Онлайн чтение книги Страна туманов
Глава V В КОТОРОЙ НАШИ ДЕЛОВЫЕ ПАРТНЕРЫ ПЕРЕЖИВАЮТ ЕЩЕ ОДНО УДИВИТЕЛЬНОЕ СОБЫТИЕ

Мелоун сидел за боковым столиком в курительной комнате Литературного клуба. Перед ним лежали записи Энид, сделанные ею после сеанса; в них было много тонких наблюдений, и Мелоун занимался тем, что сводил их впечатления воедино. У камина несколько мужчин курили и болтали. Они нисколько не мешали журналисту — у того, как у многих его коллег, работа особо спорилась на людях, в живой обстановке. Но тут кто-то, заметив его присутствие, перевел разговор на спиритизм, и тогда заинтересованный Мелоун, откинувшись в кресле, прислушался.

Говорил известный романист Полтер. За этим неглупым человеком водилась одна странность: его абсолютно не волновало, на чьей стороне истина, и он всегда был готов употребить всю мощь своего интеллекта, чтобы отстаивать, забавы ради, заведомо ложные взгляды. Сейчас он разглагольствовал пред благоговейно внимавшей ему, хотя и не во всем с ним согласной, аудиторией.

— Наука, — говорил он, — постепенно выметает из нашей жизни паутину заблуждений и предрассудков. Мир похож на старый захламленный чердак, который наконец-то осветило солнце науки, и пыль послушно стала оседать на пол.

— Говоря о солнце науки, — задал кто-то коварный вопрос, — вы, наверное, подразумеваете ученых вроде сэра Вильяма Крукса, сэра Оливера Лоджа, сэра Вильяма Баррета, Ломброзо, Рише и тому подобных? Полтер не привык к такого рода выпадам и потому разозлился. — Вовсе нет, сэр, об этих субъектах я и не помышлял, — отрезал он. — Ни одного из них нельзя назвать настоящим ученым, потому что, несмотря на всю известность, у каждого очень мало последователей.

— Они не ученые, а маньяки, — вставил свое слово художник Поллифакс, раболепно преданный Полтеру.

Однако сбить с толку независимого журналиста Миллуорти — а именно он вступил в спор с писателем — было не так-то просто.

— Галилей слыл безумцем в свое время, — возразил он. — А как издевались над Гарвеем, впервые заговорившим о циркуляции крови! — Сейчас для нас важнее циркуляция Дейли газетт, — заметил остряк Меррибл, — она явно под угрозой. Если в ней печатают такую ерунду, значит, издателям абсолютно наплевать, где правда, а где ложь. — Этими спиритуалистами должна заниматься только полиция, — сказал Полтер. — Зачем зря тратить силы и направлять человеческую мысль по ложному следу? Вокруг столько требующих скорейшего разрешения проблем. Надо заниматься делом, а не пустяками.

Сидевший тут же и все это время молчавший Аткинсон вдруг заговорил: — А мне кажется, нашим ученым мужам следовало бы уделить больше внимания парапсихологии.

— Напротив, гораздо меньше.

— Меньше уж некуда. Они полностью игнорируют проблему. Не так давно я наблюдал несколько случаев телепатической связи, о чем собирался доложить членам Королевского научного общества. Мой коллега Вильсон, зоолог, тогда же написал статью по своей теме. Обе работы были посланы одновременно; его доклад утвердили, а мой нет. А знаете, как называлась его статья? Репродуктивная система навозного жука.

Раздался дружный смех.

— Правильный выбор, — сказал Полтер. — Существование навозного жука, по крайней мере, не вызывает сомнений. Чего нельзя сказать о всех этих духах.

— Думаю, вы основательно знакомы с предметом, раз ваши утверждения столь категоричны, — озорно заметил Миллуорти, тихий молодой человек с приятными манерами. — А вот у меня все не хватает времени. Не скажете ли, какую из трех книг профессора Кроуфорда вы считаете самой удачной? — Никогда не слыхал о таком ученом.

Миллуорти изобразил на своем лице сильнейшее удивление. — Как же! Он признанный авторитет в этой области. Его книги знакомят читателя с данными лабораторных исследований. Не знать его работы и обсуждать спиритизм — все равно, что беседовать о зоологии, не читая Дарвина.

— Нельзя сравнивать науку и шарлатанство.

— Судить о вещах, которые специально не изучал, — какая уж тут наука? — возмутился Аткинсон. — Именно такие пустые разговоры натолкнули меня на мысль познакомиться со спиритизмом поближе: ведь известные ученые-спиритуалисты терпеливо и серьезно доискивались истины. Многим потребовалось около двадцати лет, чтобы прийти к определенному выводу. — Чего стоят все их умозаключения, если сделанный вывод абсурден! — Каждый из них выдержал долгую внутреннюю борьбу, прежде чем уверовал в истинность спиритизма. Я знаю нескольких таких людей — у них за плечами долгий путь познания.

Полтер всплеснул руками:

— Если так им удобнее, пусть верят в своих привидений, но только не пытаются сбить с толку меня — я хочу твердо стоять на земле. — Скорее увязать в грязи, — возразил Аткинсон.

— Лучше увязать в грязи со здравомыслящими людьми, чем витать в облаках с психами, — сказал Полтер. — Я знаком с несколькими спиритуалистами и убежден, что половина из них дураки, а другая — плуты. Сначала Мелоун прислушивался к разговору с интересом, но потом в нем стало нарастать раздражение. И вдруг он взорвался.

— Послушайте, Полтер, — сказал он, разворачивая стул в сторону спорщиков. — Именно такие, как вы, тупицы и олухи, тормозят прогресс. По вашим собственным словам, вы ничего об этом не читали и, могу поклясться, ничего не видели. Тем не менее вы, пользуясь своим положением и именем, заслуженным на совсем другом поприще, изо всех сил стараетесь дискредитировать людей, которые серьезно и обстоятельно исследуют эту проблему.

— Вот как? — ответствовал Полтер. — Не знал, что вы принимаете этот вздор так близко к сердцу. В своих статьях вы не осмеливаетесь этого признать. Значит, вы сами спиритуалист. Но это перечеркивает ценность статей.

— Я не спиритуалист, но подхожу к проблеме непредвзято. Этим и отличается моя позиция от вашей. Вы называете этих людей обманщиками и дураками, но я-то знаю, что среди них есть такие, которым вы и в подметки не годитесь.

— Успокойтесь, Мелоун! — вмешалось сразу несколько человек, но разъяренный Полтер уже вскочил со стула.

— Из-за таких, как вы, клуб скоро опустеет! — воскликнул он, выходя из комнаты. — Во всяком случае, моей ноги здесь больше не будет. Зачем мне выслушивать оскорбления!

— Что вы натворили, Мелоун!

— Еле удержался, чтобы не вышвырнуть его за дверь. Таким, как он, плевать на человеческие чувства и убеждения. Этот преуспевающий выскочка думает, что для нас его присутствие большая честь.

— Узнаю ирландский темперамент! — сказал Аткинсон, похлопывая журналиста по плечу. — Придите в себя, неугомонный дух, и успокойтесь! Кстати, я хотел поговорить с вами. Даже немного задержался, ожидая, когда вы покончите с делами.

— Разве здесь можно работать? — кипятился Мелоун. — Особенно когда этот осел бубнит за спиной.

— Я не задержу вас долго. Известный медиум Линден, тот, о котором я вам уже говорил, проводит сегодня сеанс в Психотерапевтическом колледже. У меня есть лишний билет, пойдете?

— Еще бы!

— Могу поделиться еще одним. Оставил его для Полтера, но он сегодня невыносим. Линден ничего не имеет против скептиков, но не терпит агрессивных людей. Кому бы отдать билет?

— Мисс Челленджер пошла бы с удовольствием. Вы ее знаете, мы вместе работаем.

— Прекрасно. Вы ей сообщите?

— Конечно.

— Сеанс начнется в семь часов. Психотерапевтический колледж, не забудьте. Тот, что находится в районе Голландского парка. — Я знаю, где это. Спасибо. Мисс Челленджер и я придем вовремя. Итак, наша парочка вновь отправилась на поиски новых спиритуалистических приключений. Они подобрали на Уимпоул-стрит Аткинсона и поехали дальше через шумный с оживленным автомобильным движением центральный район, вытянувшийся от Оксфорд-стрит и Бейсуотера до Ноттинг-Хилла и величественных зданий Голландского парка. Такси остановилось у одного из особняков — большого красивого дома, стоявшего несколько в стороне от дороги. Им открыла дверь вышколенная горничная. В холле мягкий матовый свет падал на блестящую гладь линолеума, освещая в углах статуи из белого мрамора и безукоризненно отполированные предметы из дерева. Женское чутье подсказало Энид, что она оказалась в хорошо оборудованном солидном учреждении с талантливым руководством. Это .руководство. в лице приятной дамы, по-видимому шотландки, встретило их в холле. Дама приветствовала Аткинсона как старого друга, а тот представил ее журналистам как миссис Огилви. Мелоун знал и раньше, что она вместе с мужем создала это уникальное заведение, ставшее центром психических исследований и весьма дорого им вставшее в плане не только материальных, но физических и душевных затрат.

— Линден с женой уже пришли, ждут наверху, — сказала миссис Огилви. — По его словам, условия для сеанса подходящие. Остальные — в гостиной. Не хотите ли к ним присоединиться?

На сеанс собралось довольно много народу, среди них были как известные специалисты в области парапсихологии, так и новички, заинтригованно глазевшие по сторонам. Стоявший у двери высокий мужчина повернулся, и молодые люди увидели открытое рыжебородое лицо Алджернона Мейли. Они обменялись рукопожатиями.

— Углубляете познания, мистер Мелоун? О предыдущем сеансе вы написали весьма объективно. Хотя вы и неофит, но, попав в святилище, ведете себя достойно. Вы чем-то напуганы, мисс Челленджер?

— Думаю, мне не о чем беспокоиться, если вы рядом, — ответила девушка.

Мейли засмеялся.

— То, что вы увидите сейчас — материализация духа, — довольно впечатляющее зрелище. Для вас, Мелоун, оно будет весьма поучительным, так как подкрепляется фотографиями и прочим. Кстати, закажите себе снимок. Знаменитый Хоуп работает наверху.

— А вот фотографии я всегда считал фальшивками.

— Напротив, здесь как раз трудно придраться — доказательство налицо. Я присутствовал при дюжине разбирательств, и каждый раз правда оказывалась на нашей стороне. Опасно другое — жаждущие сенсации пройдохи-журналисты, которые публикуют фотографии, сопровождая их безграмотными пояснениями. Вы здесь кого-нибудь знаете?

— Никого.

— Высокая красивая дама — герцогиня Россландская. Вон те пожилые супруги у камина — лорд и леди Монтнуар. Искренние, доброжелательные люди. Не многие аристократы позволяют себе так серьезно и непредвзято относиться к спиритизму. А вот эта разговорчивая женщина — мисс Бэдли, светская дама; она посещает все сеансы — типичная любительница острых ощущений. Всегда ярче всех, громче всех, но за этим — пустота. Тех двух мужчин не знаю. Кажется, научные сотрудники из университета. Тучный мужчина, что стоит рядом с дамой в черном, сэр Джеймс Смит; в последней войне они потеряли двух сыновей. А высокий, смуглый, загадочного вида человек — отшельник Барклей, он выходит из своей комнаты только для того, чтобы поучаствовать в сеансах.

— А мужчина в роговых очках?

— Высокомерный осел по фамилии Уитерби, заблудившийся в темных лабиринтах масонства и теософии. Один из тех, что разглагольствуют, благоговейно понизив голос, о неких тайнах, которые на самом деле таковыми не являются. Такие, как он, считают спиритизм с его действительно глубокими и неразгаданными тайнами явлением вульгарным, ибо он приносит утешение простым людям. Любит читать книги, посвященные культу Афины Паллады, древним и существующим поныне шотландским ритуальным обрядам и фигуркам Бафомета. Элифас Леви — его пророк.

— Звучит весьма научно.

— Полный бред. А, здравствуйте. Вот и наши общие друзья. Пришли Болсоуверы, оба разгоряченные, румяные и добродушные. В спиритизме нет деления на классы, в нем уравнены все, и уборщица с даром медиума почитаема больше миллионерши. Герцогиня как раз обратилась к ним с просьбой разрешить ей как-нибудь присутствовать у них на сеансе, когда в комнату торопливо вошла миссис Огилви.

— Кажется, теперь все в сборе, — сказала она. — Пора подниматься наверх.

Медиум и его жена ожидали их на втором этаже, в просторной уютной комнате, с расставленными вкруговую стульями. Небольшой пятачок комнаты был обгорожен портьерами, образуя кабинку. Мистер Линден оказался весьма учтивым, полноватым человеком с крупным, тщательно выбритым лицом. Его голубые глаза задумчиво взирали на мир, а светлая копна кудрявых волос дыбом стояла на макушке. Медиум был человеком средних лет. Жена выглядела моложе, на ее лице застыло выражение недовольства, обычное для измученных бытом домашних хозяек, но взгляд проницательных глаз мгновенно теплел и преображался, стоило ей только посмотреть на обожаемого супруга. Она должна была по ходу дела вносить нужные пояснения и следить за состоянием мужа, когда он впадал в транс.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил медиум. — Хорошо, если мужчины и женщины будут сидеть вместе. Не кладите ногу на ногу, это мешает циркуляции. Если материализация удастся, прошу не прикасаться к оболочке — вы можете навредить мне.

Ищейки. из университета переглянулись. Их недоверчивые взгляды не ускользнули от Мейли.

— Такое бывает, — пояснил он. — Я сам присутствовал при двух случаях сильных кровотечений у медиумов.

— А что является причиной? — поинтересовался Мелоун. — При материализации используется эктоплазма медиума. Поэтому неосторожное обращение бьет по нему. Если повреждается кожа, у медиума будет синяк. Если слизистая — кровотечение.

— А если ничего нет, то ничего и не будет, — сказал, усмехнувшись, университетский соглядатай.

— Постараюсь вкратце объяснить вам, что здесь произойдет, — сказала миссис Огилви, когда все расселись. — Мистер Линден не будет уединяться в кабинке, а останется снаружи, благо хорошо переносит красный свет, так что вы сможете воочию удостовериться, что во время сеанса он не поднимется со своего стула. Миссис Линден, находясь по другую сторону кабинки, будет следить за течением событий. А теперь можете осмотреть кабинку. Кроме того, попрошу кого-нибудь из присутствующих запереть дверь, а ключ оставить у себя.

Кабинка представляла из себя что-то вроде сооруженной из портьер палатки; стояла она на плотном деревянном настиле. Университетские сотрудники обшарили все вокруг, всюду совали свой нос и даже попрыгали на досках. Однако ничего подозрительного не обнаружили.

— А зачем нужна кабинка? — шепотом спросил Мелоун у Мейли. — Служит резервуаром для эктоплазмы — испаряясь с тела медиума, она конденсируется в ней. Иначе рассеялась бы по всей комнате. — А может, и не только для этого, — ехидно заметил один из университетских, услышав их краем уха.

— И такое мнение есть, — философски отозвался Мейли. — Поэтому я всегда одобряю проверки и наблюдения. Но сейчас, когда медиум находится снаружи, это обвинение бездоказательно.

На том и сошлись.

Медиум сидел по одну сторону палатки, его жена — по другую. Свет выключили, оставив только одну крошечную лампочку красного цвета, позволявшую различать лишь контуры предметов. По мере того как глаза привыкали к темноте, стали проступать и детали.

— Вначале немного ясновидения, — объявила миссис Линден. Ее поза — руки на коленях и уверенная осанка посвященной — заставили Энид улыбнуться и вспомнить миссис Джарли с ее восковыми фигурками. Линден, пока еще не входя в транс, начал вещать. Получалось это у него не очень хорошо. Возможно, мешала разношерстность собрания — слишком много разнонаправленных волевых импульсов сконцентрировалось в относительно небольшом пространстве. Именно так объяснил это сам Линден, давший несколько никем не узнанных портретов. Но Мелоуна больше шокировало другое. Он видел, как активно подсказывали медиуму гости. Конечно, вины Линдена здесь не было, но подсказки портили впечатление. — Вижу кареглазого молодого человека с длинными усами. — Это снова ты, дорогой? — вскричала мисс Бэдли. — Он хочет что-нибудь передать?

— Шлет вам привет и просит сказать, что никогда не забудет. — Узнаю его. Он весь в этих словах! Моя первая любовь, — оповестила она громким шепотом собравшихся. — Он приходит всегда, не пропуская ни одного сеанса. Мистер Линден каждый раз вызывает его из мрака. — Слева возник юноша в военной форме. Над его головой вижу символ, похожий на православный крест.

— Джим! Это же Джим! — выкрикнула леди Смит.

— Да. Он кивнул.

— Это, наверное, пропеллер, а не крест. Он ведь служил в Военно-воздушных силах, — сказал сэр Джеймс.

Мелоун и Энид не могли скрыть своего разочарования. Мейли чувствовал себя неловко.

— Пока все идет неважно, — шепнул он Энид. — Но подождите немного. Увидите, дело поправится.

Дальше, действительно, положение несколько выправилось, и в одном из описаний Мелоун почти узнал профессора Саммерли. Но мысль о том, что Линден мог присутствовать на предыдущем сеансе, заставила журналиста отнестись к его словам скептически. Работа миссис Деббс казалась Мелоуну более убедительной.

— Подождите, — повторил Мейли.

— Медиум переходит к материализации, — объявила миссис Линден. — Просьба при появлении фигур ни в коем случае не прикасался к ним руками. Только если разрешит Виктор — наставник медиума.

Тем временем сам медиум, усевшись поглубже в кресло, глубоко задышал, выдыхая воздух через рот. Наконец он затих, челюсть отвисла — по-видимому, впал в бессознательное состояние. Вдруг он заговорил, но его голос принадлежал теперь, казалось, человеку более утонченному и образованному. — Добрый вечер! — сказал он.

По комнате прошелестело:

— Добрый вечер, Виктор!

— Сегодня не очень хорошая вибрация. Мешает некоторый скептический настрой, но он, к счастью, не доминирует, и потому постараемся добиться результатов. Мартин Лайтфут делает все, что может.

— Это его помощник, индеец.

— Думаю, стоит завести граммофон, музыка всегда помогает. — Лучше всего духовный гимн, но можно и светскую музыку. Поставьте что-нибудь на ваше усмотрение, миссис Огилви.

Раздался скрежет — иголка не сразу встала на место. Но вот зазвучал гимн Веди нас, Чудный свет. Присутствующие стали тихо подпевать. Затем миссис Огилви сменила пластинку, поставив Боже, мы находим поддержку в прошлых веках.

— Они часто сами меняют пластинки, — сказала миссис Огилви, — но сегодня слабая энергия.

— Все в порядке, — произнес тот же голос. — Энергии хватило бы и сегодня, миссис Огилви, но мы бережем ее для материализации. Мартин говорит, что все идет успешно.

Портьера у входа в кабинет заколыхалась, раздуваясь, как от ветра. И действительно, почти сразу же все присутствующие почувствовали его ледяной порыв.

— Как холодно, — прошептала Энид, дрожа всем телом.

— На самом деле холодно — это не субъективная реакция, — пояснил Мейли. — Что и доказал в свое время мистер Гарри Прайс, замерив температуру. То же проделал и профессор Кроуфорд.

— Боже! — послышался сдавленный голос. Он принадлежал поклоннику масонства, любителю всего таинственного, который, наверное, впервые встретился с подлинной тайной. Портьеры раздвинулись, и из кабинета бесшумно выскользнула человеческая фигурка в черном одеянии. Дрожа и как бы страшась происшедшей с ней метаморфозы, она замерла как раз между хорошо видным в кресле медиумом и вскочившей со своего места миссис Линден. Последняя как могла старалась успокоить и ободрить видение. — Не волнуйтесь так, дорогая. Все в порядке. Вас никто не обидит. — Она из тех, кто здесь впервые, — объяснила миссис Линден гостям. — Многое пугает ее. И это естественно. Мы бы тоже испугались, перенесись мы мгновенно в их мир. Все хорошо, дорогая. К вам постоянно прибывают силы. Все идет нормально.

Видение приблизилось к людям. Все замерли, не сводя глаз с одинокой фигурки. Мисс Бэдли нервно захихикала. Охваченный ужасом Уитерби откинулся назад и тяжело задышал. Мелоун и Энид не испытывали страха, а, напротив, сгорали от любопытства. С улицы доносился однообразный шум. Там шла обычная жизнь, здесь же они находились с глазу на глаз с таинственным призраком. Поразительно!

Видение медленно двигалось по кругу. Вот оно поравнялось с Энид, оказавшись как раз напротив источника света. Наклонившись вперед, девушка могла отчетливо разглядеть женский силуэт. Это была пожилая женщина, черты ее лица становились видны все отчетливее.

— Это Сьюзен! — воскликнула миссис Болсоувер. — О, Сьюзен, узнаешь ли ты меня?

Фигурка повернулась к ней и утвердительно кивнула.

— Конечно же, дорогая, это твоя сестра Сьюзен! — вскричал и ее муж. — Она всегда ходила в черном. Поговори с нами, Сьюзен!

Видение покачало головой.

— В первый раз они никогда не говорят, — объяснила миссис Линден. Ее спокойствие и деловитое отношение к происходящему контрастировало с нервической реакцией остальных.

— Боюсь, она долго не продержится. Вот… уже исчезла. Фигурка, сделав несколько неловких шагов в направлении кабинки, как бы провалилась под землю — во всяком случае, так показалось гостям. Больше они ее не видели.

— Нужна музыка! — решила миссис Линден.

Все облегченно вздохнули и зашевелились. Зазвучала приятная мелодия. Неожиданно портьеры вновь раздвинулись и показалось еще одно видение. Это была совсем юная девушка с длинными распущенными волосами. Она быстро и решительно направилась в середину круга.

Миссис Линден удовлетворенно засмеялась.

— Вот теперь будет интереснее, — сказала она. — К нам пришла Люсиль. — Добрый вечер, Люсиль, — приветствовала девушку герцогиня. — Мы виделись месяц назад, когда медиум проводил сеанс на Малтреверс-Тауэр. — Конечно, я помню вас. К вам еще приходил маленький мальчик Томми. Нет, не называйте его мертвым. В нас больше жизни, чем в людях. Мы и живем веселее, резвимся, шалим. — Люсиль говорила звонким голосом, ее английский язык был безупречен. — Сейчас я вам покажу, что мы здесь можем делать, — сказала она и заскользила по полу в грациозном танце, весело насвистывая мелодию. — Бедная Сьюзен еще не может так танцевать. У нее нет практики. А Люсиль научилась владеть новым телом.

— Ты помнишь меня, Люсиль? — спросил Мейли.

— Конечно, мистер Мейли. Вас нельзя забыть: вы такой большой, да еще с рыжей бородой.

Тут Энид второй раз в жизни пришлось ущипнуть себя, чтобы увериться, что она не спит. Откуда взялось это изящное созданье, усевшееся теперь на стул в центре круга? Что это? Действительно ли материализованная эктоплазма, служащая временным пристанищем духа умерших людей? Обман чувств? Жульничество? Нужно было выбирать что-то одно из трех. Обман чувств отпадал сразу: не могло же всем померещиться одно и то же! Жульничество? Но видения разительно отличались друг от друга. Девушка была значительно выше пожилой женщины и в отличие от той обладала белокурыми волосами. Кроме того, перед сеансом кабинку тщательно обследовали и тогда же убедились, что ее устройство исключает возможность обмана. Оставалось только признать, что все происходит на самом деле. А если так, какие увлекательные перспективы сулит подобное открытие! Человечеству поистине следовало бы бросить все и заняться этим феноменом.

Между тем естественность Люсиль успокоила даже самых впечатлительных и нервных людей, все постепенно освоились и почувствовали себя свободно. Девушка с готовностью отвечала на сыпавшиеся со всех сторон вопросы. — Где ты жила, Люсиль?

— На этот вопрос лучше отвечу я, — вмешалась миссис Линден. — Нужно экономить энергию. Люсиль жила в Америке, ее родной штат — Южная Дакота, она умерла в возрасте четырнадцати лет. Кое-что из приведенных ею данных мы перепроверяли.

— Ты рада, что умерла, Люсиль?

— Мне здесь лучше. Но жаль мамочку.

— Она ничего не знает о тебе?

— От бедной мамочки меня отделяет стена из предрассудков. Мне трудно пробиться к ней.

— Ты счастлива?

— Очень.

— А это не грех, что ты приходишь к нам?

— Раз Бог позволяет, значит, не грех. А вот вам грешно сомневаться в Нем.

— Какую ты исповедовала религию?

— Католичество.

— Это правильная религия?

— Все религии правильные, если помогают человеку стать лучше. — Значит, безразлично, к какой церкви принадлежать?

— Важно, что люди делают, а не во что верят.

— Расскажи еще что-нибудь, Люсиль.

— У меня мало времени. К вам хотят прийти многие. Если я истрачу всю энергию, не останется другим. Знайте только — Бог очень добр. Вы, несчастные люди, даже не представляете, как Он благостен и великодушен: у вас на земле так сумрачно и неприветливо. Но это для вашей же пользы. Вам дается шанс заслужить небесное блаженство. А попав сюда, вы поймете, как Он велик и прекрасен.

— Ты видела Его?

— Что вы! Как можно видеть Бога? Он снаружи нас и внутри, Он всюду — Его невозможно лицезреть. Но я видела Христа. Он был в сиянии. А теперь прощайте… — Девушка шагнула в сторону кабинки и растворилась в темноте. Мелоун не знал, какое потрясение приготовила ему судьба на сегодняшний вечер. Из кабинки медленно вышла женщина. Невысокого роста, смуглая, довольно плотная. Миссис Линден сказала ей несколько ободряющих слов, а затем подошла к журналисту.

— Она пришла к вам. Войдите в круг и приблизьтесь к ней. Мелоун сделал несколько шагов вперед, всматриваясь со страхом в лицо призрака. Расстояние между ними было не более фута. Что-то знакомое угадывалось в очертаниях крупной головы, тяжелой, осанистой фигуры. Он приблизился почти вплотную к видению, напрягая зрение изо всех сил. Ему показалось, что черты лица призрака постоянно изменяются, как будто кто-то невидимый продолжает лепить его.

— Мама! — крикнул он. — Мама!

В ту же секунду женщина в радостном порыве простерла к нему руки. Движение было столь резким, что она потеряла равновесие и растаяла. — Она первый раз появилась перед людьми, поэтому и не могла говорить, — деловито пояснила миссис Линден. — Это была ваша мать. Мелоун вернулся на свое место совершенно ошеломленный. Всю силу таких явлений понимаешь, когда дело касается лично тебя. Его мать! Спустя десять лет после смерти она снова стояла перед ним. Мог бы он поклясться, что это действительно была его мать? Нет, не мог бы. Но сердце говорило: да, это она. Мелоун был потрясен до глубины души.

Но вскоре новые чудеса захватили его. Из кабинки быстрым шагом вышел молодой человек и прямиком направился к Мейли.

— Привет, Джок! Привет, старина! — радостно встретил его Мейли. — Мой племянник, — представил он собравшимся юношу. — Всегда приходит, когда Линден проводит сеанс.

— Энергия убывает, — прозвучал чистый юношеский голос. — Мне придется скоро уйти. Я так рад нашей встрече, дядя. Отлично вижу тебя при этом свете, лучше, чем ты меня.

— Знаю, Джок. Вы можете видеть и в полной темноте. Я беседовал с твоей матерью, говорил, что видел тебя. Она страшится таких встреч, твердит, что это большой грех.

— Я так и предполагал. Она думает, что здесь не обошлось без дьявола. О, как жалки и убоги такие представления! В конце концов люди поймут… — юноша не выдержал и разрыдался.

— Не осуждай свою мать, Джок, она ведь искренне верит в это. — Я и не осуждаю. Со временем она узнает правду. Близится день, когда истина откроется всем, и тогда рухнут прогнившие церкви, никто не будет рабски исповедовать их жестокие учения, в которых Бог выглядит карикатурой на себя.

— Джок, ты стал еретиком!

— Любовь, дядя, любовь! Только она принимается в расчет. Верь во что хочешь, но только будь добр и милосерден, как заповедал Христос. — Вы видели Христа? — спросил кто-то из присутствующих. — Еще нет. Но, надеюсь, такое время придет.

— Он разве не на небе?

— Небесных сфер много. Я поднялся невысоко. Но здесь все равно чудесно.

Во время этой беседы Энид подалась немного вперед. Глаза ее привыкли к темноте, и теперь она видела гораздо лучше. Девушка могла поклясться, что стоящий в нескольких футах от нее мужчина не был человеком, но в чем заключалась разница, ответить не смогла бы. Странным бледно-желтым оттенком лица он резко отличался от сидевших в комнате мужчин и женщин. Держался этот юноша тоже как-то неестественно, напоминая походкой движения больных людей, затянутых в корсет.

— А теперь, Джок, — попросил Мейли, — расскажи что-нибудь нам всем. Ну, хотя бы о своей жизни там.

— Нет, дядя, не могу.

— Ну, пожалуйста, Джок, нам так хочется послушать тебя. — Просвещайте людей. Говорите им, чем является смерть на самом деле, — заговорил призрак. — Бог хочет, чтобы люди узнали об этом. Потому Он и посылает нас. Смерти нет. Вы как бы переходите в другую комнату. Трудно поверить, что ты умер. Я сам долго не верил, пока не увидел старого Сэма — уж в его-то смерти сомневаться не приходилось. И тогда я явился своей матери. Но она, — голос юноши дрогнул, — не признала меня. — Не расстраивайся так, дорогой Джок, — сказал Мейли. — Она еще придет к высшей мудрости.

— Просвещайте людей! Учите их! Это важнее всего на свете. Если бы газеты, оставив всего на неделю болтовню о футболе, уделили бы такое же внимание спиритизму, люди узнали бы наконец истину. Всеобщее невежество… Что-то яркое метнулось в направлении кабинки, мгновенная вспышка — и юноша исчез.

— Энергия кончилась, — сказал Мейли. — Бедный мальчик держался до конца. Похоже на него. Он и умирал так же.

Все молчали. Зазвучала музыка. Портьеры заколыхались — кто-то пытался выйти из кабинки, но миссис Линден, вскочив со стула, воспрепятствовала этому. Медиум впервые за весь сеанс зашевелился в кресле и застонал. — Что случилось, миссис Линден?

— Неполная материализация — у этого призрака отсутствовала нижняя часть лица. Кто-нибудь мог испугаться. Думаю, на сегодня достаточно. Энергия почти на нуле.

Сказано — сделано. Понемногу комната осветилась. Медиум лежал, откинувшись в кресле, лицо его было бледным, на лбу выступил пот. Жена суетилась вокруг него, расстегивая воротничок и смачивая водой лицо. Гости, разбившись на группы, обсуждали увиденное.

— Потрясающе! — восклицала миссис Бэдли. — Неповторимое зрелище! Жаль только, что мы не увидели частично материализованный дух. — Нет уж, спасибо, — сказал мистик, потерявший большую часть своего высокомерия. — Для моих нервов это слишком.

Аткинсон подошел к ученым.

— Что вы об этом думаете? — спросил он.

— В Масклин-Холле сеанс прошел удачнее, — ответил один. — Помилуй, Скотт! — оборвал его другой. — Это несправедливо. Ты сам признал, что кабинка пуста.

— То же самое можно сказать и о сцене Масклин-Холла. — Но у Линдена нет своей сцены. Он не может использовать театральную машинерию.

— Populus vult decipi, — ответил первый, пожав плечами. — Остаюсь при своем мнении. — И он направился к выходу с видом человека, которого не так просто обмануть, а его менее скептический друг поспешил за ним, продолжая спорить.

— Ну, что вы на это скажете? — сказал Аткинсон. — Есть такой тип ученых, которые невосприимчивы к новому знанию и закоснели в предрассудках. Они изо всех сил напрягают свои мозги, чтобы отыскать боковые пути, хотя перед ними — прямая дорога. Когда человечество вступит в царство разума, эти люди будут плестись в хвосте.

— Нет, — проговорил Мелоун, смеясь. — Замыкать шествие будут епископы. Так и вижу, как они, сбившись в кучу, идут, путаясь в сутанах, и последними входят в царство истины.

— Что-то уж больно сурово, — не одобрила Энид. — Среди них много хороших людей.

— Конечно, много. Но здесь причины чисто психологического порядка. Все они пожилые люди, их мозг поражен склерозом и с трудом воспринимает новое. В этом нет их вины, но факт остается фактом. Что вы замолчали, Мелоун?

А тот вновь увидел пред собою маленькую приземистую фигурку, вспомнив, как радостно, заслышав его голос, простерла она к нему из темноты руки.