ГЛАВА 15. Создатель и его создания

Онлайн чтение книги Создатель звезд Star Maker
ГЛАВА 15. Создатель и его создания

1. Незрелое творение

Если верить фантазии, родившейся в моем разуме после испытанного мною момента истины, то тот конкретный космос, который Я стал считать «собой», не принадлежал ни к числу первых, ни к числу последних звеньев в длинной цепочке творения. Было похоже на то, что, в определенном смысле он является первой зрелой работой Создателя Звезд. Но, по сравнению с более поздними созданиями, в духовном отношении он во многом остался «подростком».

Хотя ранние творения просто выражают природу незрелой фазы Создателя Звезд, большей частью они располагаются в стороне от направления человеческой мысли, и поэтому сейчас я уже не могу описать их. В моей памяти осталось лишь смутное ощущение множественности и разнообразия творений Создателя Звезд. Тем не менее, некоторые их отличительные черты доступны пониманию человека, и о них следует рассказать.

Самый первый космос мое примитивное воображение явило как удивительно простую вещь. Мне представилось, что Создатель Звезд, по-детски рассерженный нереализованностью своих способностей, придумал и материализовал два свойства. С помощью этих двух свойств он и сделал себе первую игрушку – космос, представлявший собой прерывистый ритм, смену тишины и звука. Из этой первой барабанной дроби, предвестника тысячи творений, он с детским, но божественным усердием, развил что-то вроде «вечерней зари», – сложный меняющийся ритм. Потом, созерцая простую форму своего создания, он постиг возможность более сложного творения. Таким образом, самое первое из всех созданий само породило в своем создателе потребность, которую оно никак не могло удовлетворить. И Создатель Звезд-дитя завершил создание первого космоса. Рассматривая этот первый космос из вне космического времени, которое он генерировал, Создатель воспринял его, как одно сплошное, хоть и движущееся в одном направлении, настоящее. И когда он спокойно оценил свое произведение, то перестал обращать на него внимание и задумался над следующим творением.

Затем его буйное воображение порождало один космос за другим, и каждый был сложнее и насыщеннее предыдущего. Похоже, что на ранних стадиях творения его волновал только физический аспект субстанции, которую он материализовал из самого себя. Он совершенно не думал о ее психическом потенциале. Однако, в одном космосе, принадлежавшем к числу первых творений, модели физического качества, с которыми забавлялся Создатель Звезд, имитировали индивидуальность и жизнь, которой они, на самом деле, не обладали. А может все-таки обладали? С уверенностью можно сказать только одно: в более позднем творении настоящая жизнь проявилась самым странным образом. То был космос, который Создатель Звезд физически воспринимал примерно так же, как люди воспринимают музыку. Этот космос был насыщен разнообразнейшими качествами. Создатель Звезд-дитя с наслаждением забавлялся этой игрушкой, изобретая бесконечное количество мелодий и контрапунктов. Но, прежде чем Создатель Звезд успел использовать все возможности этого маленького мира холодной математической музыки, прежде чем он успел наплодить побольше безжизненных музыкальных созданий, – ему стало ясно, что некоторые из его творений живут своей собственной жизнью, вступающей в противоречие с его осознанной целью. Музыкальные темы стали звучать иначе, чем предписывал установленный им канон. Мне показалось, что он внимательно наблюдал за ними, и это подтолкнуло его к созданию новых концепций, недоступных этим творениям. Следовательно, он завершил создание еще одного космоса и применил для этого новый метод. Он сделал так, что последнее состояние этого космоса тут же переходило в первое. Во временном отношении он привязал последнее событие к начальному, чтобы космическое время образовало замкнутую цепь. Рассмотрев этот плод своего труда, он отложил его в сторону и задумался над новым творением.

На следующий космос он преднамеренно спроецировал часть своих восприятия и воли, сделав так, чтобы определенные модели и ритмы качества были поглощены телами, обладающими воспринимающим разумом. По всей видимости, он предполагал, что все эти создания будут вместе трудиться над гармонией в этом космосе; но вместо этого, каждое создание стремилось переделать весь космос по своему образу и подобию. Создания отчаянно боролись друг с другом, и каждое было уверено в своей правоте. При повреждение, они ощущали боль. А боль представляла собой нечто, чего молодой Создатель Звезд никогда не ощущал и не создавал. Удивленно, заинтересованно и, как мне показалось, с почти дьявольским удовольствием он следил за страданиями его первых живых существ до тех пор, пока затеянная ими бойня не превратила этот космос в сплошной хаос.

С этого момента Создатель Звезд больше не игнорировал способность своих созданий жить своей особой жизнью. Однако, мне показалось, что многие его первые эксперименты по созданию жизни принимали странные извращенные формы. А иногда, словно испытывая отвращение к биологии, он просто занимался физическими фантазиями.

Я могу только очень схематично описать все огромное количество ранних творений. Достаточно сказать, что это детское, но божественное воображение, один за другим рождало маленькие яркие разноцветные миры, – физически сложные, насыщенные лирическими и трагическими событиями, любовью и ненавистью, сладострастием, честолюбием и коллективными устремлениями первых экспериментальных осознающих существ, сотворенных Создателем Звезд.

Многие из первых вселенных, будучи физическими, тем не менее, были непространственными. А среди непространственных вселенных было немало представителей «музыкального» типа, в котором пространство заменяла высота тона, и который обладал мириадами разных тональностей. Существа этих миров воспринимали друг друга, как сложные мелодии. Они могли передвигать свои звуковые тела по шкале тональностей, иногда, – в других измерениях, непостижимых для человека. Тело представляло собой более или менее постоянную тональную схему, такую же гибкую и так же мало подверженную изменениям, как человеческое тело. Кроме того, на шкале тональностей тела этих существ могли пересекать друг друга, как пересекают друг друга волны на поверхности пруда. Но если эти существа проскальзывали друг сквозь друга, то они могли и повредить тональные ткани. И действительно, некоторые жили тем, что пожирали других; ибо более сложным мелодиям было необходимо включать в себя более простые, которые рассеивала по космосу сама творящая энергия Создателя Звезд. Разумные существа могли в своих интересах манипулировать элементами, вырванными из постоянного тонального ритма окружающей среды, создавая, таким образом, искусственные тональные схемы. Некоторые из этих схем выполняли роль инструментов, повышающих, например, эффективность «сельского хозяйства», в результате чего росло количество натуральной пищи. Непространственные вселенные, хотя и были несравненно примитивнее нашего космоса, все же оказались достаточно развиты для того, чтобы создать не только «сельское хозяйство», но и «ремесла», и даже некое подобие «чистого» искусства, соединявшего в себе поэзию, музыку и танец. Космос «музыкального» типа стал родоначальником философии, которая имела здесь пифагорейские формы.

Мое воображение подсказывало мне, что почти во всех творениях Создателя Звезд время было более основополагающим фактором, чем пространство. Хотя в самом начале некоторые творения он и не поместил во время, материализовав просто статичный узор, – вскоре он отказался от такого плана. Для него это было слишком мелко. Более того, поскольку этот план исключал возможность жизни и разума, он был несовместим с дальнейшими интересами Создателя Звезд.

Моя воображение утверждало, что пространство возникло, как развитие непространственного измерения в «музыкальном» космосе. Населявшие этот космос звуковые существа могли двигаться не только «вверх» и «вниз» по шкале тональностей, но и «в сторону». Музыкальные мелодии, созданные человеком, «возникают» и «исчезают», в зависимости от изменения уровня громкости и тембра. Примерно так, населявшие музыкальный космос существа могли приближаться друг к другу или удаляться, и вообще выходить за пределы слышимости. Уходя «в сторону», они проходили сквозь постоянно меняющуюся звуковую окружающую среду. В следующем космосе это движение существ «в сторону» обогатилось истинно пространственными ощущениями.

Вскоре последовали творения с несколькими измерениями пространства, «по Евклиду» и «не по Евклиду», творения, представлявшие огромное разнообразие геометрических и физических законов. Иногда время или пространство-время, было основополагающей реальностью космоса, и жизни являлись ничем иным, как его мимолетными модификациями. Гораздо чаще основополагающими являлись качественные события, связанные друг с другом пространством и временем. В некоторых случаях система пространственных связей была бесконечной, в некоторых – конечной, но безграничной. В некоторый случаях конечное пространство представляло собой постоянную величину относительно материальных атомов, составляющих космос. А в некоторых, как это было в нашем с вами космосе, оно во многих отношениях проявлялось, как «расширяющееся» пространство. Был и такой вариант – «сокращающееся» пространство. В этом случае конец космоса, возможно густонаселенного разумными существами, представлял собой столкновение всех его частей, их нагромождение друг на друга и окончательное слияние в одну точку.

В некоторых случаях за расширением и абсолютным покоем следовали сокращение и совершенно новые виды физической деятельности. Например, гравитация заменялась антигравитацией. Все большие сгустки материи имели тенденцию разрываться на куски, а маленькие – разлетаться в разные стороны. В одном таком космосе был поставлен с ног на голову закон энтропии. Энергия вместо того, чтобы равномерно распространяться по космосу, постепенно концентрировалась в абсолютно материальные кучи. Со временем я стал подозревать, что за нашим с вами космосом последовал космос-перевертыш, заселенный живыми существами, природа которых была бы абсолютно непостижима для человека. Впрочем, это к делу не относится, ведь сейчас я описываю более ранние и более простые вселенные.

Многие вселенные в физическом отношении представляли собой постоянную жидкость, в которой плавали твердые существа. Другие представляли собой цепочку концентрических сфер, заселенных различными существами. Иногда Создатель Звезд создавал космос, в котором вообще отсутствовала единая, объективная, физическая природа. Населявшие его существа не оказывали друг на друга никакого воздействия. В результате непосредственной стимуляции со стороны Создателя Звезд каждое существо создавало свой собственный, иллюзорный, но достоверный и целесообразный физический мир, и населяло его созданиями, которые были плодом его собственного воображения. Эти субъективные миры математический гений Создателя Звезд приводил в совершенное систематическое соответствие.

Нет надобности дальше описывать появившееся в моем воображении бесконечное разнообразие физических форм первых творений. Достаточно будет сказать, что каждый новый космос был сложнее и, в определенном смысле, объемнее предыдущего. Ибо по сравнению с предыдущим, базовые физические составные части каждого нового космоса были меньше относительно его, как целого, и частей этих было больше. Кроме того, по сравнению с предыдущим космосом, в каждом новом было больше индивидуальных разумных существ, которые также отличались большим разнообразием; по сравнению с предыдущим космосом, наиболее пробудившиеся существа каждого нового достигали большей ясности мышления.

В биологическом и психологическом отношении ранние творения были очень разнообразны. В некоторых случаях имела место известная нам биологическая эволюция. Незначительное меньшинство совершило опасный подъем к большей индивидуализации и ясности мышления. Виды, населявшие другие вселенные, в биологическом отношении были неизменны, и прогресс заключался в культурном развитии. Были и совершенно потрясающие случаи: сотворив космос, Создатель Звезд сразу же погружал его в состояние наивысшего просветления, а потом спокойно наблюдал, как постепенно исчезает это абсолютно ясное мышление.

Иногда космос начинался как единый примитивный организм с внутренней, неорганической окружающей средой. Затем, путем деления, он размножался на все большее количество все меньших по размеру и все более индивидуализированных и пробужденных существ. В некоторых таких вселенных подобная эволюция продолжалась до тех пор, пока существа не становились слишком маленькими для сложной органической структуры, без которой невозможно было существование разума. После чего Создатель Звезд наблюдал, как космические сообщества отчаянно пытались увернуться от неумолимой деградации их расы.

В некоторых случаях венцом достижений космоса был хаос из непонимающих друг друга сообществ, каждое из которых посвятило себя служению какому-то одному аспекту духа и было враждебно настроено по отношению ко всем остальным. В некоторых случаях высшей точкой в развитии космоса было единое «утопическое» сообщество разных разумных существ; в других случаях – единый «композитный» космический разум.

Иногда Создателю Звезд доставляло удовольствие устроить так, чтобы каждое существо в космосе неизбежно становилось определенным выражением воздействия окружающей среды на своих предков и на себя самого. В других случаях каждое существо получало право выбора и чуточку творящей силы самого Создателя Звезд. По крайней мере, так это выглядело в моей фантазии. Даже будучи во власти фантазии, я заподозрил, что более внимательный наблюдатель посчитал бы природу этих двух типов существ в равной мере, как предопределенной, так и спонтанной, творческой.

Как правило, Создатель Звезд, однажды установив основополагающие принципы космоса и создав его первоначальное состояние, в дальнейшем удовлетворялся ролью пассивного наблюдателя. Иногда он вмешивался, нарушая им самим установленные законы природы и спешно вводя новые формирующие принципы либо воздействуя на разум существ посредством прямого откровения. Если верить моей фантазии, то иногда это делалось для того, чтобы улучшить строение космоса. Зачастую вмешательство было предусмотрено планом Создателя.

Иногда Создатель Звезд создавал творение, которое, в сущности, было группой многих, связанных друг с другом вселенных, совершенно разных в физическом отношении систем разных типов, которые, тем не менее, были единым целым, так как населявшие их существа проживали свои жизни последовательно в каждой вселенной, принимая формы, соответствующие каждой среде обитания, но сохраняя при этом слабые и зачастую неверно толкуемые воспоминания о своих прежних жизнях. Принцип переселения применялся и в другом случае. Даже не связанные между собой вселенные могли быть заселены существами, в разуме которых присутствовали смутные, но настойчивые отзвуки ощущений или поведения их коллег, населяющих какой-то другой космос.

Раз за разом, Создатель Звезд применял один очень жесткий метод. Выше я говорил, что мне показалось, будто Создатель Звезд воспринял неудачу своего первого биологического эксперимента с неким дьявольским удовольствием. В дальнейшем, осуществляя свои творения он производил впечатление раздвоенной личности. Каждый раз, когда его осознанный творческий план срывался из-за проявления непредвиденного качества у субстанции, которую он материализовал из глубин своего подсознания, – в его настроении прослеживалось не только огорчение, но и некое удивленное удовлетворение, словно неожиданно сбылось какое-то его желание, о котором он сам и не подозревал.

Эта раздвоенность дала толчок к появлению новой модели творения. Если верить моему воображению, то наступил новый период в развитии Создателя Звезд, когда он ухитрился разделиться на два независимых духа, один из которых был его главным «Я», – духом, вечно жаждущим творить живые, духовные формы и все более ясное сознание; другой был мятежным, разрушительным и циничным духом, который мог только паразитировать на результатах работы основного духа.

Создавая очередной космос, Создатель Звезд каждый раз разделял эти два свои настроения, материализуя их в два независимых духа и позволяя им бороться за господство в данном конкретном космосе. Один такой космос, состоявший из трех, связанных друг с другом вселенных, чем-то напоминал классическое христианство. Первую их трех вселенных населяли поколения существ, в определенной степени одаренных восприимчивостью, разумом, нравственными устоями. Здесь два духа принялись бороться за души этих существ. «Дух добра» принуждал, помогал, вознаграждал, наказывал; «дух зла» обманывал, искушал и нравственно уничтожал. После смерти существа попадали в одну из двух других вселенных, которые являлись вечным раем и вечным адом. Там они вечно ощущали либо восторженное понимание и благоговение, либо ужасные угрызения совести.

Когда моя фантазия нарисовала эту примитивную и варварскую картину, я поначалу пришел в ужас и отказался в нее поверить. Как мог Создатель Звезд, даже в период своей незрелости, обречь созданные им существа на вечные муки за слабость, которой он сам их наделил? Как могло такое злобное божество требовать поклонения?

Напрасно я уверял себя, что моя фантазия, должно быть, полностью исказила реальность; ибо я был убежден, что фантазия нарисовала верный образ, по крайней мере, верный в символическом смысле. Но даже увидев этот жестокий мир, даже испытывая отвращение, жалость и ужас, я все равно приветствовал Создателя Звезд.

Чтобы оправдать это свое поклонение, я сказал себе: эта ужасная загадка находится далеко за пределами моего понимания, и даже свирепая жестокость Создателя Звезд должна быть праведной. Может быть, варварство свойственно только периоду незрелости Создателя Звезд? Может быть, потом, когда он полностью стал самим собой, он перерос его? Нет! Я уже был глубоко убежден, что эта безжалостность проявится при создании даже самого последнего космоса. Может быть, я проглядел какую-то имеющую ключевое значение деталь, оправдывающую эту жестокость? Может быть, просто-напросто все создания действительно были лишь плодом воображения творящей силы, и Создатель Звезд, мучая созданные им существа, мучил самого себя в поисках самовыражения? Или, может быть, сам всемогущий Создатель Звезд был ограничен в своем творении определенными абсолютными логическими принципами, одним из которых была присутствующая в едва пробужденных душах неразрывная связь между предательством и угрызениями совести? Может быть, сотворив этот странный мир, он примирился с неизбежной ограниченностью своих возможностей? А, может быть, поклоняясь Создателю Звезд, я поклонялся только «духу добра»? А, может быть, с помощью этого раздвоения, он пытался изгнать из себя зло?

На эту мысль меня навела странная эволюция этого космоса. Поскольку разум и нравственность его обитателей находились на очень низком уровне, то ад скоро переполнился, в то время как рай продолжал оставаться почти пустым. Но Создатель Звезд в его «добром» начале любил и жалел свои создания. И потому «дух добра» спустился в земную сферу, чтобы своим страданием искупить деяния грешников. В результате чего рай, наконец-то, был заселен, хотя и ад не опустел.

Значит ли это, что, поклоняясь Создателю Звезд, я действительно поклонялся только его «доброму» началу? Нет! Иррационально, но убежденно, я поклонялся обоим началам, составляющим природу Создателя Звезд, «добру» и «злу», нежности и жестокости, идеалам гуманизма и совершенно непостижимой бесчеловечности. Подобно тому, как пылкий влюбленный отказывается видеть или оправдывает явные недостатки своей возлюбленной, так и я стремился преуменьшить бесчеловечность Создателя Звезд, да что там, – я восторгался ею. Тогда, может быть, определенная жестокость была присуща моей природе? Или мое сердце смутно догадалось, что любовь – высшая добродетель созданий – для создателя высшей не является?

Эта ужасная и неразрешимая проблема вновь и вновь вставала передо мной. Например, была создана вселенная, в которой оба духа получили возможность бороться друг с другом по-новому и более изящно. В начальной фазе истории этого космоса, он проявлял только физические признаки; но Создатель Звезд устроил так, что жизненный потенциал этого космоса постепенно выразил себя в разных видах живых созданий, которые, поколение за поколением, проделали путь от чисто физического состояния до состояния разумного, а потом и до состояния ясности духа. В этом космосе Создатель позволил двум духам, «доброму» и «злому», соревноваться даже в самом создании существ.

На протяжении многих веков раннего периода истории, духи боролись за контроль над эволюцией бесчисленных видов. «Дух добра» работал над созданием существ, которые были бы высоко организованными, индивидуальными, осторожно относящимися к окружающей среде, ловкими, хорошо понимающими свой мир, самих себя, и другие существа. «Дух зла» пытался ему в этом помешать.

Конфликт двух духов проявлялся в структуре органов и тканей всех видов существ. Иногда «духу зла» удавалось придать существам внешне неброские, но коварные и смертоносные качества, которые становились причиной их гибели. Природа существ отличалась, особым свойством притягивать паразитов, слабостью системы пищеварения, определенной нестабильностью нервной системы. В других случаях «дух зла» наделял какие-нибудь виды, находящиеся на низкой ступени развития, способностью уничтожать существа, идущие в авангарде эволюции, и те становились жертвой либо новой болезни, либо нашествия каких-нибудь паразитов, либо более жестоких представителей того же вида.

Иногда «дух зла» с большим успехом реализовывал еще более изобретательный план. Когда «дух добра» находил какое-то интересное решение и с самого начала развивал у избранных им видов новую органическую структуру или стиль поведения, – «дух зла» ухитрялся сделать так, что Процесс эволюции продолжался и после того, как она уже давно удовлетворила потребности существ. Зубы вырастали настолько большими, что есть удавалось с очень большим трудом, защитный панцирь становился настолько тяжелым, что стеснял свободу движений, рога изгибались настолько, что врезались в мозг, стремление к индивидуальной свободе обретало такую силу, что разрушало общество, стадное чувство становилось настолько всепобеждающим, что уничтожало личность.

Таким образом, в этом космосе, который по сложности значительно превосходил все, что было создано до него, существование почти каждого вида рано или поздно заканчивалось трагедией. Но в некоторых мирах отдельные виды достигли «человеческого» уровня умственного и духовного развития. Подобное сочетание должно было сделать их неуязвимыми для любого нападения. Но «дух зла» мастерски извратил как разум, так и духовность. Ибо, хотя по природе своей они дополняли друг друга, между ними можно было разжечь конфликт. Был и другой вариант: разум или духовность, могли принять такие гипертрофированные формы, что становились смертельно опасными, как слишком изогнутые рога или слишком большие зубы ранних видов. Например, разум, став очень сложным и подчинив себе физические силы, мог стать причиной катастрофы. Покорение физических сил зачастую приводило к маниакальной жажде власти и расслоению общества на два враждебных класса – хозяев и рабов. Усложненный разум мог породить маниакальное стремление к анализу и абстракции, и полному пренебрежению ко всему, что разум не в состоянии истолковать. Но если духовность отвергала критический аспект разума и насущные потребности, то она могла утонуть в бессмысленных мечтах.

2. Зрелое творение

Если верить родившейся в моем разуме фантазии, после случившегося со мною «момента истины» Создатель Звезд, наконец, вошел в состояние глубокой медитации, во время которого его собственная натура претерпела радикальные изменения. По крайней мере, решил я, его творческая деятельность сильно изменилась.

После того, как он посмотрел на плоды своего труда новыми глазами, он уважительно и, вместе с тем, нетерпеливо отложил их в сторону и обнаружил, что в нем зреет новая концепция.

Космос, который он создал после этого, был тем самым космосом, в котором живут автор и читатели этой книги. Создавая наш космос, он использовал, но уже с большим мастерством, многие принципы, уже применявшиеся в ранних творениях; Создатель объединил их, чтобы образовать более сложное и обладающее большими возможностями единство.

Мне показалось, что это новое дело он затеял с другим настроением. Раньше он осознанно создавал космос за космосом, чтобы каждый из них воплощал определенные физические, биологические, психологические принципы. Тогда, как я уже говорил, часто возникал конфликт между его замыслом и грубой природой созданий, которую он извлекал из глубин своего собственного непонятного существа. Однако в этот раз методы его творчества были более осторожны. Грубый духовный «материал», который Создатель материализовал из своих непостижимых глубин, чтобы создавать новое существо, он, в соответствии с его еще не до конца уточненным замыслом, наделил более милосердным разумом, большим уважением к своей природе и своим возможностям, и большей сдержанностью по отношению к своим наиболее экстравагантным потребностям.

Говорить так о всемирном творящем духе, значит по-детски его «очеловечивать». Ибо жизнь такого духа, если она вообще существует, не имеет ничего общего с человеческим образом мышления и совершенно непостижима для человека. Тем не менее, этот детский символизм неотвязно преследует меня, и я вынужден передавать свои ощущения в таком ключе. Может быть, такое описание действительно отражает истину, пусть даже и в искаженном виде.

В период создания нового творения образовалось странное несовпадение между временем Создателя Звезд и временем космоса. Хотя Создатель и мог выйти за пределы космического времени, когда история космоса подходила к концу, и рассматривать все века, как настоящее время, – до сих пор, он не мог создавать более поздние стадии развития космоса, прежде чем создал ранние. В данном случае он не был стеснен такими ограничениями.

И хотя этот новый космос был моим родным космосом, я рассматривал его с удивительной точки зрения. Он больше не выглядел, как цепочка исторических событий, начавшаяся физическим взрывом и закончившаяся всеобщей гибелью. Теперь я рассматривал космос не изнутри потока космического времени, а с совершенно другой позиции. Я наблюдал за созданием космоса из времени Создателя Звезд; и последовательность осуществляемых им актов творения была совершенно непохожа на последовательность исторических событий.

Для начала он извлек из глубин своего существа нечто (ни разум, ни материю), обладающее огромными возможностями и активно стимулирующее его творческое воображение. В течение долгого времени он размышлял над этой чудесной субстанцией. Это была среда, в которой единица и множество должны были полностью зависеть друг от друга; среда, отличающаяся взаимопроникновением всех ее составных частей и отличительных черт; среда, в которой каждая вещь должна была быть ничем иным, как частью всех других вещей; в которой целое не могло быть ничем иным, как суммой всех своих составных частей, а каждая составная часть – ничем иным, как неотъемлемым признаком целого. Это была космическая субстанция, в которой каждый индивидуальный дух мог быть, как это ни странно, одновременно и абсолютным «Я», и простым плодом воображения целого.

Вот из этой чрезвычайно сложной субстанции Создатель Звезд вытесал грубые общие формы космоса. Он создал все еще не получившее определения и совершенно не объяснимое геометрией пространство-время; аморфную физическую величину, не обладающую ни ярко выраженными качествами, ни направлением, ни сложными физическими законами; более четко Создатель обозначил направление развития жизни и эпические приключения разума; и на удивление точно он указал высшую точку духовного развития. Эта точка находилась в наиболее поздней фазе космического времени, но если говорить о последовательности творения, то она получила четкие очертания гораздо раньше любого другого фактора космоса. И мне представилось, что произошло это потому, что первоначальная субстанция сама явно продемонстрировала свои возможности в области создания духовных форм. И Создатель Звезд поначалу почти совсем забыл о физических аспектах своего создания, и не став заниматься первыми веками истории космоса, почти все свое искусство направил на формирование духовной вершины всего творения.

Только после того, как он придал четкие очертания фазе наивысшего пробуждения космического духа, он проложил сквозь космическое время ведущие к ней разнообразные психологические тропы. Только после того, как он придал четкие очертания невероятно разнообразным формам умственного развития, он сосредоточил свое внимание на конструировании сложных биологических, физических и геометрических законов, посредством которых грубо сделанный космический дух мог наилучшим образом реализовать свои самые удивительные возможности.

Но геометризируя, он вновь и вновь возвращался к духовной вершине, чтобы сделать ее еще более четкой. Однако, пока не были завершены физические и геометрические формы космоса, он не мог сделать духовную вершину абсолютно конкретной.

Пока он продолжал трудиться над деталями бесчисленных, жалких индивидуальных жизней, над судьбами людей, ихтиоидов, наутилоидов и всех прочих, – я пришел к убеждению, что к этим сотворенным им созданиям он относился совсем по-другому, чем ко всему тому, что он создавал прежде. Нельзя было точно сказать, любит ли он их, или совершенно к ним равнодушен. Да, конечно, он любил их; но он, похоже, избавился от всякого желания спасать их от последствий смертной природы и жестокого воздействия окружающей среды. Он любил их, но не испытывал к ним жалости. Ибо он видел, что их достоинства как раз и заключаются в их смертной природе, в их предельной конкретности, в их мучительном балансировании между невежеством и просветлением. Спасать их от этого всего означало уничтожать их.

После того, как Создатель Звезд нанес последние штрихи на все космические эпохи от момента истины до первоначального взрыва с одной стороны, и до всеобщей смерти – с другой, – он окинул взглядом все свое произведение. И остался им доволен.

И когда он, пусть критически, но любя, обозревал наш космос во всем его бесконечном разнообразии в мгновение полной ясности сознания, – я почувствовал, что он преисполнился почтением к созданию, которое он сотворил или извлек из тайников своего существа, сам играя роль своей же божественной повивальной бабки. Он знал, что это пусть простое и несовершенное создание – обычный плод его творческого воображения – в определенном смысле было более реальным, чем он сам. Ибо, чем бы он был без этого конкретного великолепия? Абстрактной творческой способностью! Более того, с другой стороны, сотворенная им вещь была его наставником. Ибо, когда он с восторгом и с благоговением рассматривал свое самое очаровательное и самое сложное произведение, – оно преобразило Создателя, в результате чего он стал более четко видеть свою цель. Он разбирался в достоинствах и недостатках своего произведения, и его собственное восприятие и искусство становились более зрелыми. По крайней мере, так показалось моему смятенному, преисполненному благоговейным ужасом разуму.

Так, постепенно как это случалось и прежде, Создатель Звезд перерос свое творение. Он все чаще хмурился, взирая на все еще любимый им очаровательный плод своего труда. А затем, раздираемый противоречивыми чувствами почтения и нетерпения, он поместил наш космос в один ряд со всеми своими остальными произведениями.

Снова он погрузился в глубокую медитацию. И снова его охватила жажда творения.

О многих из последующих творений я не могу сказать почти ничего, поскольку во многих отношениях они находились за пределами моего понимания. Я знаю о них лишь одно: наряду с совершенно непостижимыми для меня чертами, они обладали и теми, которые были ничем иным, как фантастическим воплощением известных мне принципов. А вот вся их новизна осталась за пределами досягаемости моего разума.

Да, я с уверенностью могу сказать, что, как и наш космос, все эти творения были невероятно сложными и обладали невероятно большими возможностями; и что в каждом творении, пусть в особой форме, присутствовали и физический и умственный аспекты. Впрочем, во многих последующих творениях, физический аспект, хотя и имел решающее значение для духовного развития, но был менее выраженным и более иллюзорным, чем в нашем с вами космосе. В некоторых случаях то же самое можно было сказать и об умственном аспекте, потому что ограниченные умственные способности, населявшие эти вселенные существ не позволяли ввести их в заблуждение и они лучше осознавали свое изначальное единство.

Я могу также высказать предположение, что, осуществляя все эти творения, Создатель Звезд поставил себе задачу придать бытию насыщенность, глубину, гармоничность и изящество. Но вряд ли я смогу объяснить, что это значит. Мне показалось, что в некоторых случаях, как и в случае с нашим космосом, он достигал этой цели с помощью эволюционного процесса, увенчанного полностью пробудившимся космическим разумом. А разум стремился вобрать в себя все богатство космического существования и посредством творческой деятельности это богатство увеличить. Но во многих случаях для достижения этой цели потребовалось гораздо меньше усилий и страданий со стороны разумных существ, и дело обошлось без невероятного разбазаривания огромного количества жизней, приводившего нас в такое отчаяние. Правда, другим вселенным пришлось перенести страдания, по крайней мере, не меньшие, чем страдания нашего космоса.

Уже в зрелости, Создатель Звезд сотворил многочисленные странные формы времени. Например, некоторые из поздних творений он наделил двумя или несколькими временными измерениями, и жизнь разумных существ представляла собой последовательность событий в том или ином временном измерении. Эти существа воспринимали свой космос довольно странным образом. Проживая короткую жизнь в одном измерении, они, пусть фрагментарно и смутно, но постоянно ощущали присутствие уникальной «поперечной» эволюции, происходящей в другом измерении. В некоторых случаях существо вело активную жизнь во всех временных измерениях. Божественная воля устроила так, что спонтанные деяния всех существ складывались в единую систему «поперечных» эволюции, далеко превосходящую по сложности даже ранний эксперимент по установлению «предопределенной гармонии».

В других вселенных существо получало только одну жизнь, которая представляла собой «зигзагообразную линию», переходящую из одного временного измерения в другое в зависимости от того, какой выбор сделан. Если существо выбирало нравственность и силу духа, оно попадало в одно измерение, если же предпочитало слабость и безнравственность – в другое.

В одном невообразимо сложном космосе, существо, оказавшись на распутье, начинало двигаться сразу по всем тропам одновременно, создавая, таким образом, разные временные измерения и разные истории космоса. Поскольку в ходе каждой эволюции космос был заселен большим количеством существ, и каждое из них постоянно оказывалось на перекрестке многих дорог, а комбинация направлений всякий раз была иной, – то каждое мгновение космического времени было моментом рождения бесконечного количества отдельных вселенных.

В некоторых вселенных существо могло чувственно воспринимать весь физический космос целиком со многих пространственных точек зрения или даже со всех возможных точек зрения. Конечно, в последнем случае все разумные существа в пространственном смысле обладали идентичным восприятием, но отличались друг от друга уровнем проницательности или озарения. Этот уровень зависел от уровня умственного развития и характера конкретных существ. Иногда эти существа обладали не только вездесущим восприятием, но и волей. Они могли предпринять какие-либо действия в любой области пространства, хотя и в этом случае сила и точность действий зависели от уровня их умственного развития. В определенном смысле они были бесплотными духами, сражавшимися в физическом космосе подобно тому, как шахматисты сражаются на шахматной доске, или греческие боги сражались на Троянской равнине.

Были и такие вселенные, которые, хотя и обладали физическим аспектом, не имели ничего общего со знакомым нам систематизированным физическим космосом. Физические ощущения существ, населявших эти вселенные, определялись исключительно их воздействием друг на друга. Каждое существо нагружало своих собратьев чувственными образами, качества и последовательность которых определялись психологическими законами воздействия одного разума на другой.

В других вселенных процессы восприятия, запоминания, мышления и даже желания и ощущения настолько отличались от наших, что представляли собой, в сущности, образ мышления совершенно иного порядка. О существах, наделенных таким образом мышления я не могу сказать практически ничего.

Точнее, я ничего не могу сказать о совершенно ином психическом строении этих существ, но один потрясающий факт я могу описать. Ибо какими бы непостижимыми для нас не были основа и образ мышления этих существ, в одном отношении я их отчасти понимал. Хотя они жили совершенно иной жизнью, в одном отношении они были мне близки. Ибо все эти космические существа, стоявшие на более высокой, по сравнению со мной, ступени развития, так относились к своей жизни, чему мне самому хотелось бы научиться. Какие бы горестные, печальные, болезненные и тяжкие испытания не подбрасывала им судьба, ее решение они всегда воспринимали с радостью. То, что такая чистая духовность стала общей для самых разных существ было, вероятно, самым удивительным и вдохновляющим из всех моих космических и сверхкосмических ощущений. Но вскоре я обнаружил, что мне предстоит узнать еще кое-что из этой области.

3. Окончательный космос и вечный дух

Напрасно мой усталый, измученный ум отчаянно пытался постичь сложные существа, сотворенные, если верить моей фантазии, Создателем Звезд. Его буйное воображение создавало космос за космосом, и каждый космос обладал отдельным духом, проявлявшимся в бесконечном количестве разнообразных форм; и каждый космос в высшей точке своего развития достигал большего просветления, чем предыдущий; и каждый был еще менее понятен мне, чем предыдущий.

Наконец, мое воображение подсказало мне, что Создатель Звезд сотворил свой окончательный, высший и самый сложный космос, по сравнению с которым все остальные вселенные были ничем иным, как осторожной подготовкой. Об этом последнем творении я могу сказать только одно: его органическая структура включала в себя основные черты всех его предшественников и еще многое помимо этого. Оно было подобно последней части симфонии, в которой могут звучать основные темы всех других частей и еще много чего помимо этого.

Этой метафоры совершенно недостаточно, чтобы выразить всю сложность этого высшего космоса. Постепенно я был вынужден поверить, что его связь с каждым предыдущим космосом была примерно такой же, как связь нашего космоса с каждым человеческим существом и даже с каждым физическим атомом. Все увиденные мною вселенные оказались чем-то вроде огромного биологического вида или атомов одного элемента. Внутренняя жизнь каждого космоса – «атома» в такой же степени относилась (и в такой же степени не относилась) к жизни окончательного космоса, в какой жизнь клетки головного мозга или одного из ее атомов относятся к жизни человеческого разума. Несмотря на все огромные различия между ступенями этой головокружительной иерархии творений, я чувствовал потрясающее тождество их духа. По замыслу Создателя, венец творения должен был включать в себя общность и абсолютно ясный, творческий разум.

Мой изнеможенный разум отчаянно пытался хоть как-то определить формы окончательного космоса. С восхищением и ужасом я увидел лишь краешек невероятно сложного «высшего космоса»: планеты, плоти, духа и сообщества самых разнообразных индивидуальных существ, достигших высшей степени самопознания и взаимного озарения. Но когда я попытался более внимательно вслушаться в музыку одушевленных бесчисленных миров, до меня донеслись мелодии не только невыразимой радости, но и безутешной печали. Ибо некоторые из этих высших существ не просто страдали, а страдали во тьме. Они были наделены силой абсолютного озарения, но были лишены возможности применить ее. Они страдали так, как никогда не страдали существа, стоявшие на более низких ступенях духовного развития. Эти страдания были невыносимы для меня, хилого пришельца из менее развитого космоса. От ужаса и жалости я в отчаянии «закрыл уши» своего разума. Я, ничтожный, бросил своему Создателю упрек, что никакое величие вечности и абсолюта не может быть оправдано такими мучениями духовных существ. Я закричал, что даже если те страдания, отголосок которых дошел до меня, были лишь несколькими черными нитками, для разнообразия вплетенными в золотой гобелен, а весь остальной космос был сплошным блаженством, – все равно нельзя было допускать подобных мучений пробудившихся духовных существ. Какая дьявольская злобная сила, вопрошал я, не просто мучила эти величественные существа, но и лишила их высшего утешения – экстаза созерцания и преклонения, который является первородным правом всех пробудившихся духовных существ?

Было время, когда я сам, будучи коллективным разумом слаборазвитого космоса, хладнокровно взирал на разочарования и печали своих малых «составных» частей, осознавая, что страдания этих сонных существ – это небольшая плата за просветление, которое Я вношу в реальность. Но страдающие индивидуумы окончательного космоса, по моему мнению, принадлежали к тому же космическому умственному порядку что и Я, а не к тем хрупким, смертным существам, которые внесли свой печальный вклад в мое рождение. И вот этого я не мог вынести.

И все же я смутно понимал, что окончательный космос был, тем не менее, очаровательным произведением с совершенными формами, и что все мучения, какими бы жестокими они не были для страдальцев, в конце концов, вносили свой вклад в просветление общекосмического духа. По крайней мере, в этом смысле индивидуальные трагедии не были напрасны.

Но все это ничего не значило. Мне показалось, что сквозь слезы сострадания и протеста, я вижу, как дух окончательного и совершенного космоса глядит на своего Создателя. Темная сила и светлый разум Создателя Звезд находит в своем творении исполнение своих желаний. И взаимная радость Создателя Звезд и окончательного космоса, как это ни странно, дала начало самому абсолютному духу, в котором присутствовали все времена и все бытие. Ибо дух, который был порождением этого союза, предстал перед моим измученным разумом одновременно и причиной, и следствием всех преходящих вещей.

Но это мистическое и далекое совершенство ничего не значило для меня. Чисто по-человечески сокрушаясь о страдающих высших существах, Я презирал свое первородное право на восторг от этого нечеловеческого совершенства и отчаянно хотел вернуться в свой слаборазвитый космос, в свой человеческий и заблуждающийся мир, чтобы снова встать плечом к плечу с моим полуживотным видом в борьбе с силами тьмы и с безразличными безжалостными непобедимыми тиранами, мысли которых являлись разумными и страдающими мирами.

Не успел я осмыслить этот вызов, заключавшийся в том, что я захлопнул и закрыл на засов дверь маленькой темной камеры моего «Я», как ее стены рухнули под давлением ослепительного света, и мои незащищенные глаза снова были обожжены его нестерпимой яркостью.

Снова? Нет. Просто мое воображение вернуло меня к тому моменту ослепляющей вспышки, когда я распростёр крылья, чтобы лететь навстречу Создателю Звезд, и был повержен ужасным светом. Но в этот раз я более ясно осознал, что именно низвергло меня.

В этот раз, Создатель Звезд, к которому я действительно приблизился, предстал перед мной не только, как творящий и, следовательно, преходящий дух. В этот раз он предстал, как вечный и совершенный дух, который включает в себя все вещи и все времена и вечно созерцает их бесконечное разнообразие. Тот ослепительный свет, который поверг меня в состояние слепого поклонения, теперь показался мне мерцанием всепроникающего ощущения вечного духа.

С болью, ужасом и, в то же время, с некоторым признанием, и даже с преклонением, я почувствовал (или мне показалось, что я почувствовал) нрав вечного духа, когда он одним интуитивным и вечным взором окинул все наши жизни. В этом взоре не было никакой жалости, никакой помощи, никакого намека на спасение. Или в нем были вся жалость и вся любовь, но повелевал ими ледяной экстаз. Этот взгляд спокойно препарировал, оценивал и расставлял по местам наши сломанные жизни, наши увлечения, наши глупости, наши измены, наши заранее обреченные благородные поступки. Да, этот взгляд все понимал, сочувствовал и даже сострадал. Главной чертой вечного духа было не сострадание, а созерцание, Любовь не была для него абсолютом. Им было созерцание. И хотя дух знал любовь, он также знал и ненависть, ибо в его характере присутствовало жестокое наслаждение от созерцания любого ужасного события и радость от падения достойных. Похоже, духу были знакомы все страсти. Всем повелевал кристально чистый и абсолютно ледяной экстаз созерцания.

И вот этот холодный оценивающий взгляд, нет, даже не ученого или художника, и был источником всех наших жизней! И все же я ему поклонялся!

Но это было еще не самое худшее. Ибо говоря, что сутью духа было созерцание, я приписывал ему ощущение и эмоцию смертного человека, и, стало быть, утешал себя, хоть это было слабое утешение. Но истина о вечном духе была невыразимой. О нем нельзя было сказать ничего, что было бы истиной. Возможно, и духом-то его можно было назвать только с очень большой натяжкой. Но не называть его так тоже было бы ошибочно. Ибо чем бы он ни был, это было нечто большее, чем дух в человеческом понимании этого слова. Этот непонятный и страшный «больший дух» являлся для человека и даже для космического разума ужасной тайной, вызывающей восхищение.


Читать далее

ГЛАВА 15. Создатель и его создания

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть