Онлайн чтение книги Стена
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Пусть без Марджори, но каким-то образом мне необходимо было разобраться в этой истории. В тот день я просто не в состоянии была усидеть спокойно. Когда пыталась ходить, подгибались колени. Сидя на верхней веранде, я вдруг поймала себя на том, что ищу глазами тот маленький катер, что видела накануне вечером. Когда принесли мой ленч, я выпила немного кофе, больше ни к чему не притронулась и отправила поднос обратно.

По заведенному мамой обычаю, слуг всегда благодарили, когда обед или ужин удавался на славу, и я неукоснительно соблюдала эту традицию после ее смерти. Но в тот день я напрочь позабыла о званом ужине и о том, что надо отметить слуг, и вспомнила лишь, когда Уильям, забирая поднос, с укоризненным видом напомнил мне об этом.

— Вам все понравилось вчера вечером, мисс? — поинтересовался он.

Я словно очнулась от забытья.

— Извини, Уильям. Да-да, все прошло замечательно. Попозже я поговорю с Лиззи. Наверное, я просто устала. И совсем забыла об этом.

Он заметно повеселел.

— Полагаю, особенно удались омары, мисс.

— Несомненно. Ты передашь это Лиззи? Получив таким образом тактичное напоминание

о своих обязанностях, чуть позже я сама совершила ритуальный благодарственный обход. Но уже днем я очутилась в публичной библиотеке городка и поинтересовалась, имеются ли у них старые подшивки нью-йоркских газет.

Таковых не оказалось, не было их, как меня заверили, и в Клинтоне. В четыре часа я вернулась обратно домой и объявила Мэгги, что вечером уезжаю на пару дней в дом на Парк-авеню и она может поехать вместе со мной, чтобы стелить мне постель и готовить завтраки» Возможно, я вела себя несколько необычно, поскольку она как-то подозрительно на меня посмотрела. Однако весьма охотно откликнулась на мою просьбу. Сколь бы верной и преданной ни была Мэгги, она, как и все остальные, с нетерпением всегда ждала лета, которое можно провести на острове, ждала как избавления от серой, унылой монотонности всевозможного прислуживания. Но, как и все прочие, ближе к концу сезона она уже была сыта по горло сельской жизнью и снова стремилась в город, с его ритмами, с его шумом и царящим повсюду ощущением бурлящей жизни.

Кроме того, ее доверие к Сансету было совершенно подорвано. Готовясь в тот день к отъезду, она обмолвилась, что во время званого ужина звонки вдруг снова начали трезвонить ни с того ни с сего, между тем как наверху вообще никого не было, и что Уильям, наливавший в тот момент шампанское в бокал Мэнсфилда Дина, услыхал звонки и неосторожно пролил вино.

— Со столом ничего не случилось, — сказала Мэгги. — Но Уильям очень расстроился. Уж не знаю, мисс, кто или что там трезвонит, но я только рада буду убраться отсюда подальше.

Я пропустила это мимо ушей. Вышла на веранду и стояла, глядя вниз на пляж. Эти проклятые вороны снова были тут как тут и с наглым видом расхаживали взад-вперед.

В ту ночь в поезде мне не спалось, а город, когда мы прибыли туда на следующее утро, встретил нас немыслимой в сентябре жарой и духотой. Хотя было совсем еще раннее утро, раскаленный воздух едва заметными потоками исходил от нагретых домов, подымался над улицами, и наш таксист был без пиджака, в одной рубашке. Дом выглядел грязным и унылым, окна были закрыты ставнями, а дорожку перед домом давно не подметали и ее покрывал толстый слой пыли. Летом, как было заведено, дом находился под охраной, и я заранее телеграфировала, чтобы его расконсервировали. Однако, выбравшись из такси, мы обнаружили стоящего на ступеньках молодого человека довольно жалкого. вида, который повернул ко мне встревоженное лицо.

— Мисс Ллойд, не так ли?

— Да, — ответила я. — Что-нибудь случилось?

Вид у него сделался еще более смущенный.

— Мне очень жаль. Похоже, что кто-то побывал в доме. С сигнализацией все в порядке— я проверял. Но я тут осмотрелся и… — Он вымученно улыбнулся. — Едва ли вы оставляете на полу ящики от комода.

Мэгги свирепо воззрилась на него.

— Вы хотите сказать… — начала она.

— Он разговаривает со мной, Мэгги, — оборвала я ее, прервав поток ее восклицаний. — Вы имеете в виду, — недоверчиво спросила я, — что кто-то вломился в дом?

— Боюсь, что да. Хотя как им это удалось… Перетряхнули не весь дом, — добавил он. — Только несколько комнат на одном из верхних этажей.

Так оно и оказалось в действительности. Нижние этажи подверглись лишь беглому осмотру. Кое-где были выдвинуты ящики и не до конца задвинуты. Настоящий же обыск был учинен в комнатах, которые занимали Артур и Джульетта после женитьбы. Апартаменты состояли из двойной спальни, большой гостиной и ванной комнаты, а когда Артур с Джульеттой стали снимать квартиру, эти комнаты остались в том виде, как и были.

Джульетта все там переделала на свой вкус— весьма экстравагантный, мягко говоря, и в то утро комнаты эти несли на себе нечто вроде фамильного сходства с ее квартирой—какой она предстала передо мной и шерифом незадолго до того. Я могла лишь беспомощно озираться вокруг, рядом что-то гневно бормотала Мэгги, а молодой человек, имени которого я так и не удосужилась узнать, едва не ломал себе руки.

— Совершенно не пойму, как это произошло, — сказал он. — Сигнализация в порядке, окна в цокольном этаже— на засовах. Я уже побывал там, внизу. Это просто… просто непостижимо, фантастика какая-то.

Он находился уже на грани нервного срыва, когда я наконец отделалась от него и отправила Мэгги вниз— приготовить кофе и открыть окна. Но и оставшись одна, я не смогла найти разгадки этой тайны.

С этими комнатами у меня было связано столько воспоминаний! Приезжая домой из пансиона, я слышала, как здесь ссорились Артур с Джульеттой… После разрыва Артур вернулся сюда, прихватив, с собой кое-какие пожитки, которые мужчина обычно забирает в подобных случаях: несколько книг, какие-то бумаги, свои трубки и одежду… Вспомнилось еще, как однажды, уже много позже того, как они расстались, сюда зачем-то заглянула Джульетта— и неприятно рассмеялась.

— Вон там, в стене, старый сейф, — изрекла она. — И мне было нечего туда положить!

Я тщательно осмотрела комнаты. Насколько я могла судить, ничего не пропало. Сейф в спальне пустовал уже несколько лет. На стене по-прежнему висела фотография Джульетты, но книги Артура уже давно были отсюда убраны. В стенных шкафах было пусто, в ванной не было ничего, кроме специально положенной для гостей зубной щетки в целлофановой упаковке, хотя там кто-то недавно мылся. Что же до всего остального, то пласты пыли с мебели были стерты, ковер вздыбился, матрасы были сброшены с кроватей, а все ящики— выдвинуты, причем некоторые из них оставлены прямо на полу.

Я даже не пыталась наводить там порядок. Спустилась в свою комнату, приняла в ванной душ и переоделась. К тому времени Мэгги принесла наверх кофе и тосты, всем своим видом демонстрируя негодование. Голова ее была обвязана косынкой—по-видимому, она собиралась заняться уборкой; лицо раскраснелось от гнева. Однако, перекусив, я ее покинула.

Оглядываясь назад, думаю, что предыдущие тридцать шесть часов я прожила почти автоматически. Теперь же голова моя стала ясной. Я рассуждала хладнокровно и четко, словно машина. Все чувства, казалось, во мне умерли.

Я отправилась в публичную библиотеку. Поиски нужной мне информации заняли немало времени, хорошо еще, что в помещении было относительно прохладно. Я начисто забыла о ленче. Мне казалось, что я уже бесконечно долго просматриваю газетные подшивки, заполненные бесконечными трагедиями. Но к четырем часам дня я уже знала то, за чем туда явилась.

В старых, пожелтевших от времени газетах было все: доподлинное, подкрепленное множеством фотографий подтверждение того, что Аллен и Лэнгдон Пейдж— одно и то же лицо (его полное имя было Аллен Лэнгдон Пейдж); рассказ о его прошлом, о колледже, где он учился, о его богатстве, доставшемся по наследству и, наконец, о катастрофе, случившейся с ним. Однако я так и не узнала ничего, что могло бы объяснить убийство Джульетты Рэнсом, а также Хелен Джордан, ее компаньонки и горничной.

Ничего необычного в той истории не было. Живя жизнью своего времени и своего поколения, я была знакома со всеми ее сторонами. Но это была грязная в то же время трагическая история. Три года назад, в конце весны, пребывая во время уик-энда на какой-то вечеринке на Лонг-Айленде, Аллен крепко напился. В воскресенье гулянка переместилась в какой-то загородный клуб, и пьянка продолжалась. Затем в восемь часов вечера он вдруг сел в машину и уехал, направляясь в Нью-Йорк.

Последствия были поистине ужасными. Либо он заснул за рулем— этого он не помнил— либо же внезапно потерял сознание. Несомненным было одно— он проехал на красный свет, задавил насмерть женщину и ее взрослую дочь и серьезно ранил ее мужа. Но и это не все. Он не остановил машину! Проехав еще два или три квартала, он резко свернул в боковую улочку, налетел на фонарный столб и был найден в бессознательном состоянии на бетонной мостовой. Он клялся—в больнице и позже, на суде, — что ничего не помнит о случившемся. Но защищаться не стал.

«Если я это сделал, то получу, что мне причитается», — заявил он.

Адвокаты боролись за него. Репутация у него была безупречная. Его нельзя было назвать пьющим человеком. Он унаследовал дело своего отца и усердно трудился. Адвокаты давали отвод присяжным до тех пор, пока у судьи не иссякло терпение, и уже избранные присяжные заседатели были уполномочены решать, подходит или нет очередной кандидат. А список последних был весьма длинным.

Его богатство было против него. Пресса изобразила его типичным плейбоем, сорящим деньгами направо и налево, и он не сказал ни слова в свою защиту. В продолжение всего судебного заседания он просидел молча, плотно сжав губы. На одной из фотографий он был запечатлен, когда покидал зал чуда после вынесения приговора. Выглядел он так, словно из него выкачали всю энергию, все жизненные силы. Он смотрел в объектив фотоаппарата достаточно спокойно, но, должно быть, чувствовал при этом, что в двадцать восемь лет жизнь для него закончена.

И все это прошло мимо меня, я даже и не слыхала об этом. Ту весну я провела в Англии, а когда вернулась, все, вероятно, уже было кончено. Но хорошо хотя бы то, что история эта не обрушилась на меня внезапно. Даже постепенно постигая ее, я чувствовала, как к горлу подступает тошнота, а голову мою пронизывает дикая, пульсирующая боль. Все, что я знала о нем, никак не вязалось с образом безрассудного пьяницы, совершившего преступление и в итоге приговоренного к восьми годам тюремного заключения за непредумышленное убийство. Разве что его необычайная бледность, которую было не скрыть даже под загаром и на которую я обратила внимание при первой встрече, — как я теперь понимала, бледность, приобретенная за годы, проведенные в тюрьме.

И однако же, сидя там, в библиотеке, куда сквозь открытые окна проникал уличный шум, я ощущала, как многое становится на свои места. Он пробыл в тюрьме меньше трех лет из своего срока. Затем был выпущен под залог. Казалось, однако, что это его ничуть не обрадовало. Держался он совершенно безучастно, пока фотографы запечатлевали его при выходе из тюрьмы. После него он попросту исчез.

Я вновь просмотрела все материалы об этой истории, однако не нашла даже упоминания о Джульетте. Погибшую женщину звали Верна Данн, а ее дочь скончалась несколько часов спустя. По словам мужа погибшей, в тот воскресный вечер они возвращались домой из церкви и даже не видели машину, наехавшую на них. Были они, как я поняла, простыми богобоязненными людьми и, вероятно, никогда не слышали о Лэнгдоне Пейдже.

«Я даже не знаю, как это произошло, — сказал муж погибшей, лежа на больничной койке. — Мы были все вместе, Милли шла с мамой под руку. Й глаза у нас на месте были. А потом я услышал пронзительный крик Верны. И больше ничего не помню».

Однако были там кое-какие факты, заставившие меня задуматься. На том уик-энде присутствовали не только Марджори Пойндекстер и Говард Брукс. Была там и миссис Уолтер Деннисон. О чем это говорило? И говорило ли это вообще о чем-нибудь? По крайней мере теперь становилось понятным упорное нежелание Марджори установить личность Аллена. Возможно, она считала, что Джульетту убил он. В конце концов,

когда женщина доводит мужчину до пьянства, а затем и до тюрьмы…

Я вдруг почувствовала, что вся дрожу, несмотря на жару. А в общем-то, почему бы и нет? В то утро он находился на холме. Умел обращаться с лошадьми — одним из его любимых занятий было поло. Он вполне мог проехать верхом до Орлиной скалы, перекинув труп через седло. Кроме того, он когда-то любил ее, и не исключено, что он же ее и похоронил.

Я вспомнила о том заказе на цветы для кладбища и обхватила голову руками. Неужели все-таки это сделал он? Он ведь отрицал это, но обещал мне, что ни один невиновный человек не сядет на электрический стул. Вполне вероятно, что он убил ее и даже не чувствовал себя виновным. Тюрьма производит с людьми странные метаморфозы. Но в душе я не желала этому верить. Вспоминала его силу, его нежность, даже его юмор— и не верила.

Тем не менее против него будут весьма серьезные улики, когда его личность будет установлена и узнают о его связи с Джульеттой. Я представила, что сказал бы шериф. Это он и высказал на самом деле, только чуть позже и в несколько иных выражениях: «Он сходил с ума по ней, Марша, а мне и прежде доводилось встречать такую сумасшедшую любовь, переходящую в ненависть. Теперь возьмем Фреда Мартина. У него был выход— он мог откупиться. Ей нужны были только ее деньги. Но у этого Пелла, или Пейджа, или как его там еще—у него выхода не было. Для него все было кончено. Никто не мог вернуть к жизни тех погибших женщин. Это свойство человеческой натуры— винить кого-нибудь другого, когда не можешь взглянуть правде в глаза и взять ответственность на себя.

Катаясь верхом, она где-то встретила его и вернулась домой напуганная. Нет, не Фреда она испугалась. Она ведь уже сказала ему, чего хочет. Но Пелла она вполне могла испугаться. Чем больше я об этом думаю, тем больше склоняюсь к мысли, что она его боялась».

Но в истории этой, выражаясь его же собственными словами, было слишком много нестыковок и неувязок. Если все это было правдой, кто в таком случае напал на самого Аллена и увез его? Оставил его в больнице с двумя сотнями долларов в кармане и исчез?

На какое-то мгновение перед глазами моими вдруг возникла дикая картина: Сэмюэль Данн, тихий, незаметный штукатур, сидит в зале суда, все еще перемотанный бинтами. «Я услышал пронзительный крик Верны. И больше ничего не помню». Предположим, узнав, что Аллена выпустили под залог из тюрьмы, он последовал за ним на остров, застал его разговаривающим с Джульеттой и, пребывая в безумной ярости, убил не того человека? Однако я тотчас же отмахнулась от этого предположения. В его кротких показаниях не сквозило никакой жажды мести— лишь трагедия и тихая покорность судьбе. Провидение ниспослало ему это испытание. На все воля Божия.

Тем не менее я решила повидаться с ним. Записала его адрес, сдала подшивку, взяла такси и отправилась домой. Было уже поздно, и Мэгги, открывшая мне дверь, была буквально потрясена моим видом. Будучи шотландкой, она держится сурово, пока все идет хорошо, но превращается в само сочувствие, стоит беде постучаться в дверь. Итак, сейчас она бросила на меня один только взгляд и велела немедленно подниматься к себе.

— Примите ванну и укладывайтесь в постель, — сказала она, — а уж поднос с ужином я мигом приготовлю.

Она пустила воду в ванну и вышла из комнаты. Постель моя была уже готова, и я принялась раздеваться. И тут — виной всему была жара и эмоциональное истощение— я вдруг увидела, как пол вздыбливается мне навстречу, и тихо упала в обморок. Когда я пришла в себя, то находилась все там же, вода хлестала через край ванны, а в дверях стояла Мэгги с подносом в руках.