Онлайн чтение книги Стихотворения Поэмы Шотландские баллады
ПРИЛОЖЕНИЯ. РОБЕРТ ФЕРГЮССОН

Ты, в ком тщеславие живет

И в Книге Славы строчки ждет,

И лавров жаждет не в черед,

Зачем тебе оно?

Ты лучше облеки живот

В Добротное Сукно.

Тот, кто сукна добыл кусок

И шляпу на седой висок,—

Тот элегантен и высок —

Оно немудрено!

Всем прочим щеголям щелчок —

Добротное Сукно.

А у кого его лишь малость,

Тот вызывает смех и жалость,

Как если б тело его вжалось

В холстину иль рядно;

На людях сроду уважалось

Добротное Сукно.

В субботу брадобрей-юнец,

Всех перебривши наконец,

Лощеный, как весной скворец,

Идет и заодно

Свое выводит в Парк [131] Парк — Королевский парк в Эдинбурге., шельмец,

Добротное Сукно.

Такой с надменным видом выдь —

И не подумаешь, что — брить

Иль наши волосенки вить

Ему судьбой дано.

А сообщает парню прыть

Добротное Сукно.

Любой ретивый ухажер,

Ловящий благосклонный взор,

Не должен получить отпор —

Сие исключено,

Коль он себя изящно впер

В Добротное Сукно.

А появись он весь потерт —

Им увлечется разве черт;

Красотки любят первый сорт —

Уж так заведено.

И штурмом вступит в ихний форт

Добротное Сукно.

И — будь ты гусеницей — все ж

Скорее мотыльком вспорхнешь

И диссертацию пробьешь,

Хоть ты бревном бревно,

Когда в пособники возьмешь

Добротное Сукно.

Иной, как В. Шекспир, смышлен

Иль башковит, как сам Ньютон,

Но окружающим смешон

И выглядит чудно,

Покуда не напялит он

Добротное Сукно.

Хоть на земле полно морей,

Где у прилежных рыбарей

Богат сетей и вентерей

Тугой улов,

Знай — в устье Форса все ж добрей

И лов, и клев.

Треска тут плавает и скат,

Здесь угорь, гибок и хвостат,

Средь камбал, сельди и сомят

Привадно вьется,

Омары ножками сучат,

И краб крадется.

Сентябрь веселый настает,

И вот Старик Дымила [134] Старик Дымила (Auld Reekie) — распространенное в Шотландии название Эдинбурга. ждет,

Когда к Нептуну созовет

На устриц нас.

Нет! Не найти вкусней щедрот

Средь рыб и мяс!

О! К нам тогда взывают зря,

Перст наставительно простря,

И знахаря, и лекаря,

Мол, сила — в зельях!

Чем — ипохондриков дуря —

Гноят досель их.

Пойдем, больной! Тебе во вред

Бред лекарей! Целебней нет

Сентябрьских устричных диет,

И — к черту хворь!

Ты лучше гнусный лазарет

Переобжорь.

Эй, пьянь с колотуном в мощах,

И ты — влачащий нос в прыщах,

И ты — со сквозняком в свищах,

Ешь устриц, понял!

Съел сотню всыть иль натощак —

И немочь донял!

Когда весь мир, как лужа, мглист

И ты промок, как банный лист,

Запомни — Лаки Миддлмист [135] Лакки Миддлмист — хозяин знаменитой харчевни в Эдинбурге.

Накормит всласть;

Но устриц к джину — сердцем чист,—

Вели накласть.

Когда Сейнт-Джайлс в часу восьмом

Запрет лабазы с барахлом,

Бедняк расстаться с медяком

Сюда попрет —

Позубоскалит тут с дружком

И всласть поврет.

Когда сползет куда-то Феб,

Где лучше оставаться мне б?

Тут, где у печки духом креп

И сытно ел,

И в свой жилой брести вертеп

Ох, не хотел.

Когда иной с тугой мошной

Томит живот стряпней дрянной,

Пройди ликуя стороной —

Ты не из оных!

Ешь устриц — и господь с тобой! —

И кур вареных.

В Ньюхейвене в любой поварне

И в Мьюсельбро в устрицеварне,

Куда кормить приводят парни

Своих простушек,

Сколь устриц сладостен навар мне —

Суп из ракушек!

Но, прежде чем зажгут огни,

Ты все же раз-другой глотни

И промотайся — не тяни! —

На джин, к примеру.

Но устричной возьми стряпни

На меру — меру.

А если ноги не несут,

А толстодонный полн сосуд,

Съешь устриц снова, и — спасут!

И пьянствуй стойко;

Клянусь! Монах и келарь-плут

Не выпьют столько!

Гудбай, штаны! Хоть лучше вас

Не знал одеж мой тощий таз,

Расстанемтесь! Стезя терниста

У барда и у романиста,

Ведь им привычен снос вещей,—

Хоть ближний рек: «Новей — прочней!»

О вы, в кого ногами врос,

Не пропустить сквозь вас мороз

Я тщусь, штукуя все протирки,

Латая рвань, мережа дырки.

Так старикашки — стыд и срам! —

Пилюлятся по докторам,

Чтоб досиять годок-другой

Физиономией тугой,

Покуда смерть в конце концов

Не обезвредит хитрецов.

Хоть изначально вы — сукно,

И гузно в вас утеплено

Слоями штопок и заплат

В снега и в дождь, в туман и в град,

Но в старости за все раденье

Узнайте с чердака паденье!

Впервой надев, я вас любил,

Как в злате-серебре ходил,

Но пусть не ищут пониманья

Дрянь-обшлага и рвань карманья;

Известно — нам, поэтам — ценз

С трудом дарует каждый пенс,

Поэтому для нас медяк,

Потертый даже, — не пустяк!

Но оглянись по сторонам —

Паршиво всем, не только нам;

Кого же мир боготворит?

Кто в долг дает и кто поит;

Нам друг до гроба — кто из щедрых,

А поистратится — и недруг!

Но тот, кто пылок сердцем, он

Всегда за друга огорчен,

Как я за вас — ведь столько раз

Я рифмовал, напялив вас,

Поскольку наплевала Муза

На все, что смертному обуза:

На скуку, грусть, печаль, хандру,—

Ей легких строф подай игру!

Друг или враг, сестра иль брат —

Не пощадит — сразит подряд.

Забудут ли штанины ваши

Счастливый танец мой вкруг чаши?

Несочетаем был с бедой

Мой пылкий облик молодой.

Увы, пропала пылкость прытко,

Как в снег декабрьский маргаритка.

Будь Вошекол не сын безделья,

Ну не носил бы вас везде ль я?

Будь вечны вы — огонь и воду

Прошли бы мы, плюя на моду!

Увы! Vicissitudo (бренность)

Любой товар состарит в древность,

А посему на вечность плюньте,

Вы — тлен! Sic transit gloria mundi!

Теперь ступайте к некой даме,

Взалкавшей помыкать мужьями,

И предложитесь — вдруг нужны

Ей для престижа вы, штаны;

Пускай не очень вы опрятны,

Обязанности все ж приятны,

Поскольку скроете от всех

Поболе вашего огрех.

А если в дни удачи бард,

Рифмуя, загребет мильярд

И задаваться станет он,

Окружевлен и оживлен,

Как призрак, встаньте на виду —

Напомните ему нужду —

Не золото, мол, не блести,

Мол, меру научись блюсти.

Так царь Филипп, что лучших правил

Был, и у македонян правил,

Страшась объесться сластью власти

В ее руководящей части,

С утра юнца к себе водил,

Чтоб человека в нем будил.

Не то бы — оплошал Филипп,

В бесчеловечность то бишь влип.