Онлайн чтение книги Старшая сестра
НОВЫЙ ГОД СТОИТ У ВОРОТ

В школе готовились к Новому году. В шестом классе девочки были очень заняты – клеили из разноцветной бумаги ёлочные игрушки, пёстрые цепи из разноцветных бумажных колечек, золотые и серебряные корзиночки, разные фонарики и всё, что только могли придумать… Нанизывали на длинные нитки кусочки ваты, чтобы потом подвесить их к потолку, – эти пушистые белые клочки будут изображать падающий снег. Шили к спектаклю платья из белой и голубой марли в пышных оборках и сборочках, украшали их серебряными звёздами – это костюмы для «снежинок», которые будут танцевать вокруг деда Мороза.

Как и предвидела Зина, Тамара Белокурова отказалась изображать «снежинку».

– Соне Поливановой почему-то главную роль, а мне – снежинку, – сказала она. – Снежинку кто хочешь сыграет – кружись, да и всё… Лучше я совсем не буду играть!

– Ну и ладно, – решили девочки, – пусть тогда выставку делает. Как бы ещё не раздумала да не бросила бы всё…

Но Тамара не собиралась бросать своё дело. Она с увлечением собирала картинки, требовала, чтобы девочки отыскивали иллюстрации и фотографии по сельскому хозяйству. Материала у неё накопилась уже целая большая папка. И Тамара в свободные от уроков и от катка минуты просматривала и перебирала свои материалы с торжествующей улыбкой: «Вот посмотрим, чья выставка будет лучше! Ага! Посмотрим! Ну, может, в других классах тоже найдут такие же картинки – из «Огонька» и «Пионера»… Но вот из таких журналов, которые у папы… Ну уж нет! Дудочки! Скоро все будут около меня кружиться… Не будете говорить, что «меня дома нет».

В последние дни задушевной подругой Тамары стала Шура Зыбина. Шура была добродушное существо, она дружила со всеми. Она всегда была чисто умыта, чисто одета, хорошо причёсана. Все в классе любили её за приветливый характер, за отзывчивость. Шура хорошо училась, и, если кто-нибудь из девочек просил помочь, Шура охотно помогала. Никто не видел её ни сердитой, ни печальной. Она не плакала над грустной книгой, и, если случалось что-нибудь очень смешное и в классе стоял громкий хохот, Шура только улыбалась тихонько.

Наблюдая её, Елена Петровна иногда думала:

«Кто она? Или очень добрый и спокойный человек, выросший в хорошей, доброй семье, или она просто равнодушное существо, ещё не понимающее настоящих привязанностей, не знающее огорчений?»

Тамаре, с её тревожной и сумрачной душой, сейчас была нужна именно такая подруга. А Зина… Тамара никак не могла забыть встречу с Зиной на вечерней улице: «Ты ко мне?.. А меня дома нет!»

Эта фраза оскорбляла Тамару каждый раз снова и снова, как только приходила на память. Подумайте! Тамара, как лучший друг, идёт навестить Зину, даже на каток не пошла… А она – вон как!

– А ты чего хлюпаешь-то? – утешала Тамару мать. – Нашла о ком тужить – о Зине Стрешневой, вальцовщиковой дочке! Ну уж дорогое знакомство, нечего сказать!

Антонина Андроновна присела к столу рядом с Тамарой:

– А я тебе скажу вот что: ты уже большая, и я могу тебе это сказать.

У Тамары глаза заблестели от любопытства.

– Всё это пустяки. Самое главное – помни одно, что ты дочь главного инженера!

– А в пионерском отряде… – начала было Тамара.

Но мать прервала её:

– Пионерский отряд – дело одно, а жизнь – дело другое. Не будь похожа на своего отца. Посмотри на него – кто его друзья? Вальцовщики, крановщики, прокатчики… И всё потому, видишь ли, что он сам когда-то слесарем был и что, видишь ли, они в своё время помогли ему высшее образование получить, как-то там поддерживали его… Видите ли, он не хочет от массы отрываться. Да мало ли что было когда-то? Надо всё это забыть теперь. Ведь он же главный инженер – и вот весь свой предстиж с этими рабочими теряет. И ни к какой культуре у него стремления нет!

– Престиж, а не предстиж, – машинально поправила Тамара.

Она опустила ресницы, взгляд её заволокло дымкой. Тотчас возникли огромный цех завода, чёрные от гари фермы, уносящие куда-то вверх невидимый потолок, бешеный вой пламени и горячие отблески мартеновских печей… А по цеху мимо воющих печей идёт её отец, уверенный, строгий, прямой, и рядом с ним сталевары в прокопчённых спецовках, с очками на кепках, измазанные сажей, весёлые, дружелюбные люди… Тамара снова услышала их почтительные голоса, слова, полные уважения, обращённые к её отцу…

– Кто бывает у нас? – продолжала мать. – Инженер Машин с Марьей Борисовной, но он же подчинённый отца, и я знаю, почему он бывает: просто хочет подслужиться… Ну и ещё кое-кто. А директор завода когда-нибудь у нас был? А жена его, Екатерина Егоровна, когда-нибудь у нас была? Нет. И не пойдут они никогда. А почему? Потому что я их приглашу, а отец сейчас же какого-нибудь вальцовщика позовёт. А разве директор захочет за одним столом с вальцовщиком сидеть?

– Екатерина Егоровна у Зины Стрешневой на дне рождения была… – задумчиво сказала Тамара.

Антонина Андроновна откинулась на спинку дивана:

– Что? У Стрешневых?

– Да. – Тамара кивнула головой, всё так же задумчиво глядя куда-то в угол комнаты. – И теперь приходит… И Шура к ним приходит тоже.

– Шура? Директорова дочка? А! Ну, видишь вот! Зина твоя знает, с кем дружить. А через дочку и родители заводят знакомство. А ты вот не умеешь. Почему к тебе Шура не приходит? Ты приведи её. Придёт Шура – придёт и Екатерина Егоровна!

Тамара поглядела матери в глаза и отрицательно покачала головой.

– Нет, – сказала она, – Екатерина Егоровна не придёт.

– Почему?

– Не знаю почему… – Тамара встряхнула кудрями, словно отгоняя какие-то трудные мысли. – А вот знаю, что не придёт – и всё.

Антонина Андроновна рассердилась:

– А вот об этом не тебе судить! Вот и видно, что не понимаешь ничего. Другая бы уже давно пригласила к себе Шурочку, подружилась бы…

– Пожалуйста! – Тамара пожала плечами. – Шура завтра же будет здесь.

– А, хитрюга! – Антонина Андроновна погрозила ей пальцем. – Ты, я вижу, кое-что соображаешь! Есть надежда, что ты будешь во всём похожа на меня – и правильно! Научишься жить на свете как следует. От жизни надо всё самому брать, а милостей не дожидаться, так и Мичурин говорил…

– Мичурин не так говорил, – прервала Тамара. – Мичурин говорил, что нам нельзя ждать милостей от природы…

– Ах, это неважно! – отмахнулась Антонина Андроновна и с горячностью продолжала: – Вот кто такая я была? Простой диспетчер. Жила бедно, в какой-то комнатушке. А теперь? Отдельная квартира, ковры, машина, домашняя работница… И всего этого я добилась. Ну? Есть чему поучиться или нет?

Тамара глядела на неё странным взглядом и не отвечала.

– Мама, а ты счастлива? – спросила вдруг Тамара.

Антонина Андроновна растерянно уставилась на Тамару:

– Что?.. Что?..

– Ну, вот ты скажи, – настаивала Тамара, – вот ты всего добилась: квартиры, ковров, машины… А ты счастлива?

– Вот ещё! Да все мои знакомые от зависти…

– Ну, знакомые – ладно. Пускай. А ты счастлива? Только, чур, правду!

Лицо Антонины Андроновны как-то обмякло, затуманилось. Она обвела глазами комнату, словно ища поддержки у всех этих ковров и хрустальных ваз…

– Чудная ты! – Антонина Андроновна недоумевающе улыбнулась. – А чего же ещё-то надо?

– А о чём же ты плачешь? Думаешь, я не знаю? Плачешь потихоньку. Вот и сегодня плакала. Глаза красные…

Антонина Андроновна опустила ресницы, брови у неё задрожали, и на лбу появились мягкие морщинки. Но она тут же справилась с собой:

– Нервы у меня. Вот иногда и поплачу. – Она не то усмехнулась, не то всхлипнула. – Посидишь вот так-то с утра до ночи одна… да с ночи до утра… ну и заскучаешь. А вам-то с отцом разве до этого дело есть?

Она сердито выхватила из кармана платок и вытерла глаза. Тамара глядела на неё странным, что-то угадывающим взглядом и не отвечала.

– Ну, я не очень-то и нуждаюсь в вашем с отцом внимании. У вас свои дела, у меня свои.

Она отвернулась, рассеянно посмотрела в окно и, помолчав, добавила:

– Только ты смотри не болтай повсюду насчёт… ну, диспетчера-то. Незачем это… И вообще – что это за разговор с матерью завела?

Тамара, ничего не ответив, встала и молча ушла в свою комнату. Она уселась за письменный стол, разложила учебники, ко долго сидела, запустив руки в растрепавшиеся густые кудри, глядела мимо задачника и думала.

«…Одна с утра до ночи… И с ночи до утра, а вам с отцом разве до этого дело есть?» Очень горько прозвучали эти слова матери. «Но почему же она одна?.. Потому, что ничего не делает, как сказала Зина?»

Наверно, поэтому. Вот она, Тамара, учится – так у неё подруги по школе. Отец работает – так у него друзья на заводе. Но разве так же не могла бы и мать завести себе друзей?

А где же она их возьмёт? Ей ведь хочется, чтобы друзья у неё были инженеры и их жёны. Вот ей хочется, чтобы к ней жена директора приходила. А почему бы и нет? К Стрешневым приходила же…

Хорошо. Тамара поможет матери. Екатерина Егоровна и к ним придёт тоже. Тамара поможет, если отцу ни до чего нет дела.

Отец! Тамара помрачнела. Ей вдруг стало ясно: не к ней, а к отцу обращена вся горечь упрёков матери. Мать не жалуется, не бранится. Но это из-за отца она так одинока, это его не видит она «с утра до ночи и с ночи до утра». Это он виноват, что оставил мать устраивать и улаживать жизнь в одиночестве. А она не умеет, у неё ничего не получается. Отец-то знает, что счастье не в квартире и не в коврах… Ведь нет счастья в их богатом доме, нет его! Но почему же отец никак не поможет матери устроить их жизнь так, чтобы им всем было счастливо и хорошо?

Может, он их просто не любит?..

На другой день Тамара попросила Шуру Зыбину прийти позаниматься с ней.

– Зина к тебе не ходит больше? – спросила Шура.

– Нет, – холодно ответила Тамара.

– Да, правда, когда же ей ходить! – вздохнула Шура. – Дома у неё работы пропасть. Надо теперь тебе к ней ходить.

Тамара нахмурилась:

– Да, знаешь… я тебе правду скажу: мне с ней заниматься не очень легко. Она как-то плохо запоминает… И вообще…

– А ты тогда хорошо отвечала, – напомнила Шура, – когда с Зиной занималась.

Тамара покраснела, но Шура не заметила этого.

– Ну, тогда ведь Зине легко было, – продолжала она, – а теперь ей надо помогать. Я-то, по правде говоря, собиралась сегодня к ней, но раз ты просишь…

– Ой, да! Я это новое правило никак понять не могу.

– Ну ладно. Я пойду к тебе. А к Зине Фатьма пойдёт. И потом, хотела пойти к ней Поля Розеткина, и ещё Лида Лимонова хотела. Ладно. Приду.

Антонина Андроновна, как только услышала, что к Тамаре пришла Шура Зыбина, сейчас же, будто лебедь, выплыла из спальни, где она постоянно от чего-то отдыхала.

– Раздевайся, деточка, раздевайся! – заторопилась Антонина Андроновна. – Вот сюда повесь… Тамара, что же ты не поможешь? Гостей надо встречать с уважением!

– Я сама, – пробормотала Шура, смущённая таким необыкновенным приёмом, и поспешно повесила своё пальто.

– Иди сюда. – Тамара провела Шуру в свою комнату. Но Антонина Андроновна поспешила войти туда же и принялась наводить порядок на письменном столе.

– Вам удобно будет, девочки? Может, лампу отсюда взять? Или стол придвинуть вон туда, там как будто светлее?

– Да ничего не надо! – Тамара нетерпеливо отстранила мать. – Мы же всегда тут занимались.

– Но то вы занимались со Стрешневой, а Шурочка привыкла заниматься в лучших условиях, – возразила Антонина Андроновна и, переложив ещё раз с места на место книги и учебники, наконец ушла из комнаты. – Занимайтесь, девочки. Не буду вам мешать.

Тамара и Шура уселись за стол. Через пять минут дверь снова открылась. Антонина Андроновна глядела на них заботливыми глазами:

– Ну что, девочки? Удобно ли вам?

Тамара сверкнула на неё взглядом, а Шура поспешно ответила:

– Да-да, очень хорошо.

Антонина Андроновна исчезла. Но через некоторое время, когда девочки совместными усилиями решали трудную задачу и уже уловили правильный путь решения, двери открылись снова, и Антонина Андроновна вошла с двумя чашками чаю на маленьком подносе.

– Ну, мама, – нетерпеливо крикнула Тамара, – ты же нам мешаешь!

– Ничего не мешаю, отнюдь, – ответила Антонина Андроновна. – Выпейте чайку, отдохните. А потом снова будете заниматься. Вот и печенье. Берите, Шурочка… Как поживает ваша мама?

Шуре стало неловко от неожиданного «вы» и от этой чрезмерной ласковости. Она почувствовала, что ей хочется уйти из этого дома. Но выражение её лица оставалось спокойным и безмятежным.

– Мама ничего поживает, – ответила она, подняв на Антонину Андроновну большие светлые глаза. – Она сейчас всё шьёт и шьёт.

Антонина Андроновна удивилась:

– Что шьёт?

– Подарки. Она хочет подарить платье Зине к Новому году и Изюмке. И Антону костюмчик тоже. У них ведь нету мамы теперь…

– Это, конечно, очень хорошо. Но зачем же терять время? Можно бы купить в магазине. Это же такая нудная работа!

– А мама любит шить.

– Ваша мама, Шурочка, очень добрая. Но вот уж не знаю, стоит ли это… Обычно за добро люди спасибо не говорят, а только обижаются. Дашь – мало. Ещё дать – всё равно будет мало. Лучше уж вообще не давать – тогда и обижаться не будут. Но, впрочем, это так, я немножко философствую. А как же? Нас, знаете, приучают философствовать. Вот политкружок сейчас – и там всё философия, философия… Николай Сергеевич занимается, а я, по правде сказать, не могу, голова болит… Ешьте печенье, Шурочка. И вот что попрошу: передайте вашей маме, Екатерине Егоровне, что я, мол, её к себе приглашаю. Просто так – посидим, поболтаем. Обещаете передать?

– Хорошо, передам, – ответила Шура и поглядела на Тамару.

Тамара поняла её взгляд:

– Мама, ну нам же заниматься надо!

– Я уже ухожу! – Антонина Андроновна собрала чашки на подносик. – Но ты, Тамара, не забудь – Шурочка обязательно должна быть у тебя на ёлке. Если до Нового года Екатерина Егоровна не выберется, то уж на Новый год обязательно. Так, Шурочка, и передайте.

– Я маме передам, – сказала Шура. – Только на ёлку… на Новый год… я не могу к вам прийти: мы к Зине пойдём.

– Но, голубчик, – весело удивилась Антонина Андроновна, – что же там за ёлка будет? Наверно, наша всё-таки будет и побольше и понаряднее. И угощенье получше.

– Нет, – снова отказалась Шура, глядя на неё спокойными, ясными глазами, – я не могу. Я обещала к Зине…

И снова взглянула на Тамару.

– Мама, уходи же, – сказала Тамара, – ты нас совсем сбила – то с чаем, то с ёлкой. Ну что ты всё к нам пристаёшь и пристаёшь!

– Каждый делает своё дело, деточка, – возразила Антонина Андроновна, закрывая за собой дверь.

Девочки снова уселись за стол. Но мысли уже бежали по разным путям, далёким от задачника.

– А почему ты на ёлку непременно должна к Зине идти? – хмуро спросила Тамара. – Там и без тебя хватит…

– Я очень Изюмку люблю и Антона, – с тёплой улыбкой ответила Шура, словно эти ребятишки стояли перед её глазами. – Их повеселить нужно… И я же обещала!

– Подумаешь – обещала!

– Да если бы и не обещала, пошла бы, – продолжала Шура, – и обязательно пойду. А к тебе – потом. Ладно? Праздник-то не один день! Сначала пойдём к Зине, а потом к тебе. Ладно?

– Почему-то ко мне – всегда потом! А сначала – всегда к кому-нибудь другому! – недовольно сказала Тамара.

Шура с упрёком посмотрела на неё:

– Тамара, но ведь там же маленькие дети! Сиротки! Как же им одним на Новый год?..

Тамара пожала плечом.

– Ну, пусть тогда твоя мама придёт к моей маме! – потребовала она.

Шура смутилась. А разве она распоряжается своей мамой?

И она ответила как могла мягче:

– Я попрошу маму. Я скажу ей. Если она сможет, то, наверно, придёт. Но я же не знаю…

Тамара замолчала и нахмурилась. Она поняла, что Екатерина Егоровна не придёт к её маме.