Онлайн чтение книги Незнакомцы в поезде Strangers on a Train
9

Все, что Гай рассказал сейчас о Мириам, не имело никакого значения по сравнению с тем, что он идет рядом с Анной, держит ее за руку и шуршит гравием под ногами. Вокруг все было чужим и незнакомым – широкий ровный проспект Пасео-де-ла-Реформа с огромными деревьями, как на Елисейских Полях, статуи генералов на постаментах, незнакомые здания вдалеке. Анна шла рядом, опустив голову, почти в ногу с его медленными шагами. Они соприкоснулись плечами, и Гай повернул голову в надежде, что сейчас Анна заговорит, одобрит его решение, но она все молчала, сжав губы. Ее белокурые волосы, подхваченные серебряной заколкой, лениво колыхались на ветру.

Вот уже второе лето Гаю удавалось полюбоваться на нее тогда, когда солнце лишь начинало золотить ее лицо и цвет ее кожи почти совпадал с цветом волос. Скоро ее волосы станут светлее лица, но пока она была словно отлита из белого золота.

Поймав его взгляд, она улыбнулась с едва различимой тенью самодовольства.

– И ты уверен, что не смог бы ее там потерпеть?

– Уверен. Не спрашивай почему. Не смог бы, и все.

Анна продолжала улыбаться, хотя в глазах у нее отразилось легкое замешательство – пожалуй, даже раздражение.

– Жаль отказываться от такого проекта.

Гай в душе уже распрощался с «Пальмирой», и теперь ему было досадно лишний раз обсуждать свое решение.

– Я ее просто ненавижу, – тихо проговорил он.

– Ненависть – очень дурное чувство.

Гай отмахнулся:

– Я ненавижу ее уже за то, что мы сейчас здесь говорим о ней!

– Прекрати!

– Она собрала в себе все, что достойно ненависти, – продолжал Гай, глядя прямо перед собой. – Иногда мне кажется, что я ненавижу весь мир. Непорядочность, бессовестность… Именно таких, как она, люди имеют в виду, утверждая, что Америка никогда не повзрослеет, что в Америке процветает порок. Она из тех, кто смотрит пошлые фильмы, играет в них, читает журналы про любовь, живет в одноэтажном домишке и заставляет мужа работать на износ, чтобы покупать и покупать в рассрочку, разбивает семью соседей…

– Хватит! – воскликнула Анна, отшатнувшись. – Ну что ты как маленький!

– И мне противно вспоминать, что я когда-то любил ее, – закончил Гай.

Они с Анной остановились, глядя друг на друга. Он должен был признаться в этом здесь и сейчас. Он хотел добавить ее неодобрение к своим несчастьям, возможно, даже хотел, чтобы она развернулась и ушла. Такое уже случалось, когда он вел себя глупо.

Анна ответила тоном, который всегда пугал его, – холодным и отстраненным, словно была готова покинуть его навсегда.

– Порой мне кажется, что ты ее до сих пор любишь.

– Прости меня, – проговорил Гай с улыбкой, и Анна смягчилась.

– Ах, Гай… – Она снова протянула ему руку. – Когда же ты повзрослеешь?

– Я где-то читал, что с эмоциональной точки зрения человек никогда не взрослеет.

– Мне все равно, что за ерунду ты читал. Люди взрослеют. И я костьми лягу, но тебе это докажу.

Гаю вдруг стало хорошо и спокойно.

– А о чем еще мне теперь думать? – спросил он, понизив голос.

– О том, что совсем скоро ты будешь от нее свободен, вот о чем!

На верху одного из зданий виднелся большой розовый знак, Гаю вдруг захотелось спросить у Анны, для чего он там. Ему захотелось спросить, почему рядом с ней все становится простым и понятным, но гордость не позволила ему задать этот вопрос. К тому же вопрос все равно был риторический, ответ на него Анна не смогла бы облечь в слова, потому что сама была на него ответом. Так сложилось с их первой встречи, когда Гай увидел ее в тусклом освещении подвального этажа Нью-Йоркского института изящных искусств. Дождливым днем он притащился туда и не нашел ни одной живой души, кроме фигуры в красной китайской накидке с капюшоном. У нее он и спросил дорогу. Накидка повернулась и сообщила: «В аудиторию девять-а можно попасть с первого этажа. Так что зря вы сюда залезли». И рассмеялась так весело, что он почему-то вспыхнул от злости. Потом он понемногу научился улыбаться ей, преодолевая робость, и презрительно поглядывал на ее новенький зеленый автомобиль с откидным верхом. «Живя на Лонг-Айленде, начинаешь понимать необходимость автомобиля», – отвечала на это Анна. Впрочем, в те дни Гай на все смотрел презрительно. На те или иные курсы он записывался с одной целью: убедиться, что знает больше преподавателя, а если нет, то стремился как можно скорее заполнить пробел в знаниях и уйти. «Ты думаешь, кто-то поступает сам, без связей? Не волнуйся, если окажешься бездарем, тебя выкинут в первый же семестр!» Наконец она его убедила, и Гай на год пошел учиться в престижную архитектурную академию в Бруклине. Отец Анны знал кого-то в тамошнем руководстве.

– Я знаю, что ты способен, – произнесла вдруг Анна, нарушив молчание, – способен быть просто ужасно счастливым.

Гай кивнул, хотя Анна на него не смотрела. Ему стало стыдно. Анна умела быть счастливой. Она была счастлива теперь, была счастлива до встречи с ним, и лишь он и его проблемы могли хоть на мгновение омрачить ее счастье. Он знал, что тоже будет счастлив рядом с ней, и уже говорил ей об этом, но повторить сейчас не мог.

– Что это? – спросил он, глядя на большое круглое здание из стекла под деревьями парка Чапультепек.

– Ботанический сад.

Внутри не было никого, даже смотрителя. В воздухе пахло теплой сырой землей. Они с Анной обошли сад, читая таблички с непроизносимыми названиями растений, будто появившихся с другой планеты. Анна показала ему свое любимое – она наблюдала за его ростом три года подряд, каждое лето приезжая сюда с отцом.

– Не могу запомнить ни одного названия, – пожаловалась она.

– А к чему их запоминать?

Обедали в «Санборнс» с матерью Анны, а после прошлись по универмагу, пока миссис Фолкнер не захотела прилечь. Она была худая, нервная, энергичная женщина, такая же высокая, как Анна, и столь же привлекательная для своего возраста. Гай успел привязаться к ней, потому что она привязалась к нему. Поначалу он воображал себе, что богатые родители станут непреодолимым препятствием на пути к счастью с Анной, но опасения ничуть не оправдались и перестали занимать его мысли. Они вчетвером пошли на концерт во Дворец изящных искусств, а затем устроили поздний ужин в ресторане «Леди Балтимор» через дорогу от отеля «Риц».

Фолкнеры выразили сожаление, что Гай не сможет провести лето с ними в Акапулько. Отец Анны, занимавшийся международной торговлей, хотел построить склад в тамошних доках.

– Разве заинтересуешь его каким-то складом, если он будет строить целый загородный клуб, – заметила миссис Фолкнер.

Гай не ответил. Он не мог встретиться взглядом с Анной. Они решили пока не сообщать родителям о его отказе от проекта, хотя бы до отъезда. Только куда ему теперь ехать? Может, в Чикаго, поучиться там месяц-другой? Квартиру в Нью-Йорке он освободил, пожитки свои сдал на хранение, и хозяйка готова пустить следующего жильца. Если он отправится в Чикаго, то увидит великого Сааринена в Эванстоне и молодого Тима О’Флаэрти, архитектора еще малоизвестного, но, по мнению Гая, подающего большие надежды. Может, в Чикаго и работа найдется. Мысль о Нью-Йорке без Анны приводила Гая в уныние.

Миссис Фолкнер положила руку ему на локоть и засмеялась.

– А еще он не улыбнется, даже если ему поручат перестроить весь Нью-Йорк. Правда, Гай?

Гай не вникал в беседу. Он думал после ужина погулять с Анной, но она очень хотела похвастаться шелковым халатом, который выбрала для кузена Тедди и намеревалась завтра же отправить почтой. Пришлось идти к Фолкнерам в номер, а потом для прогулок было уже слишком поздно.

Гай остановился кварталах в десяти от «Рица», в отеле «Монте-Карло» – большом, видавшем виды здании, напоминающем резиденцию отставного генерала. К входу вела широкая подъездная дорога, выложенная черно-белой плиткой, как в ванной комнате. Плитка лежала и на полу большого полутемного фойе. Там был также бар, похожий на пещеру, и вечно пустой ресторан. Внутренний дворик обрамляла потемневшая от времени мраморная лестница, и когда накануне Гай поднимался по ней за носильщиком, разглядел многих постояльцев через открытые окна и двери – играла в карты японская пара, женщина молилась на коленях, кто-то писал письмо, а кто-то просто застыл, как пленник в камере. Над этим местом нависала мрачная суровость и неосязаемое присутствие чего-то сверхъестественного. Гаю здесь сразу понравилось, хотя Фолкнеры, включая Анну, над ним из-за этого подшучивали.

Мебель в его дешевом маленьком номере была выкрашена в розовый и коричневый, кровать напоминала осевший пирог, а туалет располагался в коридоре. Где-то в глубине патио непрерывно журчала вода, и время от времени доносился шум сливного бачка.

Придя сюда от Фолкнеров, Гай положил наручные часы, подарок Анны, на розовую тумбочку, ключи и бумажник – на поцарапанный комод, как сделал бы дома. Он с удовольствием забрался в постель, прихватив мексиканские газеты и книгу по английской архитектуре, обнаруженную в книжном магазине «Аламеда». После недолгой борьбы с испанским он откинулся на подушку и обвел взглядом негостеприимную комнату, слушая крысиную возню многочисленных соседей, доносящуюся со всех концов здания. Почему ему здесь так хорошо? Возможно, он нарочно хотел погрузиться в такие скверные, неуютные, унизительные условия, чтобы мобилизовать в себе новые силы? А может, он просто чувствовал, что надежно скрыт здесь от Мириам? Ведь разыскать его в таком месте куда сложнее, чем в отеле «Риц».

На следующее утро позвонила Анна и сообщила, что на его имя пришла телеграмма.

– Я случайно услышала, как тебя пытаются найти в списке постояльцев. Они уже думали оставить эту затею.

– Ты не могла бы прочесть? – попросил Гай.

Анна прочла:

– «У Мириам случился выкидыш. Расстроена и хочет тебя видеть. Ты можешь приехать? Мама». О, Гай…

Гаю стало от всего этого тошно.

– Она нарочно вытравила ребенка.

– Откуда тебе знать? – возразила Анна.

– Я знаю.

– Может, ты все-таки туда съездишь?

Гай стиснул телефонную трубку:

– Я намерен вернуть себе «Пальмиру». Когда отправлена телеграмма?

– Девятого числа. Во вторник, в четыре часа пополудни.

Гай немедленно послал телеграмму мистеру Брилхарту с просьбой снова рассмотреть свою кандидатуру. Он не сомневался, что проект ему дадут, но каким же он себя выставил ослом! И все из-за Мириам. Ей же он написал:

Письмо он отправил срочной авиапочтой и сразу же позвонил Анне. Он хотел поужинать с ней в самом лучшем ресторане города, но прежде перепробовать все самые экзотические коктейли в баре отеля «Риц».

– Ты правда счастлив? – спросила Анна, смеясь, как будто не могла поверить ему.

– Да, я счастлив. Все это так… странно.

– Почему?

– Потому что не ожидал. Не думал, что это моя судьба. Я про «Пальмиру».

– А я думала.

– Да что ты!

– Конечно! Почему же еще я вчера так на тебя разозлилась?

Он не ожидал ответа от Мириам, но в пятницу утром, когда они с Анной поехали в Сочимилько, что-то дернуло его позвонить в отель и узнать, нет ли сообщений. Действительно, телеграмма. Гай сказал, что скоро приедет забрать ее, повесил трубку, однако не утерпел – едва вернувшись в центр Мехико, снова позвонил в отель из аптеки на площади Сокало. Клерк прочел ему телеграмму: «Надо поговорить. Приезжай быстрее. С любовью, Мириам».

– Теперь начнет суетиться, – пояснил Гай Анне. – Непохоже, что любовник жаждет вступать с ней в брак. Он уже женат.

– О…

Гай посмотрел на Анну, хотел поблагодарить ее за терпение к нему, к Мириам, ко всей неприятной истории, но лишь улыбнулся.

– Давай забудем об этом, – попросил он и ускорил шаг.

– Ты сегодня едешь?

– Нет, конечно! Может, в понедельник или во вторник. Я хочу побыть с тобой. Во Флориде меня ждут только через неделю – если, конечно, не изменили планов.

– А Мириам?

– Через неделю у Мириам на меня не останется никаких прав.