Онлайн чтение книги Сослан-богатырь, его друзья и враги
20. Ацамаз и Агунда

Золотую свирель, которая досталась Ацамазу в наследство, подарил отцу Ацамаза сам Афсати, властитель диких зверей. Вместе с небожителями Никкола и Уастырджи гостил Афсати у Ацы, и поклялись тогда в вечной дружбе Аца и Афсати. Много подарков предлагал Афсати своему другу. От всего отказывался Аца, и только золотую вечную свирель принял он от друга.

Настала весна. Никогда еще не было такой радостной весны на земле! И, взяв с собой золотую свирель, пошел Ацамаз на Черную Гору. И так прекрасен был Ацамаз, что когда шел он мимо нихаса, то нарты, которые сидели там, говорили:

— Не Бонварнон ли, светило восхода и заката, восходит из-за гор?

— Нет, то не Бонварнон восходит, а удалой маленький Ацамаз, сын Ацы, поднимается в горы!

— Не звезда ли трав Кардагсталы показалась на востоке?

— Нет, это не Кардагсталы, — сказали старики на нихасе, — это удалой Ацамаз, тот, который победил Колесо Балсага и отомстил за Сослана, взяв свою золотую свирель, подымается на вершину Черной Горы, туда, где живет дочь Сайнаг-алдара.

Единственная дочь была у Сайнаг-алдара, владетеля Черной Горы, и, кроме нее, не было у него детей. Нежно любил Сайнаг-алдар свою дочь, красавицу Агунду. До самых пят падала ее тяжелая шелковая коса, ясному дню после дождя подобен был взгляд ее черных глаз, и когда ткала она, быстро и легко, подобно бегущему волку, двигалась она возле своего резьбою покрытого станка. Что же сказать о походке ее, когда, подобно лебедю плывущему, шла она, из статных статная, рано утром за водой, плавно колебля гибкий свой стан, и месяц светил в медном кувшине, который несла она на плече, и яркое солнце сияло на лице ее!

Пышной пеной покрывались кони юных нартов, неистовых гонителей резвых оленей, когда они джигитовали у подножия Черной Горы, чтобы привлечь взгляд красавицы Агунды. Но ни на одного из них не взглянула красавица Агунда с вершины Черной Горы.

Много подошв из воловьей кожи стоптали старейшины нартские, которым приходилось ходить сватами на вершину Черной Горы к дочери Сайнаг-алдара, красавице Агунде. Все молодые нарты посылали сватов к Сайнаг-алдару, но ни за кого из них не захотела выйти замуж красавица Агунда.

Маленький сын Ацы, удалец Ацамаз, взял с собой единственное сокровище, оставшееся от отца, — вечную свирель свою. Искусно была наложена чернь по золотому стволу ее. Взошел на Черную Гору удалец Ацамаз, забрался он на самый высокий утес, приложил свирель к губам и заиграл. И под чистые звуки его золотой свирели по-бычьи взревели, закинув ветвистые головы, рогатые олени и пустились в дробный пляс. И в глубине дремучего леса пугливые серны, подпрыгивая выше деревьев, начали свою легкую пляску. С крутых черных скал Черной Горы сбежали черные козлы, стремительный симд завели они с круторогими турами, чудеса проворства показали они в этой пляске. Взбежали на обрывы пугливые оленихи и косули, смотрят они вниз, в долины, где начались грозные игры, где мужья их бьются рогами. Не утерпели зайцы и лисицы, наперегонки погнались они друг за другом по гладкой равнине. И все дикие звери — скотина Афсати — стадами собрались под отвесными скалами. И все домашние звери — скотина Фальвара — отарами и стадами потекли по широким лугам.

Старается, играет удалой Ацамаз, и до каждого сердца долетает золотой голос свирели его. В высоких южных горах разбудила она чернобурых медведей в их теплых берлогах. Ворча и рыча, проснулись они, оставили берлоги свои и в тайной глубине дремучего леса начали свой грузный симд.

И вот на бурых полях раскрыли свои лепестки самые красивые цветы земли. Ненасытные пчелы и беспечные бабочки полетели с одного сладкого цветка на другой, и жужжанье поднялось над полями.

Громко запели лесные птицы, на разные голоса вторят они из глубины лесов Ацамазу.

Серые дрофы и черные аисты вышли на широкую Гумскую равнину и завели такую пляску, что весь мир с восхищением глядит на них.

Но вот облака и тучки волнистыми грядами потянулись над землей и пролили теплые слезы, увлажняя землю на опушках дремучих лесов. Гром прокатился над землей. Каждая былинка, ликуя, охорашивается под дождем.

А волшебные пальцы Ацамаза еще быстрее забегали по свирели, и зеленые волны прокатились по вершинам дремучих лесов. И ни травинки не было на скалистых склонах, но вот зеленым шелком оделись они.

И стали тут горы громовыми голосами вторить свирели Ацамаза. В пляс пошла Черная Гора с Белой Горой, и потрескалась Черная Гора, и белым песком растеклась Белая Гора.

Еще слаще заиграл маленький Ацамаз — и все в мире пробудилось. Таять начали вечные ледники, с громовым шумом устремились вниз по своим тесным ущельям на широту равнин. И весь мир веселый весело оглядело весеннее солнце горячим глазом своим. Вышли люди из жилищ, и каждый во всю ширь груди вдохнул животворящего воздуха и сладко потянулся. Все восемь ладов свирели Ацамаза на восемь языков заговорили, запели над миром, и вот раздвинулся сплошной скалистый отвес Черной Горы, дверь там открылась, узкая, как щель, выглянула красавица Агунда, взглянула на жилище отца своего, владетеля Черной Горы. Дошла до сердца, ее весенняя песня удальца Ацамаза, и, оставив свое рукоделье, захотела она взглянуть на него.

«Как же так? — подумал Ацамаз. — Ведь даже солнце ни разу не видело красавицу Агунду. Никогда не выходит она из отцовского дома в недра Черной Горы. Так почему теперь взглянула она на меня, стоя на выступе в каменной стене Черной Горы?»

Пламенем любви охвачен Ацамаз, и красавица Агунда, увидев его, тоже от любви задрожала. Но скрыла она свою любовь. Высоко на выступе каменного отвеса Черной Горы стояла она, сверху вниз глядела на удалого Ацамаза.

— О славный юноша, младший из нартов, сын Ацы — Ацамаз, — сказала она, — живи на радость матери своей и на славу нартов! А я только одного хочу от тебя: подари мне свою вечную золотую свирель.

Обидели эти слова молодого Ацамаза. Вспыльчив он был и со всей силы отбросил золотую свирель, и на мелкие осколки разбилась она о выступ Черной Горы. Отвернулся Ацамаз от красавицы Агунды и, опустив голову, пошел к себе домой.

И тут гордая наследница Сайнаг-алдара красавица Агунда сошла со своей скалы, бережно собрала золотые осколки свирели и принесла их домой. Ударила она по ним своей войлочной плетью, слились они вместе, и вот снова словно не разбивалась вечная золотая свирель. В красный шелк завернула свирель красавица Агунда и глубоко спрятала ее в перламутровом своем девичьем сундуке, где сберегала приданое.

Печально возвращается домой сын Ацы, удалой Ацамаз. Вдруг видит он: небожители Никкола и Уастырджи едут навстречу ему. И такой свет исходит от их коней, что потемнело в глазах у Ацамаза. Из породы неукротимых авсургов, из табунов Уастырджи, покровителя путников, были их кони. Небесным Курдалагоном подкованы они, и подобно кремню высекают искры их подковы. Так едут они, оглядывая мир. С левой руки высится пятиглавый Бештау, а впереди — дальние равнины. Придержали они коней, встретив сына Ацы, удалого Ацамаза, и сказали ему:

— Пусть пряма будет твоя дорога, удалец Ацамаз!

— Куда ты бредешь спотыкаясь?

— Поникла твоя голова, уж не болен ли ты?

— Куда дел ты свою чудесную свирель?

И ответил им Ацамаз:

— Слава вам, небожители! Вот если бы вы пошли сватами к дочери Сайнаг-алдара, Агунде, и сосватали ее за меня, перестал бы я ходить спотыкаясь и с поникшей головой.

Согласились Уастырджи и Никкола, пошли сватами они к Сайнаг-алдару и сказали ему:

— Мы сваты сына Ацы, удальца Ацамаза. Обязанность сватов на наших плечах. Что можно сказать плохого о сыне Ацы? Был его отец у нартов всегда в почете, и Ацамаз из молодых нартов — лучший; он помог Сослану победить Челахсартага и добыть ему красавицу Ведоху, он за отца своего Ацу отомстил, зарезав насильника Мысыр-алдара, и за Сослана он отомстил, расколов пополам Колесо Балсага. А своей игрой на свирели открывает он все сердца и открыл сердце дочери твоей. Не плохим родственником будет он в вашей семье, будет он вам как кровный брат! Родился он под счастливой звездой, и если бы ты, Сайнаг-алдар, был милостив к нам, то, отдав свою дочь за Ацамаза, ты сделал бы его счастливым.

Пошел Сайнаг-алдар к своей единственной наследнице, красавице Агунде, и вот что сказала ему Агунда:

— Пусть сын Ацы, маленький удалой Ацамаз, пригонит на наш двор сто оленей, в одном году родившихся. Если сделает он это, значит он достоин меня.

Не хотелось Сайнаг-алдару выдавать дочь свою замуж, и когда услышал он ответ ее, от радости поднялись его брови и осветилось его лицо. Вышел он к сватам и передал им ответ дочери.

С поникшими головами вернулись с этого сватовства Никкола и Уастырджи. Разве под силу было маленькому Ацамазу поймать сотню оленей, родившихся в одном году!

Услышав ответ красавицы Агунды, не домой, а в дремучий лес пошел Ацамаз. Грустно стало ему после ответа Агунды. «Или изловлю сто таких оленей, какие нужны красавице Агунде, или найду себе погибель!» — так решил Ацамаз. Бродит он по дремучему лесу и раздумывает: «Сто оленей поймать нетрудно. За ноги на всем скаку изловил бы я их. Но как найти мне сто однолеток?» И руки свои он кусал, когда вспоминал о своей золотой свирели. Она бы ему сейчас пригодилась!

Долго ходил он по дремучему лесу, но ничего не мог придумать и добыть сто оленей-однолеток не смог.

Давно не видно было Ацамаза в селении нартов, и стали парты тревожиться о нем. И вот самые отважные нартские юноши, прославленные, преследователи оленей, пошли искать младшего своего товарища, удальца Ацамаза. В лесу на поляне, под большим деревом, устроили привал молодые парты, зажгли костер, и когда жарили они шашлыки, набрел на них Ацамаз. Как не обрадоваться было молодым нартам при виде своего брата! Стали они расспрашивать Ацамаза, и рассказал он им о своем горе.

Оскорбились молодые нарты за своего Ацамаза, и решили они пойти войной на крепость Сайнаг-алдара.

Собрались, пошли, и когда шли они по ущелью, то повстречался им Афсати. Обрадовался Афсати, увидев Ацамаза, — ведь он был верным другом отца его. И Ацамаз рассказал Афсати о своем горе.

— Не тревожься об этом деле, о наследник друга моего, удалой Ацамаз! Мы добудем тебе эту девушку, — сказал ему Афсати. — Укажу я вам дорогу в ущелье Адайком, куда еще не ступала нога человека. Пусть десять из вас пойдут туда, и каждый непременно добудет там десять оленей, и все эти олени родились в один год.

Так сказал Афсати, повелитель диких зверей, и пошли молодые нарты в ущелье Адайком. И столько там было оленей, что каждый за задние ноги изловил по десять оленей. Все они родились в один год, всех их к Ацамазу пригнали молодые нарты.

Ранним утром выкупал своего коня удалой Ацамаз. Арык-мылом намылил его и обмыл ключевой водой. Вместе с восходом солнца самые именитые нарты отправились к Сайнаг-алдару, и отважная нартская молодежь сопровождала их.

На Черную Гору, за Агундой-невестой, поднимаются нарты. Едут они, и по дороге присоединяются к ним все сваты и дружки. В Арджи-нараг за Татартупом заехали они и на Курп-гору поднялись, где жил дух покровитель равнин, и на Тбау-гору, где стоит дом светлого Элии, и в дом славного Никколы на вершину Уаза, и на вершину Адай — к могучему Афсати, и на Кариу-гору, где стоит святилище доброго Фальвара, покровителя скота. С небес же призвали они небожителя Уастырджи, и спустился он к ним.

Седоголовый Татартуп был старше всех, и ехал он впереди, отважный Элиа — рядом с ним по левую руку, а по правую — старый нарт Урызмаг. Младшим был у них Уастырджи на сером своем коне, а следом за ним гурьбой ехали прочие дружки. Горы сотрясались от фырканья их коней, и грозовые облака поднимались к небу от жаркого их дыхания. Полуденным солнцем играло золото и серебро, которым отделаны были их уздечки. Долог был путь, и стали именитые нартские мужи советоваться с могущественными духами, земными и небесными:

— Ведь сколько раз обманывал старый Сайнаг наших молодых женихов! Что будем мы делать, если и ша этот раз он не согласится отдать свою дочь?

И сказал тогда высокий Уастырджи дружкам, едущим за невестой:

— Мне выпала честь вывести за руку из родительского дома нашу невесту и ввести ее в дом жениха, доблестного сына Ацы. Хорошо будет, если Сайнаг-алдар выдаст свою дочь добровольно, но если он заупрямится, пусть пеняет на себя. Вы все равные мне, и только просить могу я вас: давайте силой отнимем красавицу дочь у своевольного старика, если он откажется выполнить свое обещание!

— Ой, высоко уходит вверх скала Черной Горы и неприступна она! А ведь красавица Агунда у отца своего единственная наследница. Трудно будет нам силой отнять ее у отца! — сказал Татартуп.

И отважный светлый Элиа, громом убивающий клятвопреступников, ответил так Татартупу:

— О Татартуп, ты старший в нашем свадебном поезде! Призови к нам облако летучее, и тогда испробую я, что крепче — каменная грудь Черной Горы или огненная моя отвага.

И сказал тут слово высокий Никкола:

— Светлый наш Элиа, тебе поручаем мы сокрушить Черную Гору, а я и Уастырджи беремся похитить красавицу Агунду из дома Сайнаг-алдара.

Слушая их разговор, разгневался прославленный Афсати и сказал запальчиво:

— А что же я? Разве я не мужчина? Семь могучих оленей с ветвистыми рогами, запряженных в серебряную колесницу, дожидаться будут нас у подножия Черной Горы.

— Вперед поскачу я и разведаю вам путь, — сказал дух покровитель равнин.

— Сколько требуется угощения на свадьбу, столько зарежу я скота, — сказал щедрый Фальвар.

— Стрелами своими изрешечу я Сайнаг-алдара, если вздумает он пуститься за нами в погоню, — обещал Уацилла.

Так, совещаясь, приблизился свадебный поезд к Черной Горе. У края дороги, под грушей, сошли они со своих борзых скакунов-авсургов. На зеленой траве в прохладной тени деревьев, разостлали они свои белые бурки. Свежий ветер дует с гор и развевает их длинные бороды, отделяя одну волосинку от другой.

Уастырджи и Никкола снова первые, как и подобает сватам, пошли к Сайнаг-алдару. У двора Сайнаг-алдара встали небожители, и весело вбежали во двор Сайнаг-алдара сто оленей-однолеток.

Младшие дружинники Сайнаг-алдара устремились гостям навстречу, проворно хватают они уздечки копей и помогают гостям сойти на землю.

Увидев на дворе своем оленей, Сайнаг-алдар опечалился и рассердился. Нахмуренный вышел он к гостям. Как белый шелк, седа борода его, но словно у юноши тонок стан и широки плечи. Красиво облегает его одежда из верблюжьей шерсти. Серебряный посох в левой руке у него.

— Будьте здоровы у нас, дорогие гости!

— Да будет славной твоя старость! — ответили гости и оказали ему почести, подобающие по обычаю.

В гостевую пригласил их Сайнаг-алдар, на почетные места, в кресла, выточенные из слоновой кости., усадил он Уастырджи и Никколу, и они рассказали ему о том, зачем прибыли.

— О святые духи, дорогие мои гости! День вашего посещения из всех дней моей жизни будет навсегда самым радостным. Поступайте, как вам угодно. Ни слова не могу возразить я вам. Но взгляните сами, о светлые духи, на несчастного старика, на отца осиротевшего! Ушли мои силы, наступила зима моей жизни, хрупка стала кость моя, и пошатнулся мой ум. На краю могилы стою я, и в эти хмурые дни заменяет мне лик солнца — слава вам! — взгляд единственной дочери моей. И знаю я думу единственной малютки моей: не оставит она в одиночестве старого своего отца! Да и нужно сказать — молода она еще для того, чтобы выходить ей замуж.

Ни слова не ответили сваты на слова Сайнаг-алдара, повернулись и вышли к товарищам своим.

Пришла тут к отцу красавица Агунда; тонок и строен стан ее. Опросила она отца, что ответил он сватам. И, узнав ответ отца, она рассердилась, сдвинула свой длинные брови, повернулась, открыла своей белой, как слоновая кость, рукой тяжелую дверь, сердито хлопнула ею и ушла из покоев отца.

Понял Сайнаг-алдар сердце дочери своей, пошел за ней следом и так ей сказал усмехаясь:

— О единственная моя, своевольная наследница! Полюбились тебе золотая свирель и звонкие песни, полюбились тебе олени-однолетки с ветвистыми рогами, но вижу я: еще больше полюбился тебе удалец Ацамаз, старого Ацы прославленный сын!

И велел тут Сайнаг-алдар послать за своими гостями. Вот пришли они в покои Сайнаг-алдара, и сказал старый Сайнаг, обращаясь к прославленным дружкам:

— Ради вас отдаю я свою дочь к вольным нартам, в семью равных мне людей. Сыну Ацы, Ацамазу, отдаю я ее.

Пригласил тут к очагу Сайнаг-алдар своих гостей. Во все стороны разослал он гонцов, и много людей собралось на пир. Целую неделю, от первого и до седьмого сегодня, угощал Сайнаг-алдар гостей своих. Столы на серебряных ножках поставил он перед небожителями и нартами.

Три больших пирога и железные вертела с нанизанными на них шашлыками из печенки, прозрачным нутряным жиром обернутые, внесли молодые дружинники Сайнага, проворно и ловко стали они обносить гостей. Подносили они гостям рога, наполненные ронгом, и расставили по столам большие двуухие кувшины, в которых пенилось и бурлило с наговором сваренное целебное пиво.

— Поднялся седоголовый Татартуп, снял он шапку и произнес молитву. Удалой Ацамаз, старого Ацы единственный сын, первым отведал жертвенного мяса. И тут начался пир. Обильнее воды лились напитки: крепкий ронг и черное целебное пиво. Вдвое больше того, чем могли съесть гости, было кушаний на этом пире. Одна песня веселее другой, но захмелели гости, и песен еще веселее просят они.

— Эй, молодой мой зять, почему бы не сыграть тебе на той красивой золотой свирели, которой покорил ты сердце гордой дочери моей? Где то сокровище, тот голос, который пел под обрывом Черной Горы?

И ответил Сайнаг-алдару сын Ацы, удалой Ацамаз:

— Сам лишил я свое юношеское сердце радости играть на этой свирели! Ударил я ее об утес и разбил вдребезги.

— Тогда вышла красавица Агунда, вынесла завернутую в красный шелк золотую свирель и подала ее Ацамазу. Подобно солнцу засияло лицо Ацамаза, когда увидел он свою свирель. Приложил он ее к губам и заиграл.

Нельзя было слушать его игру и не плясать. И все гости пошли в пляс. Широко раскинув ветвистые свои рога, с дробным стуком пляшут на каменном дворе сто оленей-однолеток, и звонкими голосами вторят гости игре Ацамаза. А когда кончили есть и пить, тогда славные нартские мужи под дивную игру свирели пошли один за другим в веселый пляс, и все хлопали им в ладоши. Вот по краю круглого стола пошла пляска, вот по краям большой пивной чаши весело пляшут они. Так от первого сегодня до седьмого во славу пировали они, а через неделю, вдоволь напевшись и наплясавшись, спустились гости с отвеса Черной Горы. Увезли они с собой красавицу Агунду в дом молодого сына Ацы, удалого Ацамаза. Из серебра была выточена свадебная колесница Агуиды, семь ветворогих оленей — дар Афсати — запряжены были в нее, позади ехали дружки, а следом за ними на семи доверху нагруженных повозках везли вещи невесты.

Держать за руку красавицу Агунду и ввести ее в дом жениха выпала честь высокому Уастырджи, а с другой стороны ехал старейший из нартов, почтенный Урызмаг. Впереди скакал небожитель Никкола, а знамя нес могущественный дух покровитель равнин. Ловко джигитует во славу жениха и невесты прославленный Элиа, и когда ударяет он плетью, громы грохочут над миром и копье его отбрасывает небесные молнии. Там, где ступит конь его, там остается овраг, и подобно зимней метели проносится дыхание коня его. Так, веселые, привезли они красавицу Агунду в нартское селение и ввели ее в дом нартов. Низко поклонилась красавица Агунда славной нартской хозяйке, мудрой Шатане. И дружную песню запели на пороге дружки:

Большой свадебный пир устроили нарты в своем доме. Седобородый Урызмаг старшим восседал на этом пиру, во главе стола, и вот какое слово сказал он перед пиром:

— Пусть наши младшие, что жизнь свою начинают, счастливо устроят ее! Кто захочет на нас пробовать свои силы, пусть насильник такой лишится силы! Ну, начинайте счастливо строить жизнь, наши младшие!

И громко запели тут вольные нарты: