Слива и Ледышка схватили письмо, принесенное слугой от Яна. В нем говорилось:
«Синяя птица с Яшмового пруда принесла весть, что рухнул Сорочий мост, — и омрачился яшмовый лик влюбленного, и потерял звонкость соловьиный голос, и печальные думы нарушают покой. По велению государя послезавтра в нашем доме быть большому пиру, на него приедут музыканты из дворца и обитательницы зеленых теремов. Надеюсь, что и вы не оставите нас своим вниманием!»
Слива и Ледышка тотчас занялись нарядами, желая блеснуть на празднике.
Настал назначенный день: широко распахнулись ворота и двери в доме князя Яна, а в нем — залы вымыты, павильоны и лотосовые пруды вычищены, всюду висят шелковые занавеси, стоят украшенные драгоценными каменьями ширмы, лежат шелковые подушки. В придворном наряде, подхваченном поясом с нефритовыми подвесками, князь Ян сидит в середине, по правую и по левую руку от него располагаются Ян Чжан-син и Ян Цин-син. Жэнь-син в бирюзовом халате и шляпе ученого встречает гостей, Цзи-син и зять императора Го Юй-цзинь следят за порядком.
Прибыли гости и заняли места сообразно своим титулам и званиям. Явился посланец императора, доставивший подарок, — вино из дворцовых подвалов, а следом за ним прибыли наконец гетеры и музыканты. Князь Ян начал знакомиться с гостьями: Слива-в-снегу, Ледышка, Облачко, Фея-на-журавле, Иволга, Милашка!
Сияющий князь говорит гетерам:
— Давно уже не видел я красавиц из зеленых теремов, — спасибо его величеству, что он прислал вас ко мне!
И тут князь Шэнь просит Сливу подойти к нему, берет ее за руку и подводит к князю Яну:
— Княжество Чу славно прелестными девушками, но всем им далеко до этой красавицы. Позвольте мне увезти с собой госпожу Сливу!
Академик Ян Цзи-син и министр Хо, сидевшие неподалеку, слышали эти слова: академик взглянул на Сливу и улыбнулся, а министр позеленел от злости.
Хозяин дома попросил музыкантов играть, а гетер петь и танцевать. Слива и Ледышка взмахнули пестрыми рукавами, поплыли в танце и запели чистыми, звонкими голосами. Гости были в восторге и не скупились на похвалы, а князья Ян и Шэнь обратились к правителям варваров:
— Что вы скажете о наших песнях и танцах?
Оба воскликнули разом:
— Да разве можно сравнивать наши дикие пляски с божественными танцами и песнями?!
Довольный князь Ян дал знак музыкантам и гетерам отдыхать. Гости занялись кто чем: одни беседовали на террасе, другие сели играть в шахматы, третьи начали метать стрелы в узкогорлые кувшины.
Затем гостей пригласили к столу и подали обезьяньи губы, верблюжатину, ароматное вино «Яшмовый сок» и жидкую сою под названием «Роса». Когда все кувшины опустели, а палочки для еды были отложены, князь Ян предложил гетерам погулять по саду и развлечь гостей. Слива и Ледышка тут же отправились на розыски Хун, о которой много слышали от своего возлюбленного.
А князь Ян заговорил с князем Шэнем:
— Я родился в Жунани, вышел из бедной семьи, сейчас же, благодаря милости Неба и государя, живу в знатности и богатстве. Но то и дело со страхом думаю: вот играет музыка и танцуют красавицы, вот идет горой пир, а я словно иду по тонкому льду…
Князь Шэнь в ответ:
— Золотые мысли, брат мой! Но счастье бывает разное: одно даруется Небом, другое человек добывает своими руками. То, что от Неба, — это на всю жизнь, то, что создано человеком, изменчиво и непостоянно. Вам, князь, нечего задумываться о проделках судьбы, ведь вы наверняка сошли на землю с неба, ибо талантливы и добродетельны выше всякой меры!
Слышавший эти слова Лэй Тянь-фэн вставил:
— Может, я покажусь вам глупым, но хочу сказать вот что. Я старый воин. Прочитал на своем веку немало древних книг и понял, что все великие полководцы прошлых веков страдали чрезмерной жестокостью: Бай Ци закопал живьем четыреста тысяч воинов страны Чжао,[460]Чжао — одно из царств Древнего Китая; упомянутый в тексте трагический эпизод произошел во время войны Чжао с войсками царства Цинь под водительством Бай Ци. Ли Гуан стрелял из лука в плененных сюнну. Вы можете сказать, их заставляла так поступать судьба, а я скажу, что они совершали великое зло. Теперь возьмем князя Яна: он возглавлял миллионное войско за тысячи ли от дома, годы провел под стрелами и камнями жестоких врагов, но ни разу не убил просто так, ни за что, ни про что. Такого героя не знали доселе люди! Вы правы, князь Шэнь, — ему помогают духи земли и неба.
Между тем Слива и Ледышка бродили по дому в поисках Хун. В одной из комнат увидели они старую женщину с добрым лицом и счастливой улыбкой на устах, в ней они без труда узнали госпожу Сюй, мать князя Яна. Слева от нее сидела величавая спокойная дама, и это была госпожа Инь, первая жена князя, справа — красивая дама с царственной осанкой, и это была вторая жена князя, госпожа Хуан. Одна женщина распоряжалась служанками и накрывала на столы, двигалась ловко и быстро, лицо ее было красиво, глаза ясны, и на щеках играл румянец. «Наверно, это и есть госпожа Хун!» — подумала Слива. Еще одна, скромная и тихая, раскладывала на блюда вместе с двумя служанками уже приготовленные кушанья. Ее лицо как две капли воды напоминало лицо молодого Ян Цзи-сина. Гетеры сразу догадались, что это его мать — Фея Лазоревого града. Они посмотрели вокруг и увидели еще одну женщину, шестую: она стояла на террасе, опершись на перила, и, как девочка, дразнила попугая — то, конечно, была Лотос. Гетеры отвесили всем шестерым дамам церемонный поклон и, повинуясь приглашению старой госпожи, поднялись на террасу. Здесь они и увидели Хун: на ней старая кофта и старая юбка, волосы растрепаны, ничем не примечательное лицо! Гетеры даже огорчились, ибо совсем не такой представлялась им знаменитая княгиня.
И вдруг Хун обратилась к ним:
— Кто же из вас Слива-в-снегу, а кто Ледышка?
Гетеры обмерли: откуда известны их имена?
— Сливой зовут меня, а Ледышкой мою подругу! Хун улыбнулась, показав белые, как снег, зубы.
— Ваши имена на устах у всей столицы, и, видимо, не случайно!
Хун попросила Фею позвать Цзи-сина и, когда он явился, обратилась к нему:
— Пригласи музыкантов, мы хотим посмотреть на искусство Сливы и Ледышки!
Цзи-син улыбнулся.
— А зачем нам музыканты, ведь подруги сами умеют играть на чем угодно. Нужны только инструменты!
Другие гетеры пришли и начали играть, а Слива и Ледышка встали друг против друга и приготовились. Их волновало только одно — не ударить лицом в грязь перед Хун и Феей, ведь того, кто видел море, не удивишь рекой! Сообразуя позы и движения с древними правилами, гетеры исполнили «Из радуги яркий наряд, из сверкающих перьев убор», «Поклоны ханьских придворных дам» и «Танец с мечами» Гунсунь Данян,[461]Гунсунь Данян — знаменитая танцовщица эпохи Тан. и казалось, налетевший вихрь закружил облака снежных хлопьев.
— Вы обе прекрасно танцуете, не могу сказать, кто лучше! — сказала Хун. — Танец госпожи Сливы волнует огнем и страстностью, госпожа Ледышка поражает знанием строгих старинных правил, сразу видно, что ею занимался хороший учитель!
Слива улыбнулась.
— Я училась танцевать в Музыкальной академии, а моя подруга переняла мастерство у своей матери, знаменитой танцовщицы Вэй У!
Услышав это имя, Фея встрепенулась.
— Живя в зеленом тереме, я училась искусству пения и движения у госпожи Вэй Сань, старшей сестры вашей матушки, госпожа Ледышка! Выходит, мы с вами прошли одну школу!
Расспросив гетер об их прошлом и настоящем, Фея и Хун прониклись к красавицам добрым чувством.
Хун подозвала Цзи-сина и сказала:
— Почтительный сын должен любить тех, кого любят его родители. Твоей матушке пришлась по сердцу госпожа Ледышка, полюби и ты ее!
Гетера смутилась при этих словах, а Цзи-син смолчал, только усмехнулся.
Щедро одарив музыкантов и танцовщиц, князь Ян отпустил их и пришел к Хун.
— Завтра князь Шэнь снова приедет. Он хочет поздравить тебя с саном циньской княгини. Распорядись, чтобы все было готово к приему дорогого гостя!
— Он будет один?
— Нет, видимо, пожалуют еще Начжа, Огненный князь, Лэй Тянь-фэн и наши с тобой соратники по боевым походам, все они хотят видеть тебя в этот день.
Хун засмеялась.
— Князья, может, и хотят, а вот Начжа едва ли!
— Если ты не выйдешь к нему, — улыбнулся князь Ян, — он обидится: ведь получится, что ты презираешь его как варвара или не уважаешь как гостя. А кроме того, я уже обещал ему встречу с тобой.
Хун решила не устраивать роскошного, пиршества, а обойтись хорошим вином и четырьмя-пятью холодными блюдами. Но гости остались вполне довольны угощением. После трапезы Начжа и Огненный князь встали и подошли к князю Яну.
— Мы скоро уезжаем на родину, неужели нам так и не удастся повидать госпожу Хун?!
Князь в ответ:
— Сегодня все смогут увидеть княгиню!
Он подозвал Чжан-сина и сказал ему, что гости хотят приветствовать его мать. Хун тотчас привела себя в порядок и надела лучший свой наряд с драгоценностями.
В сопровождении Сунь Сань и служанок Хун вышла в залу и приветствовала каждого гостя, начав с князя Шэня, который сказал ей так:
— Небо милостиво к вам: сын ваш удостоился титула циньского князя, сами вы — циньская княгиня! От души поздравляю вас с высокой наградой.
Хун низко поклонилась.
— Мой сын, возможно, еще не заслужил титула князя, но в одном я ручаюсь: он так же предан государю, как я.
Старый воин Лэй Тянь-фэн не выдержал.
— Мне уже далеко за семьдесят. Я видел Чжан-сина в бою: он такой же необыкновенный герой, как его мать! Когда он дрался с богатырями варваров и с предводителем северных сюнну, я все время вспоминал Лотосовые мечи нашей княгини!
Заговорил Су Юй-цин:
— В одном из боев сюнну окружили Сына Неба, прорваться было невозможно, но Чжан-син нашел выход. Он достойный сын своей матери, хотя и неизвестно, нашла бы она выход или нет!
Хун потупила глаза и улыбнулась.
— Ну разве могла бы я придумать что-нибудь дельное, ведь я всего лишь женщина. На войне бывает так: глаза не боятся — сердце дрожит, глаза боятся — сердце как камень. Сюнну перед нападением на империю Мин заключили союз с чжурчжэнями и туфанями — можно ли было надеяться, что, завидев войско минского императора, они побросают оружие и побегут? Тут-то и пригодился человек, у которого глаза боятся, зато сердце как камень. Мы не выставили своевременно заслонов на северных рубежах, потому и оказались в трудном положении! Дальновидный военачальник загодя заботится об обороне. А придумать что-либо, попав в окружение, не смог бы и сам Тянь Жан-цзюй, не то что полководец Хун Хунь-то!
Тут к Хун подошли Начжа и Огненный князь. Начжа начал так:
— Прошло уже десять лет с той поры, как мы с вами расстались, и все эти годы я мечтал вновь увидеть ваше мужественное, доброе лицо. Мне повезло: государь допустил меня в столицу. И я решил, что не вернусь домой, не повидав вас, потому и явился сегодня в ваш дом.
Затем заговорил Огненный князь:
— Я доверил вам свою дочь, и вы отнеслись к ней, как к родной. Никогда мне не расплатиться с вами за ваши безграничные милости!
Хун отвечала обоим так:
— Узнав, что великие князья прибыли в столицу, я сразу же вспомнила далекие суровые годы, и мне снова захотелось увидеть вас. Однако сегодняшняя Хун — не та, которую вы знали когда-то, и я смущена. Начжа засмеялся.
— А я до сих пор вспоминаю с досадой, как вы, слова мне не сказав, убежали с Лотосового пика в минский стан! Я тогда крепко осерчал и ринулся к даосу Белое Облако, чтобы излить на него весь свой гнев, но его и след простыл. Вы не знаете, где он теперь?
Хун отвечала:
— О даосе я больше ничего не слышала. Я ведь пошла за вами только потому, что не видела другого пути вернуться на родину. Неужели вы могли подумать, что Хун согласилась бы остаться в стане варваров?!
Начжа продолжал:
— И о чем я еще до сих пор жалею, так это о двух псах львиной породы. У вас сохранился тот меч, каким вы их убили? И нельзя ли на него взглянуть?
Хун попросила Сунь Сань принести мечи и показать их Начжа. Князь Шэнь, слышавший разговор, полюбопытничал узнать, что это были за псы.
Начжа потрогал Двойной меч, вздохнул и заговорил:
— Эти страшные звери охраняли мой дворец. Происходят они от льва, который водится у нас на юге, и охотничьей собаки, потому и называются львиными псами. Достать их было невероятно трудно, но мне удалось заполучить пару: они оказались такими свирепыми, что с ними можно было охотиться на волков, шакалов, тигров и барсов, такими чуткими, что слышали запах человека за сотню шагов, а шкура у них была железной — не проткнуть ни копьем, ни мечом. Однако госпожа Хун беспрепятственно прокралась ночью во дворец, срезала коралловый шарик с моего шлема и убила обоих псов, изрубив их тела на мелкие кусочки. До сих пор вспоминаю о той ночи с содроганием!
Князь Шэнь и другие гости раскрыли от удивления глаза. Но настало время расставаться. Хун подошла к Начжа и Огненному князю и тепло с ними простилась. Оба не в силах сдержать слез, оба говорят разом:
— Мы варвары, но нам грустно: мы никогда уже не увидим вас! Сердца наши обливаются кровью!
Когда Хун вернулась к остальным гостям, заговорила госпожа Шао:
— Я люблю Хун, словно родную, и не столько за красоту или ум, сколько за великодушие. Впервые оказавшись в Ханчжоу, я сразу поняла, что это самый красивый город Цзяннани, а жители его даже превосходят столичных! Хун тоже из тех краев и щедро одаряет нас богатствами своей души. Небо выбрало ее достойнейшей супругой князю Яну, а теперь она на веки вечные стала подругой нашей юной дочери. Наша славная Хун — настоящий образец для подражания!
Госпожа Сюй вздохнула.
— Я выросла в глуши, там же родила своего единственного сына. Мечтала всегда об одном — чтобы женился он на девушке, пусть бедной, но доброй. Вы знаете всех жен и наложниц моего сына, но полное счастье, мир и благоденствие воцарились в нашей большой семье, когда в нее вошла Хун!
К похвалам присоединилась и госпожа Вэй:
— Бывая у нас, дочь без конца нахваливает госпожу Хун: мол, и красавица она первая, и любви достойна больше всех других. А меня убеждать не требуется, я и сама это знаю!
Появился князь Ян, и госпожа Шао со смехом обратилась к нему:
— Как это вы, такой благовоспитанный юноша, который угождает старшим, как некогда своим родителям Лао Лай, и отличается скромностью, что была у Ван Си-чжи в отношениях с его будущей тещей, как это вы оказались в зеленом тереме госпожи Хун в свое время?
Князь улыбнулся.
— Говорят, что в любви героев нет. Посмотрите на красавицу Хун: разве не верны эти слова вдвойне и разве найдется мужчина, который устоит перед ее чарами?!
Хун взглянула на князя и сказала Фее:
— Совсем молодым князь отправился в столицу держать экзамен на должность, по дороге на него напали разбойники и обобрали дочиста. Он и пришел-то ко мне не из любви, а потому, что ему деваться было некуда!
Фея посмеялась, но возразила:
— Не шути так! Я ведь знаю, что в Павильоне Умиротворенных Волн князь сложил вдохновенные стихи и в них воспел цзяннаньскую Хун, а потом Хун предстала пред ним отроком, — разве это было не от любви?!
Вмешался князь Ян:
— В те дни я еще не потерял головы из-за нее, а она, выходит, уже завлекла меня в свои сети! Кто тут говорил, что госпожа Хун скромница?
Улыбнулась и Хун.
— Да и про вас говорили, что вы человек благовоспитанный, не какой-то повеса, — зачем же вы расспрашивали торговку вином о зеленых теремах, когда искали меня? Хорошенькое занятие для юноши, направляющегося на экзамен!
Фея подсела к Хун.
— Скажи, а что тебя покорило в юноше, который оказался в Павильоне Умиротворенных Волн?
— А чем тебя привлек ночной гость, что печально бродил в горах Лазоревого града?
Фея в ответ:
— Среди изгнанников всегда было много поэтов и музыкантов,[462]Среди изгнанников всегда было много поэтов… — Великие поэты Су Дун-по и Бо Цзюй-и за свою прямоту и честность не раз отправлялись в изгнание. Однако и там они продолжали исполнять чиновничьи обязанности, так что упоминание о «рубище» и «объедках» — художественное преувеличение. В ссылке оба поэта создали немало замечательных произведений. взять хоть Су Дун-по с его, по словам старушки, «весенним сном» или Бо Цзюй-и с его воспоминаниями о девушках, играющих на лютне. Этих людей можно было полюбить за красоту, но труднее было полюбить их души, ведь они бродили в рубище и питались объедками с чужих богатых столов. Мне это удалось!
Хун подхватила:
— Да, и Ян был в рубище, но всех поразил своим поэтическим талантом, нимало ни перед кем не смущаясь. Но я еще слышала, что Фея Лазоревого града как-то глубокой ночью играла на лютне и приворожила случайного прохожего. Правда, потом ее охватило раскаяние, и она долго отказывалась соединиться с ним в объятиях любви, хоть и вздыхала по нему все это время!
Заговорила и госпожа Вэй:
— Я хочу сказать несколько слов о Фее. Если бы не ее родимое пятнышко, разве избавилась бы она от невзгод, что год за годом преследовали ее? И это же пятнышко сделало меня и мою дочь людьми!
Князь обратился к Лотос:
— Ну, а ты что молчишь?
— Все мы говорили о вас не слишком почтительно, — вместо Лотос ответила Хун, — но не стоит на нас обижаться! Зато Лотос всегда вела себя достойно, никогда этикет не нарушала, потому и сейчас сидит себе да молчит и, наверно, посмеивается над нашей с Феей невоспитанностью!
Лотос улыбнулась.
— В дальних южных землях, госпожа Хун, я приняла вас за мужчину и поехала за вами в страну Мин, — о каком достоинстве можно говорить, о каком этикете?! А молчу просто потому, что мне до сих пор стыдно!
Князь Ян посмеялся и приказал принести еще вина. Через короткое время все разошлись по своим спальням.
Присев к столику, задремала и Хун в своих покоях. Вдруг душа ее затрепетала, по телу пробежала дрожь, — она увидела себя в незнакомом месте: мрачные горы и холмы, уступы суровых скал, равнина, усеянная белыми лотосами. Хун поднялась на самую высокую вершину, чтобы осмотреться, и увидела там женщину с голубыми бровями на белояшмовом лике. В руке у женщины посох, на плечах шелковая накидка, и незнакомка спрашивает:
— Ну как, хороши ли земные радости, Красная птица?
Хун растерялась.
— Кто вы? И что называете земными радостями?
Женщина усмехнулась, бросила вниз свой посох, и он тотчас превратился в радугу, соединившую землю с небом. Теперь Хун поняла, что рядом с нею бодисатва. А бодисатва взяла Хун за руку и повела в выси. Скоро подошли они к воротам, окутанным пестроцветными облаками.
— Куда мы пришли? — вырвалось у Хун.
Бодисатва в ответ:
— Это Врата Южного неба, взойди на них и оглядись!
Хун поднялась по ступеням и замерла от восторга: ярко сияют луна и солнце, озаряя прекрасный павильон, ослепительно блистают перила белого нефрита и хрустальные столбы, у подножия павильона летают парами синие луани и красные фениксы, и на них восседают небожители, юноши и девушки в ярких одеждах. На террасе спят, словно бы охмелевшие от вина, пять небесных дев и один небожитель-юноша.
— Как называется этот павильон и кто эти небожители? — спросила пораженная Хун.
Бодисатва улыбнулась.
— Нефритовый павильон, а небожители, что спят, опершись о перила, — Звездный князь Вэнь-чан, Нефритовая дева, Фея шести небес, Красная птица, Звездная красавица и Персик. Красная птица — это ты сама!
Безмерно удивилась Хун.
— Но почему спят все шестеро?
Тогда бодисатва повернулась лицом на запад и прочитала:
Однажды родившись, любовь
Узы кует в сердцах;
От этих сердечных уз
Становится крепче любовь.
Стоит любви умереть —
Узы рассыплются в прах,
Тотчас в пустой сосуд
Душа превратится вновь!
И Хун поняла все.
— Я была звездой, связанной узами любви со Звездным князем Вэнь-чаном! И меня отпустили в мир людей!
Она спросила бодисатву:
— А когда проснутся небожители?
Бодисатва подняла посох и указала им на небо.
— Взгляни!
Хун посмотрела: десять больших звезд заливали своим сиянием Нефритовый павильон.
— Что это за звезды и почему свет их направлен сюда?
— Самая большая из десяти — звезда Речной Вожак, рядом с нею созвездие Трех Братьев, Звезда Радости, Небесный Жемчуг и Звезда Счастья, и они уже отправлены в мир людей. Другие тоже скоро будут посланы на землю, и тогда проснутся небожители.
Восхищенная Хун помолчала, посмотрела на южный скат неба и увидела две неяркие звездочки.
— А это что? — спросила она.
— Ты видишь там звезды Небесный Волк и Дух Огня. Некогда они были твои враги, а теперь стали тебе друзьями. Так было предопределено.
— Значит, и моя жизнь предопределена? — проговорила Хун. — И я никогда больше не вернусь на землю?
Бодисатва улыбнулась.
— Ты права: человек не волен изменить предопределение Неба. Но твоя земная жизнь еще не окончена, ты должна возвратиться к ней. Ровно через сорок лет ты предстанешь перед Нефритовым владыкой и снова будешь вкушать счастье жизни небесной!
— Кто же вы? — снова спросила Хун.
— Я бодисатва одной из скал Южного моря и явилась к тебе по велению самого Будды!
Сказав так, бодисатва подбросила в воздух посох. Вновь перекинулся с неба на землю радужный мост, раздался громоподобный окрик — и Хун проснулась. Как и прежде, сидит она у себя, опершись на столик. Она идет к князю, его женам и наложницам и рассказывает свой удивительный сон. И оказывается, что минувшей ночью все они видели точно такой же!
Госпожа Сюй говорит Хун:
— Когда мы жили в деревне и у нас все никак не появлялись дети, мы однажды помолились бодисатве, высеченной в скале на Белом Лотосе, и тогда родился Ян Чан-цюй! А изображена была Авалокитешвара! По гроб жизни мы благодарны ей! Твой сон тоже навеян этой милосердной богиней, и она поведала тебе о твоем будущем. Отец нашей Феи, даос по прозвищу Пастырь Отечества, обитает у горы Красный Зонт в храме Пяти Сутр, проповедуя мудрость Будды. Я буду просить его устроить алтарь в честь Каменной бодисатвы, что явилась нам на Белом Лотосе, и хочу сто дней поститься в храме Пяти Сутр, дабы возблагодарить Авалокитешвару за ее беспредельные милости!
Построив алтарь бодисатве Авалокитешваре, все они прожили еще сорок лет, не ведая ни нужды, ни горя. Старый Ян и госпожа Сюй покинули мир восьмидесяти лет от роду. Князь Ян Чан-цюй до восьмидесяти лет служил государю верой и правдой. Госпожа Инь дожила до семидесяти лет, родив князю трех сыновей и двух дочерей. Госпожа Хуан произвела на свет двух сыновей и дочь и прожила более шестидесяти лет. У Хун родилось пятеро сыновей и три дочери, и она достигла восьмидесяти лет перед кончиной. Фея и Лотос родили каждая по три сына и по две дочери и дожили до семидесяти лет. Все шестнадцать сыновей князя завоевали для себя славу, богатство и знатность. Десять дочерей князя стали вельможными дамами, и у каждой было множество детей. Никто из них не сожалел о своем земном прошлом!
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления