Онлайн чтение книги Страна Дураков
За попытку угона

В офицерском кафе работало два кондиционера. С августовским ашхабадским зноем они явно не справлялись, и всё же, благодаря этим рожденным в соседнем Азербайджане ящикоподобным близнецам, кафе было самым прохладным местом в артполку. Но не только и не столько прохлада привлекала офицеров-артиллеристов. Причина популярности заведения была в другом – местный Военторг бесперебойно обеспечивал свои торговые точки довольно приличным красноводским пивом. На фоне местного мутновато-кислого пойла с невзрачной этикеткой на русском и туркменском языках, которое и язык-то не поворачивался называть пивом, красноводский продукт выглядел божественным нектаром.

Основной наплыв посетителей наблюдался к вечеру, когда в кафе заходили охладиться и отметить окончание ещё одного дня службы утомлённые здешним солнцем "боги войны" (артиллеристов, в традиционной русской военной Табели о рангах называют "Богами войны"). В дневное же время было трудно застать момент, когда, неторопливо попивая пивко, за столиками находилось бы больше трёх-четырёх офицеров. Служба… – она к такому расслаблению не располагает.

Вот и сейчас в кафе было всего три посетителя – смакующие красноводское светлое офицеры были в равных званиях. Если бы главным героем повествования не был только один из них, то у автора был бы соблазн назвать этот рассказ "Три капитана".

За ближним от стойки столиком сидел начальник связи артполка капитан Игорь Денисов со своим, проездом оказавшимся в Ашхабаде, давним другом. В углу, в тени пыльных штор, под пыльным фикусом допивал уже вторую бутылку красноводского светлого пыльный капитан, имя и фамилия которого, за древностью владельца, были почти забыты большинством из сослуживцев. Называли его просто и незатейливо – Петровичем. Пожилой капитан настолько сросся с полученным от собственного отчества прозвищем, что большинству его коллег и в голову не приходило, что у этого ветерана военной службы может быть имя, тем более фамилия. Услышав его фамилию по телефону или встретив её в денежной ведомости, они не сразу понимали о ком, собственно, идет речь.

Петрович – он и есть Петрович.

И в самом деле – какая может быть фамилия у детали пейзажа?

Однако у проезжего капитана Петрович определенный интерес вызвал. Дородная буфетчица скрылась в подсобке, а потому бабы, как естественный объект интереса, из и без того скудного местного списка развлечений выпали. Среди достойных внимания явлений остались красноводское светлое и Петрович. Ещё то чудо природы. Даже в богом забытом САВО (Среднеазиатском Военном Округе) не каждый день встретишь столь потрепанного службой офицера.

Сказать, что Петрович был худ и морщинист – слишком мягко сказать. Он был буквально высушен свирепым азиатским солнцем. Когда Петрович скупым изящным движением пустынного варана подносил к губам кружку с пивом, казалось, что оно начинает чудесным образом испаряться, ещё до того, как его губы касались прохладной пены.

Петрович казался символом армейской жажды САВО.

Рубашка с короткими рукавами на этом ветеране-артиллеристе выцвела до естественного желтоватого цвета тканевой основы. Погоны были настолько чумазы и измяты, что казалось, будто их во время пустынного перехода усердно жевал оголодавший верблюд. Рассыпанные по складкам погон звёздочки соответствовали капитанскому званию более чем условно – скорее изображали смесь затейливых акробатических этюдов и иллюстрацию к понятию броуновского движения из школьного учебника физики. Разношенные коричневые туфли Петровича скорее напоминали банные шлепки, а форменные брюки, просрочившие все мыслимые сроки носки, напрочь утратили способность иметь наглаженные стрелки, зато приобрели цвет и текстуру кожуры увядших клубней прошлогоднего картофеля.

– Что это за чудо? – спросил приезжий капитан.

– Это? – рассеяно переспросил Денисов, – Это Петрович. У него по молодости случилось взыскание от Начальника Генерального Штаба. Вот и застрял в капитанах. Навеки.

– От какого начальника штаба? – не сразу врубился приезжий.

– Начальника Генерального Штаба Вооруженных Сил СССР, – будничным голосом разъяснил Денисов.

Оба сосредоточенно замолчали. Надо сказать, что военный человек может быть наказан любым вышестоящим прямым начальником. И, чем он, этот начальник, выше, тем менее реально последующее снятие полученного взыскания. Дисциплинарный устав гласит, что снять взыскание может либо наложившее его лицо, либо другой прямой начальник, стоящий по отношению к наложившему взыскание выше по служебной лестнице. Добавим, что без снятия взыскания дальнейший служебный рост офицера невозможен.

В наших Вооружённых Силах выше Начальника Генерального Штаба только Министр Обороны. Для простого капитана и его начальников ступеней на десять вверх – это абсолютно недосягаемый уровень. Никто и никогда не рискнёт привлекать внимание столь вышестоящих особ, ходатайствуя за ничтожного капитана. Не рискнёт вовсе ни в силу его ничтожности – чувство самосохранения не позволит никому даже помыслить об этом. Разве что Петрович не насовершает чего настолько значимого, что будет достоин звание Героя Советского Союза. Не менее.

– Где это его угораздило? – не сразу осмыслил сказанное приезжий капитан.

– На целине. Кстати, если угостишь Петровича пивком, он тебе сам всё расскажет. Ещё та история…

Пару минут спустя Петрович уже сидел за одним столиком с молодыми капитанами, с удовольствием дегустируя неожиданное угощение. Дегустировал и рассказывал.

– Был я молодой и зелёный. Свежеиспечённый капитан, вроде вас, – вещал он.

– Послали меня по разнарядке на целину. В Казахстан. В один из колхозов. На уборку урожая. На два месяца. Назначили командовать выделенной от нашей дивизии сводной авторотой.

Через две недели на одном из наших ЗИЛов стуканул двигатель. Отправили его на ближайшую МТС в немецкий колхоз для ремонта. Кинули жребий – присматривать за водилой выпало мне.

Три дня немцы перебирали нам движок, а мы с водилой по вдовушкам самогон пили.

На четвертый день будят – машина и обед готовы.

Целинным-то колхозникам главное что? Главное, чтобы военные помогли урожай убрать. Вырастить-то они вырастят. Научились. А вот возить это добро своих машин не хватает. Поэтому они без всяких споров не только свои, но и наши машины ремонтировали. Тем более что с хорошими мастерами у немцев никогда проблем не было.

Пообедали мы, значит, и сели на отремонтированный ЗИЛок. Убывать в расположение. Нам с собой ещё, как водится, дали бутыль самогона, каравай домашнего хлеба, а к нему шмат сала и несколько головок чеснока. Мы и поехали.

В степи оно как? Сориентировались по солнцу и компасу, вычислили направление на полевой стан и поехали. Степь она гладкая, как стол. Куда не поедь – везде ровно. Где едешь – там и дорога.

Короче, едем мы, едем. Полдороги проехали. Смотрим: впереди, прямо по курсу, с неба такая круглая дура на здоровенном оранжевом парашюте опускается. Мы – по тормозам.

Долетела она почти до земли и, только коснулась верёвкой поверхности (у неё внизу то ли трос, то ли верёвка какая-то болталась), как пыхнет огнём. Типа ракет со всех сторон этой дуры. Пыхнула и шмяк на землю. Метрах в пятидесяти от нас. Аж по земле удар пошёл.

Шмякнулась, парашют отцепился и на нас его ветром понесло. Короче, залепило нам этим парашютом всю кабину – еле вылезли.

– Что, – говорю водиле, – пошли космонавтам вылезти поможем? – и, на всякий случай, уточнил. – Не помнишь, кто там сейчас летает?

Я то помнил, что эти летуны, после своих полётов и невесомости, пешком ходить разучиваются. А вот водила, кто там у нас летает, так и не вспомнил. То, что там кто-то на сей момент был, я и без него знал, а он – даже этого не помнил. Никакой памяти у молодёжи!!!

Во, думаю, конфуз! Встретить первым космонавтов, а как их там по фамилиям – ни сном, ни духом. Неудобняк…

Добежали мы, значит, до этой круглой дуры, оббежали кругом. А люков-то и нет! Во всяком случае, таких, в которые человек пролезет.

Стоим, как идиоты. Потом я смекнул, что это спутник. Он, хоть и повыше нас был, но для человеков внутри явно маловат. Да и кроме номера на корпусе только две пятиугольные таблички с гербом Союза. Никаких там надписей, – типа "Союз", "Салют" или там "Прогресс". Фуфло, короче.

От обиды советский человек в Петровиче и в водиле временно отошёл в сторонку. Пока он там перекуривал, на первый план выполз российский мужик с его практической сметкой.

Для разминки Петрович и водила в темпе, пока не приехали владельцы спутника, поделили жутко дефицитный по тем временам парашютный шёлк. Водиле досталась четверть, а Петрович, как старший по званию и по возрасту, взял себе остальную часть яркой парашютной ткани.

– Я тебе говорю, – степенно вещал он водиле, – куртки из него получаются красивые и непромокаемые. Здоровская вещь, этот парашютный шелк. Для космоса всяко фуфла не сунут. Самый наилучший подберут. Ответственность, да и денег на это дело, сам знаешь, не жалеют. Но, смотри, языком не болтай.

– Не маленький, понимаю, – обиделся водила.

Слегка запыхавшиеся, они сели на бампер ЗИЛка перекурить. Их взгляды, покружив некоторое время по сторонам (а не летит ли вертолет за найденным ими спутником?), медленно остановились на стропах, только что отрезанных ими же от парашютного полотнища. Не сговариваясь, Петрович и водила бросили недокуренные папироски и вскочили.

Через пять минут космические стропы были поделены и спрятаны.

В ходе продолженного перекура в капитана и солдата вернулся ненадолго отлучившийся "советский гражданин и патриот":

– Товарищ капитан, они там что, ошизели? – вдруг вспылил водила. – Не едут и не едут. Никакой ответственности!!! А вдруг тут уже какие шпионы, или там мародеры орудуют?

– Да, уж… Непорядок! – согласился капитан.

– Скоро стемнеет, – продолжил водитель. – Что делать будем?

– Ну… Мы с тобой государственное имущество бросить никак не можем. Потому как и сами – люди государственные, – ответил ему Петрович.

– Это что же, нам с вами теперь без ужина, может даже всю ночь, тут загибаться? Из-за каких-то байконуровских раззвездяев? Они там спутники теряют, а мы крайние?!

Петрович осторожно скосил один глаз на свой, забурчавший при упоминании об ужине, живот и прислушался. Живот не унимался. Другой глаз Петровича повело в сторону ЗИЛка, в кабине которого лежало аккуратно упакованное сало. При мысли о душистом сале, о вкусе целинного хлеба домашней выпечки, о чесноке и самогоне Петрович чуть не растерял остатки самообладания. Но… пить офицеру с рядовым составом… Одно дело сделать вид, что не чуешь запаха, совсем другое – разливать собственной рукой…

– Ночевать по-всякому не будем, – сглотнув слюну, решил Петрович. – Подцепим эту дуру стропами за фаркоп, и потащим на полевой стан. Благо недалеко осталось. А там пусть начальство думает! У него голова большая!!!

Распаковав спрятанные сокровища, капитан и солдат, скрепя сердце, выделили по восемь строп на государственные нужды.

Военные корреспонденты и прочая пресса при этом отсутствовали, и написать о самопожертвовании наших героев, их бескорыстии и беззаветной преданности государственным интересам, вкупе с правильным осознанием своего патриотического долга было некому. Не было рядом и велеречивых политработников, а потому некому было сопровождать натужное движение военного ЗИЛка чтением утверждённых специально для такого случая патриотических лозунгов, а также озвучивать степь включением записей патриотических песен.

Впрочем, последний пробел, в меру своих скромных сил, капитан и солдат восполнили. Трясясь в прокуренной кабине ЗИЛка, они с каким то веселым отчаянием мычали себе под нос. Оба. Водила без слов выводил "Союз нерушимый республик свободных, сплотила навеки великая Русь…". Более начитанный капитан мычал, словно племенной бык вослед уводимым на вечернюю дойку коровам: "Наверх вы, товарищи, все по местам – последний парад наступает. Врагу не сдается наш гордый "Варяг", пощады никто не желает…"

И солдату и капитану казалось, что они поют одно и то же. Впрочем, тотальное отсутствие слуха, а также явная схожесть мелодий могли сыграть с ними и не такую шутку.

* * *

На полевом стане ужинали.

В лагере не было видно ни одного человека.

Столовой военным целинникам служила огромная палатка. Во время войны или крупных учений такие палатки используют для развертывания полевых санпропускников с умопомрачительной пропускной способностью. Неудивительно, что палатка вмещала весь наличный состав полевого стана. За отдельными столиками на увесистых армейских табуретах сидели ожидавшие ужин офицеры. За тремя длинными столами, на расположенных по бокам узких лавках, расположились военные водители. Стоявшие у раздаточных столов повара и трое дневальных, воюя с прилипающими половниками, раскладывали по тарелкам исходящую паром свежеприготовленную гороховую кашу.

Въехавший в лагерь автомобиль, волочивший за собой напоминавший сферическую цистерну, никто не встречал. ЗИЛок медленно прокатился между палатками и остановился у металлической эстакады.

Появившиеся из кабины Петрович и водила синхронно хлопнули дверями, и, задумчиво покручивая отсиженными задами, не торопясь, кряхтя и потягиваясь, вдоль разных бортов приблизились к своей находке.

Взор Петровича остановился на боковине спутника, на той её части, где в лучах закатного солнца благородно отсвечивала пятиугольная табличка с рельефно выпирающим из неё гербом Советского Союза.

Такую же табличку с противоположенной стороны рассматривал водила. Перестав ковыряться в носу, он выглянул из-за спутника и, обнаружив уже не первое за сегодняшний день совпадение интересов, безо всякой на то команды кинулся в кабину.

– Я сейчас! – крикнул он на ходу. – У меня и ключ подходящий есть!

Группа сопровождения ЦУПа (Центра управления полётами) предполагаемую точку приземления сверхсекретного разведывательного спутника вычислила ещё до подачи команды на включение его двигателей. Если быть совсем точными, то точка приземления фигурировала в расчетах ЦУПа в качестве исходных данных. Задавшись этой точкой, орбитальщики определили необходимое время и точку схода с орбиты, а также продолжительность работы двигателей, которые, при штатной работе всех систем, должны были столкнуть спутник на пологую траекторию снижения, кончавшуюся в заданной точке целинной казахской земли.

Процедура встречи спутников уже давно стала привычной рутиной и, как всякая рутина, со временем была сведена её исполнителями к рациональному минимуму действий.

Орбитальщики определяли точку посадки. Группа слежения – по сигналам маяка садящегося спутника – подтверждала штатность производимой посадки, а, после приземления спутника, определяла треугольник ошибок с вероятными координатами приземлившегося аппарата.

Получив координаты района поиска, вертолетчики поднимали в воздух тяжёлую транспортную машину, летели к означенному району, цепляли спутник тросами, а затем в темпе везли на спецплощадку. На этом процедура встречи считалась законченной. Дежурные службы делали в своих журналах соответствующие отметки и успешно забывали обо всём произошедшем, переключившись на другие животрепещущие дела.