Онлайн чтение книги Страна счастливых
* * *

Опера молодого композитора Феликса Бомзе еще год назад возбудила серьезное внимание общественности.

Лучшие поэты, соревнуясь, писали либретто к его музыке. Совет художников выделил самых изобретательных и талантливых работников для сценического оформления оперы. Оскар Тропинин, виртуоз-светокомпозитор, работал целый год над световыми эффектами и световой иллюстрацией.

Оркестр был сформирован из лучших музыкантов города, которые наперебой стремились участвовать в этой прекрасной работе.

Зрительный зал волновался не меньше, чем сам композитор и действующие лица оперы. Приподнятое настроение невидимыми волнами бродило в зрительном зале, возбуждая людей, охватывая этим шестым чувством всех, кто входил в зал.

Пробираясь к свободным местам, Павел сказал громко:

– Я начинаю нервничать.

– Ничего, - уверенно ответил Нефелин, - мы сейчас освободимся от этого.

Он остановился около свободных кресел.

– Садитесь!… А настроение, действительно… Я уже чувствую, как дрожь блистательного маэстро проходит сквозь мою фуфайку. В самом деле здесь так много нервничающих участников, что невозможно сидеть. Надо спасаться.

Он быстрыми шагами подошел к барьеру и, точно кошка, легко вскочил на мостки.

Стоя лицом к лицу с шумящей многотысячной толпой, которая висела густыми амфитеатрами над партером, Нефелин, с улыбкой прислушивался к грохоту тысяч.

– Алло! - крикнул Нефелин, но в мощном прибое голосов его крик потонул, как слабый писк. Нефелин оглянулся. Увидев у барьера мегафон, он взял его и взмахнул им в воздухе.

Рокот толпы как бы упал в бездну. Рев стих мгновенно, казалось, ревущее харкающими легкими чудовище подавилось гранитной глыбой.

Наступила мертвая тишина, и только приглушенный гул вентиляторов шумел высоко под сводами.

– Товарищи! - крикнул в мегафон Нефелин, - я удивлен, я поражен до крайности. Чем это объяснить, что сегодня не слышно песен?

Толпа молчала.

– Каждому честному человеку, - продолжал Нефелин, - противно смотреть на ваши ханжеские физиономии.

– Позор! - гаркнули тысячи голосов.

– Это насилие над природой! - крикнул Нефелин, - а между тем до начала еще полчаса. Я предлагаю песню. Ну-ка, кто против?

Весь театр грянул дружно:

– Песню!

– Песню!

– Но, - закричал Нефелин, - мы споем сейчас то, что должно явиться увертюрой к опере. Я предлагаю спеть что-нибудь старинное, ну, хотя бы песню коммунаров.

И, не ожидая согласия, Нефелин крикнул:

– Павел, затягивай!

Стельмах встал.

– Один?

– Я пою с тобой! - поднялась из рядов девушка в белом платье. - Коммунаров?

Стельмах кивнул головой.

– Хорошо!

Тогда приятным и звучным голосом девушка запела:

Нас не сломит нужда, Не согнет нас беда…

Мощным баритоном Павел подхватил:

Рок капризный не властен над нами.

Нефелин взмахнул мегафоном, и, точно лавина с гор, загрохотали тысячи здоровых голосов:

Никогда, никогда, никогда, никогда

Коммунары не будут рабами.

Коль не хватит солдат,

– Старики встанут в ряд,

Станут дети и жены бороться.

Всяк боец рядовой,

сын семьи трудовой,

Всяк, в ком сердце мятежное бьется.

Настроение было сломлено. Волны бодрых, восторженных эмоций захлестнули зрительный зал, зажгли счастливые улыбки и разбудили смех.

Нефелин, размахивая мегафоном, закричал:

– А теперь, после того, как мы прочистили глотки и освежили хорошей песней мозги, я хочу угостить вас всех замечательной историей. Наберите в легкие больше воздуха… Набрали?

В зрительном зале прокатился смех.

– Теперь можете кричать. Я предоставляю слово…

Нефелин выдержал блестящую паузу, потом во всю силу легких крикнул в мегафон:

– Павлу Стельмаху!

Зрительный зал ахнул. От Нефелина, очевидно, ожидали всего, но, только не этого.

Зал вздрогнул и вдруг взорвался криками. Было похоже, что все ураганы вселенной ринулись сюда, опрокидывая стены, разрывая своды, выбрасывая людей из кресел.

Оглушенный и растерявшийся Павел видел, как люди вскакивали со своих мест, размахивали руками и широко открывали рты. Но - странное дело - Павлу показалось, что это кричат не люди, а стучат и грохочут стены. Перегнувшись через барьеры, присутствующие размахивали платками, и амфитеатры походили на гигантскую живую гору, над которой носились бесчисленные стаи белых птиц.

Внимание Павла привлекла группа людей, возбужденно размахивающая руками. Перед ним мелькнуло красное лицо старика, белые и редкие волосы которого как дым развевались на макушке черепа. Старик хватал за руки соседей, кричал и на лбу у него вздувались жилы.

Павел видел, как молодые ребята, точно обезумев от радости, колотили кулаками по барьеру.

Растроганный этим вниманием, Павел стоял, дрожа от радостного возбуждения, готовый на что угодно ради этой дружеской толпы. Он быстрыми шагами подошел к барьеру и поднял вверх руки.

Толпа затихла.

Павел сказал чужим голосом:

– Спасибо, товарищи! Спасибо за то, что вы считаете меня полезным гражданином.

Он остановился, перевел дыхание.

– Я рад, что вы довольны мною…

Больше он ничего не мог сказать. Видя его волнение, Нефелин встал с ним рядом и, приподняв вверх мегафон, крикнул:

– Попросим его, товарищи, рассказать о том, что пережил он во время катастрофы и, главное, почему не удался первый опыт.

Новый взрыв оваций покрыл слова Нефелина, как обвалившаяся гора покрывает горный ручей. Павел взял мегафон.

– Хорошо. Я расскажу вам.

Он стоял, опираясь широкими плечами о барьер, и взволнованно смотрел по сторонам.

В Республике в эти дни он был самым популярным человеком. Его полет вызвал всеобщее восхищение; катастрофа повергла всех в уныние; его спасение заставило всех надеяться; выздоровление было встречено всеобщей радостью.

Теперь он стоял, - этот человек, заставивший людей так много волноваться, - и тысячи биноклей прощупывали его со всех сторон.

Он не был высок ростом, но широкоплеч и крепко сложен. Выпуклый лоб висел над белым, без кровинки, лицом. Большой рот его, точно проволокой, стягивал резкие черты лица. Подбородок был тонко очерчен, волосы на голове лежали мягкими завитками и голубые глаза смотрели ясным, добродушно-детским взглядом.

Было очевидным, что этот человек не по наследству получил сильную волю, сквозившую сквозь резкие очертания верхней части лица, а развил ее путем долгой и упорной работы над собой.

Это внушало к нему уважение.

– Ну, вот, - сказал Стельмах, стараясь казаться спокойным, - у меня была идея и чудесный товарищ, которого звали Феликс. У меня была идея, у него был изумительный мозг, который, воспламеняясь, горел огнем.

Мы с увлечением работали над проектом снаряда в течение трех лет. Пользуясь старым, давно открытым принципом межпланетных сообщений, принципом нашего Циолковского, Годдарда, Оберта и других великих стариков, мы построили межпланетный снаряд-ракету С1 и пытались осуществить то, что было не под силу людям старого времени.

Принцип движения построенного нами С1 - старый.

– Не скромничай! - крикнули из глубины театра.

– Нет, нет! - поспешно ответил Павел, - я не скромничаю. Я говорю это лишь для того, чтобы меня не считали обманщиком, который пытается присвоить себе честь за работу и изобретения других.

Еще задолго до Феликса и меня люди знали, что снаряд, пользуясь для движения взрывчатой силой, развивает предельную скорость движения в атмосфере, то есть двенадцать километров в секунду. (Движение с меньшей скоростью не позволяет освободиться от земного тяготения). Однако в тридцатых годах звездоплавание не могло встать в порядок дня. Люди тогда не знали нашего металла - эголеменит, - являющегося, как известно, сплавом нескольких металлов, соответственно обработанных. Осуществлению межпланетного полета в то время мешало также и другое серьезное обстоятельство, которое заключалось в том, что ракета, развивающая движение отдачей, должна иметь запасы горючего чрезвычайно высокой теплопроизводительности. Дюзы должны выбрасывать газы, которые толкают ракету со скоростью 5.000 метров в секунду.

В старое время знали, что таким горючим может быть сжиженный водород, горящий с кислородом, но это горючее, при малейшем притоке теплоты, вызывает испарение, при чем давление быстро увеличивается и резервуар взрывается.

На помощь нам пришел эголеменит, обладающий счастливыми свойствами нагреваться лишь при необычайно высокой температуре и поддающийся плавке только в молекуляторном поле. Остальные трудности разрешила предложенная Феликсом остроумнейшая система хранения сжиженного водорода.

Оставалось спроектировать снаряд, выбрать металл, который обладал бы способностью поглощать солнечные лучи в леденящем холоде межпланетного пространства, и рассчитать, какое количество недостающего тепла должны дать электрогрелки.

Об этом я писал в газетах и сейчас рассказывать не буду. Остальные работы подготовительного порядка были также освещены в газетах. Я остановлюсь лишь на нашей неудаче⁶.

⁶Здесь для товарищей, не имеющих возможности ознакомиться с газетами того времени, мы сообщаем что Стельмах говорит о подготовительных работах первого полета на Луну в межпланетном снаряде С1. Между прочим, в своих объяснениях он проявляет чрезвычайную скромность. Правда, принцип взлета действительно не отличался новизной. Но здесь впервые были применены, в качестве двигателей, аккумуляторы с солнечной энергией. С1 вылетел из Ленинграда, управляемый Стельмахом и Феликсом, но в силу стечения неблагоприятных обстоятельств, упал в Магнитогорске.

Как вам известно, мы оторвались от земли 16 мая, в 6 часов 15 минут. Мы покинули Ленинград, имея твердое намерение высадиться на Луне, однако в 6 часов 17 минут наш снаряд вытаскивали из озера Магнитогорска, и в этом снаряде были обнаружены труп и человек, потерявший сознание.

Что же произошло?

Какую ошибку допустили мы? И была ли это ошибка? Не может ли повториться такая же история при вторичной попытке? Не может ли и в будущем межпланетный снаряд превратиться в стратосферный аэроплан? Сейчас я уже могу сказать, что таких случаев больше не повторится. Следующий полет будет совершен уже без пересадки в Магнитогорске. Бурные аплодисменты всколыхнули напряженную тишину.

– Коротко я попытаюсь нарисовать вам картину, которая предшествовала катастрофе, - сказал Павел после того как затихли аплодисменты. - В тот момент, когда мы оторвались от Земли…

Но в это время свет в зрительном зале погас.

Оркестр громыхнул трубами.

Началось вступление оперы.

Павел отошел от барьера и, пробираясь между креслами, добрался до своего места.

– Кажется, - сказал Павел, опускаясь рядом. с Нефелином, - мне придется увезти картину катастрофы с собой в Долоссы.

– Молчи! Не мешай слушать! - слегка оттолкнул его Нефелин.

Опера началась.