Онлайн чтение книги Финансы Великого герцога Storhertigens finanser
Глава третья, в коей читатель оказывается в Париже и мельком видит загадочную молодую даму

Было 4 марта 1910 года, половина седьмого вечера. Над Парижем стелился тонкий, как вуаль, туман. Наводнения, чинимые Сеной, с грехом пополам улеглись, и их сменила ослепительная солнечная погода: днем метрополия окуналась в волны белого света и солнечной дымки; вечера, напротив, были прохладны и, за редким исключением, ясны.

В этот мартовский вечер по бульварам мчался сплошной транспортный поток. Лучи от фар пересекались друг с другом, образуя запутанный восточный узор, который возникал в одну секунду, чтобы рассыпаться в следующую. С грохотом проносились грузные переростки-автобусы, время от времени похоронным шагом проезжали извозчичьи дрожки. Опухшие лица возниц краснели из-под белых клеенчатых шляп, а морды лошадей склонялись низко к земле. Хриплые крики газетчиков прорезали пространство, перекрывая даже грохот автобусов: «La Presse un sou la Presse!»[45]Пресса! Один су! Пресса! (фр.) Лавочники уже приготовились закрывать свои заведения; зажглась, заморгала, погасла и снова зажглась электрическая реклама, переливаясь зеленым, красным и белым цветом. Перед кофейнями, несмотря на прохладу, упрямо сидели группки бульварных завсегдатаев, потягивая абсент или вермут.

Вместе с ними за столиком «Кафе де ла Пэ» свой абсент попивал некий господин элегантного вида. Ему можно было дать года тридцать два. Лицо его имело выражение открытое и приветливое, черные усики были коротко подстрижены, а взгляд карих глаз свидетельствовал об уме их обладателя. Был это француз или нет — сказать было трудно; официант, с которым он обменялся несколькими фразами, ответил бы на этот вопрос положительно, а общий облик молодого господина еще более утвердил бы его в этом мнении; однако одежда и английские биржевые ведомости, которые лежали рядом с посетителем, свидетельствовали о том, что молодой господин — англичанин.

Он сидел, слегка откинувшись на спинку стула. Его столик был крайним в ряду, и других посетителей по соседству не было; время от времени господина задевал какой-нибудь прохожий, но он едва ли обращал на это внимание. С лица молодого человека не сходила улыбка и выражение самодовольства; время от времени он бросал взгляд на газеты, и его улыбка становилась еще шире. Казалось, он видит сон, и сон этот определенно приятен.

Однако вскоре его сну было суждено прерваться.

Из-за угла рю Обер внезапно вылетел сверкающий красный лакированный автомобиль с ярко-белыми фарами. Скорость была так велика, что машина опасно накренилась влево. Водитель лихо подрулил к самому «Кафе де ля Пэ», и, не успел автомобиль остановиться, как дверца распахнулась, и из него выскочил пассажир в плаще. Дверца хлопнула снова, и красный автомобиль, который так и не остановился, но только незначительно сбросил скорость, снова вывернул на бульвар Капуцинов, на волосок разминулся с извозчиком и, осыпаемый проклятьями возницы, исчез с той же неистовой скоростью.

Все это едва ли заняло тридцать секунд. Молодой господин, который сидел за столиком в кофейне, лишь слегка приподнял левую бровь, чтобы взглянуть на происходящее, и внезапно выпрямился.

Не успела красная машина выехать на плас де л'Опера, как ее пассажир, сделав несколько торопливых шагов — или, точнее, прыжков, — не медля ни секунды, подсел за столик к молодому господину. В следующее мгновение маленькая ручка в перчатке легла на рукав его пальто, и он почувствовал теплое дыхание у правого уха. Послышался отрывистый, торопливый шепот:

— Если вы джентльмен, спасите меня, монсеньор. Сделайте вид, будто вы мой кавалер… говорите со мной так, словно я была вашим… другом… ах боже мой, вот они!

Все это заняло не более тридцати секунд; голос затих, и ручка в перчатке крепче стиснула его руку; он чувствовал, как пальцы незнакомки сжимают драп его пальто, ее дыхание у самой его щеки стало горячим и частым. Проследив направление ее взгляда, хотя лицо ее закрывала вуаль, молодой господин увидел, что в нескольких шагах от них из-за поворота бесшумно вылетела черная машина. Какое-то мгновение, которое показалось ему бесконечным, он думал, что машина вот-вот остановится; белая сигнальная фара угрожающе сверкнула, наполовину развернувшись к бульвару Капуцинов, а затем автомобиль снова рванул вперед по следам красной машины, которая издала пронзительный гудок с плас де л'Опера. Было очевидно, что вторая машина задержалась лишь по какой-то случайности, и план незнакомки увенчался успехом. Господин невольно издал вздох облегчения и повернулся к ней, чтобы поздравить.

И сделал это вовремя, потому что веки ее закрылись и хватка, которой она держала его за рукав, ослабла. В ту же минуту, как черный автомобиль скрылся из вида, незнакомка упала в обморок!

Молодой господин молниеносно и не без удовольствия обхватил ее правой рукой за плечи, а левой быстро и ловко откинул вуаль. На столе стоял графин с водой; господин окунул в него шелковый носовой платок и поспешно провел по лицу незнакомки, глазами пожирая открывшуюся ему красоту. Лицо, ранее скрытое вуалью, было молодо и свежо; волосы, видневшиеся из-под автомобильной шляпки, были густыми и черными. Прямые тонкие брови почти сходились в складочке над переносицей, как будто их хозяйке приходилось часто приказывать и хмуриться. Губы незнакомки были крепкие и идеальные по форме, но белые, как мел. Какого Цвета были ее глаза, сказать было невозможно, так как их по-прежнему прикрывали недвижные веки.

— Гарсон, — крикнул молодой господин, — une fine, рюмку коньяку, быстро! Вы что, не видите, что мадам в обмороке?

Пока он продолжал прикладывать смоченный платок к ее лбу, в его голове стремительно проносились разные мысли. Похоже, приключение счастливым образом само свалилось ему на голову! Кто она такая? Из какой страны? Вспоминая ее горячий, настоятельный шепот, он отметил легкий акцент, хотя в остальном ее французский был безупречен. «Что она имела в виду, когда просила, чтобы я обращался с ней, как „с другом“? „Говорите со мной так, словно я была вашим другом!..“» И что за враги преследовали эту ослепительную молодую женщину в самом центре Парижа? Он вспомнил маневр, с помощью которого она перехитрила погоню, и содрогнулся, отчасти испугавшись ее смелости, отчасти восхитившись ею. Действительно, не всякая женщина смогла бы проделать подобное с таким успехом! Должно быть, в красном автомобиле сидели ее друзья — бесспорно, это был частный автомобиль, а не такси. Что же ему теперь делать? Возможно, она просто авантюристка… но как она молода и как красива… а его поезд уходит только в половине девятого!.. Allons,[46]Здесь: ну что ж (фр.). пожалуй, можно и…

— Коньяк, монсеньор! — Официант доставил заказ почти вприпрыжку. — Мадам не лучше?

Ничего не ответив, молодой господин взял рюмку и попытался влить ее содержимое в приоткрытый рот незнакомки. Получилось это весьма средне, но как только крепкий напиток увлажнил ее губы, она сразу села и открыла глаза. К своему удовольствию, молодой господин обнаружил, что глаза у нее голубые.

— Где я? — пробормотала она. — Ах, помню… спасибо, вы помогли мне…

Официант все еще был здесь.

— Прикажете послать за врачом или аптекарем, монсеньор?

Незнакомка энергично замотала головой и сама ответила на вопрос:

— Конечно, нет. Теперь я чувствую себя прекрасно. Я бы хотела заплатить и идти.

Она потянулась к левому плечу, будто нащупывая сумочку, и в ту же минуту широко раскрыла глаза и густо покраснела. На плече ничего не было. Очевидно… сумочка осталась в автомобиле!

Молодой господин торопливо кивнул официанту, чтобы тот удалился:

— Все в порядке. Подойдете, когда я постучу.

Он снова обернулся к незнакомке, которая, со всей очевидностью, была оглушена своим открытием и улыбалась хоть и с достоинством, но все равно комично.

— Мадам, — проговорил он, — покидая автомобиль, вы не имели возможности подумать о багаже. Если позволите, я почту за радость считать вас своей гостьей. И ничто не доставит мне большего удовольствия, чем если вы будете ею и впредь. Скажите, что еще я могу для вас сделать.

Она была бледна, ее веки были опущены.

— Вы слишком любезны, — сказала она. — Возможно, вы слишком буквально поняли мои слова (он снова вспомнил это странное выражение — «как друга»). Хотите… хотите, я дам вам в залог кольцо, чтобы вы за меня расплатились. К сожалению, вы правы, моя сумочка осталась в автомобиле…

Она запнулась, встретив его взгляд.

— Мадам, — холодно проговорил он, — еще совсем недавно, когда вы оказали мне честь, сев за мой столик, вы считали меня джентльменом; уж по крайней мере, я не даю в долг под залог. Я еще раз прошу сказать мне, что я могу для вас сделать, — но только в том случае, если вы сохраняете обо мне прежнее мнение.

Ответа не было.

Она сидела неподвижно, опустив ресницы, и в уголках ее глаз показались слезинки. Заметив это, он смягчился — маленькая вспышка гнева осталась позади.

— Мадам, — проговорил он быстро и с силой. — Я грубиян и болван. Я совершенно забыл, что ваши нервы слишком напряжены — отчасти я сам стал свидетелем того, что вам довелось пережить. Я прошу вашего прощения; пожалуйста, располагайте мной, какого бы мнения вы обо мне ни были!

Ее ресницы медленно поднялись над глубокими голубыми глазами и на губах, как весеннее солнце, заиграла улыбка.

— Вам не за что просить прощения, — сказала она и через стол протянула ему руку. — Это я прошу прощения у вас. Вы были очень добры ко мне; вы не усомнились во мне — а ведь я могла оказаться преступницей, скрывающейся от полиции.

Преступницей — а почему бы и нет? Бог мой, какая мысль!

Он засмеялся в ответ на ее улыбку и затем снова стал серьезен.

— Мадам, — сказал он. — Я должен обратить ваше внимание на одно неприятное обстоятельство. Вы уверены, что ваши враги в черном автомобиле не вернутся? Вы совершенно открыто сидите на одном из самых оживленных бульваров Парижа.

Она поспешно опустила вуаль, но не могла не заметить:

— Вы предпочитаете видеть меня в вуали?

— Если того требует ваша безопасность — хотя я большой эгоист!

После того как она завязала вуаль, он продолжал:

— Так что же вы прикажете мне делать? Я полностью в вашем распоряжении.

Голос, который раздался из-под вуали, был очень нерешителен и робок:

— Я… не знаю. Я не могу отнимать у вас время. Ведь вы меня совсем не знаете…

Он подался вперед и серьезно посмотрел ей в глаза.

— Voyons.[47]Ну что ж (фр.). Я думаю, об этом мы уже договорились. Я вас не знаю, и если вы пожелаете, так оно и останется. Зато я знаю, что вы находитесь в затруднительном положении, да еще и без денег. Если вы сохранили обо мне то мнение, которое имели вначале, пожалуйста, оставьте сомнения и скажите, что я могу для вас сделать. Мое время полностью в вашем распоряжении.

Сказав это, он невольно посмотрел на часы. Был уже восьмой час, значит, — если он не хочет пропустить вечерний экспресс, где у него забронировано спальное место, — в Париже ему остается быть менее полутора часов. При этой мысли он вздрогнул и удивился самому себе. Что ему делать с этой молодой женщиной, которая волей случая встретилась ему на пути? Она была молода, беспомощна, и у нее были восхитительные голубые глаза… Но если бы кто-то еще час назад сказал ему, что сейчас, около семи, у него появится другое дело, кроме как обедать в «Вуазэн», он бы рассмеялся ему в лицо. По правде говоря, ему еще не доводилось быть спасителем незнакомых юных принцесс, какими бы голубоглазыми и беспомощными они ни были… Но allons…[48]Здесь: ну да ничего (фр.). обед в «Вуазэн» никуда не денется… и ее мелкие трудности никак не помешают ему успеть на поезд.

Ни один мускул на лице господина не выдал хода его мыслей. Незнакомка, которая внимательно изучала его сквозь вуаль, внезапно решилась:

— Если бы… но у вас точно есть свободное время?

Он утвердительно кивнул.

— И вы хотите помочь мне? И не будете задавать никаких вопросов?

— Я не детектив, — коротко ответил он.

По всей видимости, она пожалела о своих последних словах и молча, одним взглядом попросила прощения.

— Тогда… не отвезете ли меня в «Отель д'Экоссе»?

— Разумеется! — Он громко рассмеялся контрасту между непритязательностью этого желания и той робостью, с которой оно было высказано. Затем он подозвал официанта и расплатился, собрал газеты, и они вместе поднялись из-за стола. Когда они подошли к обочине тротуара, он хотел было взять машину, но она поспешила остановить его:

— Не надо машину… возьмите извозчика.

— Господи, почему? — спросил он, уставившись на нее. Уж не развилась ли у нее после этого приключения боязнь автомобилей?

— Я слышала, что это… дешевле…

Он громко хохотнул и махнул первой же машине, которая проезжала мимо.

— Мадам, вы слишком щепетильны, мне не доводилось встречать представительниц вашего пола, у которых это качество было бы развито в такой мере. Чтобы успокоить вас, скажу, что автомобиль и дрожки будут стоить абсолютно одинаково.

Они не успели проехать и ста метров, как он почувствовал, что ему на рукав легла ее рука. Он повернулся к незнакомке и вопросительно посмотрел ей в лицо.

— Простите, — проговорила она. — Но нельзя ли… у меня возникла одна мысль.

Он наклонил голову, давая понять, что слушает.

— Возможно, мои враги в черном автомобиле опередили меня и теперь ждут в гостинице… Что же делать — ах, я не знаю, что мне теперь делать!

Он взглянул на нее и впервые серьезно задумался. Что за враги ее преследуют? Быть может, он ввязывается в неприятное дело, в которое замешана полиция? А ее обморок — был ли он настоящим? Воспоминание о бандитских разборках последнего времени промелькнуло у него в голове, но его быстро сменило другое воспоминание — влажные голубые глаза и доверчивая улыбка. Ба, что за глупые выдумки! Апачи, гангстерши — она так молода, ей едва исполнилось двадцать… Впрочем, те же апачи обоих полов тоже не были ни старичками… ни уродами…

— Мадам, — произнес он, — если хотите, я схожу в отель и проведу рекогносцировку. Не беспокойтесь, я не буду никого о вас расспрашивать, даю вам слово. Что касается ваших врагов — быть может, вы опишете мне их приметы или (в его голосе отчетливо слышалось замешательство) вы предпочтете, чтобы я действовал на свое усмотрение?

Она благодарно кивнула и откинулась на сиденье в углу салона. Через пять минут они были у гостиницы. Молодой господин выскочил из автомобиля и направился в холл.

Две минуты спустя он вернулся, лоб его был нахмурен. Она испуганно глядела на него из темноты автомобиля.

— Ну что? — спросила она дрожащим голосом.

— Да, мадам, вам не повезло, — ответил он. — Красный автомобиль — то есть ваш — был здесь двадцать минут назад, и вслед за ним, через несколько секунд, появился черный. Водитель красного едва успел затормозить, как ему пришлось снова набирать скорость. Черной машине не повезло, так как дорогу ей преградил извозчик, и таким образом красный автомобиль получил полминуты форы. Из красного никто не выходил, зато черный высадил двух господ, которые теперь поджидают вас в холле.

Она мертвенно побледнела и прошептала:

— Два господина? Как они выглядят?

— Один — высокий, кожа желтая, как лимон, борода черная. Другой — маленького роста, толстый, краснощекий, голубоглазый, в синем пиджачном костюме.

Теперь его голос звучал намного холоднее; дело начинало принимать слишком загадочный оборот, и это было ему уже не по вкусу. Он сделал паузу, наблюдая за незнакомкой. Сквозь вуаль он смог разглядеть влажное мерцание, а в тишине, которая последовала за его словами, ему послышался сдерживаемый плач. Его мягкосердечие снова взяло верх, он мигом очутился в машине и положил руку на плечо незнакомки.

— Боже мой, бедное дитя, — взволнованно проговорил он. — Не плачьте. Что им от вас нужно? Что я могу для вас сделать? Скажите!

Постепенно она справилась с волнением.

— Нет-нет, — проговорила она. — Вы и так сделали для меня больше, чем должны были сделать. Я знаю, что вы, наверное, считаете меня преступницей, которая скрывается от полиции. Но клянусь вам, это не так… а теперь пустите меня, я пойду!

Она сделала движение, собираясь выйти из автомобиля, но он рывком усадил ее на сиденье и, крикнув шоферу какой-то адрес, захлопнул дверцу. Он едва отдавал себе отчет в том, что делал; но ее голос звучал так искренне и так молодо, а воспоминание об открытой улыбке было так живо, что сомнения в ее невиновности снова рассеялись. Не понимая еще, как действовать, он решил помочь ей в беде. Кроме того, ему вспомнились те два господина в холле; ему уже давно не приходилось видеть столь фальшивых, отталкивающих типов. Несомненно, она не виновна — наверное, просто маленький побег от родителей или от мужа; eh bien, он никогда не играл на стороне мужской партии. Так к чему же становиться на эту сторону сейчас, когда на противоположную его притягивает пара восхитительных голубых глаз и соблазнительная улыбка?

Внезапно он вспомнил, что адрес, который он крикнул шоферу, был выбран наугад и скоро они будут на месте. В ту же минуту он вздрогнул и посмотрел на часы: четверть восьмого. Что там обед в «Вуазэн»? К черту обед! Хотя перспектива провести тринадцать часов в поезде, не имея в желудке ничего, кроме абсента, не особенно его привлекала. Впрочем, если дело и дальше пойдет так, то ехать ему никуда не придется.

Его спутница прервала эти размышления.

— Как вам удалось все это узнать? — испуганно спросила она.

— С помощью посыльного и пяти франков, — сказал он с улыбкой. — Мне приходилось останавливаться в этой гостинице, Очевидно, я давал хорошие чаевые.

— Еще плюс пять франков, — пробормотала она с растерянностью в голосе, которая заставила его рассмеяться. — И вам сказали, что Жаку… что моему автомобилю удалось скрыться?

Жак! Он почувствовал, как кольнуло у него в сердце. Черт бы побрал этого Жака. Мерзавец мог бы ездить побыстрее.

— Да, — произнес он самым мрачным тоном, на какой только был способен. — Автомобилю Жака удалось скрыться.

Несмотря на все свои горести, она рассмеялась его меланхоличному тону.

— Жак всего лишь мой шофер, — проговорила она, — но он оказал мне больше услуг, чем кто бы то ни было — за исключением вас.

При этих словах молодой человек почувствовал, как удовлетворенное самолюбие мягкой волной окутывает его сердце. Итак, Жак — только шофер. Тогда где в этой истории мужчина? Ведь без мужчины тут, конечно, не обошлось. Впрочем, это его не касается — если он хочет оставаться тем, за кого выдал себя в самом начале, то есть джентльменом.

— Мадам, — проговорил он и выглянул в окно, чтобы понять, сколько осталось до места, куда их везло такси. — Не согласитесь ли ответить мне откровенно на три вопроса? Я постараюсь сформулировать их так, чтобы они как можно меньше затрагивали вашу личность. А потом я постараюсь сделать все, чтобы оказать вам такие же неоценимые услуги, как мсье Жак.

Она кивнула в знак согласия и улыбнулась под вуалью.

— Вопрос первый: есть ли у вас в Париже друзья, к которым я мог бы вас отвезти? Какое-нибудь прибежище, где вас не будет беспокоить лимонный господин с его краснощеким другом?

Она снова побледнела и удрученно покачала головой.

— Нет, — беззвучно сказала она, — я… Я одна в Париже.

История становилась все загадочней, но он продолжал все так же спокойно:

— Вопрос второй: есть ли какое-то место за пределами Парижа, куда бы я мог вас доставить?

Минуту она сомневалась; затем последовал ответ, который совершенно ошеломил его.

— Д-да… — сказала она, запинаясь. — Я собиралась ехать в Марсель поездом в половине девятого…

— Так значит, у вас есть друзья в Марселе?

— Нет, не совсем так… Нет.

Поезд до Марселя в половине девятого! Это же его поезд! Воистину, судьба выкидывает удивительные штуки! Что, ради всего святого, могло заставить это юное создание, за которым кто-то гоняется на автомобиле по парижским бульварам, отправляться в Марсель, даже не имея в этом городе друзей? Уж не хотят ли ее преследователи помешать ей туда отправиться?

Он постарался совладать с изумлением, насколько это было возможно, и продолжил:

— И третий вопрос: куда, по вашему мнению, направится мсье Жак, если ему удастся уйти от погони?

— Он знал, что вечером я собираюсь ехать в Марсель. Я заказала билет, но у меня не было времени его забрать, потому что за мной гнались. Жак, конечно, постарается как можно скорее разыскать меня в Марселе…

Она замолчала, нервно сомкнув кончики пальцев. Очевидно, мысль о забытой сумочке и собственной беспомощности снова терзала ее. Но он уже принял решение. Даже не понимая, какая сила заставляет его произносить эти слова, он все же сказал:

— Мадам, это кажется невероятным, но дело в том, что человек, который сейчас сидит рядом с вами, забронировал спальное купе в том самом экспрессе, на котором вы собирались ехать в Марсель… Ни в Париже, ни в его окрестностях у вас нет друзей, к которым я мог бы вас доставить. Между тем мсье Жак, как вы полагаете, будет разыскивать вас в Марселе. Следовательно, мой долг — отвезти вас в Марсель и спасти от врагов… Готовы ли вы довериться моему попечению?

Незнакомка откинула вуаль и несколько секунд вглядывалась в его лицо так пристально, что он начал краснеть. Затем она проговорила:

— Вы одинаково любезны со всеми дамами, которые при подобных обстоятельствах встречаются вам на пути?

— При подобных обстоятельствах, мадам? — не задумываясь, парировал он. — Нет, такое со мной впервые. Но я безусловно был бы с ними так же любезен, если бы, как и сейчас, помощь им не доставляла мне ни малейшего неудобства.

— Ну разумеется, — возразила она, — сегодня я не доставила вам ни малейшего неудобства! Вы безусловно знали, что я свалюсь вам на голову в кафе и вы будете возить меня по Парижу? А затем сопровождать в Марсель? Не думаю, чтобы вы собирались туда ехать!

— Parbleu, madame,[49]Черт побери, мадам (фр.). вы несправедливы. В конце концов, я могу предъявить доказательство.

Он поспешно вытащил из внутреннего кармана бумажник и извлек оттуда билет первого класса до Марселя, приобретенный в агентстве «Кука», а также бронь на спальное место (целое купе). Она с любопытством изучала билет.

— Профессор Пелотард, — прочитала она по слогам. — Лондон. Так вы англичанин. Я так и думала. Хотя французским вы владеете как родным…

— Я живу в Англии, — ответил молодой господин. Он удержался от того, чтобы задать незнакомке встречный вопрос — откуда родом она, хотя этот вопрос и вертелся у него на языке. — Итак, вы убедились, что я не соврал. Так вы принимаете мое предложение?

Она глядела на него ясно и спокойно.

— Да, — просто сказала она. — Если вы и вправду готовы проявить такое благородство по отношению к незнакомке…

Очевидно, она хотела продолжать, но он перебил ее:

— Благодарю вас за доверие, мадам. Но тогда мне придется задать вам еще один вопрос. Как вы думаете, враги знают о вашем отъезде?

— Это возможно, — сказала она, запинаясь. — В отеле я ничего не говорила, но после обеда, перед тем как выехать вместе с Жаком в город, я уложила вещи… Вы полагаете…

— Я почти уверен, что они поставили соглядатаев на главных вокзалах — если только их возможности им это позволяют?..

Он вопросительно взглянул на нее; она кивнула почти надменно.

— Тогда остается одно: вам нужно замаскироваться, и немедленно.

— Замаскироваться? Что вы хотите этим сказать? Где? И сколько времени осталось до отхода поезда?

— Чуть больше пятнадцати минут. Где? Здесь, в машине. Подождите, сейчас вы все поймете.

Филипп Колин, которого теперь уже, наверное, узнал наш читатель, высунулся в окно и дал шоферу знак остановиться.

— Сколько отсюда до Лионского вокзала?

— Четверть часа.

— Не годится. У вас десять минут.

— Невозможно.

— Так надо.

Бедный шофер сомневался.

— Порядочное превышение скорости, — пробурчал он.

— И превышение таксы. Скажем, вчетверо. Плюс, если понадобится, оплата штрафа.

Шофер просиял.

— Mais alors, naturellement, monsieur![50]Тогда конечно, монсеньор (фр.).

Он уже хотел запустить мотор, но Филипп Колин махнул ему рукой:

— Не трогайте, пока я не скажу! Мне самому нужно пять минут; вам на дорогу останется ровно десять.

Озадаченный шофер снова остановил машину, а Филипп Колин тем временем молниеносно вытащил из внутреннего кармана дорожный несессер. Обронив «Простите, мадам!», он в следующую секунду освободил голову своей спутницы от синей вуали и шляпки. Затем его длинные, тонкие пальцы заплясали между маленьким несессером и ее лицом. Грим, помада, пудра и тушь ложились на ее лицо быстро и в полной тишине — то здесь, то там. Сквозь окно в салон падал свет от электрической дуговой лампы, и молодая дама, широко раскрыв голубые глаза, наблюдала в зеркале за превращениями, которые с ней происходили. То, на что требуется пятнадцать или двадцать лет, пальцы господина Колина сделали не более чем за четыре минуты: ее кожа сделалась дряблой; в уголках глаз появились усталые морщинки; у носа залегли складки, еще две или три перерезали лоб. Подбородок получил выражение вялости и безволия, и наконец настал черед заняться волосами. Несколько прикосновений маленькой расческой — и молодая женщина, к своему удивлению, увидела, что у нее в волосах, на висках и у шеи, появились многочисленные седые пряди. Не давая ей времени восхититься своим умением, Филипп схватил ее шляпку, пробормотал: «Варварство, но ничего не поделаешь», оторвал два больших, украшавших ее пера, сунул их в карман, а шляпку снова надел на голову. На шляпке он закрепил вуаль, завязав ее в маленький неописуемый узелок, какие обычно носят пожилые путешествующие англичанки.

— Что, если вы снимете автомобильный плащ? Вы не простудитесь? Он слишком узнаваем.

Молодая леди кивнула, смущенно улыбнулась и сняла плащ, под которым оказался синий костюм. В следующую секунду он свернул плащ и засунул его между подушек.

— Сойдет, — пробормотал он, критически окидывая ее взглядом. — Не забудьте, что вы должны ступать как можно тяжелее и опираться на мою руку. Вы говорите по-английски? Хорошо. Об остальном я позабочусь. Мы готовы! Пять минут ровно, — крикнул он шоферу.

Урчание мотора вмиг превратилось в пронзительный рев, и машина рванула вперед со скоростью снаряда, выпущенного из пушки. По-видимому, шофер, перед мысленным взором которого маячил четырехкратный гонорар, счел слишком рискованным ехать по главным улицам и на первом же углу резко крутанул машину, бросив трепещущую молодую леди в объятия Филиппа. Затем на той же бешеной скорости они помчались по длинным узким улицам, которые освещались газовыми фонарями не лучше, чем если бы это были обычные сальные свечи. На перекрестках, которые шофер проезжал, как скоростной поезд, ставя под угрозу безопасность всех окружающих и пренебрегая всеми возможными правилами, пассажиров регулярно подбрасывало почти до потолка. Раз-другой они замечали смутные очертания людей, выбегающих из переулков, а один раз каким-то чудом им удалось не врезаться в забор, который не был освещен и уведомлял о том, что проезд закрыт. Они затормозили так резко, что секунду им казалось, что автомобиль рассыпется на кусочки; но уже в следующий миг шофер вырулил на поперечную улицу и с той же умопомрачительной скоростью помчался дальше по сети переулков, где ему каждую минуту приходилось сворачивать то вправо, то влево, потому что ни один из них не был длиннее двухсот метров. Обоим пассажирам машина начала казаться урчащим животным из семейства кошачьих, которое перемещается гигантскими прыжками и между ними резко останавливается. Филипп Колин, хотя и хорошо знал парижских шоферов, невольно затаил дыхание и шепотом божился, обещая поставить Богородице восковую свечу, если все кончится благополучно. Внезапно шофер, сбросив скорость, вывернул на открытую площадь и остановился прямо перед входом в Лионский вокзал. Филипп посмотрел на часы.

— Девять минут, — пробормотал он. — Клянусь Гелиосом и его горящей колесницей, это стоит пятикратной таксы!

Он выпрыгнул из машины и протянул шоферу сто франков; тот стоял рядом с тарахтящей машиной, преисполненный галльского самодовольства. Затем Филипп махнул своей спутнице.

— Этель, dear,[51]Дорогая (англ.). — крикнул он, подражая неприятному американскому носовому прононсу, — поторопись, please,[52]Пожалуйста (англ.). не то мы опоздаем на поезд!

Шофер, бледный кареглазый парижанин, лукавый, как все представители его нации, изумленно уставился на даму, к которой относились эти слова.

— Nom d'un chien![53]Черт меня побери! (фр.). — пробормотал он, держа в руке свою банкноту. — На бульваре Капуцинов ко мне села молодая дама в автомобильном плаще, а у Лионского вокзала я высаживаю сорокалетнюю англичанку, которая еле двигается! Nom d'un chien — надо поскорее сматывать удочки и сбыть эту сотенную с рук!

Шофер поспешил претворить свое решение в жизнь, а Филипп Колин и его увядающая невеста быстро зашагали по перрону. По дороге Филипп оглашал перрон назальными американскими возгласами о том, что они опаздывают, а она вторила ему с актерским мастерством, которого он никак не мог от нее ожидать. После нескольких секунд форсированного марша они очутились перед пятым вагоном ночного экспресса; с помощью Филиппа она с трудом поднялась в вагон. Оказавшись внутри, он наклонился к ней и спросил шепотом, все еще по-английски:

— Вы кого-нибудь видели?

— Да, но не думаю, что они меня узнали. Где наши места?

— Здесь, — сказал он, сверившись с билетом, и подтолкнул ее в купе. — Взгляните еще раз, только осторожно; так, чтобы свет не падал на ваше лицо; если кого-то заметите — скажите мне.

Повинуясь его указаниям, она выглянула в окно. В ту же минуту в вагоне закрылись последние двери; поезд дернулся и медленно двинулся с места. Не отрывая взгляда от одной точки, от выхода на перрон, она прошептала:

— Слава Богу, опасность миновала. Тот, кто меня преследовал, уходит; он явно разочарован.

Филипп, украдкой проследив направление ее взгляда, увидел высокого худощавого человека, который покидал перрон, бросив последний, удрученный взгляд на уходящий поезд. Филипп заметно вздрогнул. Где ему доводилось видеть это лицо? Он готов был поклясться чем угодно, что он уже видел его, это лицо было ему знакомо — а может быть, не только лицо, но и его владелец? Но откуда? Откуда? Он решил подумать об этом, когда останется один, и повернулся к своей спутнице, которая уже опустилась на сиденье в углу купе.

— Ну что ж, мадам, — сказал он. — Пока все идет хорошо. Будем надеяться, что удача будет сопутствовать нам и дальше. Остается еще один пункт, к которому я совсем забыл вас подготовить.

— Какой еще пункт?

Она улыбнулась ему с благодарностью.

— Ваше имя. Я не имел чести узнать ваше настоящее имя, но я знаю, как вы будете называться в ближайшие двенадцать часов.

— И как же?

— Мадам Пелотард.

Вскочив, она уставилась на него с удивлением и гневом. Он пожал плечами и в ответ саркастически улыбнулся.

— Ведь вы путешествуете по моему билету, н-да… — проговорил он. — Слава богу, я всегда бронирую два отделения. Не беспокойтесь, мадам, между ними есть перегородка, и дверь в отделение запирается!