Онлайн чтение книги Дом темных загадок Stigmata. Nichts bleibt verborgen
Глава 7

Кто-то сидит рядом со мной на краю кровати и смотрит. Я слышу дыхание, чувствую тепло, которое исходит от человека. Просыпаясь, я спрашиваю себя, зачем так внимательно меня рассматривать. Это напоминает о маме. Она иногда долго смотрела на меня, думая, что я сплю.

Но моя мать мертва, и именно поэтому я тут. Я открываю глаза, взгляд падает на волосы Софии, на которых играет солнце. И это единственный красивый фрагмент, открывшийся мне. Теперь, при дневном свете, наша комната выглядит, как сиротский приют девятнадцатого века: ободранные металлические койки, по-военному сложенные шерстяные одеяла, стены в выгоревших желто-синих обоях с розовыми бутонами, на полу – ломкий серый линолеум. Над дверью висит золотая статуэтка, покрытая паутиной, – Дева Мария.

Я сажусь на кровати:

– София! Что ты делаешь на моей постели?

София многозначительно улыбается и закладывает прядь волос за ухо, голубые глаза весело сияют.

– Я решила все-таки выяснить, почему мне кажется, что я тебя откуда-то знаю, и потом разбудить тебя. – И тут же добавляет: – Я вниз, в душ. Ты со мной?

Мгновенно в памяти всплывает все: ночные звуки, запертая дверь в душевой, Филипп и его внезапный нервный срыв из-за вопроса, почему он здесь. Ниша на фото с изображением мамы.

– Погоди-ка, я с тобой.

Я в этот подвал больше одна не пойду ни при каких обстоятельствах.

София, кажется, удивлена, и у меня создается впечатление, что было бы лучше, если бы я спустилась в душевые позже. Но я не оставляю ей шанса. Быстро собираю ванные принадлежности и выхожу вместе с ней на лестницу, а в коридорах уже висит душный сладковатый запах, словно от раздавленных бананов на компостной куче.

София в хорошем настроении и о чем-то беспрерывно щебечет. Иногда она прерывается, чтобы спросить, откуда я, есть ли у меня парень, представляла ли я себе «Transnational Youth Foundation Camp» иначе.

Отвечаю ей односложно, все мои мысли вертятся вокруг последней ночи, занимает вопрос: как мне теперь осуществлять поиск? Есть еще некоторые зацепки, но я все равно не знаю, с чего начать.

Сейчас, по крайней мере, светло, и в солнечных лучах на лестнице роятся мириады пылинок, поэтому вчерашние опасения мне кажутся даже немного глупыми.

Но все меняется, когда мы добираемся до подвала. О солнце здесь можно только мечтать, вместо его лучей – от мерцающего света ламп лишь размытые тени на пыльных, грубо вытесанных стенах. Наши голоса глухо отдаются в сводах, становится холоднее, и снова воняет мокрыми тряпками. Меня не покидает ощущение, что здесь что-то основательно подгнило.

Пока София моется, я распутываю свои длинные светлые волосы, расчесываю их и завязываю в хвост. Потом чищу зубы над длинным эмалированным умывальником, похожим на корыто, с острыми кантами и вечно протекающими кранами.

– Я уже почти закончила! – кричит из душа София, и только теперь я собираюсь с духом и иду в угол, чтобы взглянуть на туалетные кабинки. Все три не заперты. Конечно. Чего еще стоило ожидать?

Я внимательно осматриваю среднюю кабинку, а потом и остальные, но нигде нет ничего необычного.

«А как ты думала, Эмма? Считаешь, незнакомец должен был оставить для тебя весточку?»

И все-таки я еще раз перепроверяю среднюю кабинку, но безрезультатно. Поглощенная своими мыслями, возвращаюсь к умывальнику. Необходимо все взвесить. Нужна система, план – хоть что-нибудь для дальнейшего продвижения.

Душевая кабина пуста, София куда-то пропала. С рассекателя все еще падают капли в воду, собравшуюся в сидячей ванне, видимо слив забился.

– София?

Нет ответа.

Может, она уже поднялась наверх? Взгляд падает на табурет возле душевой. Все ее вещи здесь.

Футболка, в которой она спала, трусики, а рядом свежая футболка, белье и джинсовая юбка.

Я ничего не понимаю. Она вроде не из тех, кто бегает нагишом по лестницам. Может, она что-то забыла и просто быстро завернулась в полотенце?

Да, наверное, так и есть, полотенца действительно нет.

Успокоившись, я залезаю под душ, потом быстро бегу наверх, прочь из подвала и наконец-то натягиваю чистые шмотки. Наверху нет и следа Софии, но, вероятно, она уже внизу, в столовой.

Когда я вхожу в зал, который в утреннем свете выглядит, как императрица-алкоголичка, лучшие дни которой давно позади, меня ждет разочарование.

Софии нет.

Ее одной здесь и нет. Хотя потом я замечаю, что Себастиан тоже отсутствует.

– А где София?

– Понятия не имею, – шепелявит Том, прожевывая мюсли.

– Но она уже давно приняла душ, и наверху в спальне ее тоже нет.

– Она скоро придет! – Николетта отпивает из стакана.

Я видела кучу вещей Софии в душе, и у меня вновь возникает странное чувство.

– Мы должны ее найти! В последний раз я видела ее внизу, в душе, но когда я через несколько минут вернулась, Софии и след простыл.

Беккер настораживается.

– Может, она вышла на улицу немного прогуляться перед завтраком? Погода просто чудесная. – Он бросает взгляд на зарешеченные окна. Дверь ведет на обветшалую террасу, там висит табличка, надпись на которой предупреждает об опасности обвала.

– Но все ее шмотки остались там, внизу.

Том морщит лоб.

– Забавно.

Филипп отставляет кофейную чашку.

– Да, на самом деле странно выходит. Ты права, нам стоит ее поискать. – Его реакция естественна, он выглядит даже немного обеспокоенным – ничто больше не напоминает о вспышке ярости на кухне ночью.

Том тоже встает.

– Хорошо, с чего начнем? – спрашивает он, когда мы выбегаем в коридор.

– С подвала, – предлагаю я. – Может, она заблудилась в одном из множества ходов.

«Прямо как я сегодня ночью», – думается мне.

Я поглядываю на Филиппа, но он не обращает на меня внимания. Кажется, он в своей стихии, сразу берет командование на себя, идет вперед и предлагает Тому отправиться со мной по левой стороне коридора, а сам пойдет по правой.

Ожидаю, что Том станет возражать, просто оттого, что не желает, чтобы им командовали, но он только кивает и соглашается. Мы договариваемся встретиться на этом месте, на лестнице, через четверть часа. Единственные часы, которые у меня были, ушли вместе с моей мобилкой, но у Тома и Филиппа есть наручные.

В этот раз командование я беру на себя. Над нашими головами жгуты каких-то проводов и шумных труб. Их много, словно в каком-нибудь небоскребе. Но то, что я слышала прошлой ночью, звучало совсем иначе. «Если бы я пошла с Филиппом, то могла бы поговорить с ним о ночных приключениях», – проносится у меня в голове.

– Почему ты, собственно, здесь? – тем временем спрашиваю я Тома.

Мы обыскиваем боковые ходы, открываем одну загородку за другой и зовем Софию.

– Из-за моего папы, – фыркает он, а у меня пробегает мороз по коже.

Этого просто не может быть! Сначала Филипп, а теперь еще и Том. Что они этим хотят сказать?

– Не понимаю.

Том останавливается и смотрит на меня, криво ухмыляясь.

– Ну, мой папа все это затеял. Или я похож на типа, который может оказаться на отборочном этапе в этом лагере от «Transnational Youth Foundation»?

– Верно. – Я вру и надеюсь, что он этого не заметит.

– Ерунда. Им нужны такие классные чуваки, как Филипп и Себастиан, а не кто-то вроде меня.

– Да ладно, с тобой тоже все нормально. – Я похлопываю его по плечу.

Мы останавливаемся в плохо освещенном коридоре и переглядываемся. Том перестает качать головой, кажется, что его лицо высечено из мрамора.

– У моего отца другое мнение. Его дочери от первого брака – просто гении. Они могут заказать латте макиато на финикийском, уйгурском и бутанском. Но этого мало: они еще и выглядят как кинозвезды.

– Звучит ужасно, – отвечаю я. – Но только я все равно чего-то не догоняю, как ты тут оказался.

Он вздыхает:

– Хочу тебе сказать, что не сам даже регистрировался. Как так, спросишь? – Том светит в последний коридор, но тот пуст. – Мой отец что-то подстроил с этой анкетой, он всегда проделывает такие штуки за моей спиной. В общем, он потом получил информацию, что меня выбрали из тысяч претендентов в отборочный этап. Моего отца словно подменили. Он что-то плел о гордости за своего сына. А маме… – Том закусывает губу. – А маме хоть немного стало легче оттого, что ее сын чего-то добился в сравнении со сводными сестрами. – Ком в горле явно мешает ему говорить, он вздыхает и продолжает: – Я бы разбил ей сердце, если бы не поехал сюда.

– Это я понимаю.

– Твой отец тоже требовал от тебя слишком многого?

– Мой отец умер еще до моего рождения, – отрицательно качаю я головой. – Он работал в организации «Врачи без границ».

– «Врачи без границ»! – Том уставился на меня. – Мой отец после учебы тоже там работал. Он построил в Восточной Африке пункт первой медицинской помощи. Может, твой отец был знаком с моим. Как звали твоего?

– Шарль-Филипп Шевалье.

Я напряжена до предела. Неужели здесь есть связь? Что, если смерть матери связана с чем-то, что касается отца? Вдруг в прошлом было нечто, о чем она умалчивала? Мама всегда рассказывала мне одни и те же истории о нем. Маленькой я любила их и хотела слушать снова и снова. Болезненно переживала, если мама меняла в них хоть слово. Но когда повзрослела, охотно послушала бы и другие рассказы, а не только эти легендарные приключения. Я и в Интернете рылась, но ничего толком не нашла.

– Эмма! Том! Скорей сюда!

Голос Филиппа вырывает меня из раздумий, он звучит взволнованно. Мы с Томом сразу бросаемся бежать.

Филипп, запыхавшись, бежит нам навстречу. В руке он держит какой-то небольшой предмет, который даже при таком сумеречном свете переливается красным.

– Мобильник Софии! Где ты его нашел? – спрашиваю я.

– Он был в одном из ледников, там! – Он машет рукой куда-то назад. – Там коридор, перекрытый дощатой загородкой.

– Но ведь все наши мобильники забрала Николетта.

Том в нетерпении трясет головой.

– Это не объясняет, где София. А ты был в душевых?

– Нет, – отвечает Филипп. – Разве Эмма не говорила, что София уже давно вымылась и ушла?

Я киваю.

– В тот момент она исчезла из душевой. Может, она вернулась за своими шмотками?

– Сейчас проверим, – решается Том.

Я удивляюсь, каким прагматичным он иногда может быть, у него можно кое-чему поучиться.

– А потом не останется ничего другого, как отправиться наверх, к Николетте. Она-то уж нам расскажет, что там с телефонами.

На первый взгляд в женской душевой все по-прежнему. Я сразу же хочу показать парням кучу вещей Софии, но тут замечаю, что дверь в кабинку заперта. Однако я точно знаю, что оставляла ее открытой. У меня волосы встают дыбом, и я очень рада, что сейчас здесь не одна.

В нерешительности я подхожу к двери, открываю ее, и меня тотчас охватывает дрожь.

Голая плоть свешивается через край ванны – бледная рука с кольцом на среднем пальце. Это словно какое-то ужасное дежавю. Я отступаю назад, к Филиппу, и только теперь начинаю осознавать, что произошло.

Рука – конечность тела, безжизненно покоящегося в ванной. Это София. Она лежит, обернутая лишь полотенцем. Полотенце очень похоже на то, которым накрывали труп мамы, когда после автокатастрофы я приезжала на опознание.

Я слышу странный булькающий звук, что-то среднее между стоном и криком. И когда осознаю, что он вырывается из моего рта, у меня темнеет в глазах.