и причитали:

— Этот бродяга увел наших коней! Как нам теперь быть? Ведь мы не выполним повеление Сына Неба!

И тогда откуда-то сзади раздались слова:

— Вот они, ваши кони, забирайте их! Изумленные маги обернулись — за спиной у них нищий с лошадьми. Тут они поняли, что бродяга не простой человек, пали перед ним ниц и взмолились:

— Простите нашу дерзость, почтеннейший, откройтесь нам!

Нищий усмехнулся, обернулся ветерком, который взмыл кверху, и крикнул:

— Не ходите в южные края, возвращайтесь в столицу и ждите. В такой-то день и в такой-то час даос Голубое Облако сам прибудет в Академию Безупречной Честности!

Крикнул — и исчез без следа. Маги только теперь поняли, что над ними подшутил сам даос Голубое Облако. Они возвратились в столицу и рассказали Лу Цзюню, что с ними приключилось и что обещал им на прощанье даос. Обрадованный вельможа велел выстроить к северу от Академии Безупречной Честности беседку в несколько ярусов, которую назвали Приютом Небожителей, и стал ожидать назначенного даосом дня. Для гостя приготовили благовония и чистейшую воду, сам Сын Неба приехал в Академию к часу прибытия даоса. Спустились сумерки, пробили третью стражу. На юге появилась голубоватая тучка, она медленно подплыла к беседке и окутала ее.

— Это лестница, по которой даос спустится на землю, — пронесся среди магов шепот восхищения.

В воздухе разлился волшебный аромат, и вскоре показалось разноцветное облако, а на нем восседал даос. Возле беседки облако остановилось, и гость спустился вниз, в приготовленное для него жилище. Голубые брови, белояшмовое лицо, отрешенный от земного взор, чистый, благородный облик — истинный небожитель! Одет он в даосское платье, в руках держит веер, украшенный драгоценными каменьями. Даос предстал перед государем и почтительно склонился. Государь вежливо ответил на приветствие и молвил:

— Мы обитаем в пыли земного мира, вы — в чистоте мира небесного! Счастливый случай свел нас здесь.

— Мы бороздим небеса, словно облака, — улыбнулся даос, — но ваше величество пожелало повидать меня — я перед вами. Знаю, что вы ищете путь к вечной гармонии, но не ведаю, для какой это надобности.

Сын Неба горестно вздохнул.

— Жизнь человеческая ничтожна, словно капля росы на острие травинки. Богатство и знатность человека преходящи, что облака. Мы желаем с вашей помощью добыть эликсир долголетия с Десяти островов и Трех гор и, заручившись поддержкой доброжелателей в Нефритовой столице, хотим творить благо по примеру Сюань-юаня и чжоуского Му-вана!

Даос проницательно посмотрел на императора и расплылся в улыбке.

— Вы, ваше величество, не простой смертный, вы небожитель, на время сошедший на землю, и раз вы пожелали ступить на путь Дао, я окажу вам посильную помощь — попрошу своих небесных друзей доставить этот эликсир.

Император обрадовался, приказал показать даосу Дворец Безупречной Честности и отбыл в свои покои. Даос обратился к Лу Цзюню:

— Сын Неба желает получить от небожителей эликсир долголетия, дабы он мог творить на земле благодеяния, подобно Му-вану и Сиванму. Но обитателям неба неприятен пыльный земной мир, да и ваш Дворец Безупречной Честности слишком мал, чтобы можно было принять таких высоких гостей. Требуется высокий, просторный павильон, куда не проникала бы грязь этого мира, только тогда я смогу обратиться к небожителям с приглашением.

Лу Цзюнь угодливо выслушал даоса и приказал немедленно начать строительство павильона. Когда работу закончили, глазам всех предстало величественное сооружение: яшмовые перила, двери с украшениями из жемчуга, множество окон в рамах зеленого и красного цвета, в залах — коралловые подвески, редкостные цветы и травы, словно шелковый ковер весны в третью луну.

Как только Голубое Облако завершил приготовления к приему небожителей, император прибыл в расположенный рядом Дворец Безупречной Честности. Вместе с Сыном Неба к трехдневному очищению души и тела приступили маги и высшие придворные чины. Это было необходимо для общения с обитателями мира чистоты. На четвертый день император показался в дверях дворца: на нем были парадный головной убор и алый шелковый халат, в руке — нефритовая дщица для записи повелений. Он поднялся в новый павильон и расположился на возвышении лицом к востоку. Голубое Облако — в даосской шляпе и халате из листьев лотоса, с драгоценным веером в руке — сел на второе место, тоже лицом на восток. Затем в одеждах из птичьих перьев расселись на свои места маги, а за ними, справа и слева, расположились Лу Цзюнь, Дун Хун и другие вельможи.

Когда спустился вечер, Голубое Облако встал, поклонился, обратив взор к северу, затем вместе с магами пал ниц, поднялся и приблизился к Сыну Неба:

— Сегодня ночью Нефритовый владыка устраивает пир у себя во дворце, все небожители будут гостями, среди них Сиванму, Чисун-цзы[285]Чисун-цзы — святой отшельник древних легенд. и Ань Ци-шэн. В третью долю четвертой стражи они сойдут к нам, но в пятую долю пятой стражи вновь поднимутся на небо. Прикажите возжечь благовония и ожидайте гостей!

Сын Неба взглянул на Лу Цзюня — тот расставил повсюду огромные курильницы и зажег ароматные травы. Волшебные запахи наполнили павильон.

И вот в небе засверкали огни Семизвездья, по водяным часам наступила четвертая стража. На западе появились две синие птицы, небесные существа медленно подлетели к павильону и опустились на перила. Голубое Облако воскликнул:

— Прибывает Повелительница Запада богиня Сиванму!

Послышалась небесная музыка, и к павильону на луанях приблизились две феи — в их волосах семь драгоценных каменьев, на них многоцветные юбки, подхваченные поясами с жемчужными подвесками. Феи сошли с луаней и направились к императору. Он встал и приготовился к приветствиям, но феи проговорили:

— Мы служанки Повелительницы Запада, а наша госпожа — вот она!

Сын Неба посмотрел, куда указали феи: там небо затянула тончайшая дымка, появилось пестроцветное облако, на котором восседала Сиванму — в головном уборе, напоминавшем очертаниями птицу феникс и усыпанном драгоценностями, — в сопровождении десяти небесных дев с пышными веерами и великолепными стягами, и спутниц богини Запада несли на себе луани и фениксы. Ослепительное сияние и неземные ароматы исходили от небесной процессии.

Голубое Облако вместе с магами спустился к подножию павильона, чтобы приветствовать гостью и проводить ее в залу. Сын Неба, сложив на груди ладони, склонился перед Сиванму и пересел на второе место, обратившись теперь лицом на запад. Десять небесных дев расположились возле своей госпожи. Только теперь император поднял глаза на Повелительницу Запада: молодое красивое лицо, безыскусные манеры, вся она что прекрасный цветок, волосы отливают изумрудом, глаза светлые и чистые, будто осенняя река.

Сын Неба обратился к небесной гостье:

— Тысячу лет назад вы вместе с чжоуским князем напевали «Белые облака», но ваше лицо и сегодня молодо и прекрасно. Поведайте нам о радостях жизни в Небесной столице!

Улыбнулась Сиванму.

— Как странно: небесный конь не успел выщипать траву, что растет возле моего жилища под Персиковым древом, а в мире людей пролетела уже тысяча лет!

Сын Неба подивился ее словам и вдруг заметил, что в павильоне появились неизвестный юноша верхом на олене и старец с корзиной, наполненной травой. Повелительница Запада молвит:

— Этот юноша — мой сосед Ань Ци-шэн, а старца зовут Чисун-цзы, он собирает травы под горой Тайшань. Оба тоже ваши гости сегодня.

Сын Неба приветствовал прибывших и усадил их на третье место и на четвертое место. Сиванму обратилась к ним:

— Что же принесли вы в подарок повелителю великой Минской империи? Чем отличите вы его за добродетели?

Ань Ци-шэн с улыбкой вынул из рукава красный плод и протянул императору.

— Это небесный жужуб.[286]Жужуб — китайский финик. Стоит вкусить его, — вы забудете о чувстве голода и проживете пятьсот лет.

За ним к Сыну Неба подходит старец Чисун-цзы.

— Я житель гор, меня убаюкивает свист ветра в сосновых ветвях, питаюсь я сосновыми иглами, потому никогда не хвораю и сохранил бодрость и живость до старости, ведь мне как-никак пятнадцать тысяч лет. В корзине у меня сосновые иголки, дарю их вам.

Он передал императору свою корзину, а Сиванму улыбнулась и вымолвила:

— В саду у себя я вырастила персиковые деревья, да озорник Дунфан Шо[287]Дунфан Шо (II в. до н. э.) — литератор, своего рода привилегированный шут при ханьском императоре У-ди. Впоследствии стал героем многочисленных преданий. утащил их плоды. Осталось всего пять персиков, их я принесла вам в дар. Стоит съесть их простому смертному — он проживет пять тысяч лет!

Она приказала служанкам преподнести плоды Сыну Неба. Те положили персики на подносы, украшенные драгоценными каменьями, и выполнили повеление госпожи. Император с поклоном принял подарок и спрашивает Повелительницу Запада:

— Многим ли людям удалось обрести бессмертие, к которому они издавна так стремятся?

Усмехнулась Сиванму.

— К небожителям ведут три пути: первый недоступен смертным, второй — через мудрость, третий — через святость!

— Почему же ханьский У-ди и циньский Ши-хуан не удостоились бессмертия, если всю жизнь свою они посвятили отысканию путей к нему?

Сиванму вопросительно глянула на Ань Ци-шэна.

— Кто такие эти У-ди и Ши-хуан?

— Ханьский У-ди — это Лю Чэ, циньский Ши-хуан — это люйский Чжэн.[288]Лю Чэ и Чжэн — собственные имена ханьского императора У-ди и циньского Ши-хуана; называя их личными, а не храмовыми (под которыми эти деятели вошли в историю) именами, небожитель демонстрирует свое к ним пренебрежение.

— Оба они были и остались смертными, — проговорила Сиванму. — Глупый Лю Чэ, чтобы привлечь внимание небожителей, собирал в медные подносы росу, но на берегах Фэньшуй вовремя одумался, потому в памяти людей он слывет великим. Люйский Чжэн, тот спалил лучами солнца пятьсот невинных юношей и девушек и закопал живыми в горах Лишань мудрейших людей своего государства — только глупец может после этого мечтать о бессмертии! Этот люйский Чжэн,[289]…этот люйский Чжэн… — злодей… — В числе преступлении Цинь Ши-хуана, собственное имя которого — Ин Чжэн, вменявшихся ему в вину позднейшими историками, особенно часто фигурирует то, что он сжег конфуцианские книги и закопал живыми в землю свыше четырехсот находившихся в оппозиции к нему ученых. Называя Цинь Ши-хуана «люйским», Сиванму указывает на его «незаконнорожденность» (подлинным отцом его считается сановник Люй Бу-вэй). ваш циньский Ши-хуан, — злодей, каких и вообразить трудно!

Сын Неба в сомнении покачал головой.

— А нам говорили, будто вы посетили ханьского У-ди в его Дворце Увядших Цветов и подарили ему семь небесных персиков, — значит, это неправда?

Нахмурилась Сиванму.

— Выдумка! Если бы У-ди получил от меня чудодейственные плоды,[290]Если бы У-ди получил от меня чудодейственные плоды… — Согласно преданиям, У-ди искал эликсира бессмертия, окружал себя даосскими магами, но к концу жизни понял тщету своих мечтаний. осенний ветер не завывал бы над его могилой.

— Почему же нас вы удостоили этого подарка? — спросил Сын Неба.

Сиванму уважительно отвечает:

— Вы родились не в пыльном земном мире, а в небесах, куда и вернетесь в свой срок, чтобы занять свое место среди обитателей Нефритовой столицы.

Довольный Сын Неба повелел, улыбаясь, принести чай. Однако гости не прикоснулись к угощению. Тогда император воскликнул:

— Начать песни и танцы!

Тотчас в сопровождении лютни зазвучала песня «Облачные ворота», запела флейта Цзы Юань, заиграла свирель Ван Цзы-цзиня, начались танцы, замелькали зеленые рукава женских нарядов, чарующие звуки музыки поплыли в небеса. Сын Неба ликовал, упиваясь зрелищем, ласкавшим его глаза и уши. Неожиданно ему доложили: наступила пятая доля пятой стражи, и Сиванму, Чисун-цзы и Ань Ци-шэн заторопились в обратный путь. Трижды император пытался удержать их, но они были непреклонны: сели на пестроцветные облака и уплыли на них, подгоняемых свежим ветром, в голубую даль. Долго в высях продолжала звучать небесная музыка, и слышались хвалы императору.

Государь стоял, глядя вослед небожителям, задумчивый и опечаленный. С этого дня он окончательно забросил дела и погрузился в изучение магии: с раннего утра закрывался во Дворце Безупречной Честности, проводя время за чтением древних книг. Даосу Голубое Облако он пожаловал звание академика и повелел министрам и всем прочим сановникам оказывать даосу высшие почести.

Тем временем при дворе началось брожение: те, кто были поумнее и пообразованнее, вспоминали добрым словом Яньского князя и сожалели об его отсутствии, простаки и невежды старались приспособиться к новым веяниям и предавались мечтам о бессмертии. А казна пустела, росли налоги и поборы, народ роптал. Император же требовал денег, ибо его занятия в Академии Безупречной Честности обходились недешево. Лу Цзюнь беспрекословно выполнял все желания государя, и однажды ему в голову пришла мысль: «Я слишком робко иду к намеченной цели — безраздельной власти в стране! Император полностью доверяет мне, но ведь есть у меня и враги, настал момент избавиться от них навсегда». Он придумал хитрый план, позвал даоса Голубое Облако и говорит ему:

— Самое трудное в нашей державе — это просветить народ. Сын Неба пригласил вас, чтобы вы помогли ему выбрать верный путь. Но невежественная толпа не признает вашего учения, не слушает вас и твердит: «Сын Неба доверился обманщику-даосу!» Это очень огорчает меня, ибо позорит нашу страну. Я прошу вас приложить все свое умение и утихомирить народ, положить конец его сомнениям и неверию, вернуть толпу к покорности и смирению.

— Это проще простого, — улыбнулся даос. — Я отлично знаю астрологию, медицину и гадание — мне ничего не стоит сделать людей счастливыми и избавить их от мучений, дабы они могли полностью отдать себя служению государю.

Обрадованный Лу Цзюнь тут же распорядился расклеить в Запретном городе и за его пределами обращение к народу. А что говорилось в нем — об этом в следующей главе.